В самом начале 1916 года смоленское сыскное отделение получило чувствительный щелчок по носу, очень чувствительный. 18 января 1916 года на Большой Благовещенской улице из мясной лавки Фоки Ивановича Сенаторского, что в доме Швейцера, неизвестными было похищено 4 копчёных окорока (гурманы, ёшь моёшь) весом от 20 до 30 фунтов на сумму около 60 рублей, и из вскрытой кассы 26 рублей денег серебряной и медной монетой. В лавку злоумышленники проникли, выдавив стекло в двери, причём один из них при этом порезался, бросив потом на месте преступления окровавленный носовой платок. Очень похоже, что преступные гурманы решили, что к копчёной поросятине очень даже подойдут крепкие вина и настойки компании Шустова. На следующую ночь 19 января, преступники подобрали ключи к входной двери ренскового погреба «Товарищества Шустова» там же на Большой Благовещенской (а чего далеко ходить?) в доме Карпилова. В винные магазины смоленское население всегда ходило чаще, чем в мясные и прочие бакалейные лавки, посему в кассе денег оказалось значительно больше. Воры унесли 313 рублей наличными деньгами и разных настоек, водок и вин на 50 рублей. Погуляют господа мазурики с толком и от души. За нерозыском дознания переданы полицейским надзирателем Сапожниковым начальнику сыскного отделения. (ГАСО, фонд, 578, опись 1, дело 271, лист 1-2,3)
Я могу только предполагать, но очень похоже на то, что наше знакомое ворьё, выпимши да закусивши, решило ещё и приодеться. В общем неизвестная полиции банда продолжала кошмарить Большую Благовещенскую улицу. 2 февраля, разбив оконное стекло, неизвестные проникли в галантерейный магазин австро-венгерского подданного (мало того, что не выслали, так ещё и торгует в самом центре губернского горда) Иосифа Иомерова Чашбора. Причём умудрились взломать магазин, не привлекая внимания стоявшего на углу Большой Благовещенской и Пушкинской улиц городового № 35 Василия Конделинского. Украдено 400 рублей наличных денег, пара хромовых сапог 42 размера, две пары шерстяных кальсон коричневого цвета, белые бумажные кальсоны, фуфайка и пара галош на тёплой подкладке. 11 февраля там же на Благовещенской в доме Тимошинна совершена кража в сапожной мастерской безземельного крестьянина Хохловской волости Александра Макарович Михеева. Михеев лишился тёплого на вате драпового пальто с каракулевым воротником, пиджака и брюк цвета моренго и атласных розовых дамских туфель, всего на 105 рублей. Но всё же не просто так, воры оставили в мастерской старый потёртый чёрный пиджак на шубном меху. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 4-5, фонд 916, опись 1, дело 613, лист 46)
А что дальше, спросите вы дорогой читатель, а дальше ворьё решило приобрести подарков родным. И куда они отправились? Конечно на знакомую Благовещенскую улицу. В ночь на 19 марта ухари подобрали ключи к дверям шляпочного магазина жены зубного врача Евы Израилевой-Мовшевой Дубсон, и затарились подарками по полной. 9 кусков чёрного шёлка около 500 аршин, 20 кусков шёлка различных цветов до 500 аршин, 120 аршин шёлка «Либерта», 7 кусков широкого цветного шёлка «Леонес», 4 куска подкладочного шёлка «Фуляр» 150 аршин, 200 аршин шёлка «Идеал» в трёх кусках, 200 аршин шёлка «Фелеринтин», 100 аршин бархата, 9 страусовых перьев. На следующую ночь был ограблен магазин «Жарардовские изделия» в доме Гринцевич. Содержательница магазина дворянка Виктория Карловна Якутович лишилась 122 пар зимних и летних мужских носков, 215 пар зимних и летних чёрных и цветных дамских чулок, детских зимних и летних цветных перчаток, четыре дамских сумочки шёлковых цвета «Танго» на общую сумму 1233 рубля. И больше об этой банде в Смоленске никто не слышал. Моисеев в своём рапорте полицмейстеру предположил, что кражи совершены ворами-гастролёрами, и разослал описание похищенного в сыскные отделения всех губерний Империи. А дальше «за нерозыском дознание передано по принадлежности». (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 12-13, 15)
Однако, так сказать в оправдание агентов сыскного отделения, можно заметить, что в конце января было раскрыто двойное убийство, произошедшее в Хохловском лесу в октябре прошлого 1915 года. 23 октября на в лесу у Краснинского большака около деревни Лубня были обнаружены трупы крестьянина Деменкова и торговца скотом Менделя Шелома. Около полудня они выехали из деревни Туликово Мерлинской волости Краснинского уезда, гоня на продажу в Смоленск 8 коров и 2 овцы. Ехали на телеге, запряжённой мерином тёмно-буланой масти с лысиной на лбу. Оба оказались застрелены, кошельки их похищены, с трупа еврея сняты сапоги. При проведении дознания нашлись свидетели, которые видели неизвестного, который продавал скот на базаре. А 30 января при облаве на беспаспортных и дезертиров был задержан мужчина без документов, при проверке оказавшийся бежавшим из Кромской уездной тюрьмы Орловской губернии крестьянином деревни Румянцева Богородицкой волости Смоленского уезда Иваном Филипповичем Ивановым 34 лет. Иванова предъявили для опознания мясникам Абраму Кунцману и Самуилу Черняк. Мясники признали в Иванове по голосу, лицу и фигуре, человека, продававшего в конце октября на Базарной площади Смоленска торговцу мясом Сенаторскому коров и овец, похожих по описанию на украденных у Деменкова и Шелома. Оконченное следствием дознание об убийстве передано судебному следователю. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 269, лист 2,8)
В 1916 году продолжаются рейды агентов смоленского сыскного отделения по городу для выявления беспаспортных граждан и нижних чинов, бежавших из воинских частей, либо пребывающих в самовольной отлучке. 8 января чинами сыскного отделения был задержан бомбардир 2 батареи 2-го запасного артиллерийского дивизиона Максим Волков, находившийся в самовольной отлучке из части. На следующий день дежурный надзиратель сообщил по телефону командиру батареи, что Волков будет отконвоирован в часть. Однако ни 9, ни 10 января бомбардир в батарею не прибыл. Командир батареи решил взять дело в свои руки, и направил в сыскное отделение двух нижних чинов для конвоирования Волкова. Однако, тех завернули назад, заявив, что задержанный передан этапному коменданту. Бойцы вернулись в батарею со справкой от управления этапного коменданта о том, что Волков был отпущен в свою часть. Командир 2-й батареи понял, что, либо он ничего не понял, либо у него сбежал нижний чин. И не нашёл ничего лучшего, чем бомбардировать начальника сыскного отделения депешами с просьбой, конкретно объяснить, куда из сыскного отделения был направлен бомбардир Волков. Моисеев сии запросы игнорировал. В то же время в камере при сыскном отделении ждал своей участи ещё один отловленный при рейде неизвестный. Назвался тот еврей мещанином города Замостье Холмской губернии Залманом Иолевичем Шеером 28 лет. На резонный вопрос агентов, а что же ты, голубь сизый, не на фронте, Шеер объяснил, что ещё в 1909 году уездным по воинской повинности присутствием в городе Замостье он был освидетельствован и признан полностью негодным к прохождению военной службы. Но никаких документов по этому поводу, как и паспортной книжки, представить не смог. Начальнику сыскного отделения пришлось начинать переписку с военным ведомством, на предмет выяснения статуса Залмана Шеера, так как на вид он казался вполне здоровым, а Замостский уезд Холмской губернии в это время находился под австро-венгерской оккупацией, и надо было выяснять куда эвакуировали уездное по воинской повинности присутствие. В той же камере пребывал и крестьянин Люблинской губернии и уезда гмины и деревни Зембожище Лаврентий Павлович Глембовецкий, отловленный агентами ещё 23 декабря 1915 года в Смоленске без документов. Сей двадцатипятилетний закоренелый преступник с удовольствием поставил в известность Моисеева, что его личность могут подтвердить надзиратели Люблинской губернской тюрьмы, каковую Глембовецкий украшал своим присутствием аж семь раз. И даже подсказал, что вышеназванные надзиратели на данный момент служат в Московской пересыльной тюрьме. Куда и была направлена фотокарточка задержанного для опознания. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 275, лист 2,3,5)
Земля слухом полнится, а слухи сии собирают и обрабатывают агенты смоленского сыскного отделения. И вот уже архангельский мещанин Алексей Иванович Шурындин должен объяснять полицейскому надзирателю Сапожникову, почему это в Смоленске его считают продавцом казённых вещей, простыней, рубашек, кальсон и всего такого прочего. Жена Шурындина добровольно выдала полицейским две простыни солдатского образца с клеймами и одну скроенную простынь, заявив, что муж недавно купил это бельё у каких-то солдат и более в доме ничего подобного нет. Сапожников, опять же по слухам, знал, что неким людям архангелогородец предлагал до сотни штук солдатского белья, и продолжал давить на подозреваемого. В это время сопровождавший надзирателя сыскного отделения околоточный надзиратель Школун, отправился на 1-ю линию Солдатской слободы в дом Кукатовской, где у акушерки Губиной работала дочь Шурындина Раиса по мужу Пархонина. Оная Раиса на спрос добровольно предъявила 6 штук простыней с клеймом Виленского военного вещевого склада. Пархонина объяснила, что все вещи куплены у солдат, стоящих на постое в квартире её свекрови Анны Никифоровны Пархониной в доме Розанова на Верхне-Донской улице.
Значит нам туда дорога, напевал Сапожников, направляясь к дому Розанова в сопровождении воинского патруля от коменданта в количестве шести нижних чинов и прапорщика Гамалицкого, околоточного надзирателя Школуна и агентов сыскного отделения Абрамова и Давыдова. На квартире крестьянки Московской губернии Коломенского уезда села Протопопово Анны Никифоровны Пархониной были обнаружены двое нижних чинов, назвавшиеся прикомандированными к Минскому вещевому складу Василием Капитоновым и Михаилом Стеценко. Живут они, мол, в Смоленске уже более месяца, и начальником у них унтер-офицер Пётр Мозговой, каковой нынче на квартире отсутствует. Не было дома и квартирной хозяйки. При её сыне Илье Ивановиче Пархонине в квартире провели обыск, и обнаружили 26 аршин солдатского холста-дачки, две простыни, две рубашки и одни кальсоны. Вместе с изъятым бельём нижние чины были препровождены в сыскное отделение, а на квартире оставили агентов, дабы отловить унтера Мозгового.
К вечеру провели опознание Стеценко, Капитонова и доставленного к тому времени Мозгового. Алексей Иванович Шурындин нижних чинов опознал, заявив, что 10 простыней и 2 рубашки за 9 рубле 50 копеек продал ему Михаил Стеценко, а Мозговой и Капитонов были в соседней комнате. Это подтвердила и его дочь Раиса. Василий Мартынович Капитонов ефрейтор Минского вещевого склада показал, что в Смоленске уже около месяца проживает с Мозговым и Стеценко на квартире Пархониной, куда их определил воинский начальник. Прибыли они с военным транспортом вещей из Минского вещевого склада, предназначенных для починки и передачи на Виленский вещевой склад. Тоже рассказал и рядовой Михаил Филиппович Стеценко, также заявив, что 3 января унтер-офицер Мозговой принёс на квартиру несколько штук казённых простыней и две бумазейные рубашки. Каковые он, Стеценко, продал родственнику Пархониной за 9-50, а деньги у него отобрал Мозговой. Старший унтер-офицер Пётр Феоктистович Мозговой, происходящий из крестьян Курской губернии, объяснил, что ефрейтор Минского вещевого склада Ермоленко, 2 января, уезжая из Смоленска, передал ему 10 простыней и две рубашки, заявляя оные по подсчёту казённых вещей лишними. Эти простыни и рубашки Мозговой передал Стеценко, который их кому-то продал. А сам унтер никаких казённых вещей никому не продавал.
Анна Никифоровна Пархонина показала, что при продаже казённых вещей свату Шурындину она не присутствовала, и об этом ничего не знает. 30 аршин холста она купила в сентябре 1915 года у неизвестной женщины-беженки по 18 копеек за аршин. А три аршина фланели были куплены ей для себя в магазине Устинова. В общем и целом, никто ничего не крал, не продавал казённого, все белые и пушистые. Но вызванный в сыскное отделение зауряд военный чиновник Виленского временного вещевого склада Иоганн Эристович Гирш все вещи, отобранные как у Шурындина, так и на квартире Пархониной, в том числе холст и фланель, признал за казённое имущество, похищенное с Виленского вещевого склада. Нижние чины идут похитителями, Шурындин с дочкой скупщиками краденного, а Пархонина соучастницей продажи казённого имущества. Законченное следствием дознание передано по принадлежности. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 268, лист 1-6)
9 января 1916 года пристав 3-й части города Смоленска письменно сообщил в сыскное отделение о краже двух лошадей со двора дома Гурьева на Базарной площади. Рыжий десятилетний мерин с лысиной во лбу принадлежал хиславичскому мещанину Эльке Беркову Цирлину, и стоил около 40 рублей. А вот серый высокий шестилетка крестьянина деревни плоской Прудковской волости Смоленского уезда хозяином Григорием Исаевичем Гавриленковым был оценён в 125 рублей. Но «за нерозыском дознание передано начальнику сыскного отделения» для прекращения расследования. 19 января смоленская мещанка Бася Нохимовна Слуцкая заявила о краже коровы, каковую, по её сведениям, ещё 5 декабря прошлого года увёл от дома Кещенкова на Покровской горе скотник Смоленской земской больницы, имени которого она не знает. Крестьянин деревни Синявино Дубосищенской волости Ельнинского уезда Андрей Михеевич Богданов 39 лет, свою вину категорически отрицал, но агенты сыскного отделения своё дело знали. Найдено трое свидетелей, подтвердивших факт кражи, но сама корова так и не была найдена. Скорее всего бедолажная бурёнка кончила свои дни на городской бойне. А вот реквизированная 6 февраля корова чёрной масти погибать под ножом мясника не захотела, и по сведениям городовых, убежала по Поречскому большаку. Сотрудниками сыскного отделения жизнелюбивая скотина разыскана не была. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 267, лист 1-4).
