Челябинские страсти

Все имена и события в тексте являются вымышленными. Автор не несет никакой ответственности за возможные случайные совпадения имен, портретов, названий учреждений и населенных пунктов, а также какие-либо иные случаи непредсказуемого проникновения чистого вымысла в реальность.

1.

Жара стояла нечелябинская, липкая, словно разлитый сироп. Солнце, беспощадное даже в начале августа, отражалось от стеклянных фасадов гостиницы «Арбат», ослепляя подъезжавших таксистов. Из одного такого «желтого кузнечика» вывалился, спотыкаясь о тротуарный бордюр, Алексей Горгонов. Он был весь в движении – нервном, суетливом. Вытянутый, жилистый, в мятой льняной рубашке цвета «выгоревшая слоновая кость» и таких же потертых брюках, он торопливо вытаскивал из багажника чемоданы. Его лицо, обычно с интеллигентной усталостью гроссмейстера, сейчас было испачкано дорожной пылью, а на лбу, под редкими прядями светлых волн, блестели капли пота. Взгляд его метался между сумками и входом в отель.

– Леша, осторожнее! – прозвучал спокойный, но твердый голос из глубины машины.
Появилась Яна Горгонова. Контраст с мужем был разительным. Ее стройная фигура в идеально скроенном кремовом льняном костюме выглядела свежо и элегантно, несмотря на жару. Темные волосы были собраны в тугой, безукоризненный узел, открывавший длинную шею. Лицо – скульптурное, с высокими скулами и внимательными, чуть холодноватыми карими глазами – выражало привычную собранность. Она взяла свою небольшую дорожную сумку и классический кейс из полированного дерева. Ее движения были экономичны и точны – ни лишнего жеста, ни суеты. Она окинула мужа оценивающим взглядом, легкая тень неодобрения скользнула по лицу.

– Вечно ты все роняешь, – заметила она беззлобно, но с оттенком привычного превосходства. – Ну-ка, дай мне большой чемодан. Ты его тащишь, как мешок картошки, а внутри мои платья и твой костюм. Хочешь явиться на открытие в мятом?

Алексей, покорно передавая тяжелый чемодан, пробормотал что-то невнятное про «плечики в номере». Его мысли крутились не вокруг платьев или смокинга. Пока Яна проверяла, все ли сумки выгружены, его глаза снова метнулись к списку участников турнира, распечатанном на листе А4, который он судорожно сжал в кармане. Он знал ее наизусть, но буквы «Холова Д.Н.» жгли пальцы сквозь бумагу. «Даша… Она уже здесь?» – пронеслось в голове. Вспомнилось ее смеющееся лицо, запах ее духов – что-то сладковатое, с ноткой имбиря, ее легкая, почти кошачья походка. И тут же – ледяной укол вины и страха. Он украдкой посмотрел на жену. Яна стояла, отрегулировав ремешок часов на тонком запястье, ее взгляд был устремлен на вход в отель, оценивающий и стратегический. «Она ничего не знает. Не может знать. Главное – не спалиться». Он почувствовал, как ладони становятся влажными.

Внутри гостиницы их встретил прохладный, чуть затхлый воздух, смешанный с запахом дезодоранта и качественного паркета. Шумный хаос лобби – группы туристов, деловые люди с ноутбуками, пара влюбленных, слившихся у колонны – казался Яне лишь помехой на пути к цели. Она уверенно направилась к стойке регистрации, ее каблуки мерно стучали по мрамору. Алексей, волоча чемоданы, как пленный, шел следом, пытаясь не налететь на кого-нибудь. Его взгляд скользил по лицам в толпе, выискивая одно-единственное. Сердце колотилось где-то в горле.

– Добрый день. Регистрация. Горгоновы. Алексей и Яна, – произнесла Яна ровным, чуть гулким голосом, беря на себя управление ситуацией. Она положила паспорта на стойку с таким видом, будто подписывает капитуляцию противника.

Пока администратор щелкал клавишами, Алексей позволил себе оглядеться еще раз. И… замер. У стойки напротив, разбирая ключ-карту, стояла Дарья Холова. Она была в легком летнем платье в мелкий цветочек, которое облегало ее отличные формы, и сандалиях на тонком ремешке. Ее светлые с оттенком волосы были собраны в небрежный хвост, выбивалось несколько кокетливых прядей. Она что-то весело говорила администратору, ее глаза, ярко-голубые, смеялись. Она обернулась, почувствовав на себе взгляд. Их глаза встретились. У Даши мелькнуло мгновенное удивление, затем – искорка узнавания, тепла и… тайного понимания. Ее губы тронула едва заметная, игривая улыбка. Она быстро отвела взгляд, но щеки ее слегка порозовели.

Алексей почувствовал, как кровь ударила в лицо. Он резко отвернулся, делая вид, что изучает рекламный буклет о Челябинске. «Черт! Она видела! Видела, что я с Яной!» Он услышал, как супруга, получив ключи, произнесла:

– Номер пятьсот двенадцать. Идем, Алексей. Нужно разобрать вещи и подготовиться к техническому совещанию в пять.

Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, подхватил чемоданы. Проходя мимо стойки, где стояла Даша, он почувствовал на себе ее взгляд – жгучий, полный обещаний и риска. Он не посмотрел в ее сторону, но его спина ощущала этот взгляд, как прицел. Яна шла впереди, прямая и невозмутимая, ее недавно купленный кейс качался в такт шагам, как символ ее незыблемого мира. Алексей же чувствовал себя пешкой, зажатой между двумя ферзями, каждый из которых готов был его срубить. Лифт, куда они вошли, с мягким шумом закрыл двери, отрезав видение в цветочном платье. Но внутри Алексея уже началась своя партия – опасная и авантюрная. Жара снаружи казалась теперь детской шалостью по сравнению с пеклом, разгоравшимся у него в груди. Турнир еще не начался, но первый, самый опасный ход – встреча взглядов – был уже сделан. И он чувствовал себя в позиции цугцванга: любое движение могло привести к катастрофе.

2.

Турнирный зал Челябинского Дворца Шахмат гудел низким, сосредоточенным гудением, словно гигантский механизм тончайшей работы. Воздух был плотным, пропитанным запахом старого дерева, кофе и пота, с которым едва справлялись работавшие на пределе кондиционеры. Софиты бросали резкие тени, превращая каждого игрока за столом в островок напряженной тишины в море шепота зрителей и скрипа стульев. Рядом с некоторыми столами тихо жужжали камеры онлайн-трансляции.

За столом номер 7, в самом сердце этого кипящего котла интеллекта, Алексей Горгонов только что принял капитуляцию. Его молодой соперник, с пышной шевелюрой, растрепанной от нервного напряжения, протянул руку через доску, уставленную фигурами, запершими черного короля в углу, как в камере.
- Хорошая игра, – пробормотал юноша, избегая взгляда. Алексей кивнул, коротко, по-деловому пожал протянутую ладонь – его скуластое лицо сохраняло профессиональную маску невозмутимости, но в глубине темных, стремительных глаз, привыкших вычислять варианты за десяток ходов, вспыхнула искорка триумфа. Он четко, каллиграфическим почерком вписал результат в бланк, его рука двигалась уверенно, без тени сомнения. Но внутри, под этой ледяной оболочкой гроссмейстера, клокотал адреналин, смешанный с лихорадочным нетерпением. Алексей знал, где сейчас она, Дарья.

Его взгляд, словно намагниченный, немедленно скользнул через зал к столу у высоких окон, номер 15. Там, купаясь в потоках слепящего послеполуденного солнца, сидела Дарья Холова. Она вся выражала воплощенную концентрацию. Слегка нахмуренные брови, нижняя губа зажата между белыми зубами, создавая ямочку на подбородке. Платье сегодня было другим – глубокого индиго, бархатистое, облегавшее ее спелые формы с вызывающей нежностью. Солнечный луч ловил выбившиеся из небрежно собранного пучка золотистые пряди, превращая их в сияющий нимб. Ее соперник, седовласый мэтр из Кургана с лицом, изборожденным морщинами мысли, явно задал сложную задачу. Позиция на доске между ними была похожа на паутину – тонкая, переплетенная, с множеством скрытых угроз и ядовитых промежуточных ходов.  Но эта партия требовала времени. Еще много времени. А времени у него сегодня не было.

Он поднялся со стула, стараясь двигаться плавно, но его высокая, чуть сутулая фигура в темно-синем костюме все равно привлекла несколько взглядов. Он сделал вид, что изучает позицию на одном из больших демонстрационных экранов, висевших на стене, где отображалась ключевая партия тура. Медленно, неспешно, он стал перемещаться по периметру зала, приближаясь к столу 15.  Он поймал ее взгляд – мимолетный, как вспышка фотоаппарата. Ее голубые глаза, обычно ясные и смеющиеся, сейчас были сужены от напряжения, но в них мелькнул быстрый, вопрошающий огонек: «Что?»

Алексей свернул к столику с напитками, налил себе стакан воды. Рука дрогнула предательски, ледяная жидкость обожгла пальцы и капнула на дорогую ткань брюк. Он сдержал проклятие, вытер ладонь о карман. «Идиот. Опасно. Но черт возьми…» Желание гнало его вперед сильнее голоса осторожности. Он бросил взгляд на Яну, за столом номер 3. Она была воплощением ледяной концентрации. Спина – прямая как струна, ни один мускул не дрогнул. Лицо – абсолютно непроницаемая маска, лишь легкая складка между бровями выдавала глубину погружения. Темные волосы, убранные в безупречный гладкий пучок, не допускали ни одной непокорной прядки. Она медленно, с хирургической точностью, передвинула ладью. Ее позиция против соперника из Екатеринбурга была сложнейшим узлом, требовавшим ювелирной развязки. Она не закончит скоро. Это был его шанс. Единственный.

Он снова оказался в зоне видимости стола 15. Даша как раз отпустила фигуру после хода, ее пальцы на мгновение зависли над доской. Ее соперник втянул голову в плечи, уставившись на позицию с видом человека, пытающегося разгадать шифр Да Винчи. Алексей поймал момент. Он сделал два неспешных, бесцельных шага мимо ее стула. Его рука, казалось, случайно задела высокую спинку. Он наклонился, будто поправлял шнурок на дорогом ботинке, и прошептал так тихо, что слова были скорее теплым дуновением у самой мочки ее уха, чем звуком:

- Номер пятьсот двенадцать. Через пять минут. Пока она играет.

Он не остановился, не обернулся. Прошел дальше, делая вид, что направляется к выходу в фойе. Но все его существо, все нервы были натянуты как струны, ловя малейшую реакцию за спиной. Он почувствовал, как она замерла. Как легкое, едва заметное движение ее плеч под бархатом платья. Как волна теплого румянца залила ее шею и щеки, видимые даже краем глаза. Она не повернула головы, но уголок ее губ – тех самых, мягких и требовательных, что он помнил так хорошо – дрогнул, сложившись в ту самую, ехидную, знающую улыбку. Согласие. Этот жест прозвучал громче любого слова.

