Глава двадцать четвёртая

Никого. Пошла дале. Ни души. Глядь, передо мною дверь дубовая, кованная по краям серебром на петлях золотых. Я к ней подошла, а она сама и открылась. И вошла я в огромные палаты белокаменные.  На стенах огни горят,под стенами сундуки стоят открытые, а в них добра всякого видимо-невидимо: и шубы собольи и шали шелковые и сарафаны да кафтаны парчовые. А злата-серебра с жемчугами не перечесть. Тут послышался какой-то шум и чьё-то бурчание.  Смотрю, кто-то роется в сундуке и бормочет. Я остановилась. И тот замер, потом прислушался, выпрямился и осмотрелся.
- Ты кто?- спросил удивлённо маленький щупленький старичок, глядя на меня.
- Аграфена, -просто ответила я.
Старичок  взял в руки лучину, поднял её повыше и прищурившись, стал меня рассматривать.  Видно со зрением у него были не лады, потому как слез он с маленькой подставочки, на которой стоял и подошёл ко мне. Росточка был он невеликого, седенький, бородёнка козлиная, глазки хитрые и нос крючком. Я его смело рассматривала, не отводя глаз.
-Ты никак внучка Агафьи?- наконец протянул он.- Больно схожа с ней лицом, враз и не отличишь.
Я кивнула.
- А я Кащей,- грустно сказал хозяин терема.- Вот,- махнул он рукой неопределённо. -Над златом чахну. Айда, чего покажу,- позвал он меня и засеменил в другие покои.
- Я по делу пришла,- сказала я Кащею, торопливо ступая за ним.
Его глаза от удивления стали большими и круглыми, почти как у Баюна.
- Вся в бабку!- недовольно  пыхтел он.- Всё дай, да дай…
- а я ещё ничего не попросила,- обиделась я.
-А ты думаешь, я не знаю за чем ты явилась?- кряхтел старичок.
- Ну, раз знаешь, тогда давай!- не отставала я.
Мы подошли к двери кованной железом. Кащей начал возиться с ключами. Нашёл нужный ключ в огромной связке и вставил его в красивый железный замок, висящий на дверях. Ключ щёлкнул, повернулся и замок, открывшись, сам упал на пол. Огромная дверь тихо открылась и тут у меня перехватило дыхание. Моему взору было не охватить всего, что находилось за этими дверями. Золотые деньги лежали кучами на полу, грудами поднималась золотая посуда с заморскими рисунками и знаками. Жемчуга, сундуки с златом и серебром, меха собольи, песцовые, бобровые да лисьи шубы, горностая же с белкой не перечесть. А уж украшений женских видимо-невидимо. Кащей, осторожно ступая, шёл среди этого богатства и любовался им. На стенах горели большие лампады, от них было светло и всё вокруг переливалось золотистым светом. Вдруг я услышала чей-то вздох. Осмотревшись, увидала в золотой клетке, висящей на золотой цепи высоко под потолком, птицу с женской головой.
- Сирин!-вырвалось у меня.
Птица встрепенулась, опустила голову, увидев меня, взмахнула крыльями и запела:
«Ой,вы, гой еси, красны девицы
Ой, почто же вы, неразумные,
В лесе тёмном, никем неизведанном
Заигрались, запелись, милые?»
Кащей от неожиданности подскочил на месте и уставился на птицу.
- Ты глянь на неё! – возмутился он.- Как я прошу, так ни слова не дождёшси, а тут песни прям поёт!
А птица продолжала:
- Ой, не верьте вы, красны девицы,
Ох, обманет вас старикашка жадненький,
Не подарит ни злата, ни серебра!
А закроет в темницу подземную,
Заберёт у отца да у матери!»

- А ты чего это, Кащеюшка,- начала я разговор, замечая, что старик меня дальше повёл.- Неужто разбойничаешь, девиц воруешь да прячешь в подземелье?
Кащей недовольно огрызнулся:
- Моё дело! На то я и Кащей!
 Птица в клетке забилась неистово. Я остановилась.
- Не пойду дале,- сказала я твёрдо.
- Аль боишьси?- прищурился хитро старичок.
- Так мне дале не надобно. Туточки и поговорим. Подковки мне нужны золотые для Заморыша моего.
- Вот!- всплеснул руками Кащей.- Я про то и говорю- вся в бабку, всё «дай да дай»! Нет у меня никаких подков!
- А мне сказали, что есть!- не унималась я.
- Вот кто тебе это сказал, плюнь тому в глаз!- ехидно произнёс старик.
- Кащеюшка!- серчала я.- Уймись!
Тут Сирин вновь запела:
« У змейки глаз рубиновый,
Сама-то золотая,
Коль поглядеть- не змейка вовсе,
Иголка непростая.
В руки кто её возьмёт,
Тот Кащея и убьёт!»