11 января 1916 года начальник Минского военного округа генерал-от-кавалерии барон Рауш-фон-Траубенберг обязательным постановлением запретил отпуск из аптек без рецепта врача все содержащие спирт или эфир препараты. В списке обозначены настой стручкового перца, калганные капли и киндер-бальзам. Также запрещалось отпускать все средства для наружного применения в количестве более 30 грамм в одни руки. Под запрет попали жидкие экстракты и спирты, содержащие мыло, их не отпускали более чем 200 грамм в одни руки. Полный запрет отпуска без рецепта врача был установлен на винный спирт, коньяк, ром, французскую водку и виноградные вина. Отпуск по рецептам вышеозначенных жидкостей также был ограничен, винный спирт не свыше 200 грамм, коньяк, ром и французскую водку не свыше 150 грамм, крепкие виноградные вина не свыше 400 грамм, лёгкие виноградные вина не более одной бутылки. Барон Траубенберг установил полный запрет на хранение и продажу из аптекарских магазинов всех лекарственных средств, содержащих спирт или эфир, винного спирта, коньяку, рому, французской водки и виноградных вин. Ну а следить за соблюдением обязательного постановления должна была смоленская полиция, включая и чинов сыскного отделения. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело281, лист 5)
15 января Семён Григорьевич Моисеев направил письменный запрос в центральный аптекарский магазин в г. Смоленске. Заказал начальник сыскного отделения через магазин из Москвы для нужд сыскной полиции десять дюжин фотографических пластинок 13х18 и пять дюжин 9х12. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 3) И тут же уехал аж в Ельню, отрабатывать очередное поручение смоленского полицмейстера, получившего анонимное письмо о нелегальной торговле алкоголем. Подпольным бутлегером в данной анонимке указывался купец Кочановский. По собранным сведениям, оказалось, что оный купец человек в Ельне уважаемый, имеет дома и крупную торговлю. В городском саду в собственном Кочановского доме помещается городской клуб, где устроены буфет и кухня. Вечером начальник сыскного отделения посетил городской клуб, записавшись в книге гостей Георгием Захаровичем Ивановым. Закусив и напившись чаю, «Иванов» смог свести близкое знакомство с буфетчиком Фёдором Секретарёвым. Назвавшись подрядчиком по строительству военных объектов, гость объяснил буфетчику, что для угощения нужного лица в Ельне, ему требуется водка или коньяк. Федя же в ответ только развёл руками, и поведал по секрету новому другу, что нужный человечек уехал из Ельни, и в клубе уже неделю торгуют без спиртного. Моисеев смог выведать у буфетчика, что он с согласия хозяина давно уже торговал алкоголем в буфете городского клуба, причём за всё время на них был составлен всего один протокол. Решение по этому протоколу обошлось Кочановскому всего в 500 рублей, что является совершенно ничтожной суммой по сравнению с тем, что заработано на нелегальной торговле. Рапорт был отправлен смоленскому полицмейстеру. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 287, лист 26)
В январе 1916 года Его Преосвященство Епископ Смоленский и Дорогобужский учредил в Смоленске общество борьбы с алкоголизмом, чем его собственно не устраивало общество попечительства о народной трезвости я не очень понимаю. Но факт есть факт, и епископ перед первым общим собранием общества обратился к надзирателю акцизного управления за сведениями о положении борьбы с алкоголизмом в губернском городе. Акцизное управление запросило сыскное отделение о количестве обывателей, подвергнувшихся административному взысканию за появление на улицах и в общественных местах в нетрезвом виде, и за тайную торговлю спиртными напитками, спиртосодержащими жидкостями и суррогатами. В рапорте своём Моисеев ответил на запрос, что в 1915 году за тайную торговлю спиртным составлено протоколов на 18 человек, а за появление в нетрезвом виде на улицах к ответственности привлечено всего 4 человека. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 4-5)
30 января в Смоленске чинами сыскного отделения был задержан крестьянин деревни Румянцево Богородицкой волости Смоленского уезда Иван Филиппович Иванов, каковой ещё в августе 1915 года бежал из Кромской уездной тюрьмы. По ориентировкам Иванов подозревался орловской полицией в ряде вооружённых ограблений кредитных товариществ. Фотокарточку Ивана Иванова направили Кромскому уездному исправнику для предъявления очевидцам ограблений. Также в пакете с сургучными печатями были фото трёх подозреваемых в убийстве семьи из шести человек в деревне Мартыновка Борисоглебского уезда, которые были задержаны в Смоленске за беспаспортность. В камере сыскного отделения обретались сын надворного советника Николай Васильевич Тунашевский, крестьянин Рыбинского уезда Николай Арсентьевич Журавлёв и мещанин города Любима Евгений Александрович Голубев. Ответа на запрос в делах смоленского сыскного отделения не сохранилось. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 275, лист 12-13)
В тот же день писал рапорт о своей командировке в Бельский уезд агент смоленского сыскного отделения Давыдов. Некие «добрые люди» прислали на имя полицмейстера анонимное письмо, обвиняя служащих поникольского волостного правления Бельского уезда в мошенничестве с лесом. Письмо то оно анонимное, а ехать и разбираться, добывая сведения в том числе и негласно, городовому Давыдову пришлось. Выяснить Давыдову удалось не много. В поникольском волостном правлении уже более 10 лет писарем состоит крестьянин деревни Алексеево Василий Николаевич Швайченков 38 лет. Сведений о подлоге или мошенничестве с лесом со стороны Швайченкова добыть не удалось. В 1913 году писарь у купца Бурыхина купил 100 десятин земли, на которых по договорённости остался лесной склад купца. По той же договорённости Швайченков имел право брать со склада лес для возведения построек. В начале войны Бурыхин запродал лесной склад лесной конторе Вольгова в Москве, а сам, объявив себя разорившимся, скрылся. Когда контора Вольгова принялась вывозить лес со склада, Швайченков это запретил, назвав лес на складе своим. По жалобе лесной конторы на самоуправство Швайченкова приставом был составлен протокол, но до сих пор суда по нему не было. Москвичи через земского начальника предъявили иск к Швайченкову за удерживаемый на складе лес. Однако земский начальник в иске отказал, что позже было подтверждено и уездным съездом. К писарю Швайченкову местное население относится крайне враждебно, так как он, пользуясь своим родством (кумовья) с земским начальником 6 участка Бельского уезда, творит в волости всё, что ему заблагорассудится. Ещё в мае 1912 года в селе Поникли была открыта потребительская лавка, где Швайченков был избран председателем общества потребителей. В 1914 году в лавке была обнаружена недостача аж в 8000 рублей, волостной писарь был смещён с председательства, но оставлен членом потребительского общества. Никакого дела по поводу недостачи не возбуждалось. Члены потребительского общества потихоньку сию недостачу гасят. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 3)
1 февраля смоленская городская управа выпустило обязательное постановление о запрете повышать цены на указанные в приложенном списке продовольственные товары. Список был утверждён смоленским губернатором, в оном значились мука ржаная и пшеничная, крупа ячневая и гречневая, соль, сахар, керосин и мясо 1 сорта в тушах. Постановление должно было быть вывешено во всех торговых заведениях на видном месте. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 11)
Тяга к доступному женскому полу иногда толкает воинских нижних чинов совершать странные поступки. 1 февраля крестьянин Бельского уезда Крапивенской волости деревни Сухобырина Фёдор Сергеев, проживающий в доме Мальцевского на Озерищенской улице заявил полиции о покушении на убийство. В его квартире на него напали двое нижних чинов, причём один из них выстрелом из револьвера ранил Сергеева в обе руки. В тот же день агентами сыскного отделения был задержан младший фельдшер 1-го Сибирского железнодорожного батальона Николай Павлович Коптелев, каковой был опознан пострадавшим как один из убийц. 2 февраля арестовали и его соучастника, старшего писаря того же батальона Фёдора Яковлевича Бояршина. Коптелев виновным себя не признал, заявив, что никогда в квартире Сергеева не был и о выстреле ничего не знает. Происшествие разъяснил писарь Бояршин. В доме Мальцевского он бывает достаточно часто, посещая доступных девиц Фёклу и Ольгу. В ночь на 1 февраля за ним увязался пьяный Каптелов, каковой в квартире Сергеева стал шуметь. Хозяин попросил нижних чинов покинуть квартиру, после чего Каптелов в него выстрелил. Фёдор упал, а военные убежали. Ссоры с хозяином квартиры не было, поэтому Бояршин считает, что младший фельдшер произвёл выстрел случайно с пьяных глаз. Но в этом уже будет разбираться судебный следователь. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 269, лист 6)
5 февраля 1916 года начальник сыскного отделения вместе с агентом Давыдовым отправился в Дорогобужский уезд для проведения расследования о нелегальной выгонке спирта и торговле оным. Заночевали в доме кузнеца в деревне Княжино. Гостивший в доме кузнеца его сват-извозчик рассказал, что вокруг села Неелово гонят водку некие латыши, которые обучили этому промыслу немало местных крестьян. Был упомянут крестьянин деревни Комарово Василий Сергеев, который недавно отдал для выгонки водки аж два пуда ржаной муки. Агент Давыдов был отправлен в Клемятино, Моисеево и другие деревни, с уговором встретиться в Неелово, а сам Моисеев поехал в Комарово. Познакомившись с Василием Сергеевым, Семён Георгиевич объяснил ему, что содержит трактир при станции Ярцево, и хотел бы иметь всегда запас водки, пообещав Сергееву за знакомство с самогонщиками пять рублей комиссионных с ведра и хорошую оплату за подводу и ночлег. Жадность своё дело сделала, и Сергеев рассказал, что в округе гонят четверо: деревни Новые Пантюхи Ефим Леонов Жуков, деревни Алтухово Ефим Борисов, деревни Видасы Ефим Захаров, деревни Михалёво братья Василий и Кондрат Чебиевы. А здесь в Комарово у крестьянина Фёдора Панкова есть уже самогонный аппарат, но он им ещё не пользовался. Первым начал гнать водку Ефим Захаров, приобретя аппарат у латышей, ну а потом кузнец из села Николо-Клемяны смог чудо-агрегат повторить и снабдить адской машиной всех желающих.
На следующее утро Моисеев отправился на самую границу Дорогобужского и Духовского уездов в Новые Пантюхи. Василий Сергеев познакомил «владельца трактира» с Ефимом Жуковым (кривой на правый глаз и носит очки), отрекомендовав его своим лучшим другом и поручившись. Жуков разоткровенничался и рассказал, что водку гонит в своей бане по ночам. Готовую продукцию большей частью забирает его брат, находящийся сейчас на военной службе. Ротный командир ежемесячно отпускает Жукова в отпуск на родину за водкой. Сыскарь уговорил Жукова гнать водку только для «ярцевского трактира», по 40 рублей за ведро, но также порешили не обижать и брата Жукова, каковому тоже отпускать часть произведённой водки. Ефим Жуков провёл для гостей экскурсию, объяснив устройство самогонного аппарата и принцип его работы. Распростились лучшими друзьями и партнёрами.
На следующий день Моисеев, не смотря на сильную метель, отправился на санях через Алтухово, Мужилово, Лисичино и Обухово в село Неелово, где встретился с агентом Давыдовым. Тот тоже добыл немало интересной информации. Латыши из имения Пирогово, что неподалёку от Неелова, начали гнать водку ещё до войны. Однако тогда на них никто внимания не обращал, в округе были устроены казённые винные лавки, а неруси, что выгоняли, то сами и потребляли. А вот с началом войны и введением сухого закона, латыши стали продавать свою продукцию, сначала тихо, а потом и вовсе открыто. Местные крестьяне считают, что в незаконной торговле замешаны несколько волостных урядников, да и сам становой пристав. От латышей научились гнать водку и местные крестьяне. В настоящее время прибалты вроде как прекратили выгонку, и очень аккуратно и подозрительно относятся ко всем, кто обращается к ним за водкой. О десяти самогонщиках в пределах Дорогобужского и Духовского уезда было доложено в рапорте на имя смоленского полицмейстера. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 287, лист 67-69)
8 февраля командир 2-й авиационной роты капитан Воротников сообщил начальнику сыскного отделения, что неизвестные нижние чины его роты украли со клада несколько комплектов кожаного обмундирования, каковое теперь продаётся у разных торговцев города Смоленска. Военный лётчик просил провести розыск казённого кожаного имущества в городе Смоленске. И агенты сыскного отделения своего начальника не подвели. У разных торговцев в городе было изъято три кожаные куртки и двое кожаных же штанов, на общую сумму в 70 рублей. В апреле месяце военное министерство, похоже, попеняло смоленскому полицмейстеру на слабые меры в городе по обнаружению и изъятию из продажи военного обмундирования, обуви и снаряжения. Штабс-капитан Семёнов запросил информацию у начальника сыскного отделение, и тот рапортом от 6 апреля доложил, что с 1914 по настоящий апрель 1916 года смоленским сыскным отделением изъято у разных торговцев, как на базарах, так и в лавка и магазинах, и безвозмездно передано на казённые военные склады военного обмундирования, обуви и снаряжения на общую сумму в 26 767 рублей. Каждый выявленный скупщик оштрафован на 50 рублей. Агентами сыскного отделения в период с начала военных действий в Смоленске задержано более 300 бежавших нижних чинов, в том числе 2 прапорщика, мошенник Ингистов и изготовитель поддельных воинских документов Зубер. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 268, лист 7-9)
9 февраля хиславичский мещанин Мстиславльского уезда Лейба Юдевич Черняк пытался объяснить дежурному надзирателю сыскного отделения, что «нехороший человек» Орлик Моисеевич Хасин, тоже из Хиславич, проживающий в доме Гвяздо на Рыбацкой улице, присвоил его Черняка личных денег 1950 рублей. Украл, вопрошал полицейский. Никак нет, присвоил бурчал в ответ Лейба. При проведении дознания выяснилось, что Орлик Хасин с места проживания скрылся. Только к концу февраля оный иудей был задержан агентами сыскного отделения. Никаких денег при нём не обнаружили, в присвоении и растрате денежных средств господина Черняка Хасин себя виновным не признал, заявив, что все обвинения Лейбы беспочвенны. Вместе с оформленным по всем правилам дознанием, задержанный был передан судебному следователю 2-го участка губернского города Смоленска. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 274, лист 1-2)
17 февраля около девяти утра в чайной Кувшинникова на НовоМосковской улице городовой сыскного отделения Абрамов задержал двух подозрительных личностей назвавшихся, один крестьянином Духовщинского уезда Воротышенской волости деревни Чистой Дмитрием Тереньтьвичем Сычковым, а второй крестьянином села Крапивны Жиздринского уезда Калужской губернии Акимом Афанасьевичем Козиным. Оба предъявили паспорта, но что-то полицейскому агенту не понравилось, и он отвёл задержанных в сыскное отделение. При личном досмотре у Козина, кроме денег и разных мелких вещей, изъяли проходное свидетельство Духовщинского уездного полицейского управления на имя крестьянина Ельнинского уезда Уваровской волости деревни Погорелое лишённого всех прав состояния Кузьмы Евлампиевича Синицина, выданное ему для свободного следования в город Рославль под надзор полиции. «Козин» долго упирался, но всё же признал себя Синициным. Кузьма утверждал, что купил паспорт у неизвестного человека. Личность второго задержанного помогла установить дактилоскопия. В руки сыскных попал лишённый прав состояния крестьянин Калужской губернии Мосальского уезда Пятницкой волости Михаил Степанович Хопенков. По выяснению оба паспорта оказались похищены осенью 1915 года на разных станциях железной дороги. А уж сколько всего за «сладкой парочкой» тянулось криминального, смоленские сыскари просто диву давались, читая запросы и ориентировки. Хопенков в свои 28 лет уже три раза отсидел за кражи, последний раз отбывал 3 года в арестантских ротах. В августе 1915 года бежал от конвоировавших его к судебному следователю стражников в Духовщинском уезде, с тех пор скрывается. На территории Мосальского уезда Хопенков с Синициным подозреваются в разбойном нападении на контору Рубинштейна при котором был убит приказчик Михаил Алексеевский. За Хопенковым числилась кража кож из лавки Малкина в селении Ярцев-Перевоз. По персональному запросу калужского губернатора Хопенков и Синицын этапным порядком были отправлены в Калужскую губернию. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 275, лист 16,17,19-24,26,27,30-33)
23 февраля 1916 года полицейский надзиратель Сапожников проводил дознание по факту злоупотреблений на городских бойнях при убое реквизированного для нужд армии скота. Под протокол был допрошен смоленский мещанин Шлёма Израилевич Эпштейн, который показал, что в январе месяце смоленский мясоторговец Найман купил у жителя местечка Монастырщина Могилёвкой губернии Гирши Година 15 живых быков. На вид те быки были весом от 3 до 4 пудов. В следующее воскресенье Эпштейн зашёл в лавку Наймана, где управляющий Наймана Егор Азарович производил расчёт за купленный у него скот. Эпштейн стал свидетелем скандала, ведь, как выяснилось, Годин не присутствовал на бойне, когда забивали проданный им скот. Монастырщинский житель не поверил Егору Азаровичу, заявившему, что общий вес мяса убитых быков составил всего 64 пуда, за каковые мясоторговец Найман и собирается уплатить Годину. Годин выразил недоверие, и Найман накинул сверх цены ещё 50 рублей. После чего, по словам Эпштейна, Годин отвёл его в сторону и объяснил, что Найман платит ему 50 рублей сверху за то, что он, Годин, при убое не присутствовал, а хитрый мясоторговец по договорённости с заведующим убоем интендантским чиновником заменил свои легковесные туши на более тяжеловесные из реквизированного для нужд армии скота. Вот тут уж позвольте замечательному господину Эпштейну не поверить. Зачем человеку, получившему только что прибыль в 50 рублей, помимо неплохих денег за проданный скот, с кем-то делиться своими знаниями о преступных схемах?
Сам Эпштейн на бойнях в тот день не присутствовал, но якобы слушал, как какой-то из бойцов на бойне попрекал Егора Азаровича преступным обменом туш. Некто Айзек Копелевич говорил Эпштейну, что ему какие-то солдаты, работавшие на бойнях по убою реквизированного скота, предлагали поменять кожи от его Копелевича убитых коров на более крупные и тяжёлые кожи от скота, реквизированного для нужд армии. Якобы о таком обмене кож говорили Эпштейну и братья-мясоторговцы Абрам и Грейнем Кунцман. Убоем реквизированного скота управляет некий интендантский чиновник, с попустительства какового и происходят на бойнях всяческие мошенничества и злоупотребления. Опять же по словам Эпштейна, он прямо-таки в каждой бочке затычка, крупный смоленский мясоторговец Полячек хотел купить у заведующего убоем бутор (головы и внутренности) забитых реквизированных коров, причём предлагал за каждый бутор по 2 рубля. Чиновник ответил, что продавать что бы то ни было от реквизированного для нужд армии скота не уполномочен. А на следующий день этот же чиновник продаёт несколько буторов Найману по рубль 70 копеек за штуку. Узнав об этом, интересно не от Эпштейна ли нашего, вездесущего, многие смоленские мясники возмутились, а Тимофей Сныткин даже устроил скандал на бойнях. После которого заведующий убоем продал Сныткины около 100 буторов по 2 рубля за штуку. Из всего этого потока сознания Сапожников понял одно, что конкретных фамилий преступников и железобетонных доказательств он от Эпштейна не добьётся.