Алексей выскользнул в фойе, прислонился спиной к прохладной мраморной стене. Ладони были влажными, в ушах звенело. Он судорожно потянулся за сигаретой, вспомнил запрет и сжал пачку в кармане. «Придет? Но партия! Эта улыбка…» Перед глазами встал номер 512. Прохладная темнота за шторами. Шорох свежего белья. Бутылка темно-рубинового «Киндзмараули», припрятанная на дне чемодана. Жар ее кожи под его ладонями. Возможность забыть о турнире, о Яне, обо всем этом напряжении… Безумие. Абсолютное, сладостное безумие.

Вернувшись в зал, он сразу же нашел взглядом стол 15. Сердце упало, а потом забилось с бешеной силой. Даша уже не выглядела погруженной в бездну расчета. Она быстро, почти лихорадочно, что-то писала на бланке. Ее соперник смотрел на доску с выражением недоумения. Алексей незаметно подошел ближе, слившись с группой зрителей. Позиция! Она была… явно в пользу Холовой. Но было похоже, что Даша явно только что предложила ничью, и старый мастер, после непродолжительного раздумья с почти театральным вздохом кивнул. Отказываться в такой ситуации было бы безумием.

Даша встала. Ее движение было легким, почти воздушным, как будто с нее сбросили тяжелый груз. Она улыбнулась сопернику – широко, победно, хотя формально партия закончилась вничью. «Она отпустила в выигранной позиции?» – пронеслось у Алексея. Но он знал ответ. Она пожала руку мастеру, ловко сгребла в изящную кожаную сумку через плечо авторучку и салфетки и, не бросив ни единого взгляда в сторону Алексея, направилась к выходу из зала. Она шла сквозь строй столов, мимо склоненных голов, мимо Яны, которая, углубившись в эндшпильную головоломку, даже не подняла глаз. Прошла, высоко неся голову, с достоинством королевы, удаляющейся с поля боя по своей воле. Только легкий, пьянящий шлейф ее духов – сладковатый имбирь, переплетенный с чем-то теплым, пряным и опасным – повис в воздухе, когда она проходила мимо него, уже стоявшего у двери.

Она вышла в фойе, не замедляя шага. Алексей выждал три мучительно долгие секунды, ощущая каждый удар сердца в висках, и шагнул вслед. Он видел, как она подошла к лифту, элегантным движением нажала кнопку вызова. Двери раздвинулись беззвучно. Она вошла. Он ускорился, протиснулся внутрь как раз в момент, когда датчики начали смыкать створки. Мягкий щелчок. В тесной, зеркальной кабине запахло ее духами, ставшими вдруг невыносимо густыми. Они стояли рядом, не глядя друг на друга, уставившись на цифры над дверью: 2... 3... 4... Их отражения в зеркалах были напряженными, как перед стартом.

- Ты… ты быстро, – хрипло от сдавленного волнения выдавил Алексей.

Даша повернула голову. Ее голубые глаза, уже без тени игровой концентрации, сверкнули смесью дерзкого вызова и обжигающего обещания. На губах расцвела та самая, знающая, ехидная улыбка.
- Вот так-то, Леша, – прошептала она, и ее дыхание, теплое и влажное, коснулось его кожи. – В таких случаях нужны быстрые решения. И… – она намеренно сделала паузу, глядя ему прямо в глаза, – …очень быстрые свидания.

 Лифт мягко остановился. Пятый этаж. Двери разъехались беззвучно. Она шагнула в полутемный коридор, обернулась. Свет из лифта выхватывал ее силуэт, подчеркивая изгибы в платье цвета ночи.

Алексей выдохнул. Страх, вина, осторожность – все смешалось и сгорело в одном вспыхнувшем пожаре желания. Он шагнул следом за ней по плюшевому ковру коридора, по направлению к номеру 512. Начиналась другая партия. Гораздо более рискованная и невероятно желанная.

3.

Дверь номера 512 захлопнулась за ними с глухим, окончательным щелчком замка. Мир турнирного зала, гулкого и напряженного, мгновенно растворился, сменившись гнетущей, пыльной тишиной гостиничного номера, нарушаемой лишь мерным жужжанием кондиционера, безуспешно пытавшегося прогнать духоту. Шторы были плотно задёрнуты, погружая пространство в полумрак, сквозь который пробивались лишь тонкие лезвия солнечного света, выхватывая пылинки, танцующие в воздухе.

Алексей, все еще дышавший часто и прерывисто, как после спринтерского забега, прислонился спиной к прохладной поверхности двери. Его темный костюм внезапно казался ему тесным, чужим доспехом. Он смотрел на Дашу, которая уже сбросила свою элегантную кожаную сумку на невзрачный стул у столика. В полумраке ее фигура в платье цвета глубокой ночи казалась еще более соблазнительной, таинственной. Она стояла посреди комнаты, медленно поворачиваясь к нему, и ее голубые глаза в полутьме горели не отраженным светом, а каким-то своим, внутренним, хищным огнем. Улыбка играла на ее губах – уже не ехидная, а медленная, оценивающая, обещающая.

- Ну вот, – ее голос прозвучал низко, бархатисто, нарушая тишину. – Отвоевали передышку, гроссмейстер?