Ах, вот оно как! Я поспешно опустила руку в свою суму и почувствовала, как что-то холодное обвило мою руку! Вынула руку-то наружу, а на запястье змейка висит золотая, и глазиком рубиновым на меня смотрит. Старикашка попятился, побледнел, за горло схватился и бухнулся оземь. Затих и не дышит вовсе. Да только я ближе подходить не стала. Смотрю на него, а он распластался на полу каменном, руки раскинул да и обернулся коршуном. Да как кинется на меня! Крыльями бъёт, клювом клюёт. Я схватила щит кованный да и стала закрываться от него. А змейка на моей руке то горячая, то холодная. Будто дышит она, да с руки моей соскользнуть хочет, а ни чего у неё не получается. Опять коршун кинулся меня клевать и чую, вот-вот потеряю змейку, сроню с руки. Бросила я щит и схватила её да вовремя. Она у меня в руке  стала вновь иголкой. Да только чувствую я, что дрожит она вся, как лист осиновый. Взяла я её и стала гнуть. А та не гнётся, со мной борется.
- Силёнок не хватит!- захрипел коршун.- Куда тебе! Богатырю её не сломать, а девице и подавно!- радовался он.
- Дак я и не богатырь!- вскрикнула я и согнула иглу.
Она выгнулась, но не сломалась. Только задрожала пуще прежнего. А коршун снова в Кащея перекинулся и без сил лежал на полу, усыпанном золотом да жемчугами.
- Отдай мне иглу!- хрипло попросил он.- Век тебе служить буду!
- Э, нет!- мотнула я головой.- Коль мне её бабуся моя оставила, значит и я её беречь буду. А служить ты мне и так станешь, коль не хочешь, чтоб я иголку-то сломила!
Кащей застонал.
- Подковки где?- настойчиво спросила я.
- В главной светлице, где трон мой,- буркнул старикашка.
- Так веди!- повелела я.- И смотри у меня!- погрозила я ему пальцем и спрятала иглу в суму.
Хозяин терема вздохнул, поднялся и поплёлся впереди меня. Я пошла за ним.
- Погоди!- остановилась я.
- Ну?- сердито спросил Кащей.
- Ты птицу-то отпусти!- сказала я твёрдо.- Её люди на Белом свете ждут. И  девиц из темницы выведи, да отправь к отцам-матерям с подарками дорогими!
Кащей хотел было возразить, но искоса глянув на мою суму, молча кивнул.
Вскоре мы пришли в огромную светлицу, где стоял трон золотой. Да по над стенами лавки , покрытые мехами да парчой. Горело множество лампад и было светло как днём. Только в тереме нигде окошек не было. Ни одного!
- Как вроде у тебя здесь князья да бояре собираются,- удивилась я.
- А как ты думала!- хвастливо произнёс Кащей.- Я ведь Кащей, как никак! А у меня свои князья да бояре!
- Ты мне подковки обещал,- напомнила я деду.
На одной из лавок лёжа кверху пузом, заливисто храпел Баюн.
- А этот дрыхнет опять!- возмутился хозяин терема. – Хоть бы что ему! Мышей что ль опять переел?
- Я его молочком напоила да пирогами разными, вот его и разморило,- просто сказала я.
Кащей уставился на меня и с обидой в голосе произнёс:
- Вот и делай добро людям после этого! Какому-то коту пироги с молоком! А мне – шишь под лапышь!
- Ты чего, Кащеюшка?- удивилась я искренне.- Пирогов что ль желаешь?
- Нужны они мне больно!- уселся на трон старик.- Ни в жизни не пробовал и не собираюсь! Сама их ешь!
- Лады,- кивнула я головой.- Ты мне подковки, а я тебе пирогов лукошко!
Кащей удивлённо вскинул бровь:
- И с капустой?
- И с капустой,- ответила я.
Тут старичок запустил руку под трон, чего-то там пошурудил и протянул мне четыре золотые подковы.
- На-ко,- сказал он.
- Давно бы так!- сказала я и взяв их, положила в свою суму.