Боец смоленских городских боен крестьянин Смоленского уезда Богородицкой волости деревни Высокое Ефим Васильев показал, что, когда производился убой реквизированного скота, на бойнях были большие непорядки. В одном помещении забивался и частный и реквизированный скот, туши складывались в одном месте. А так как забивалось до 200 голов в день, то могли быть и ошибки. Солдаты, случалось, забирали туши частных мясников, а мясники иногда прихватывали и туши реквизированного скота. Потом мясники как-то разбирались с заведующим убоем, но как, он Васильев, не знает, так как был постоянно занят. Спрошенные другие бойцы также факт замены Найманом коровьих туш не подтвердили. Опрошенный по делу Айзек Копелевич заявил, что от кого-то, сейчас уже не упомнить, слышал о злоупотреблениях на бойнях, но сам при этом не присутствовал, а тем более никому не говорил о замене легковесных кож на более тяжеловесные казённые. Спрошенный смоленский мещанин Василий Алексеевич Парфёнов озвучил Сапожникову своё глубокое убеждение, что Найман действовал на бойнях в сговоре с заведующим убоем реквизированного скота чиновником, но сам он при этом не присутствовал и никаких доказательств у него не имеется. Абрам Пинхусов Кунцман в замене своих легковесных кож на более тяжеловесные себя виновным не признал, и заявил, что никогда о таком ни с кем, включая Эпштейна, не говорил. В декабре прошлого года Кунцман продал военному чиновнику для бойни 29 коров, шкуры которых, после забоя, выкупил. Смоленский мещанин Тимофей Тимофеевич Сныткин под протокол объяснил, что в декабре 1915 года он узнал о продаже бутора от реквизированного скота на городских бойнях. У заведующего убоем чиновника он купил 50 штук бутора по 2 рубля за штуку. Чиновник объяснил, что по продаже бутора были назначены торги, но они не состоялись. Никакого недовольства в адрес служащих городских боен и интендантских чиновников он, Сныткин, никогда не выражал. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 287, лист 81-86)
1 марта смоленское губернское правление после отношения управляющего акцизными сборами Смоленской губернии озаботилось состояние тайного винокурения на станции Ярцево, куда затребовала отправить агента сыскного отделения для помощи полицейскому надзирателю ярцевской фабрики. Выбор начальства пал на агента Давыдова. 10 марта агент прибыл на станцию Ярцево и четыре дня негласно собирал сведения о тайном винокурении и нелегальной продаже спирта в посёлке при станции и на фабрике Хлудовой. Самогонщиков и тайных продавцов алкоголя выявить не удалось. Сведения сии совсем не удовлетворили прибывшего с проверкой контролёра акцизного управления Сергея Андреевича Лиценгер. Контролёр отправил Давыдова в пределы Присельской, Суетовской и Горкинской волостей для негласного сбора информации по тому же направлению. Объехав множество сёл и деревень, агент сыскного отделения не смог отыскать никакой информации о самогоноварении и тайной продаже алкоголя, кроме баек из разряда «одна бабка сказала», каковые при проверке и посылании негласных агентов к якобы тайным винокурам, не подтверждались. О чём и было доложено в рапорте на имя начальника сыскного отделения. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 11-14)
4 марта начальник смоленского сыскного отделения Моисеев обратился к председателю комиссии по заготовке обуви для армии с ходатайством о продаже по казённой цене городовым сыскного отделения Юдину и Аникееву сапожного товара на одну пару сапог для каждого. Семён Георгиевич просил чиновника войти в положение малообеспеченных агентов и не отказать в просьбе. (ГАСО, фонд 578, опись1, дело 283, лист 5) Судя по всему комиссия по заготовке обуви в просьбе Моисееву отказала. Следующее письмо было направлено в кожевенный отдел Всероссийского земского союза 16 мая. Начальник сыскного отделения просит обеспечить 14 чинов сыскного отделения подошвенным и стелечным товаром. И 30 мая исполняющий должность смоленского полицмейстера Рабчинский уведомляет Моисеева, что военно-окружное интендантское управление разрешило выдачу сапожного товара из кожевенного отдела Всероссийского земского союза для нужд чинов смоленского сыскного отделения. За каковые материальные ценности сыскное отделение должно было уплатить 63 рубля. Всё ж таки «волка ноги кормят» и на тех ногах должна быть крепкая обувь. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 12,27)
7 марта 1916 года от пристава 3-й части Смоленска в сыскное отделение привезли молодого еврея, назвавшегося мещанином местечка Визды НовоАлександровского уезда Ковенской губернии Шлёмой Янкелевым-Мовшевым Окунем 27 лет, по профессии шарманщик. Приехал он в Смоленск только вчера, квартиры нанять не успел, а прописаться не может, потому что имеет на руках только справку от Видзского городского упрощённого управления об утере паспортной книжки и отношении к исполнению воинской повинности, от каковой, по справке, Шлёма Окунь призыва 1909 года полностью освобождён. Полицейские надзиратели уже представляли груды рассылаемых по империи писем, в поисках знающих Окуня людей, затраты на фотографирование, но тут, просто вдруг откуда ни возьмись, в сыскное отделение явились двоюродная сестра Шлёмы Хая-Лея Дейч и родной брат его Лейзер Окунь, каковые приехали вместе с ним из Вязьмы и потерялись в губернском городе. Лейзер Окунь, временно зарегистрированный в еврейской столовой в доме Рубцовой по СтароМосковской улице, предъявил все положенные по закону документы, и дал подписку начальнику сыскного отделения, что шарманщик есть его родной брат Шлёма Окунь. Как бы узнать, ходил ли Окунь по улицам губернского города крутя ручку шарманки? (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 39-40)
Старший уездный стражник Ленчицского уезда Калишской губернии Иван Максимович Греховодов, после эвакуации из мест боевых действий, был приписан к смоленскому губернскому правлению. Смоленским губернским начальством он был поставлен охранять две башни крепостной стены, одной из которых являлась башня Веселуха. В башнях хранились вещи и документы седлецкого уездного и городского полицейских управлений, а также оружие. Утром 24 марта Греховодов при очередном обходе обнаружил, что замок на наружной двери башни Веселуха открыт. Внутри башни были вскрыты несколько корзин и сундуков с документами. Все замки были переданы во 2 полицейскую часть, а дежурным был вызван сторож архива смоленского губернского правления Пётр Ипатьевич Волков, каковой снова запер башню. Но таково уж было везение Греховодова, что в ту же ночь башню снова взломали. Много чего услыхал в свой адрес уездный стражник от смоленских полицейских. Протоколы из второй части передали для расследования в сыскное отделение, и агенты стали собирать информацию. Но в Смоленске никто не знал чьих рук дело кража из башни Веселуха.
А Иван свет Максимович, что называется, закусил удила. После своих ночных охранных смен, он, переодевшись в штатское платье, бродил неподалёку от башни, пытаясь углядеть покушение на кражу. И вот 29 марта в 7 часов утра на кладбище рядом с Веселухой стражник повстречал двух молодых людей. На спрос полицейского, что они тут делают так рано, молодцы заявили, что поправляли могилку. Однако, как опытный сторожевой пёс, Греховодов пошёл по следам парочки, каковые и привели его к башне. При осмотре стражнику показалось, что сердцевина замка слегка погнута. Парочка была доставлена во 2 полицейскую часть, куда по телефону был вызван полицейский надзиратель Сапожников. Старший из подозреваемых к тому времени уже предъявил дежурному помощнику пристава документы на имя Шоффе, второй же назвался крестьянином деревни Звениха Корохоткинской волости Петром Семёновым 16-ти лет. Местом жительства Семёнов назвал дом Воронова на Георгиевской улице, а вот «Шоффе» взялся юлить. При личном осмотре в карманах задержанного Сапожников обнаружил удостоверение на имя младшего стражника Седлецкого уезда Байдюка, а также удостоверение брандмейстера седлецкой городской пожарной команды Михаила Селишека. Вопрос к подозреваемому пока был только один, и кто же ты такой есть. Вор назвался псковским мещанином Павлом Васильевичем Богдановым-Биневичем 20 лет, бежавшим с военной службы.
При обыске на квартире Семёнова ничего относящегося к краже найдено не было, а вот на квартире матери Биневича Татьяны Николаевны в доме наследников Ильиных по Георгиевской улице нашлось много интересного. Были обнаружены одна солдатская шинель с красным крестом на рукаве, чёрного солдатского сукна мундир, ватные походные брюки, защитного цвета фуражка с офицерской кокардой. В сундуке была найдена кожаная сумка с документами на имя Биневича, экстренный отзыв начальника инженерной части штаба 12 армии, свидетельство института, расписание болезни Богданова-Биневича от Второго госпиталя Петроградской Елисаветинской общины, выписка из того же госпиталя, санитарный билет на имя Биневича. Также в сундуке лежали: новый чёрного сукна стражницкий мундир с галунами, две пары новых погон старшего стражника, старая готовальня, тёплые бордового цвета кальсоны, защитного цвета суконная гимнастическая рубаха, брезентовая рубаха цвета хаки и сатиновый красный кисет, в каковом оказались 26 патронов к револьверу системы «Наган», 10 патронов к пистолету системы «Браунинг», 3 патрона к «Смит и Вессону», один ружейный патрон, 6 ключей и 4 пуговицы. Венчала всё это винтовка системы «Бердана» 1888 года, спрятанная за сундуком.
Пётр Семёнов объяснил, что в краже из башни Веселуха не участвовал. Сегодня утром он со своим отцом и Биневичем отправились на Днепр к спасательной станции, чтобы наловить дров. Молодые люди понесли по брёвнышку домой на Георгиевскую улицу, а отец Семёнова Егор Семёнович остался сторожить отловленные дрова. К Днепру молодые люди больше не вернулись, так как Биневич рассказал Семёнову, что можно разжиться двумя велосипедами в башне Веселуха, в каковую он уже пару раз залазил. Но в этот раз замок на дверях шаловливым ручкам Павла не поддался, и неудавшиеся воры попытались ретироваться, но были задержаны крайне бдительным стражником Греховодовым. Павел Биневич сознался в кражах. 15 мая 1915 года Биневич был призван на военную службу и зачислен в стрелковый полк при офицерской стрелковой школе. Был ранен, лечился в столице. По излечении был направлен в Псков, а после в Москву. 10 марта отстал от своего эшелона на станции Смоленск, и всё это время проживал у своей матери. Первый раз забрался в башню Веселуха днём 23 марта, взломав замки на двери и сундуках рашпилем. Но взял только удостоверения седлецких стражника и брандмейстера, по которым собирался прожить в Смоленске хотя бы до Пасхи. Второй раз забравшись, украл мундир стражника, две пары погон, пару простых сапог, две гимнастёрки, суконную и парусиновую, парусиновый китель, бордовые кальсоны, винтовку, патроны и пуговицы. Из украденного только пару сапог продал на базаре неизвестному крестьянину за 7 рублей. Да, подбивал Семёнова забрать из башни велосипеды, которые можно было, по его, Биневича, мнению продать рублей за 25.
Всё бы оно ничего, но тут полицейские столкнулись с очень интересной проблемой. Совершенно невозможно было определить сумму нанесённого Биневичем ущерба. Как объяснил архивариус Смоленского губернского правления, дворянин Константин Иванович Букарев, все вещи на хранение в башне Веселуха в прошлом 1915 году он принимал лишь по счёту мест. И ему совершенно не известно содержимое, сундуков, корзин, ящиков и прочих чемоданов. Где искать ныне седлецкого полицмейстера или кого-нибудь из его сотрудников в Смоленске никто не знал. Пётр Егорович Семёнов как несовершеннолетний водворён под опеку своего отца, каковой и написал в сыскном отделении расписку. Павел Богданов-Биневич, как выяснилось из справки псковского сыскного отделения, ранее судимый за кражи, вместе с найденными у него казёнными вещами был передан, как бежавший военнослужащий, коменданту 116 тылового этапа Западного фронта. Оконченное следствием дознание передано члену смоленского окружного суда по Смоленскому уезду. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело271, лист 16-22, дело 289, лист 15-25, 37-43)
Пока вокруг башни Веселуха происходила веселуха криминальная, смоленские воры без дела не сидели. 25 марта путём взлома запоров на входной двери, гардеробе и комоде была ограблена квартира смоленской мещанки Вассы Константиновны Силиной, каковая проживала на углу Троицкого шоссе и Соборной горы в собственном доме. Были украдены деньги, золотые и серебряные вещи на общую сумму около 1084 рублей. А на следующее утро смоленские обыватели, проходившие по Мало-Покровской улице, стали свидетелями «атракциона неслыханной щедрости». Некий молодой человек, пронёсся по оной улице быстроногим сайгаком, разбрасывая вокруг себя разные золотые и серебряные вещи. За ним, высекая искры из брусчатки, мчался агент сыскного отделения Абрамов, вопя во всё горло «Держи вора!» Сей крик с незапамятных времён мобилизует городских обывателей на помощь органам правопорядка. Ну так во всяком случае считается. Убегавший молодой человек был задержан прохожими, а Абрамов подобрал с земли сломанный золотой браслет, золотое кольцо, сломанные золотые очки и одну золотую же запонку. Как выяснилось в сыскном отделении, увидав на улице известного сыскарям вора Акима Ивановича Горячего, агент решил задержать его, так как имелась информация, что Горячий бежал с военной службы. А тут ещё и такой подарок, раскрыта кража. Мещанка Силина признала вещи, разбросанные Горячим по улице, за свои украденные 25 марта. Под давлением улик Горячий признался, что, убежав с передовых позиций, шлялся по Смоленску без денег, посему и решил совершить кражу. Украденные вещи собирался продать. Вскоре после задержания Горячего, полицейский надзиратель Сапожников с агентами обследовал каждый уголок на Мало-Покровской улице, но глупо было бы думать, что они смогли бы что-либо ещё обнаружить. Смоленские обыватели люди в большинстве своём законопослушные, но своего не упустят. Законченное следствием дознание было передано судебному следователю, а о задержании Акима Горячего был отправлен сообщение командиру 119 пехотного Коломенского полка. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 24-26)
Далеко не только в губернском городе 25 марта была замечена обывателями погоня. Крестьяне Катынской волости с удивлением наблюдали, как от деревни к деревне скачут кавалеристы, а потом с криком и гиканьем ломятся прямо верхом куда-то в лес. Надзиратель же Авдеев в это время беседовал с заведующим Минским конским запасом, который заявил ему о пропаже лошадей. Причём оговорился, что по подсчёту все лошади в запасе на лицо (Авдеев мысленно уже послал чиновника в пешее эротическое путешествие и думал отъезжать в город), но есть точная информация, что у крестьянина деревни Дубровенки Катынской волости имеется лошадь, похищенная из Минского конского запаса. И уже в деревню посланы верхами нижние чины, чтобы лошадь изъять. Константину свет Дмитричу было о чём подумать, пока он ехал на извозчике до Дубровенки. В конец тыловые вояки охренели, творят в уезде что хотят, куда-то скачут, что-то отбирают. Какая уж тут к свиньям собачьим законность?
В Дубровенке Авдеев тыловых кавалеристов не застал, отобрав у крестьянина Тихона Данилова рыжую кобылицу с клеймом Минского конского запаса «5», вояки отправились в Старые Батеки, где за ь180 рублей и была куплена эта лощадь у Василия Новикова. Сняв показания под протокол, Авдеев поехал в Старые Батеки. В деревне крестьянство кипело и бурлило. Нижние чины Минского конского запаса определили гнедого мерина с клеймом «Д.П.» как украденного и потребовали коня, что называется, на выход. В ответ увидали свёрнутую по всем правилам здоровенную дулю. Другой рукой Новиков уже тянулся к толстенной оглобле, хорошо до топора было далече. При это крестьянин голосил так, что сбежалась половина деревенских мужиков, которые быстренько разъяснили налётчикам в солдатских шинелях, что так делать нехорошо. Тыловики от греха подальше ретировались, но из заполошных воплей Васьки Новикова извлекли полезную информацию. Мол, лошадь с таким же клеймом есть у крестьянина деревни Гвоздово Ивана Синичина. Проорав, что владельцу ворованного мерина лучше прибыть к заведующему Минским конским запасом, кавалерия рванула в Гвоздово.
С каким почтовым голубем Иван Синичин узнал, что по его душу едут конники, чтобы отобрать коня, об том история умалчивает, видать кто-то из батекских послал быстроного мальчонку. Но факт есть факт, на дворе у Синичина клеймёной лошади не нашли. Но Иван, очень похоже, пользовался «большой любовью» однодеревенцев, и солдатикам шепнули, что Ванька-то какую-то лошадку с полчаса назад в лес выгнал. Всадники погнали коней прочёсывать голый мартовский лес, утопая в снегу по самые стремена, а полицейский надзиратель Авдеев все писал и писал протоколы. Когда в Гвоздове писать стало больше нечего, полицейский, прихватив с собою Ивана Синичина, отправился в обратный путь, забирая в Старых Батеках и в Дубровенке владельцев краденных лошадей. Уже в сыскном отделении дознание пошло как нужно. Вскоре выяснилось, что Василий Новиков у состоявшего в сожительстве с его дочерью рядового 5 отделения Минского конского запаса Николая Самохина купил три лошади, каковые были уведены Самохиным из его подразделения. Новиков клялся и божился, что знать не знал, ведать не ведал, что лошади краденные. Одну он продал Тихону Данилову, вторую передал своему свату Ивану Михайловичу Синичину, а третью оставил себе. Вообще-то, до самого первого апреля Новиков крутил сыскарям фиги, рассказывая, что никакой лошади у него нет и не было, и никого он в лес не угонял. Но в день дурака лошадку привели в сыскное жители Гвоздово. И пришлось каяться.