Алексей сглотнул комок в горле. Адреналин все еще бил в висках, смешиваясь с огненным предвкушением и липким страхом. «А вдруг Яна? А вдруг кто-то видел?» Но вид Даши, ее уверенная поза, этот запах – сладкий имбирь, теплая корица и что-то неуловимо ее – размывали тревогу, как спирт. Он оттолкнулся от двери, шагнул к ней.

- Передышка? – Он попытался ввернуть шахматную шутку, но голос снова подвел, выдавая хрипоту. – Скорее, переход в атаку…
Его рука, еще дрожавшая от волнения, потянулась к ее талии, но она ловко увернулась, как королева, уходящая от нападения.

- О-о, нет, нет, милый, – она засмеялась тихим, переливчатым смешком. – Сначала надо разрядить обстановку. Подкрепить силы перед… грядущей битвой.
Она скользнула мимо него, подошла к его дорожному чемодану, стоявшему на подставке. Ее движения были грациозны и уверенны, словно она здесь хозяйка. Алексей замер, наблюдая, как она без тени сомнения расстегивает кодовый замок (он никогда не менял заводской код – 000). «Она помнит…» – пронеслось в голове с новой волной желания.

Даша извлекла из недр чемодана бутылку. Не какую-нибудь, а «Киндзмараули» – густое, темно-рубиновое, почти чернильное в полумраке. Она держала ее на весу, и луч света, пробившийся сквозь щель в шторах, зажег в глубине стекла кроваво-гранатовые искры.
- Ага! Нашла! – торжествующе воскликнула она. – Твой тайный стратегический резерв. Идеально для разбора сложных позиций.
Она повернулась к нему, бутылка в одной руке, и ее взгляд скользнул по мини-бару у стены.
- Стаканы там? Или будем пить из горлышка, как настоящие партизаны после удачной вылазки?

Алексей, ошеломленный ее натиском и собственной внезапной пассивностью, кивнул в сторону мини-бара.
- Стаканы… Должны быть…
Он чувствовал себя пешкой, которую ведут по полю. Но какая пешка! Даша быстро нашла два граненых стакана, небрежно ополоснула их под струей воды из крана ванной комнаты, вода все же брызнула, оставив темные пятна на бархате ее платья. Она поставила стаканы на небольшой столик у окна и с характерным хлопком вытащила пробку. Аромат – терпкий, густой, с нотами чернослива, шоколада и теплой земли – мгновенно наполнил душный воздух номера, смешавшись с ее духами в пьянящий коктейль.

Она налила щедро, рубиновая жидкость, густая, как кровь, плеснула почти до краев. Протянула стакан Алексею. Их пальцы коснулись, и по его спине пробежали мурашки. Она подняла свой стакан.

- За что? – спросила она, прищурившись. – За твою блестящую победу? За мою… тактически безупречную ничью? Или за то, что мы здесь, а твоя грозная королева все еще ломает голову над эндшпилем?

Алексей взял глоток. Вино обожгло горло, тепло разлилось по груди, притупляя острые углы страха.
- За… за риск, – выдохнул он, глядя ей в глаза. – За безумный, сладкий риск.

- За риск! – звонко согласилась Даша и отпила большой глоток. Вино оставило на ее губах темный, соблазнительный отпечаток.

Они стояли близко. Теперь уже не шахматная доска была между ними, а лишь несколько сантиметров наэлектризованного воздуха. Алексей почувствовал, как его тело вспоминает ее – изгиб спины, мягкость кожи под бархатом, упругость груди. Его рука сама потянулась, коснулась ее щеки. Кожа была горячей. Она не отстранилась. Наоборот, прижалась к его ладони, как кошка.

- Ты знаешь, – прошептала она, ее голос стал тише, гуще, – когда ты шептал мне у стола… я подумала о голом короле.
Она сделала шаг ближе. Теперь их тела почти касались. Он чувствовал тепло, исходящее от нее.
- Он такой уязвимый. Такой… беззащитный. Когда все его фигуры разбиты или отвлечены. - Ее рука скользнула по его груди, расстегивая пуговицы на рубашке. Пальцы были ловкими, уверенными. - Интересно… – ее губы приблизились к его уху, дыхание горячее вина, – что чувствует король, когда понимает, что он… голый? И что мат неизбежен?

Ее слова, смесь шахматной метафоры и откровенного соблазна, ударили по нему, как ток. Рубашка была расстегнута. Его грудь вздымалась. Он видел, как ее зрачки расширились, поглощая голубизну. Она взяла его стакан, поставила рядом со своим. Рубиновые лужицы задрожали в стаканах.

- Даша… – простонал он, теряя контроль. Его руки обхватили ее талию, впились в бархат платья, ощущая под тканью горячее, живое тело. Он притянул ее к себе, и их тела слились в жестком, страстном объятии. Запах ее духов, вина, ее собственный жаркий аромат – все смешалось в головокружительный коктейль. Он нашел ее губы – те самые, с темным отпечатком вина. Они были мягкими, податливыми, но тут же ответили жаром и требовательностью. Поцелуй был глубоким, влажным, лишенным нежности, полным только голода и долгожданного разрешения.

Даша ответила с равной страстью. Ее руки запутались в его волосах, потом скользнули под расстегнутую рубашку, ладони горячими присосками прилипли к его спине. Она оторвалась от его губ, запрокинула голову, обнажая длинную линию шеи. Он приник губами к ее горлу, чувствуя под кожей бешеный пульс, вдыхая ее запах. Она застонала – низко, глубоко, звук, от которого у него перехватило дыхание.