Те же законопослушные гвоздовские мужики рассказали чинам сыскного отделения о трёх лошадях из Минского конского запаса, пребывающих в деревне Боровой Хохловской волости Смоленского уезда. Каковые там и оказались. Афанасий Леонов и Гурьян Хоменков показали, что трёх лошадей и обозную телегу купили у того же Самохина, вахмистра Озерова и каптенармуса Минского конского запаса Короткого. Вся Боровая знала, что вахмистр Озеров считается женихом дочери Леонова, а Короткий женихается с дочкой Хоменкова. Такой вот преступный семейный подряд. Николай Самохин попытался перевести стрелки на вахмистра Бурого, своего непосредственного начальника, который и приказал ему похитить и продать лошадей, но подтвердить это никто не смог и улик не нашлось. Каптенармус Короткий объяснил, что действительно продал лошадь Гурьяну Антоновичу Хоменкову, но не украденную из Минского запаса, а купленную у неизвестного ему крестьянина на базаре. Вахмистр Озеров какое-либо своё участие в этом деле полностью отрицал. Но дознание, построенное на показаниях свидетелей, крестьян-соседей Синичина, Данилова, Новикова и Леонова с Хоменковым, было отправлено судебному следователю 1-го участка Смоленского уезда, а изъятые лошади переданы под расписку заведующему Минского конского запаса. А полицейский надзиратель Авдеев ещё долго удивлялся, как это у чиновника весь конский состав в наличии, а клеймёные лошади по всему Смоленскому уезду отыскиваются. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 267, лист 13-14)
25 марта оказался крайне насыщенным днём. На Базарной площади вокруг лошадей, выставленных на продажу, прохаживался небольшого роста пегобородый мужичок в домотканом армяке на вате и коричневой шапке-гречневике. Побродил-посмотрел, отошёл в сторону, пошептался с высоким полицейским стражником в длиннополой шинели с красным аксельбантом, указывая на кого-то пальцем. И тут же в конских рядах замелькали серые шинели городовых. Двум цыганам заломали руки и потащили в 3 полицейскую часть. А уже оттуда в сопровождении рапорта они и оказались в сыскном отделении. Крестьянин деревни Подмошье Маслаковской волости Горецкого уезда Максим Демьянов опознал на рынке двух своих лошадей, украденных у него ещё 13 марта. А чин конно-полицейской стражи был послан для придания, так сказать, важности, и отконвоирования задержанных к приставу 1 стана Горецкого уезда. По результатам проведённого дознания, цыган Волкомирского уезда Ковенской губернии Михаил Бенедиктович Богданович был задержан при смоленском сыскном отделении, а цыгана-крестьянина Ковенской губернии Пеневежского уезда Киловской волости деревни Вадукты Юрия Сильвестровича Яблонского, как подозреваемого в покупке краденных лошадей, отправили под конвоем в Горецкий уезд. (ГАСО, фонд 578, опись 1 дело 267, лист 15-17)
И ежели б это было всё. В тот же «весёлый» день в сыскное отделение были поданы два заявления о пропаже коров. Стефания Иосифовна Лисецкая, смоленская мещанка, проживающая в собственном доме по Казанскому переулку, сам не очень понимала украли её бурёнку или она сама ушла со двора. Но требовала кормилицу разыскать и возвернуть. Акушерка Тереза Людвиговна Гребенщикова точно знала, что корову у неё похитили (не могла же живность сама выбраться из закрытого на замок хлева), но требовала отыскать парнокопытную пропажу. Однако… Животные, равно как и их похитители не найдены, дознание закрыто. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 267, лист 18-19)
Надо вам сказать, дорогой читатель, что в губернском городе Смоленске по улице Георгиевский ручей в доме Зубковской проживал полицейский надзиратель смоленского сыскного отделения коллежский регистратор Николай Степанович Сапожников. Что вовсе не гарантировало сохранность имущества других жителей означенной улицы. 4 апреля неизвестные влезли через разбитое окно в дом контролёра смоленского акцизного управления Владимира Исидоровича Жука, и, пользуясь его отсутствием, вынесли вещей на сумму около 380 рублей. Но вот что Сапожников знал точно, это в каких смоленских притонах и «малинах» обретаются воры после совершения краж. Уже на следующий день Сапожников с агентами нагрянули в дом Тарабаева на Троицком шоссе, где в квартире дворничихи Харитоновой был задержан неизвестный молодой человек. В сарае были обнаружены три больших узла с вещами, сломанный чемодан, шуба и пальто. По выяснению личности, задержанный оказался варшавским мещанином Иваном Павловичем Ковальским16 лет. В краже из квартиры Жука Ковальский сознался, и под давлением неопровержимых улик и тяжёлого кулака Сапожникова (кулачище мне думается был совсем не маленький, действительную военную службу Николай Степанович проходил в Лейб-гвардии Кексгольмском полку, а в гвардию подбирали рослых и крепко сложенных мужчин) сдал своего подельника, известного в Смоленске вора Сергея Миловидова. По словам Ковальского, Миловидов забрал себе половину украденного у Жука, по большей части серебряные вещи, каковые собирался хранить на квартире Изгородиной в доме Калинина на том же Георгиевском ручье. Однако обыск у Изгородиной результатов не дал. Жена Владимира Жука признала за свою большую часть найденных у Ковальского вещей, отказавшись только от большого узла с разным бельём. Не найденными остались две подушки, одеяло и самовар. Про бельё Ковальский объяснил, что украл его на станции Смоленск. От Моисеева досталось и дворничихе Харитоновой, на которую завели дело о проживании в её квартире Ковальского без прописки. В своём рапорте смоленскому полицмейстеру начальник сыскного отделения называл дворничиху притоносодержательницей и просил подвергнуть самому суровому наказанию, оговоренному законами Империи.
Серёжка Миловидов барагозил по Смоленску ещё около двух недель. 13 апреля в доме Буренковой на Резницкой улице была ограблена квартира витебской мещанки Мины Соломоновны Дынкиной, общая сумма похищенных вещей и денег перевалила за 800 рублей. Первоначально задержанные по подозрению в краже некие Орлов и Редькин, были 21 апреля отпущены за недостаточностью улик, но дали показания, что видели, как через забор дома Буренковой перелезал Сергей Миловидов. Редькин, как бежавший воинский чин, был передан этапному коменданту. На следующий день Сергей Николаевич Миловидов 15-ти лет был задержан агентами сыскного отделения. Свою причастность к краже у Дынкиной он категорически отрицал, но были же ещё показания Ковальского. Оконченные следствием дознания были переданы судебному следователю 1 участка Смоленска. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 27-28, 44, 59-60)
19 апреля 1916 года смоленский полицмейстер получил письмо от жителя деревни Старое Закалино Смоленского уезда Степана Сидоровича Катовича, в котором были сведения о некоем Квятковском, который занимается членовредительством и таким образом освобождает некоторых лиц от военной службы. В связи с особой важностью дела в поездку по Владимирской и Корохоткинской волостям отправился сам начальник сыскного отделения, усилившись городовым Абрамовым. Но всё пошло не по плану. В Старом Закалино действительно проживал господин Катович, но сей достойный гражданин наотрез отказался признавать за собой авторство кляузы смоленскому полицмейстеру на Квятковского. Дальше выяснилось, что Иван и Казимир Квятковские, Игнатий Ласский и Фома Войтеховский действительно проживают в данной области, но никто из них не имеет никаких повреждений конечностей и прочего. Упомянутый же в письме Пётр Половинский, и вовсе призван на военную службу. Местные обыватели что-то такое слышали про Антона Григорьевича Квятковского, но утверждать ничего не могут. Слухи к делу не пришьёшь, а Семён Георгиевич решил вызвать огонь на себя. 26 апреля Моисеев отправился в усадьбу к Квятковскому, назвался Георгием Захаровичем Ивановым, и попросил Антона Григорьевича помочь в деликатном деле. Мол, есть у него сын, который нынче устроился на службу в одно из страховых обществ, получает неплохое жалование, но вскоре должен быть призван. Посему «Георгий Иванов» хотел бы полностью отставить сына от военной службы. Квятковский завёл Моисеева в дом, задал несколько наводящих вопросов, а потом развёл руками. Ничего не выйдет, потому что дело получило огласку, и полиция проводит дознание. Говорил Квятковский с таким хитрым выражением лица, что начальнику сыскного отделения стало понятно, что преступник полностью владеет информацией о перипетиях уголовного дела. Командировка результат не принесла. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 16-17)
Как раньше говорилось, железная дорога — это не только романтика, но и масса непонятного народа, отирающегося вокруг станций, складов, воинских эшелонов, бродящая по путям, неизвестно как туда проникшая. Посему станционные жандармы, не разбирая, проверяли документы чуть не у всех подряд вокруг смоленских вокзалов. 20 апреля при отношении жандармского унтер-офицера Левицкого в сыскное отделение был прислан неизвестный человек, задержанный на 562 версте Риго-Орловской железной дороги. Назвался он крестьянином деревни Веселбокой Свентенской волости Иллукского уезда курляндской губернии Станиславом Константиновичем Лейбич 35 лет от роду. По словам задержанного, в феврале 1915 года он направился на передовые позиции и поступил добровольным рабочим в 600 обозный транспорт. Позже был переведён в 300 обозный транспорт и в сентябре месяце уволен. Всех бумаг при Лейбиче было, что только записная книжка за № 136 на имя Станислава Лейбича погонщика 300 транспорта 110 дополнительного обозного батальона. На спрос о подтверждении своей личности, Станислав заявил, что это могут сделать только его мать и родные братья, проживающие ныне в городе Двинске. Но адреса их он не знает. До середины мая Лейбич сидел при сыскном отделении, но ни по запросам начальника смоленского сыскного отделения, ни по линии контрразведки Минского военного округа найти его родственников не удалось. Станислав Лейбич был передан в распоряжение городского полицейского управления для дальнейшего разбирательства. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 66-68, 79)
Совсем смоленские мазурики «берега потеряли», покусились на святое, на СИНЕМАТОГРАФ. Обыватели губернского города туда валом валят приобщиться к прекрасному, и на тебе. В ночь на 11 апреля из кинематографа «Художественный» было похищено два аппарата для пускания фильмов фирмы братьев Пате с увеличительными стёклами к ним, 4 пары боксовых туфель, три синих суконных костюма для билетёров, 1 суконный же костюм для швейцара, машинный ремень до 15 аршин длины, несколько плиток и коробок шоколада, около сорока рублей наличными деньгами. Общий ущерб был озвучен в 1100 рублей. По агентурной информации выяснили имена подозреваемых: крестьянин деревни Боговки Ворошиловской волости Рославльского уезда Ефим Васильев 17-ти лет, крестьянин Ковширской волости Поречского уезда Иван Тарасенко 20-ти лет и крестьянин деревни Зазерье Серекоротнянской волости Оршанского уезда Могилёвской губернии Василий Савченко, как позже выяснилось бывшие служащие кинотеатра. Родная сестра Васильева 14 апреля принесла в сыскное отделение письмо, из которого видно, что братец её со товарищи находится в местечке Шклов. Могилёвскому уездному исправнику полетела ориентировка на воров, с предупреждением, что Васильев может быть вооружён револьвером «Наган», украденным у сестры.
До начала мая о кино-ворах не было никакой информации. Но вскоре поречскпий уездный исправник сообщил, что в пределах уезда видели Ивана Тарасенко. И снова не сплоховали информаторы, Ефим Васильев вернулся в Смоленск и был схвачен агентами сыскного отделения на галёрке цирка Горец. Тянуло охламона к прекрасному, пусть не к кино, так к классической борьбе и прочему боксу. В краже Ефим сознался и сообщил, что совершил оную вдвоём с Савченко. Похищенные вещи были им проданы в Орше неизвестному еврею, а аппараты в местечке Шклов содержателю кинотеатра «Модерн» дантисту Балтер. Полицейский надзиратель Марьенков был командирован в Могилёвскую губернию. И надо сказать крайне удачно посотрудничал с могилёвской полицией. В Смоленск Марьенков привёз не только все украденные вещи, но и Василия Савченко. Каковой оказался вовсе даже крестьянином деревни Горбово Добромыслянской волости Оршанского уезда Могилёвской губернии Георгием Тенисовым Танберг, ранее дважды судимым за кражи. В октябре 1915 года Георгий скрылся из-под надзора полиции, и на станции Катынь купил у неизвестного паспорт на жёлтой бумаге на имя Василия Капитоновича Савченко. Под этим именем и поступил на работу в «Художественный» кинематограф. В совершении кражи вместе с Васильевым Танберг сознался.
4 мая в сыскное из Поречского уезда был доставлен и задержанный Тарасенко. По краже против него улик не нашлось, да и подельники его выгораживали, но Моисеев зацепился за найденный во время обыска в доме Тарасенко здоровенный кинжал. В своём рапорте полицмейстеру начальник сыскного отделения ссылался на обязательное постановление начальника Минского военного округа от 1 августа 1914 года, по которому Ивашка за кинжал, хранимый без должного разрешения, мог получить несколько месяцев тюрьмы. Дознание о краже передано судебному следователю первого участка Смоленска, дело о проживании Танберга по чужому паспорту – уездному члену Смоленского окружного суда по Смоленскому уезду, а дознание о самовольной отлучке Танберга с места надзора Оршанскому уездному исправнику. Статей на Жорика понавесили, что блох на барбоске. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 51,53,54-55,57)
18 апреля на станции Смоленск Александровской железной дороги жандармским унтер-офицером Авдеем Гончаром был задержан, проникший через войсковое оцепление молодой человек, который пытался сесть в воинский эшелон. Назвался задержанный Ильёй Гришутовым, крестьянином деревни Боброва Горецкого уезда Могилёвской губернии. Под каким именем и был записан в дежурных книгах сыскного отделения. Никаких документов у Ильи не оказалось, а подтвердить его личность, по его же словам, могли только мать и дядя, проживающие в деревне Боброво. Фотокарточка с запросом была отправлена Горецкому уездному исправнику, каковой до мая месяца ответа не дал. Пришлось отправлять новый запрос, на который был получен утвердительный ответ. Гришутова выпустили и отправили по месту прописки. Вроде бы и всё с ним, но тут пришёл грозный запрос от товарища прокурора смоленского окружного суда, мол, почему личность Ильи Семёновича Гришутова подтверждалась около трёх месяцев, каковое время задержанный находился на казённом обеспечении. Моисееву пришлось ссылаться на неумение работать Горецкого уездного исправника. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 58-65)
25 апреля 1916 года, исполняющий должность смоленского губернатора вице-губернатор В. Фере прислал смоленскому полицмейстеру крайне интересный циркуляр. Полевое строительное управление штаба Верховного Главнокомандующего предполагало нанять в Китае до 20000 китайцев и корейцев для выполнения земляных и лесных работ на территории, обслуживаемой оным управлением. Полицейским и жандармским учреждениям предлагается оказывать всевозможную помощь в поддержании порядка при перевозке нанятых китайцев и корейцев по железным дорогам Империи. Согласно журнала Совета Министров от 4 апреля перевозка, питание в пути и врачебная помощь производятся за счёт нанимателя. Смоленскому полицмейстеру предлагалось сделать по этому поводу все надлежащие указания личному составу. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 57)
Не везло в 1916 году архиву смоленского губернского правления, то башню Веселуха вскроют, то башню Донец. 2 мая из башни Донец были похищены использованные заграничные паспорта:
1. Личной почётной гражданки Екатерины Николаевны Глинка № 151 от 1898 года;
2. Врача Давида Янкелева Рогалер № 186 от 1901 года;
3. 1-й гильдии купеческого сына г. Вязьмы Беррель-Бенцель Тоддес № 399 от 1902 года, его же за номером 11 от 1902 года, и его же № 247 от 1908 года;
4. Вяземского 1-й гильдии купеческого сына Израиля Мартхелевича Тоддес № 174 от 1905 года, его же № 194 от 1906 года, и его же № 267 от 1907 года;
5. Потомственных дворян Анны Игнатьевны Горбатской № 339 от 1907 года и её родного брата Владислава Игнатьевича Горбатского № 340 от 1907 года;
6. Потомственной дворянки девицы Сусанны Васильевны Мицкой № 337 от 1907 года.