- Бархат… мешает… – прошипела она, ее пальцы лихорадочно искали молнию на ее платье. Алексей помог, дрожащими руками нащупав замок на спине. Шипение расстегиваемой молнии прозвучало в тишине номера интимно громко. Бархат соскользнул с ее плеч, обнажая гладкую кожу, кружевное черное белье, пышные округлости груди, подчеркнутые изящными бретельками. Она вышла из платья, как бабочка из кокона, и отшвырнула его ногой в сторону.

Он замер, пожирая ее глазами. Она стояла перед ним в одном белье и сандалиях на тонких ремешках – воплощенная, дерзкая чувственность. Солнечный луч, пробившийся сквозь щель, упал на ее кожу, заставив ее светиться изнутри. Она улыбнулась – улыбкой победительницы, захватившей короля.

- Ну что, Алексей? – ее голос был хриплым от желания. – Готов признать мат? Или будешь… сопротивляться?

Сопротивляться? Мысль была смешной. Весь его мир сузился до этой женщины, до этого номера, до этого момента. Страх, Яна, турнир – все испарилось, сожженное вином и ее прикосновениями. Он шагнул к ней, срывая с себя рубашку. Его движения были уже не дрожащими, а решительными, хищными. Он обхватил ее, прижал к себе так, что она вскрикнула от неожиданности и восторга. Их тела сошлись вновь – уже без преград, кожа к коже, жар к жару.

- Сопротивляться? – прошептал он в ее волосы, срывая с нее последние кружева, ощущая под ладонями шелк ее кожи. – Даша… это уже не шахматы. Это…
Он не договорил, потому что ее губы снова нашли его, а ее руки потянули его к кровати, огромной и безымянной в полумраке. Они упали на прохладные простыни, сплетаясь в безумном танце, где фигурами были их тела, а единственной целью – поставить друг другу мат в этой новой, запретной, невероятно желанной партии. Гул кондиционера, слабый свет, запахи вина и страсти – все слилось в единый фон для их стремительной, отчаянной атаки на чувства и запреты. Король, действительно, был гол. И мат казался лишь вопросом времени и взаимного желания.

4.

В номере 512 царил жаркий, липкий хаос, пропитанный запахом пота, бархатного вина и страсти. Алексей и Даша, сплетенные в неистовом танце на смятых простынях, забыли о времени, турнире, обо всем мире за плотными шторами. Воздух гудел от их прерывистого дыхания, стонов и скрипа пружин кровати. Солнечный луч, упорно пробивавшийся сквозь щель, скользил по обнаженной, блестящей влагой спине Алексея, по изгибу бедра Даши, по белым простыням, сброшенным на пол. В полумраке их тела двигались в ритме древнего, отчаянного импульса.
Алексей, пригвожденный к ложу ее ногами и жаром, терял последние остатки контроля. Его мысли превратились в вязкий, горячий туман, где единственной ясной точкой было ее тело, ее губы, ее голос, шепчущий что-то нечленораздельное, сладостное и требовательное. «Яна… играет… еще долго…» – обрывок мысли, как пузырь, всплыл и лопнул в этом тумане. Он впился пальцами в ее бедра, глубже погружаясь в ее влажную, манящую бездну. Даша выгнулась навстречу ему, ее ногти впились в его плечи, оставляя красные полумесяцы. Ее голова была запрокинута, глаза закрыты, на губах застыло выражение блаженной муки. Они мчались к финалу, к тому самому мату в их запретной партии, где проигравших не было. Жар, стон, скрип пружин – все слилось в единый ритм падения.

***

Совсем иная битва кипела в турнирном зале за столом номер 3. Яна Горгонова сидела, выпрямив спину в струну, словно выточенная изо льда. Ее карие глаза, холодные и невероятно сосредоточенные, неотрывно изучали доску. Позиция была очень сложной – многофигурный эндшпиль с разноцветными слонами, где каждый шаг требовал ювелирной точности. Ее соперник, гроссмейстер из Екатеринбурга, известный своим упорством, потирал виски, его лоб был влажным от напряжения. На демонстрационном экране над столом цифры показывали: у Яны – 5 минут, у соперника – 2. Цейтнот сжимал тиски.

Яна медленно, раздумывая, подняла руку. Ее пальцы, обычно такие уверенные, слегка дрогнули над фигурой. Она видела надежный путь к ничьей, сложный, как лабиринт Минотавра, требовавший точного расчета. Ее мозг лихорадочно просчитывал варианты, отбрасывая тупики. «Если он сыграет f5, то я отвечаю Ке4, потом…»

И тут случилось нечто немыслимое. Ее соперник, глядя на свои догорающие минуты, внезапно, резким, почти нервным движением, протянул руку… и передвинул своего короля. Не назад, на безопасное поле, а вперед, допуская выпад Яниного слона! Он буквально «зевнул» мат.

Гроссмейстер замер. Он уставился на доску, на своего короля, беззащитно стоявшего на диагонали белопольного слона Яны. Его лицо, и без того усталое, исказилось гримасой глубочайшего изумления и мгновенно сменившейся жгучей досады. Он провел рукой по лицу, смахивая несуществующую влагу.
- Черт… – вырвалось у него хрипло. – Совершенно зевнул этого слона. Действительно. Мат.
Он резко, с раздражением стал расставлять назад свои фигуры. Партия закончилась.

Яна же ощущала не радость, а усталость и пустоту после адреналина. Механически она протянула руку для пожатия.
- Спасибо за партию, – произнесла она ровным, лишенным эмоций голосом. Соперник пожал ее руку, не глядя в глаза, его щеки пылали от раздражения и досады.

Она собрала свои вещи – ручку, бутылку воды. Движения были резкими, отрывистыми. Адреналин борьбы, клокотал внутри, требуя разрядки. «Леша наверняка уже в номере. Обсудим этот случай…»
Яна резко направилась к выходу из зала, ее каблуки гулко стучали по паркету, разгоняя комок мыслей. Ей нужна была тишина, прохлада и… возможно, глоток того самого «Киндзмараули», который Алексей припрятал. Чтобы отметить победу, пусть незакономерную.

***

В номере бушевала финальная буря. Алексей, содрогаясь, издал низкий, животный стон, его тело на мгновение окаменело, а потом обмякло, придавив Дашу своей тяжестью. Пот струился по его вискам, капал на ее шею. Даша, задыхаясь, обвила его шею руками, ее пальцы вцепились в его влажные волосы. Тишину нарушало только их прерывистое, хриплое дыхание и безумный стук двух сердец, бившихся в унисон где-то в общей дрожащей плоти.

- Боже… – выдохнул Алексей, его голос был хриплым, чужим. – Это… это было невероятно...

Даша слабо рассмеялась, ее грудь вздымалась под ним.
- Король… пал… безоговорочно… – прошептала она, проводя ладонью по его мокрой спине.

Они лежали так, слипшиеся, изможденные, погруженные в сладкое, липкое послесловие. Запах секса и вина висел в воздухе густым, почти осязаемым облаком. Алексей начал медленно приходить в себя. Первой мыслью, пробившейся сквозь туман удовлетворения, был укол вины. «Яна… Где она? Сколько времени?» Он попытался приподняться, чтобы глянуть на часы на тумбочке, но Даша удержала его.

- Не шевелись… – прошептала она. – Еще минуту… Король заслужил отдых…

Именно в этот момент, когда Алексей замер, повинуясь, а Даша прикрыла глаза, наслаждаясь его тяжестью и теплом, дверь номера резко, без предупреждения, щелкнула ключом-картой и распахнулась!

Яркий свет из коридора ворвался в полумрак, как нож, разрезая интимную темноту. В дверном проеме, очерченная этим резким светом, стояла Яна.

Она застыла на пороге, как изваяние. Ее безупречный пучок был чуть тронут небрежностью, на лбу блестела легкая испарина после партии, но выражение лица… Оно было нечеловеческим. Сначала – мгновенное недоумение, как при виде невозможного шахматного хода. Потом – осознание. Оно пришло волной, смывая все краски, оставляя только мертвенную бледность. Ее карие глаза, обычно холодные и аналитические, расширились, наполнившись сначала шоком, потом – ледяной, всесокрушающей яростью. Она увидела все: сплетенные обнаженные тела на ее супружеской кровати, сброшенное на пол синее бархатное платье, пустую бутылку вина и два грязных стакана на столике, ее мужа, замершего над другой женщиной, его спину, покрытую царапинами, лицо Даши, мелькнувшее из-за его плеча – растерянное, испуганное, с размазанной тушью.

Тишина, воцарившаяся в номере, была громче любого крика. Звенящей, давящей, невыносимой. Даша в ужасе впилась пальцами в спину Алексея. Он почувствовал, как его собственное сердце остановилось, а потом забилось с такой силой, что казалось, вырвется из груди. Он медленно, как в кошмаре, повернул голову к двери.

- Я… Яна… – хрипло выдохнул он. Звук был похож на предсмертный хрип. Его мозг, еще секунду назад утопавший в удовольствии, лихорадочно искал хоть какое-то объяснение, хоть какую-то лазейку. - Мы… мы просто… разбирали… мою сыгранную партию… – выдавил он, и даже ему самому слова показались чудовищно идиотскими.

Яна не ответила. Она сделала шаг внутрь. Ее движение было плавным, как у хищницы, подбирающейся к добыче. Ее взгляд, горящий абсолютным, первобытным холодом ярости, скользнул с Алексея на Дашу. Она не кричала. Ее голос, когда он наконец прозвучал, был низким, ровным, страшным в своей ледяной контролируемости. Каждое слово падало, как удар молота:

- Ты. – Она указала пальцем на Дашу. Палец не дрожал. – Вон. Сию. Секунду. Или я вышвырну тебя сама, голую, в этот коридор. И созову всех, кого найду. Прессу. Организаторов. Твоих коллег. Выбирай.

Даша, вся трясясь, как осиновый лист, с визгом рванулась с кровати. Она судорожно схватила первое, что попалось под руку – это оказался шахматный журнал с тумбочки – и прижала его к груди, пытаясь прикрыть наготу. Ее лицо было искажено паникой, тушь размазалась черными ручьями по щекам. Она металась, пытаясь найти свою одежду, наступая на простыни, спотыкаясь.

- Я… Яна… прости… я не… – лепетала она, но Яна ее уже не слушала.

- Три! – прогремел ледяной голос Горгоновой.

Даша вскрикнула, нащупала скомканное бархатное платье на полу, натянула его на себя как попало, не пытаясь застегнуть. Она схватила свою сумку, сандалии и, не оборачиваясь, бросилась к двери, проскочив мимо Яны, как пуля. В коридоре раздался ее безумный, всхлипывающий бег.