Ориентировки разосланы во все полицейские уездные управления губернии. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 63)
Жена помощника прокурора Минского военно-окружного суда Вера Сергеевна Лонгинова, судя по всему, дамой была возвышенной и высокодуховной, посему к мирской стороне жизни обращалась крайне редко. Но вот в конце апреля 1916 года при проверке собственного гардероба, Вера Сергеевна обнаружила пропажу многих вещей, о чём 27 апреля и написала заявление в смоленское сыскное отделение. При чём утверждала, что вещи пропадали, начиная с Рождества Христова по настоящее время, но как-то объяснить свою эту уверенность не смогла. Однако смогла указать на подозреваемую, свою бывшую кухарку крестьянку деревни Стапкова Какушкинской волости Дорогобужского уезда Ульяну Михайловну Старовойтову. Родители Ульянки проживают в имении Яншино в 12 верстах от станции Дорогобуж. И у них тоже прокурорша потребовала провести обыск, чтобы отыскать украденное: дамский суконных капот с выхухолевым воротником, шёлковый кружевной капот белого цвета, чёрные лаковые туфли, замшевые ботинки, черную шёлковую юбку, 10 дамских батистовых и полотняных рубашек, 6 вязаных панталон, 3 белых наволочки, 4 полотенца, 10 пар чёрных фильдекосовых чулок, 5 пар носок. Моисеев в виновность кухарки не поверил, но в рамках дознания письменно запросил пристава 2-го стана Дорогобужского уезда провести обыски на указанных адресах. К 30 апреля из Дорогобужа поступила информация, что обыски никаких результатов не принесли. Как докладывал Моисеев товарищу прокурора Смоленского окружного суда «дальнейший розыск производится». (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 36-38)
29 апреля за полчаса до полуночи петраковская мещанка Ванда Брониславовна Дудзенская направлялась к себе на квартиру в доме № 17 по Козловской горе. Почему молодая женщина прогуливалась в столь поздний час, история умалчивает, но сие оказалось чревато. Напротив Авраамиевского переулка на тротуаре Ванду остановили два молодых человека, на вид от 20 до 24 лет, и угрожая револьвером, потребовали отдать им все наличные деньги. 22 рубля из ридикюля мадам Дудзенской перекочевали в карманы налётчиков. Судя по всему, грабители были какие-то новые, не знакомые сыскному отделению, потому как еще в конце мая «розыск всё ещё производится». (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 272, лист 1-2)
Случалось и так, что у задержанного нижнего чина оказывалась масса документов, да все на разные имена и воинские должности. При проверке документов агентам сыскного показался подозрительным некий рядовой с Георгиевским крестом 4-й степени на груди. Его доставили в сыскное отделение и учинили личный досмотр. Помимо кошелька с 17 рублями, непонятного белого порошка в бумажке, в карманах задержанного обнаружили удостоверение Бобруйского уездного воинского начальника № 14121 от 6 июня 1916 года на имя старшего писаря Маркела Тычкова, удостоверение смотрителя корпусного расходного магазина 1-го кавалерийского корпуса младшего вахтёра Юлиана Рысюк, предписание литеры А за № 14068637 и два воинских проездных билета. На резонный вопрос, ты кто, собственно, есть, обладатель всей этой военной макулатуры заявил, что он рядовой 136 пехотного запасного батальона Василий Иванович Михалёв, 31 года, происхождением из мещан города Клина Московской губернии. Все документы и Георгиевский крест не его, а сам он уже четыре месяца как бежал с места прохождения службы. Михалёв и все бумаги и крест переданы этапному коменданту. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 87-88)
Вся беда в том, что большинство заявлений о разбойных нападениях в Смоленске и уезде подписаны той самой фразочкой «за нерозыском дело передано начальнику сыскного отделение». А это означает лишь одно-дознание будет прекращено. 21 апреля около казённых весов на Базарной площади трое мужчин, зажав рот, выпотрошили карманы у крестьянки каблуковской волости Краснинского уезда Татьяны Киреевны Васильковой. Добыча, правда, оказалась мизерной, всего-то три рубля. Но нападавшие скрылись в неизвестном направлении, а на протоколе дознания 31 мая появилась надпись: «За нерозыском…» 5 мая на Покровской улице двое неизвестных вырвали из рук сумочку с деньгами у проститутки смоленской мещанки Пелагеи Борисовой 19 лет. Приставу 2-й части потерпевшая описала нападавших, но в раскрытии дела это никак не помогло. 10 мая в третьем часу дня на Ельнинском большаке опять же парочка грабителей «выставила из денег» крестьянина Петра Устиновича Орлова, занимавшегося торговлей в разъезд по уезду. Добычей преступников стали 186 рублей разными кредитными билетами, бумажник и кошелёк. Приметы нападавших переданы в сыскное отделение, но… Очень зря отправился с двумя возами пакли в губернский город крестьянин деревни Каменки Кубаровской волости Духовщинского уезда Прокоп Фёдорович Прудников. В четыре часа ночи между деревнями Дяглово и Корел Корохоткинской волости на него напали трое неизвестных и, отобрав 1315 рублей 28 копеек, скрылись в лесу. И снова повторюсь, очень неплохо живут крестьяне. Смоленский уездный исправник передал в сыскное отделение приметы нападавших, однако дознание результатов не дало. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 272, лист 4-8, 11)
9 мая в смоленское сыскное отделение пришла ориентировка кишинёвского полицмейстера на Григория Ивановича нашего Котовского, каковой после побега с каторги в 1913 году с сентября по декабрь 1915 года, собравши шайку, кошмарил город Кишинёв, совершая вооружённые налёты на квартиры зажиточных обывателей. Всего в банде насчитывалось 15 человек, 10 из которых были схвачены правоохранителями. На свободе оставались сам Григорий Котовский, Николай Радзишевский, Иосиф Руф, Элик Шофер или Шефер и Василий Кириллов. Смоленск Коту не чужой город, с апреля по октябрь 1910 года Григорий Иванович пребывал в Смоленской временной каторжной тюрьме. Причём если в Кишинёвской губернской тюрьме числился неисправимым преступником, был крайне груб и буен, содержался в кандалах, что и было записано в статейном списке, то при переводе из Николаевской каторжной тюрьмы, в сопроводительных документах было указано, что каторжника Григория Котовского можно зачислить в отряд исправляющихся. По-видимому, Кот понял, что буйным нравом ничего не решить, и начал хорошим поведением расхолаживать тюремных служащих. Что в 13 году и принесло свои плоды.
Кишинёвский полицмейстер сообщил много полезной информации о главаре шайки грабителей, кое-что мы приведём на этих страницах. Итак, после побега с каторги Григорий Иванович Котовский скрывался в Бессарабии, в Кишинёвском и Оргеевском уездах, работая в экономиях в качестве помощника машиниста. А с августа по сентябрь 1915 года жил в Кишинёве по паспортной книжке на имя Петра Ивановича Рудаковского, выдавая себя за поставщика сала и мяса военному ведомству. Котовский прекрасно говорит по-русски, по-молдавски, по-румынски и еврейски, неплохо знает немецкий и может изъясняться на французском языке. Производит впечатление вполне интеллигентного человека, умного и энергичного. В общении старается быть со всеми изящным, чем легко привлекает на свою сторону всех, имеющих с ним общение. Выдавать себя может за управляющего имениями, а то и помещика, машиниста или помощника машиниста, садовника, представителя какой-либо торговой фирмы либо предприятия, представителя по заготовке продуктов для армии, стараясь заводить знакомства и сношения в соответствующем кругу. Котовскому 30 лет от роду, роста выше среднего, плотного телосложения, шатен, открытое и выразительное лицо, на голове большая лысина, волосы стрижёт всегда коротко, иногда носил усы, после их сбрил, бороду бреет. Над наружным углом правого глаза и посередине под левым были небольшие синеватые пятна, следы татуировок, которые нынче он прижёг, и оные выглядят как ямки от прыщей. В разговоре заметно заикается, слегка сутуловат, во время ходьбы качается. Одевается прилично и может разыгрывать настоящего джентльмена. Любит хорошо и изысканно питаться и наблюдает за своим здоровьем, прибегая к изданным по этому поводу книгам и брошюрам. Вместе с Котовским может скраваться и участвовать в его преступной деятельности его товарищ по грабежам 1905 года, лишённый всех прав состояния из мещан города Мясникова Ольгопольского уезда Подольской губернии Игнатий Ильич Пушкарёв, он же Пушкарчик, 33 лет от роду.
К ориентировке был приложен снимок ещё усатого Григория Котовского. Кишинёвский полицмейстер просил проведения самого решительного розыска Котовского и остатков его шайки. Однако по запросу в смоленском адресном столе никого из шайки Котовского в Смоленске не зарегистрировано. Наблюдение за появлением означенных персон в Смоленске установлено. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 287, лист 24.27)
19 мая главный начальник Минского военного округа обязательным постановлением запретил всем фотографам, как профессионалам, так и любителям производить фотосъёмку вне закрытых помещений, как-то: на улицах, площадях, в поле, в лесу, без особых на то разрешений. Оные разрешения офицерам и классным воинским чинам следует получать у своих непосредственных начальников, всем остальным от губернатора. За съёмку без разрешения оговаривалось тюремное заключение до 3 месяцев, либо штраф до 3000 рублей. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 63)
20 мая около 7 часов вечера на Киевском большаке в трёх верстах от Смоленска парочка неизвестных совершила разбойное нападение на хиславичских мещан Гиршу Иоселева Лейтина 70 лет, его сына Соломона и Залмана Иоселева Фейгина, ехавших вместе на одной телеге. Показавшаяся потерпевшим цыганами парочка, один повыше ростом, другой пониже, вышла из леса на обочину дороги. Оба были вооружены охотничьими ружьями, тот, кто повыше, первым выстрелом ранил с голову Гиршу Лейтина, разом отбив всю охоту к сопротивлению у остальных иудеев. Добычей разбойников стали 2 кошелька с деньгами на общую сумму в 520 рублей. На окраине города потерпевшие обратились в ветеринарную часть Западного фронта, где Лейтину оказали помощь, а начальник ветчасти по телефону доложил приставу 1-го стана Смоленского уезда и попросил выслать конно-полицейскую стражу. Полицейские в округе нападавших не обнаружили, и пристав передал рапорт с приметами грабителей в сыскное отделение. За нерозыском дело передано начальнику смоленского сыскного отделения 28 мая. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 87-89)
И вновь продолжается…спирт. Всё как всегда-анонимное письмо на имя смоленского полицмейстера, указание начальнику сыскного отделения и вот…И снова Семён Григорьевич едет по уездам. На сей раз на станцию Починок Риго-Орловской железной дороги, где по сведениям из анонимки занимаются незаконной торговлей спиртом аптекарь фон Раст и мещанин Иванов. По собранным негласным путём данным, аптекарь получает спирт от неизвестного еврея из местечка Хиславичи, причём часть продаёт сам через аптеку, только проверенным и хорошо знакомым людям, а часть передаёт мещанину Иванову, содержателю комнат для приезжающих при станции. 24 мая Моисеев поселился в номерах Иванова, заказал чаю и закуски, после чего попросил достать спирту. Но содержатель отказал, сославшись на отсутствие спирта в настоящее время. На следующий день начальник сыскного отделения разговорился со стрелочником, дежурившим почти напротив аптеки фон Раста. Назвавшись скупщиком леса, приехавшим к Измайловой в имение Лучеса, Моисеев попросил стрелочника достать бутылку спирта. Стрелочник сказал, что спирт можно купить в аптеке, цена за бутылку 10 рублей. Однако фон Раст явившемуся в аптеку стрелочнику отказал. Мужичок оказался компанейский и отвёл начальника сыскного отделения к своему давнему знакомому, некоему Фёдору, который был очень хорошо знаком с аптекарем. И уже через полчаса Моисеев стал обладателем бутылки спирта. О результатах командировки рапортом доложено смоленскому полицмейстеру. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 287, лист 289)
С 1 января 1916 года были изменены статьи Устава содержания под стражей в плане кормовой арестантской табели. В Смоленске дневное кормовое довольствие одного арестованного стало стоить 13 копеек вместо ранешних 9. Однако исполняющий должность смоленского губернского тюремного инспектора Коршенбаум озаботился сообщить полиции об этих изменениях только 27 мая. Экономист хренов, прости Господи. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 64)
Тянется наш народ к прекрасному, тянется. Только вот тянется с определённой целью, схватить, уволочь и продать. Ночью 29 мая из магазина смоленского мещанина Юлиана Романовича Курнатовского были похищены 7 штук кларнетов, 2 флейты, 1 габой, 1 корнет (род медной трубы верхнего регистра), 2 мандолины, 20 смычков, 4 скрипки, вызолоченная медаль, старинные серебряные монеты (1 рубль, 50 копеек и 25 копеек), осеннее пальто и пара полотняных штиблет. В магазине преступники оставили старые рваные ботинки. По проведённому дознанию установлено, что кражу совершили мещане города Блонье Варшавской губернии Владислав Чубак 16-ти лет и Хендрик Стерницкий 18-ти лет. 30 мая Чубак был задержан в Смоленске и стал давать показания. Подельник Чубака Стерницкий, а именно он по рассказу Владислава оставил в магазине старые ботинки, уехал в Москву, где собирается сбыть награбленное своему давнему знакомому. Остановиться в Москве Хендрик собирается у своего знакомого Станислава Рыбака в доме Малиновского в Мясницком переулке на Сретенке. Также может иметь пристанище в квартире отца Владислава Матвея Чубака № 16 в доме № 4 Фёдорова по Усачёвской улице 2-му Шебаевскому переулку на Девичьем поле. Имени-фамилии скупщика Чубак не знает, но тот постоянно бывает в чайной Жукова на Усачёвской улице, и о нём известно, что он беглый солдат 28-30 лет высокого роста. Полученные сведения были пересланы в московское сыскное отделение. Но москвичи не успели задержать Стерницкого, он продал награбленное, выправил себе подложные документы на имя Юзефа Чубака и уехал в Минск. К минским сыскарям Моисеев направил новую ориентировку, ориентируя их на адрес: 2 Московский переулок дом 10, где проживают товарищи Чубака и Стерницкого по городу Блонье Липецкий, Урбани и Колон. В деле больше нет никаких сведений о преступнике, так что думается мне, что Стерницкий вновь ускользнул из рук правосудия. (ГАСО, фонд 578, опись1, дело 271, лист 82,95)
1 июня 1916 года приказом по полиции городовой смоленского сыскного отделения Давыдов был переведён в 3 полицейскую часть, а на его место из 2-й части переводится городовой Денис Симоненков. (ГАСО, фонд 916, опись 1, дело 613, лист 1)
15 июня от негласных информаторов в сыскное отделение поступило сообщение о том, что чиновник Виленского вещевого склада Горталов завёз в сарай своей квартиры в доме Беренцвейга по Петропавловской улице четыре ящика с какими-то вещами. Пацаны, сообщившие эти сведения, уверяли, что разглядели через щели сарая в ящиках солдатские сапоги. Также некий агент сообщил, что Горталов в тот же вечер разговаривал во дворе дома с каким-то евреем, вроде бы о продаже ящиков, но не сошлись в цене. Сведения были сообщены коменданту города, по указанию которого дежурный офицер при комендантском управлении сарай в доме Беренцвейга опечатал и поставил часового. 16 июня в сыскное отделение явился сам чиновник Горталов и разъяснил ситуацию. 12 июня под руководством Горталова производилась погрузка железнодорожных вагонов, причём из Виленского вещевого склада было привезено на четыре ящика больше, чем было указано в накладной. Каковые ящики до выяснения всех обстоятельств Горталов приказал оставить в своём сарае. О происшествии доложено смоленскому полицмейстеру, а копия рапорта отправлена в контрразведывательное отделение при штабе Минского военного округа. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 268, лист 13-14)
24 июня, взломав окно в коридоре квартиры надворного советника Ильи Петровича Кубышкина, воры похитили 20 фунтов сала, некопчёный окорок весом в 12 фунтов, остаток копчёного окорока в 3 фунта, два десятка яиц, фунт голландского сыра и фунт «Московской» колбасы. А пока ведётся дознание, на следующую ночь окошко взломали в квартире Владислава Александровича Зелинского, что в доме Леймана на Энгельгардтовской улице. Было украдено носильное дамское плюшевое пальто, дамское боа из скунса, мужское летнее пальто серого цвета, две накидки, дамская и мужская, а также, видимо для удобства переноски краденного, корзинка. Общую стоимость украденных вещей потерпевшие оценили в 578 рублей. Меры к розыску принимаются. А окошки в квартирах смоленских обывателей всё выдавливают. 23 июля из квартиры статского советника Дмитрия Ивановича Букина были похищены деньги, золотые и серебряные вещи на сумму в 600 рублей. Как Букин не поднимал свои связи, как не запрашивал результаты у Моисеева товарищ прокурора смоленского окружного суда, ни грабители, ни украденное найдены не были. 27 июля купец 1-й гильдии Мордух Янкелевич Лейкин заявил о краже путём подбора ключей к дверям амбара на Петропавловской улице. Из складского помещения пропали 1000 сахарных и мучных порожних мешков стоимостью в 900 рублей и 38000 коробок спичек фирм «Березина», «Дунаев» и «Лайшика». Общая стоимость украденного 2500 рублей. В тот же день на Петропавловской улице у домовладельца Владимира Прохоровича Лапчинского, взломав висячий замок, воры поживились ветчиной и коровьим маслом. Также прихватили 5 десятков яиц и банку малинового варенья. Приметы воров пристав 2-й части передал в сыскное отделение, но «за нерозыском представлено начальнику сыскного отделения». (ГАСО, фонд 578, опись1, дело 271, лист 96-97,110-114)
В конце июня 1916 года в «Петроградских номерах», что в 3-й части города Смоленска, был задержан крайне интересный табор. Климовичский мещанин милославичского общества Хаим Еселевич Нарасов 22 лет с женой Хаей Пинхусовной 36 лет, при них дети: от первого брака Хаи Сора 16 лет, Пеня 11 лет и Ента 4 лет Штейнберги и семейство Нарасова Янкель 3 лет и Иосель 1 года. При Хаиме Нарасове находились также его сестра Сора Еселева Нарасова 17 лет и брат Айзек 14 лет, а также прислуга крестьянка Могилёвской губернии Климовичского уезда Елена Дмитриевна Громова 16 лет. В компании также присутствовали мещанин города Васильково Киевской губернии Владимир Семёнович Зазульский 36 лет с женой Верой Иосифовной 30 лет, и мещанин города Чаусы Могилёвской губернии Цодик Гдальевич Дозорцов 30 лет. Вся эта компания заявила, что играет на струнных инструментах, продаёт гадательные билеты через попугаев и морских свинок и помимо сего других занятий не имеет. Документы у всех оказались в порядке, по проверке по линии полиции никто из означенных лиц не разыскивается. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 92)
29 июня барон Рауш-фон-Траубенберг выпустил очередное обязательное постановление. В целях упрочения государственного порядка и общественного спокойствия было запрещено всем частным землевладельцам местностей, входящих в Минский военный округ, сдающим свои земли крестьянам для выпаса скота, требовать с оных крестьян арендную плату более чем на 25% от прошлогодней оплаты. Ну хоть что-то для народа придумал генерал-от-кавалерии. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 79)
Как мы помним, в конце осени 1915 года из губернского города Смоленска были высланы все проститутки-одиночницы, это по мнению городской полиции. И вот в конце июня на запрос смоленского губернатора исполняющий должность смоленского полицмейстера титулярный советник Василий Георгиевич Рабчинский подписывает новый список женщин лёгкого поведения, каковые теперь оказывают эротические услуги в гостиничных номерах, на постоялых дворах или вовсе на съёмных квартирах. В списке 99 имён. Не бывает так, чтобы криминальная ниша долго пустовала, не бывает. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 286, лист 27-31)
Мало задержать мазурика и посадить его в камеру. Всё время проведения дознания его надо кормить. А это стоит небольших, но всё же денег. 1 июля 1916 года начальник смоленского сыскного отделения Моисеев докладывал смоленскому губернскому тюремному инспектору, что в период с 1 января по 1 июля на кормовое довольствие лиц, содержащихся под стражей при сыскном отделении было потрачено 43 рубля 09 копеек. Что подтверждается 134 опечатанными расписками: 408 дней по 9 копеек и 49 дней по 13 копеек. Так как 18 января на эти расходы было получено по талону к ассигновке 25 рублей авансом, то Семён Григорьевич просит возместить ему 18 рублей 09 копеек, потраченных из собственных средств, и выдать авансом 40 рублей на предстоящее кормовое довольствие задержанных. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 93)
3 июля при передаче розыскных листов в смоленский адресный стол выяснилось, что витебский мещанин Зисько Беркович Левинтов 33 лет, прописанный в доме Костенко по Одигитриевской улице разыскивается циркуляром Департамента Полиции как шулер и подлежит высылке с территории театра военных действий. По негласной проверке выяснилось, что Левинтов периодически появляется в Смоленске, где проживает на квартире своей жены. В квартире были оставлены агенты, каковые и задержали шулера 4 июля. На допросе в сыскном отделении Левинтов заявил, что в конце 1915 года за игру в карты был подвергнут административному наказанию на 3 месяца, на таковое не отбывал и из города Витебска скрылся. О высылке с театра военных действий знать не знал, так как постановление не было ему объявлено. В паспорте Левинтова имелось 6 отметок о прописке в городе Смоленске, три в гостинице «Франция» и три в доме Костенко. Шулер был передан в распоряжение смоленского полицмейстера с одновременным уведомлением о задержании оного смоленскому губернскому жандармскому управлению и контрразведывательному отделению при штабе Минского военного округа. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 94-95)
Насколько мы помним, дорогой читатель, Семён Георгиевич Моисеев в мае 1914 года уже проверял еврейские семейства, проживающие в посёлке при станции Стодолище Риго-Орловской железной дороги. И вот благодаря письму некоего Голубкова, нет, не Лёни, не к ночи будь помянут, а вовсе даже Ивана Семёновича, начальник сыскного отделения снова оказался в Стодолище. В рапорте своём на имя смоленского полицмейстера Моисеев указывал, что все 60 еврейских семейств в Стодолище имеет разрешение на проживание, 10 семействам разрешено смоленским губернским правлением проживать до конца войны, а 15 семейств всё ещё ждут решения по делам о проживании без должных документов, заведённых ещё в 1914 году (не торопится имперское правосудие, от слова совсем). Упомянутые же в доносе Голубкова как уклонисты от воинской службы Лейба Плоткин и Вульф Чемодан (да, друзья, в русском языке нет такого слова, которое не могло бы стать еврейской фамилией) представили все нужные документы, как на проживание, так и по отбыванию воинской повинности. Плоткин при призыве 1904 года Оршанским уездным по воинской повинности присутствием был зачислен в ратники 2-го разряда, и срок его мобилизации ещё не наступил. Срок призыва у Вульфа Чемодана был в 1908 году, когда он был зачислен в ратники 2-го разряда Мстиславльским уездным присутствием. В марте 1916 года Чемодан был мобилизован, но Стародубским уездным по воинской повинности присутствием был признан негодным к прохождению воинской службы по статье 66 литер А. Все подтверждающие документы у него в порядке. А вот Иван Семёнович Голубков в посёлке Стодолище обнаружен не был, и по словам старожилов, никогда там не проживал. Нападки Голубкова на станового пристава о послаблениях еврейскому населению также не подтвердились. Очередная анонимная пустышка. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 24)
Так уж вышло, что, находясь в посёлке при станции Стодолище, Моисеев получил информацию от помощника Ельнинского уездного исправника Рындина о вооружённом нападении на Уваровское волостное правление. Четверо нападавших, вооружённых «Браунингами» унесли 12 827 рублей казённых денег, 80 паспортных бланков, волостную печать и револьвер системы «Нагана». После совершения налёта скрылись на дрожках, запряжённых лошадьми волостного старшины и местного полицейского урядника. Дрожки были брошены в 9 верстах от станции Крапивенская Риго-Орловской железной дороги. Моисеев с помощником исправника Рындиным отправился по следам преступников. Проезжая по Ермолинской, Костыревской и Трояновской волостям, полицейские получали самые скудные сведения о грабителях, на перевозе через Десну грабителей смог описать паромщик. В Заболотской волости были получены сведения, что к ограблению могут быть причастны крестьянине оной волости деревни Старой Присмары Алексей Данилович Митрущенков и деревни Жарново Фёдор Акимович Ковалёв. Каковые с места проживания скрылись, а Ковалёв ещё и сжёг все фотографические карточки, хранившиеся у него дома. След грабителей потерялся, и Моисеев отправился в Рославль, где за ограбление Череповского товарищества в Рославльском уезде был арестован некто Иван Абрамович Моисеев. Однофамилец рассказал начальнику сыскного, то, о чём не рассказывал даже судебному следователю. Умел сыскарь работать с контингентом. Череповское товарищество вместе с ним ограбил его дядя Фёдор Абрамович Моисеев, а также крестьянин Ельнинского уезда Фёдор Акимович Ковалёв по кличке Холодок и некто Свиридов. После Череповского было ограблено и Юровское товарищество, но сам Иван Моисеев только довёз грабителей до Юров. Отвечая на вопросы начальника сыскного отделения, Иван сдал как грабителей Юровского товарищества своего родного брата Фёдора, того же Свиридова и некоего Ивана по кличке «Гнутый». После каждого ограбления преступники уезжали в Юзовку Екатеринославской губернии, где у Ковалёва проживала любовница Наталья Холодова, потому его и прозвали Холодок.
Полетели ориентировки во все концы Империи, включая и Юзовку. Состав шайки вроде бы был уточнён, но рославльский следователь объяснил, Моисееву, что Свиридов ещё до ограбления Уваровского правления был убит, а Иван Гнутый задержан полицией. Также полицейским было указано особо проверять всех людей, предъявивших паспортные книжки от Уваровского волостного правления Ельнинского уезда Смоленской губернии. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 25-26)
30 июля от рославльского уездного исправника в сыскное отделение пришла телеграмма, в которой указывалось, что Фёдор Моисеев скрывается в местечке Монастырщина Мстиславльского уезда, откуда прислал в тюрьму к брату Ивану письмо о высылке тому денег. 31 начальник смоленского сыскного отделения был уже в Монастырщине с 3 урядниками и 4 полицейскими стражниками Краснинского уезда. Однако в Монастырщине удалось выяснить только то, что 20 июля в Красный на имя Моисеева было отправлено 10 рублей. По телеграфу запросили Краснинскую почтово-телеграфную контору, и там подтвердили, что перевод был перенаправлен в Рославль. Из Монастырщины полицейские направились в Хиславичи, где у Фёдора Моисеева много знакомых и родственников. Все возможные места, где мог скрываться грабитель были проверены, но безрезультатно. Также закончился ничем и рейд Моисеева на родину грабителя в Юровскую волость. Хотя среди крестьян ходили упорные слухи, что Фёдора Моисеева не раз видели в Череповском лесу. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 27)
5 августа начальник Екатеринославского сыскного отделения прислал три фотографии и уведомил Моисеева, что в пределах Екатеринославской губернии задержаны трое неизвестных, вооружённых пистолетами «Браунинг». Но служащие уваровского волостного правления арестованных за грабителей не признали. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 37) В тот же день смоленскому полицмейстеру был спущен циркуляр от смоленского губернатора, в каковом предлагалось принять все возможные меры к скорейшему задержанию нападавших на уваровское волостное правление. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 41) Алексей Данилов Митрущенков он же Летик был задержан полицией в своей деревне Старая Присмара Заболотской волости Ельнинского уезда в конце августа 1916 года. Служащие уваровского волостного правления на очной ставке не узнали в Летике одного из грабителей, и ельнинским уездным исправником Митрущенков был отправлен в Дорогобужское уездное полицейское управление как подозреваемый в разбойном нападении на мельника Кагана. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 42)
14 июля 1916 года полицейский надзиратель смоленского сыскного отделения коллежский регистратор Макар Кузьмич Марьенков, согласно резолюции Смоленского губернского правления от 11 июля, назначен приставом 2-го стана Духовщинского уезда Смоленской губернии и приказом по полиции направлен к месту нового назначения. На его место в сыскном отделении переведён канцелярский служитель смоленского городского полицейского управления, исполняющий обязанности околоточного надзирателя 1-й части Смоленска Виктор Илларионович Семенцов. (ГАСО, фонд 916, опись 1, дело 613, лист 195)
14 июля полицейский надзиратель Авдеев совместно с воинским патрулём проверял полученные негласным путём сведения о подозрительных личностях, проживающих в землянках в конце НовоМосковской улицы. При обходе на берегу Днепра в четверти версты от города были задержаны трое неизвестных мужчин. Один назвался беженцем крестьянином Волынской губернии села Поланы Иваном Пантелеймоновичем Кушнером, второй Иваном Ивановичем Венде, крестьянином Гродненской губернии, третий же крестьянином Барнаульского уезда Николаем Николаевичем Рашевским. Документы, которые предъявили «беженцы» были выданы в Рязанской губернии, причём удостоверение Кушнера показалось полицейскому надзирателю и вовсе поддельным. На пути в сыскное отделение в чайной на Базарной площади Авдеевым был задержан мещанин Могилёвской губернии Есель Аншелев Повойский 17 лет. Его документы также показались дотошному надзирателю неправильными. Все четверо после регистрации и допроса в сыскном отделении были направлены в распоряжение смоленского полицмейстера. 17 июля в железнодорожной гостинице были задержаны в номерах с нижними воинскими чинами две проститутки, назвавшиеся женой сына надворного советника Ефросиньей Ивановной Мерман 20 лет и крестьянкой Духовщинского уезда деревни Симухина Анной Андреевной Шемарёвой 25 лет. Как мы помним к ноябрю 1915 года по указанию губернского начальства и приказом смоленского полицмейстера все одиночные проститутки были высланы из губернского города. Но «свято место пусто не бывает», уже 20 июля 1916 года смоленский полицмейстер выслал из Смоленска десять женщин, в основном крестьянок Смоленской губернии, задержанных сыскным отделением за занятия проституцией. (ГАСО, фонд 578, опись1, дело 277, лист 101-102,106)
В тот же, не самый замечательный летний день, чиновник интендантского управления Западного фронта Рухзе принёс в сапожную мастерскую Ивана Василевского, что на Большой Благовещенской улице в доме Энгельгардта, сапоги смоленского коменданта. Заведующему мастерской крестьянину Толпеченской волости Могилёвского уезда и губернии Иерониму Станиславовичу Касперовичу, каковой и принимал заказы (Иван Василевский находится в германском плену) Рухзе объяснил, что у комендантской обуви следует заменить подмётки и установить новые набойки. Достать кожаный сапожный товар в Смоленске было большой проблемой (всё для фронта), и Касперович отказался принимать сапоги в починку. Тут, думается мне, военный чиновник крайне возбудился, и в непечатных выражениях объяснил несговорчивому сапожнику, что он, Рухзе, не может не выполнить приказ коменданта города, а на мастерскую обрушаться все казни египетские. Потому как заведующий сразу же нашёл необходимые сапожные запчасти, но прямо сказал интенданту, что обошлась ему их покупка аж в 5 рублей, соответственно вместе с работой ремонт сапог коменданта выльется в 8 рублей. Ремонт был выполнен, сапоги отправились заказчику, и уже оный комендант накатал грозную «телегу» смоленскому полицмейстеру о задирании цен оборзевшими сапожниками. 17 июля полицейский надзиратель Семенцов снимал показания с Касперовича, причём сапожник называет интендантского чиновника комендантским денщиком. Протокол дознания передан по принадлежности. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 286, лист 45)
19 июля 1916 года при попытке продать золотые карманные часы чинами сыскного отделения был задержан неизвестный молодой человек в чиновничьей фуражке, изначально на допросе назвавшийся виленским мещанином Андреем Ивановичем Сикорским. Сикорский уверял, что продавал свои собственные часы, но часы фигурировали в списке украденного из квартиры провизора Арвида Александровича Бонина. Под тяжестью улик задержанный сознался в краже у Бонина, а также ещё в семи кражах имущества от 30 до 150 рублей в городе Смоленске. Большинство украденного имущества, проданного вором, по его указанию было обнаружено и передано владельцам. На третий день задержания Сикорский вдруг заявил, что он виленский мещанин Степан Иванович Потлов 17 лет, и что личность его может быть подтверждена чинами витебского сыскного отделения. Начальник витебского сыскного отделения уведомил смоленских коллег, что 9 июля в Орше был задержан за покушение на кражу некий Степан Потлов, каковой никаких документов не имел. Личность его была подтверждена лишь служащими комитета по делам беженцев. А 10 июля Потлов сбежал. Оконченные следствием дознания о восьми кражах переданы по принадлежности, а Потлов, сидя в камере при сыскном отделении, трижды пытался бежать. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 383-384)
21 июля была ограблена лавка Мурыгинского общества потребителей Лобковской волости Смоленского уезда. А уже 28 июля чинами сыскного отделения был ликвидирован притон, в каковом задержаны дезертиры Гуминский и Ткачёв, сознавшиеся в краже из лавки в Мурыгино. В сарае содержательницы притона Ланенковой были найдены чай, табак, папиросы, кольца, серьги и мануфактурный товар, признанные за своим членом Мурыгинского общества потребителей. Гуминский и Ткачёв рассказали, кому продали украденное, и камерах сыскного отделения поселились Борис Геннафт, Мошка Бонваль и некая Роянская. О дезертирах сообщено в контрразведывательное отделение при штабе Минского военного округа. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 128)
В этот же день барон Рауш-фон-Траубенберг просто фонтанировал обязательными постановлениями. Были выпущены правила ОБ УЛИЧНОЙ ТОРГОВЛЕ МОРОЖЕНЫМ, санитарные требования в отношении сточных вод (это я ещё могу понять, эпидемии никому не надо), правила устройства и работы заведений хлебопекарного промысла, устройства и работы колбасных заведений. Простите великодушно, господин генерал головушкой не бился часом? Есть у меня большие подозрения что на территории Минского военного округа было много более проблем военного плана. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 98,99,103,117)
27 июля 1916 года не сиделось в кабинете начальнику контрразведывательного отделения штаба Минского военного округа. Вышел господин подполковник из дома № 11 на Козловской горе прогуляться, а завершил свой променад в доме у Лопатинского сада, притащив в сыскное отделение для выяснения личности четырёх неизвестных. Трое из которых назвались братьями Шмидт, а четвёртый оказался мещанином местечка Колышки Витебского уезда неким Иосифом Бернацким. Пока задержанных регистрировали, обмеряли и фотографировали, контрразведчик рассказал Моисееву, что Бернацкий всю дорогу с ним шептался, объявляя братьев Шмидтов живущим по поддельным документам. По словам Бернацкого, оные Шмидты где-то в Харьковской губернии на железной дороге совершили ограбление совместно с какой-то неизвестной женщиной. И на следующий день таковая появилась в поле зрения сыскного отделения. Рахиля Литановна Зайдина принесла задержанным братьям Шмидт обед, но сама угодила в камеру. Документы у всех задержанных оказались в порядке, но из-за кляузы Иосифа Бернацкого проверять личности Шмидтов и Зайдиной взялись крайне ревностно. И только к концу августа выяснилось, что Шолом, Тане-Танум и Абрам Ельевичи Шмидты есть те, за кого себя выдают и по делам смоленской полиции не разыскиваются. Подтвердилась личность и Рахили Зайдиной. Однако в силу показаний Бернацкого начальник смоленского сыскного отделения просил смоленского полицмейстера выслать всю четвёрку из пределов Смоленской губернии. Так, на всякий случай. (ГАСО, фонд 578, опись1, дело 277, лист 124-125, 128)