Дверь захлопнулась. В номере остались двое. Алексей сидел на краю кровати, прикрываясь скомканной простыней, чувствуя себя абсолютно голым, уничтоженным, мелким. Он не смел поднять глаз. Запах Даши, вина, их страсти внезапно стал удушливым, ядовитым. Он слышал, как Яна медленно подходит ближе. Ее шаги были мерными, как шаги палача.

Он поднял голову. Ее лицо было близко. Бледное, как мрамор, с двумя пятнами лихорадочного румянца на скулах. Глаза горели не пламенем, а черным, бездонным холодом. В них не было ни слезинки, только абсолютная пустота и та самая, всевидящая ярость.

- Яна… солнышко… я… я не знаю, как это… – начал он, голос дрожал, слова путались.

Она не дала ему договорить. Ее рука взметнулась – не для пощечины, а резким, отрывистым жестом, требующим немедленного и абсолютного молчания.

- Заткнись, – прошипела она. Голос был тихим, но он прорезал воздух, как лезвие. – Одно слово. Одно. И я ухожу. Навсегда. Со всем скандалом, какой только можно устроить. Твоя карьера… твоя репутация… - Она сделала паузу, давая каждому слову вонзиться, как нож. - Но… – ее губы искривились в чем-то, отдаленно напоминавшем хищную улыбку, – есть другой вариант.

Алексей замер, не смея дышать. В его глазах мелькнула крошечная, жалкая искорка надежды.

- Ты наказан, – продолжила Яна, ее голос снова стал ровным, металлическим, как голос судьи, зачитывающего приговор. – Сурово и немедленно. Ты позволишь мне… наказать тебя телесно. Прямо сейчас. Без вопросов. Без возражений. - Она скользнула взглядом по его голому, сгорбленному телу, по смятой кровати. - Это – твое единственное искупление. Твой единственный шанс сохранить… все это. - Она сделала широкий жест рукой, включая в понятие «все это» и их брак. - Выбирай. Молча.

Алексей смотрел на нее. На эту молодую женщину, которую он знал годами – сильную, холодную, контролирующую. Но сейчас перед ним была не Яна. Это было что-то древнее, беспощадное, требующее кровавой платы. Ужас, стыд и какая-то извращенная надежда смешались в его душе. Он видел в ее глазах – она не шутит. Это был ультиматум.

Он опустил голову. Простыня съехала, обнажив его плечи. Он почувствовал себя не просто голым королем. Он почувствовал себя пешкой. Пешкой, которую только что пожертвовали в безнадежной позиции. Его голос, когда он нашел в себе силы заговорить, был тихим, сдавленным, как у приговоренного:

- Я… выбираю… искупление.

5.

- Встань, – прозвучал голос Яны. Низкий, ровный, лишенный интонаций. Не приказ, а констатация неизбежного. – И убери эту тряпку.

Алексей вздрогнул. Его пальцы судорожно сжали простыню. «Нет… только не это…» – пронеслось в голове. Но выбора не было. Он медленно, как старик, поднялся. Простыня соскользнула на пол, обнажив его полностью. Он стоял перед ней, опустив голову, чувствуя себя не просто голым, а ободранным заживо, выставленным на позор. Его тело, еще минуту назад пылавшее страстью, теперь покрылось мурашками холода и стыда. Он скрестил руки на груди, пытаясь хоть как-то защититься, но это было смехотворно. Он видел свои руки – они дрожали.

Яна не шевелилась. Ее собственное лицо оставалось каменной маской, лишь легкая дрожь в сжатых челюстях выдавала бушующую внутри бурю.

- Хорошо, – наконец произнесла она, и в этом слове не было ничего хорошего. – Ты выбрал искупление. Начинаем.

Она резко развернулась и направилась к его большому дорожному чемодану, все еще стоявшему на подставке у стены. Алексей замер, следя за ее движениями, сердце колотилось где-то в горле. «Что она достанет? Что?» Он знал их чемодан. Знакомые до боли вещи. Костюмы, рубашки, носки, туалетные принадлежности… И то, что они купили в Париже полгода назад, в том маленьком, темном секс-шопе на Монмартре, в приступе игривого эксперимента. Тот самый предмет, который Яна тогда назвала "инструментом для шалостей". Они использовали его пару раз, со смехом и возбуждением. Сейчас мысль об этом вызвала у него ужас.

Яна расстегнула чемодан с тем же хладнокровным видом, с каким она расставляла фигуры перед партией. Она откинула верх, отодвинула аккуратно сложенные рубашки, сдвинула папку с дебютными распечатками. Ее рука безошибочно нырнула в самый низ, в потайной карман у днища. И извлекла… его. Тот самый предмет.

Это был не просто страпон. Это был ее инструмент возмездия. Черный, из плотной, глянцевой кожи, с широкими, устрашающе выглядящими ремнями и внушительным, реалистично выглядящим фаллосом темно-бордового цвета, с выраженной головкой и набухшими венами. Он выглядел чужеродно и угрожающе на фоне нейтральной гостиничной обстановки. Яна держала его в руке, небрежно, как дубинку, ее пальцы сжимали твердую основу. Луч света, пробившийся сквозь штору, скользнул по глянцевой поверхности, подчеркнув его размер и искусственность. Алексей почувствовал, как подкашиваются ноги.