28 июля 1916 года начальник канцелярии при главном начальнике Минского военного округа уведомил смоленского губернатора, что, принимая во внимание множество запросов от еврейского населения на отпуск евреям на пасхальные праздники изюмного вина, главный начальник снабжения армий Западного фронта разрешил продажу изюмного вина в пределах Минского военного округа по удостоверениям казённых раввинов. Количественное ограничение установили в одну бутылку на взрослого человека, начиная с тринадцатилетнего возраста. Циркулярное распоряжение смоленского губернатора Шумовского поступила в том числе и в смоленское сыскное отделение. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 21)
29 июля 1916 года содержатель парикмахерской по Почтамтской улице в доме Общества взаимного кредита бельский мещанин Файвиш Залманович Портников явился в сыскное отделение и заявил о мошенничестве. 25 июля к нему пришёл неизвестный солдат с запиской от адъютанта 2-го запасного артиллерийского дивизиона, в каковой была просьба дать на прокат с десяток разных париков для предполагаемого самодеятельного спектакля. Портников передал солдату париков на общую сумму в 90 рублей. Каковые парики в парикмахерскую так и не были возвращены, а господа военные отослали еврея-парикмахера по известному всем маршруту. Проведённым дознанием было установлено, что записка от адъютанта была подложной, и солдата с описанными приметами в дивизионе нет. Розыск продолжается. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 274, лист 5)
На следующий день «добрые люди», они же добропорядочные, законопослушные и внимательные соседи, сообщили в смоленское сыскное отделение о подозрительном человеке, проживающем в квартире Геблер в доме Полторацкой на Ново-Георгиевской улице. Полицейский надзиратель Сапожников при проверке дома обнаружил на чердаке в многолетних залежах пыли неизвестного в одном нижнем белье, каковой назвался варшавским мещанином Михаилом Щепановичем Фейковским. Одевшись, Фейковским представил Николаю Степановичу бессрочную паспортную книжку, выданную приставом 3 Мостовского участка Варшавской полиции, из которой, однако не было видно, что Фейковский прописан в доме Полторацкой. Штамп 3-й полицейской части в паспорте был проставлен, но без подписи пристава. Сам задержанный утверждал, что живёт в квартире около 6 месяцев и является прописанным по всем правилам. При проверке домовой книги выяснилось, что Фейковский был явлен с 13 декабря 1915 года и 31 марта 1916 года показан выбывшим в город Саратов. В тот же день опрошенная домовладелица вдова коллежского асессора Мария Ниловна Полторацкая пояснила, что в феврале месяце этого года Станислава Геблер, муж которой служит в местном лазарете, наняла в её доме отдельную квартиру. Сколько именно в квартире проживает Фейковский Полторацкая не знает. Крестьянка Варшавской губернии Блонского уезда гмины Голенов Станислава Иосифовна Геблер пояснила, что Михаил Фейковский есть шурин её мужа, последние полгода проживал с ней в одной квартире и был прописан. Около двух месяцев с 31 марта Фейковский находился в разъездах и после прописан не был. Задержанный Михаил Фейковский представлен смоленскому полицмейстеру для разбирательства, а дело двадцатисемилетней Станиславы Геблер было передано в суд для наложения административного взыскания. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 111-112)
Заканчивалось лето, и начальник сыскного отделения озаботился отоплением служебных помещений. В письме в смоленскую городскую управу Моисеев просит исправить ошибку, вкравшуюся в смету на отопление. С начала 1916 года дрова в сыскное отделение отпускались из расчёта на 5 печей, тогда как в сыскном отделении печей и вовсе 6. По этому поводу городская управа умудрилась поднять такую «бучу», что у смоленского полицмейстера точные сведения о количестве потребных дров для всех учреждений смоленской полиции на зиму 1916-1917 годов затребовал сам губернатор. Присовокупив также, что в список следует внести и количество топок в квартирах чиновников смоленской полиции. Как было указано в отправленной в губернское правление таблице на отопление служебных помещений сыскного отделения и квартиры начальника оного до апреля 1917 года потребуется на 6 топок 5 кубических саженей дров, на квартиры полицейских надзирателей Н.С. Сапожникова, К.Д. Авдеева и В.И. Семенцова необходимо по 1 кубической сажени дров на каждую квартиру. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 34,44,45)
Сотрудники складов люди достаточно странные. В какой-то момент они начинают считать, что всё имущество на складе, переданное им на хранение, является их нераздельной собственностью. И всеми правдами-неправдами пытаются на этом нажиться. Так получилось с ефрейтором Степаном Ивановичем Логиновым, кладовщиком склада армий Западного фронта. Оный склад был расположен в казармах Нарвского полка. Внезапная проверка обнаружила похищение автомобильных принадлежностей на сумму в 2000 рублей. Однако военные контрразведчики не смогли задержать Логинова, и дело для продолжения дознания передали в сыскное отделение. При обыске в квартире Логинова были обнаружены казённый велосипед с насосом, клещи, тесак, полотнище палатки, записка на имя сотрудника склада Германа Глюге, в каковой Логинов обещает лишить себя жизни и остатки каких-то сожжённых бумаг. Похищенные автомобильные запчасти были найдены в доме Синявской по Авраамиевскому переулку у чиновника 3-го санитарного автомобильного транспорта Освальда Веша. Веш на спрос объяснил, что все эти запчасти куплены им у старшего механика автомобильного отряда Минского военного округа Сигизмунда Оттоновича Нецейовского. При обыске на квартире старшего механика обнаружены две покрышки автомобильных колёс, 10 камер, из них 1 новая, 5 свечей и много других запчастей. Помимо автозапчастей у Нецейовского найдены две винтовки, германская и австрийская, пистолет «Парабеллум», австрийский штык, 11 обойм с 55 патронами и 1100 рублей денег. Начальник склада автомобильных имуществ Западного фронта признал найденные запчасти за похищенные со склада. Всё казённое имущество и оружие переданы коменданту города Смоленска. Ефрейтор Логинов в Смоленске найден не был, и сообщение о его розыске было направлено Николаевскому уездному исправнику. Нецейовский и принимавший участие в продаже запчастей вольноопределяющийся Чечулин были задержаны, а вот Освальд Веш сумел скрыться. (ГАСО, фонд 578, опись1, дело 268, лист 16-18)
Эпопея с автомобильными запчастями продолжилась в конце августа. Агенты сыскного отделения провели обыски в автомобильном гараже крестьянина Виленской губернии Антона Адамовича Кулака и в слесарной мастерской Фёдора Фёдоровича Герасимова. Было изъято 9 автомобильных покрышек фирмы «Проводник» и «Треугольник», 14 внутренних камер тех же производителей, 6 свечей фирмы «Книстан» и несколько кусков провода от магнето. Герасимов доказывать правильность приобретения запчастей категорически отказался, заявив, что покупал всё в Петрограде на рынке. Кулак представил некие счета от московских и петроградских фирм. Но после запроса на фирмы «Треугольник» и «Проводник» выяснилось, что все покрышки и автомобильные камеры, проверенные производителями по номерам, были проданы в школы автомобильных шоферов, на склады автомобильных принадлежностей Западного фронта и в 1-ю тыловую автомобильную мастерскую. Свечи же фирмы «Книстан» закупались Российской Империей только для военных нужд, и в свободной продаже оказаться не могли. Антон Кулак тут же изменил свои показания, заявив, что приобрёл покрышки у некоего вольноопределяющегося 1-й мастерской в августе 1915 года. Однако заведующий мастерской доказал по документам, что покрышки были выданы шофёру только 15 марта 1916 года. Также при обыске на квартире Антона Кулака в доме Баранова на Вознесенской улице был найден автоматический пистолет «Браунинг». В своё оправдание Кулак предъявил просроченное разрешение на ношение оружия от смоленского полицмейстера от 1906 года. Автомобильные запчасти переданы в 1 тыловую мастерскую, оконченные дознания направлены по принадлежности. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 268, лист 19-26)
Что-то мы всё о мазуриках да об их преступной деятельности, давайте, дорогой читатель, немного и о правоохранителях поговорим. 11 августа 1916 года постановлением Смоленского губернского правления, смоленский полицмейстер, состоящий в Министерстве внутренних дел, числящийся по армейской пехоте штабс-капитан Владимир Алексеевич Семёнов был откомандирован для исполнения должности Тарнопольского полицмейстера. Один из пунктов из последнего, подписанного Семёновым, приказа по смоленской городской полиции я позволю себе привести здесь полностью: «от 11 августа 1916 года; К СВЕДЕНИЮ:
Сегодня я отправляюсь в место моего командирования в Галицию в город Тарнополь.
Во главе смоленской полиции я имел честь и удовольствие состоять два с половиной года.
Время это навсегда сохранит в моей памяти самое светлое, самое хорошее воспоминание о моих смоленских сотрудниках-подчинённых. Обращаюсь ко всем вам чины Смоленской городской полиции с прощальным приветом!
Каждому из вас, начиная с моего помощника и до городового, я по долгу службы должен сказать искренно-сердечное спасибо.
С гордостью утверждаю, что каждый чин Смоленской городской полиции, всегда твёрдо понимал и помнил присягу и прилагал все свои силы и уменье на пользу городу и обществу. Конечно было некоторое «но», но оно неизбежно в сложном полицейском деле, однако это «но» никогда не было результатом с чьей-либо стороны злой воли.
Всех вас, господа классные чины, прошу принять от лица службы мою сердечную благодарность.
Благодарю также околоточных надзирателей и спасибо всем Вам молодцы-городовые.
Особенно прошу принять мою сердечную благодарность глубокоуважаемого титулярного советника Василия Георгиевича Рабчинского, титулярного советника Василия Васильевича Иванова, начальника смоленского сыскного отделения Семёна Георгиевича Моисеева, секретаря городского полицейского управления Онисима Андреевича Чепикова и заведующего запасным мобилизационным столом помощника пристава Сергея Тимофеевича Байкова и господ приставов: Ефима Кирилловича Толкачёва, Михаила Терентьевича Семыкина и Иван Илларионовича Алалыкина.
В заключение всем вам чины Смоленской городской полиции, стоящим на страже законности и порядка в городе, желаю полного дальнейшего успеха в Вашем трудном ответственном деле на пользу Царю, родине и обществу.» (ГАСО, фонд 916, опись 1, дело 613, лист 46)
Мещанин города Белёва Тульской губернии Михаил Александрович Ильин сообщил сыскному отделению, что 12 сентября из его квартиры в доме Тураева на Верхне-Пятницкой улице неизвестными было похищено вещей на сумму в 27 рублей 50 копеек. Подозревает Ильин Константина Жилинского 17 лет, который после кражи неизвестно куда скрылся. Сей вьюношь происходит из крестьян Бельского уезда Ахтырской волости села Михеево. 2 октября Жилинский был задержан агентами сыскного отделения в Смоленске, и по проверке оказался вовсе даже мещанином города Кишинёва. В краже Константин сознался, похищенные вещи, мол, продал неизвестному лицу на Базарной площади ещё 13 сентября. За Костика взялись всерьёз, тем более, что были большие подозрения в его преступной деятельности. Допрос за допросом, и воришка поплыл. Как оказалось, Жилинский в том же доме Тураева 28 мая взломал сундук крестьянина Хохловской волости Смоленского уезда Владимира Сергеевича Демьянова и украл деньги и пару ботинок на 35 рублей. Обнаглев от безнаказанности, молодчик 6 июня вернулся в ту же квартиру и у дорогобужского мещанина Алексея Даниловича Михайлова совершил кражу на 65 рублей. По приметам подходил Костя Жилинский на вора, который 2 сентября в Орле из мастерской почтово-телеграфной конторы украл сумку с различным инструментом, подушку и переносной телефонный аппарат. После долгих запирательств Константин Александрович Жилинский сознался и в этой краже. Законченные следствием дознания переданы по принадлежности. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 151-153)
22 августа 1916 года в честь ВЫСОЧАЙШЕГО посещения губернского города Смоленска ЕЯ ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ С АВГУСТЕЙШИМИ ДЕТЬМИ приказом смоленского губернатора Шумовского всем осуждённым в административном порядке за укрывательство дезертиров и торговлю спиртными напитками были вполовину сокращены сроки заключения. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 154)
23 августа 1916 года. Главный начальник Минского военного округа генерал и барон продолжает жечь обязательным постановлением сердца смоленских обывателей. В этот раз он запретил жителям Минского военного округа выпускать на улицы и площади оплаченных налогом собак без намордников. Все неоплаченные налогом собаки, равно как и оплаченные, но находящиеся на улицах без намордника, будут уничтожаться установленными способами как бродячие. Жители уездных городов, местечек и прочих селений обязаны содержать своих собак на привязи и не в коем случае не выпускать их на улицу. Пастушьи собаки, когда находятся в селениях, также должны содержаться на привязи. За неисполнения 3 месяца тюрьмы или штраф до 3000 рублей. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 130)
24 августа в 3-й части Смоленска в доме Строганова по Петропавловской улице был задержан минский мещанин Залман Борухов Каплан 18 лет. Минское сыскное отделение ещё 27 июня уведомило смоленских коллег о своих подозрениях, по каковым Каплан 23 июня совершил кражу со взломом из квартиры минской мещанки Мерки Берестовицкой на сумму более 220 рублей. В краже Каплан сознался, заявив, что краденное продал там же в Минске неизвестному лицу. 25 августа Залман Каплан был передан в смоленское городское полицейское управление для отправки этапным порядком в город Минск. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 441-442)
27 августа в Смоленске при отработке сведений из анонимного письма, адресованного коменданту города Смоленска, агентами сыскного отделения в доме № 12 Щербинского по Кислову переулку был задержан неизвестный мужчина, назвавшийся сначала крестьянином Шацкого уезда Воловской волости села Покровки Василием Андреевичем Янкиным. После близкого общения с приписанными к сыскному отделению городовыми, задержанный признался, что он есть крестьянин Юхновского уезда Воскресенской волости деревни Салькова Михаил Нилович Нилов 25 лет, бежавший 25 августа 1915 года с военной службы. Юхновскому уездному исправнику была направлена фотографическая карточка с запросом опознать Нилова в деревне Салькова, так как там проживает его родной дядя Пётр Беломутов, да другие крестьяне его знают. Пока суть да дело в арестантском помещении при сыскном отделении была совершена попытка побега. Михаил Нилов пытался перепилить решётки на окне, но был замечен дежурным городовым. По его словам, помогал ему в совершении побега наш старый знакомый крестьянин Радомской губернии Козиницкого уезда Иосиф Карлович Бернацкий, содержавшийся в этой камере до решения вопроса о его высылке из Смоленска и давший любовнице Нилова Анне Ефимовой денег на покупку пилок. На следующий день была задержана крестьянка Брянского уезда Анна Григорьевна Ефимова 27 лет, которая и передала Нилову средства для совершения побега, в том числе несколько пилок. При обыске у Ефимовой был обнаружен паспорт на имя крестьянки села Пуницы Орловского уезда Акулины Филипповны Кононовой, по которому она и была прописана в Смоленске с 10 марта. Этот паспорт, заявила Ефимова, она купила в поезде по дороге из Брянска в Смоленск у незнакомой женщины за 5 рублей. Документы на имя Янкина (паспортная книжка и свидетельство об исполнении воинской повинности) обошлись Нилову в 30 рублей, проданные ему неизвестным солдатом. Оба задержанных переданы в распоряжение смоленского полицмейстера. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 115-117, дело 289, лист 143,145-146, 158-161)
В конце лета начальник смоленского сыскного отделения в рапорте своём на имя полицмейстера просил усилить личный состав вверенного ему отделения. Аргументировал Семён Георгиевич сою просьбу тем, что со времени начала войны количество дел в сыскном утроилось, участились и командировки в уезды, плюс губернское начальство возложило на чинов сыскного отделения помимо собственно уголовного розыска, ещё и наблюдение за пропиской лиц, торговлей спиртными напитками, торговлей предметами первой необходимости по спекулятивно завышенным ценам и тому подобное. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 287, лист 224)
В то же время Моисеев пишет рапорт в Минское окружное интендантское управление и в связи с недостатком в городе Смоленске «…съестных продуктов и чины вверенного мне сыскного отделения постоянно заняты служебными обязанностями, связанными с обстоятельствами военного времени…» фактически просит поставить личный состав на военное довольствие и выдать талонные книжки на получение продуктов. Всё-таки большой дипломат Семён Георгиевич, вроде, как и другое ведомство, МВД, но с обстоятельствами военного времени! Мало того, начальник сыскного просит походатайствовать перед окружными интендантами ещё и смоленского полицмейстера. Интенданты люди крайне неповоротливые, и только 26 сентября 1916 года начальнику сыскного отделения было сообщено, что интендантом армий Западного фронта разрешён отпуск продуктов из смоленского продовольственного магазина для чинов смоленского сыскного отделения и их семей (общим числом 49 человек) в размере суточных дач, установленных для нижних чинов за установленную плату: муки ржаной 39 пудов 12 фунтов, муки пшеничной 13 пудов 32 фунта, крупы 9 пудов 8 фунтов, сахару 6 пудов 9 фунтов и постного масла 3 пуда 34 фунта. Деньги за продукты подлежат внесению в казначейство на погашение кредита интендантства под квитанцию, каковую нужно передать смотрителю смоленского продуктового магазина. Каковые 275 рублей 58 копеек 29 сентября 1916 года были внесены в смоленское казначейство. Но была и ложка дёгтя, каждый месяц нужно было возбуждать ходатайство о получении продуктов заново. В получении чековой книжки для сыскного отделения интендантством было отказано. По ведомости получения продуктовых пайков можно выяснить состав смоленского сыскного отделения на начало октября 1916 года:
Начальник сыскного отделения С.Г. Моисеев
Полицейские надзиратели: Н.С. Сапожников, К.Д. Авдеев и В.И. Семенцов.