Яна положила страпон на кровать рядом с ним. Не глядя на него, она начала раздеваться. Не с похотью или соблазном, а с холодной, методичной целеустремленностью. Скинула туфли. Расстегнула и сняла кремовый льняной костюм, аккуратно повесив его на спинку стула. Сняла шелковую блузку. Осталась в дорогом кружевном белье белого цвета – лифчике и трусиках, подчеркивавших ее стройную, спортивную фигуру. Она выглядела потрясающе и абсолютно недоступно. Алексей, стоявший голый и дрожащий, чувствовал пропасть между ними.

Затем она сняла и белье. Ее движения были лишены стыда, демонстративно медленны, как будто она позировала перед камерой или, вернее, перед своим пленником. Ее тело, загорелое, подтянутое, скульптурное, было выставлено напоказ – не для возбуждения, а для утверждения абсолютной власти и его полной беззащитности перед ней. Она взяла страпон. Примерила ремни, поправила застежки. Потом, не торопясь, ловко надела его. Ремни обхватили ее бедра и талию с четким щелчком пряжек. Темно-бордовый фаллос, неестественный и внушительный, смотрелся диссонансом на фоне ее женственности, превращая ее в какое-то пугающее андрогинное существо – богиню мести в плоти и латексе.

Алексей не мог отвести глаз. Ужас сковывал его. Он видел, как она берет с тумбочки маленькую баночку вазелина, которую они использовали раньше для массажа. Она открыла ее пальцами с ярко-красным маникюром. Бесцветная, густая мазь блеснула на свету.

- Повернись, – приказала она ровным тоном, подходя к нему. – И не двигайся.

Он повиновался, как марионетка, повернувшись к ней спиной. Он чувствовал ее приближение, ее тепло, смешанное с холодом исходящей от нее ненависти. Он зажмурился.

Затем он почувствовал прикосновение. Не ее пальцев, а холодного, скользкого вазелина. Она набрала щедрую порцию на кончики пальцев и начала наносить его ему на ягодицы. Медленно, тщательно, с бесстыдной, демонстративной обстоятельностью. Ее пальцы скользили по его коже, размазывая густую субстанцию, заходя в складку между ягодицами. Это было не ласковое прикосновение любовника, а клиническая, унизительная процедура. Подготовка инструмента к использованию. Он слышал, как она дышит у него за спиной, ровно, как автомат. Запах вазелина – нейтральный, аптечный – смешивался с остаточными запахами комнаты, создавая тошнотворный коктейль.

- Готовишь поле для вторжения, дорогой? – ее голос прозвучал прямо у его уха, низкий, насмешливый, пропитанный сальностью. Пальцы Яны намеренно задержались у входа, вызывая у него судорожный вздох. - Ты же любишь острые ощущения, Алексей? Любишь рисковать? Ну так вот тебе самый острый гамбит в твоей жизни.

Ее слова, грубые, пропитанные шахматным и сексуальным подтекстом, жгли сильнее ее прикосновений. Он чувствовал себя не человеком, а объектом, вещью в ее руках. Его тело напряглось до предела, ожидая боли, унижения, невыносимого вторжения.

- Ложись, – скомандовала она резко. – На живот. И подставь то, куда тебя сейчас будут… наказывать. Выше.

Алексей, почти не осознавая своих движений, повиновался. Он лег на еще теплые, пахнущие им и Дашей простыни лицом вниз. Стыд заливал его волнами. Он подтянул колени чуть под себя, приподняв ягодицы, как требовалось. Поза была откровенно подчиненной, унизительной. Он чувствовал прохладу воздуха на смазанной коже, слышал, как Яна делает шаг ближе. Его сердце бешено колотилось, в висках стучало.

Он не видел ее, но чувствовал. Чувствовал, как холодный, скользкий наконечник страпона коснулся его ягодицы. Не сразу к цели, а сначала легонько, как кисть художника, она провела им по смазанной коже. Вверх, вниз, по округлости, к месту между ягодиц и обратно. Касания были легкими, почти невесомыми, но от этого еще более пугающими и унизительными. Каждое прикосновение холодного латекса заставляло его вздрагивать, каждый скользящий звук отдавался в тишине комнаты гулким эхом. Он чувствовал ее стоящей над ним, доминирующей, контролирующей каждый его вздох, каждую дрожь.

- Вот так-то лучше, – прошипела она над ним. Ее голос был густым от чего-то – ненависти? Возбуждения? Желания власти? – Король повержен. Королева занимает центральное поле. И сейчас…
Она надавила чуть сильнее, и наконечник уперся точно в смазанный, расслабленный вазелином вход. Холод и давление были невыносимыми. Алексей замер, затаив дыхание, ожидая толчка, разрыва, боли, окончательного падения в бездну унижения. Его мышцы бешено напряглись в последнем, инстинктивном сопротивлении.

Яна замерла. Над ним. Давление наконечника не ослабевало, но и не усиливалось. Оно было… обещающим. Угрожающим. Окончательным. Она не двигалась. Тишина натянулась, как тетива. Слышно было только бешеное биение его сердца и ее ровное, чуть учащенное дыхание где-то у него над затылком. Секунда. Две. Вечность.

Холодный латекс давил на самую уязвимую точку. Острие копья у ворот. Но игра была поставлена на паузу. Весь мир сжался до точки давления и невыносимой, звенящей тишины. Что-то будет? Дыхание Алексея замерло в груди. Он ждал. Мир ждал. На кончике темно-бордового латекса дрожала капля вазелина, ловя невозмутимый лучик света из-под шторы.

Продолжение следует...