Городовые (агенты): Юдин, Аникеев, Симоненков, Исаев и Константинов.
Прикомандированные: старший полицейский надзиратель Лодзинской сыскной полиции А.Г. Корницкий, городовой Калишского сыскного отделения Ф. Голодниченко, городовые Лыщук и Гриневицкий. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 32,43,64-66)
Помните июльскую историю с париками, «взятыми в аренду» по подложной записке от адъютанта 2 запасного артдивизиона. 1 сентября история получила-таки продолжение. По результатам проведённого дознания агентами был задержан писарь 4 разряда нестроевой команды штаба Минского военного округа Александр Георгиевич Баранович 26 лет. Именно он, по написанной самим же записке от прапорщика Лопуховского, получил в парикмахерской Файвиша Портникова париков на 90 рублей. Барановича опознали как сам потерпевший, так и двое свидетелей. Писарь всё отрицал и вины своей не признал. Дознание передано судебному следователю 1-го участка Смоленска. (ГАСО, фонд 578, дело 289, лист 134)
И в тот же сентябрьский день продолжилась история борьбы сыскного отделения с чиновниками городской управы в плане освещения помещений. Ещё 22 мая Моисеев возбудил перед управой ходатайство о повышении ассигнований на освещение помещений сыскного отделения, чтобы была возможность увеличить количество ламп с 6 до 10, но до сентября 1916 года ответа так и не получил. 54 рубля 60 копеек, выданные управой на весь год, были израсходованы к сентябрю, и до конца года начальник сыскного отделения просил управу выдать ещё 50 рублей, указывая, что за прошлый год выплачивал эти деньги из собственных средств. Так как в 1916 году электрическое освещение перешло в ведение городской управы, Моисеев предлагает принять на баланс вместе с помещениями сыскного отделения ещё и освещение в своей квартире, каковое было смонтировано за его собственный счёт. Просит он за это от управы всего 100 рублей.
Городская управа вовсе не торопилась отпускать деньги на освещение сыскного отделения. Не было у чиновников и желания заплатить за монтаж электрической арматуры в квартире Моисеева. А с 1 сентября денег в отделении не было, и за свет городу не платили. И вот уже 28 ноября отдел электрических предприятий смоленской городской управы направляет начальнику сыскного отделения требование об оплате поставок электроэнергии, угрожая с 1 декабря свет отключить. Матерясь на чём свет стоит, Семён Георгиевич отписал сию бумагу смоленской городской управе, так как по закону, именно городское управление оплачивает освещение в помещениях городской полиции. И зачем было курьера гонять от управы в сыскное, передали бы сразу требование оплаты из кабинета в кабинет? Ещё в декабре месяце 1916 года Моисеев пытается выбить деньги на освещение из городской управы. 2 декабря подачу электроэнергии в помещения смоленского сыскного отделения и квартиру его начальника отдел электрических предприятий смоленского городского управления прекратил. О чём и было доложено в рапорте смоленскому полицмейстеру. Рабчинский отправился на поклон к губернатору, каковой своим отпуском приказал смоленской городской управе профинансировать освещение смоленского сыскного отделения в нужном объёме. Свет дали только 13 декабря. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 35-37, 104-106)
5 сентября 1916 года Моисеев в рапорте своём смоленскому полицмейстеру указывал, что городовой сыскного отделения Абрамов «…стал относиться к службе небрежно и возлагаемые на него поручения выполняет медленно и неохотно». Перегорел агент на сыскной работе, надоела ему постоянная беготня по городу и уездам. Моисеев просит перевести Абрамова в городовые наружной полиции, а на его место в сыскное отделение прикомандировать какого-либо городового, по усмотрению полицмейстера. Приказом по городской полиции от 11 сентября 1916 года городовой смоленского сыскного отделения Абрамов был переведён в 1-ю полицейскую часть, а на его место назначен городовой 1-й части Исаев. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 46, фонд 916, опись 1, дело 613, лист 84)
В сентябре месяце 1916 года главный начальник Минского военного округа генерал-от-кавалерии барон Рауш-фон-Траубенберг обязательным постановлением запретил вывоз из пределов округа нижеследующих овощей: картофеля, свеклы, капусты свежей и квашенной, моркови, луку и чеснока. Как всегда, за нарушение санкции, и следить за этим всем полицейским чинам, включая сыскное отделение. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 149)
13 сентября от коменданта города Смоленска в сыскное отделение была доставлена неизвестная женщина в форме нижнего чина. На допросе девица назвалась добровольцем 247 стрелкового Сибирского полка Евгенией Николаевной Добровольской 16 лет, постоянно проживающей в городе Гродно. Отец её поручик 304 пехотного Гомельского полка Николай Константинович Добровольский был убит 10 августа 1915 года. В июле месяце сего года Добровольская поступила добровольцем в 247 стрелковый полк, откуда через два месяца приказом командира полка была отправлена в Смоленск. Документов, удостоверяющих личность, задержанная при себе, не имела. При личном обыске у неё обнаружены пять открыток с различными видами. Каковые вместе с Добровольской были переданы смоленскому полицмейстеру для решения вопроса о дальнейшей судьбе девицы. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 165)
Судя по переписке начальника смоленского сыскного отделения с судебным следователем 2 участка Смоленска, в 1916 году при сыскном отделении был устроен музей. В своём письме Моисеев просит следователя передать вещественные доказательства по делу о краже кожевенного товар из лавки Басина лишённым прав Здиславом Осиповичем Гендзеровским и мещанкой Региной Яновной Заржицкой (кусок толстой синей бумаги, пилу-ножовку с деревянной ручкой и некоторые другие) в музей сыскного отделения. Там же, кстати, оказался и кинжал воришки из кинематографа «Художественный» Ивана Тарасенко. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 156)
18 сентября 1916 года, исполняющий должность смоленского полицмейстера титулярный советник Василий Георгиевич Рабчинский, по-видимому в рамках борьбы за оптимизацию расходование денежных сумм городского полицейского управления, поинтересовался у Моисеева, как расходуются 115 рублей, отпускаемые из сумм смоленского адресного стола. Начальник сыскного отделения объяснил, что 25 рублей из этих денег получает лично он за «общее наблюдение по розыскной части», 90 рублей отпущено на наём двух служащих, одного как ведущего розыскную часть в адресном столе, а второго, как агента сыскного отделения. Так как умеющих самостоятельно вести такие дела кандидатов не нашлось, то были наняты два молодых человека 17-ти лет, Фёдор Макаров и Василий Иванов, каковые на время обучения азам работы в адресном столе получают оклад жалования по 30 рублей на человека. На время обучения к кандидатам приставлен для общего надзора и обучения агент Матвей Юдин, который и получает за наставничество оставшиеся 30 рублей. Рабчинский каллиграфически надписал на рапорте Моисеева, что по приказанию смоленского губернатора суммы, отпускаемые из адресного стола сыскному отделению, кроме 25 рублей лично начальнику оного, не могут расходоваться на увеличение содержания агентов сыскного отделения. А как жить во время всеобщего подорожания и спекуляции этим самым агентам? (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 51-52)
24 сентября смоленский губернатор вдруг озаботился судьбой отобранных в процессе борьбы с пьянством и алкоголизмам спиртных и спиртосодержащих напитков, хранящихся в полицейских частях и сыскном отделении. По 36 статье Уголовного уложения изъятые предметы, которые запрещается изготавливать, распространять, иметь при себе или хранить, после отобрания уничтожаются или обращаются в казну. И вот начальник губернии приказывает все изъятые суррогаты уничтожить, изъятые казённые хлебное вино и спирт сдать на казённые винные склады, а коньяк, ром и разные виноградные вина передать для нужд лазаретов. Ага, пока хранилось чины сыскного помаленьку причащались, а теперь отдай на потребу дохтурам, да ни в жизнь. 16 октября начальник смоленского сыскного отделения Моисеев согласно надписи смоленского полицмейстера от 8 октября 1916 года и вышеупомянутого предписания смоленского губернатора, согласно циркуляра Департамента полиции от 3 августа осматривал и определял на уничтожение спиртные напитки, отобранные у разных лиц в 1915 и 1916 годах. А осматривать было чего: изъятые у содержательницы гостиницы «Крым» Александры Алексеевны Поликарповой шесть бутылок красного вина, причём две с этикеткой «Ром»; 30 различного объёма посудин с различными винами (три бутылки с этикеткой коньяк, три бутылки шампанского, шесть четвертушек с ярлыком ликёр, а остальные померанцевая, кахетинская, рябиновая настойки, 18 пустых бутылок из-под вин и сломанный чемодан???), конфискованными у ныне покойного смоленского купца Константина Михайловича Вагишева; полубутылка казённой водки, бутылка хинной, две четвертные бутылки от церковного вина (есть у меня большое подозрение что, когда-то полные), в одной около чайного стакана оного вина, забранные от Сергея Акимовича Журавлёва; два жестяных бидона с запахом спирта (очень смешно), забранных у Абрама-Ицки Литмана; отобранная у Никитина бутылка спирта-сырца. И вот всё это было признано суррогатом, мол, при взбалтывании появляется какая-то муть и осадок, и уничтожено в присутствии понятых Семёна Ивановича Шпунтикова и Никиты Алексеевича Берёзкина. Кстати вторая часть постановления обличала и запрещала деятельность нелегальных продавцов портативных самогонных аппаратов. Мало того, что продают адские агрегаты по деревням, так ещё и обучение по пользованию проводят. Пресечь и впредь не допущать! (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 148,151)
В ночь на 25 сентября в гражданском отделении Смоленского окружного суда из шкафа секретаря была похищена металлическая шкатулка-касса, в которой находились судебные марки на сумму около 60 рублей и наличными деньгами 76 рублей. Днём 25 сентября в окружном суде был получен пакет, адресованный чернильным карандашом, в котором были обнаружены похищенные судебные марки. Первоначальное подозрение пало на дежурившего в ту ночь вольнонаёмного писца Фёдора Львовича Ковалёва, но улик против него не нашлось. Однако при опросах служащих суда выяснилось, что за несколько дней до кражи и непосредственно в день перед самой кражей в гражданское отделение заходил бывший курьер суда крестьянин деревни Рожествина Хохловской волости Фёдор Тимофеевич Богомолов, который уволился по поводу призыва его на военную службу. Обыск в квартире Богомолова ничего не дал, а вот сличение почерка Богомолова с адресом на конверте, каковое проводил письмоводитель мужской гимназии Дмитрий Николаевич Розов, показало на истинного вора. Богомолов свою вину категорически отрицал, розыски шкатулки и денег продолжились. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 157,164)
3 октября 1916 года все чины смоленского сыскного отделения сфотографировались по случаю перевода полицейского надзирателя Марьенкова на должность пристава 2 стана Духовщинского уезда. Сия фотографическая карточка была направлена в столицу Империи в редакцию журнала «Вестник полиции» с покорнейшей просьбой, поместить сей снимок в публикуемом редакцией печатном издании. Эх, как бы найти тот номер «Вестника» (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 286, лист 68)
7 октября 1916 года в семь часов вечера из Смоленской губернской тюрьмы бежал арестант, рядовой 3 Рижского пограничного полка Кузьма Агеев 21 года. О чём незамедлительно было сообщено по телефону в смоленское сыскное отделение. 9 октября в тюрьму явились две неизвестные женщины для свидания с Агеевым. Тюремной стражей оные женщины были задержаны и препровождены в сыскное отделение. В сыскном отделении задержанные назвались крестьянками деревни Остров Мышлянской волости Оршанского уезда Могилёвской губернии. Старшая из них оказалась матерью беглеца Марией Николаевной Агеевой, а вторая его же женой Домной Фёдоровной 20 лет. Так как документов у них не имелось, Моисеев закрыл женщин в камере до подтверждения их личности. Помимо запроса о женщинах, приставу 3-го стана Оршанского уезда полетела ориентировка на Кузьму Парфёновича Агеева, каковой помимо прочего может скрываться у своей тёти Ксении в деревне Заручье Руднянской волости Оршанского уезда. Однако Кузьма Агеев был задержан на родине в деревне Остров. По подтверждению личности родственниц Агеева отпустили домой. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 180-183)
10 октября из витрины магазина климовичского мещанина Могилёвской губернии Ицки Файбишева Сонькина через взлом стекла были похищены папаха и каракулевая шкурка общей стоимостью в 48 рублей. По проведённому дознанию вором оказался тринадцатилетний Павел Петров, смоленский мещанин. Папаху у него почти сразу после кражи отобрали какие-то солдаты прямо на Большой Благовещенской. А вот каракуль пошёл гулять по рукам, жадным еврейским рукам. В вечер кражи глупый мальчишка каракулевую шкурку, стоившую аж 38 рублей, продал на Резницкой улице в доме Верешкина земледельцу Лепельского уезда Хацкелю Афроимову Кушельман за 8 рублей. Причём Петров честно предупредил, что каракуль краденый. 15 октября Кушельман продал шкурку за 10 рублей шапочнику на Базарной площади Ицке Цигельману. У какового Цигельмана шкура была отобрана агентами сыскного отделения и передана потерпевшему Сонькину. Папаху и отобравших её солдат разыскать не удалось. Дознание передано в окружной суд, а Павел Петров водворён под надзор родителей. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 174)
12 октября 1916 года старший врач смоленской губернской больницы по направлению начальника смоленского сыскного отделения принял на лечение прикомандированного городового Фёдора Голодниченко. Каковой в 3 часа дня 19 ноября умер в больничной палате. Чинами смоленского сыскного отделения на погребение коллеги было собрано 27 рублей 50 копеек, также внесли деньги семья Моисеева и контрразведывательное отделение при штабе Минского военного округа. Всего по двум подписным листам собрали 64 рубля. Приставу третьей части Смоленска было предложено обеспечить сохранность имущества, оставшегося от умершего городового на квартире в доме Юревича № 25 по Верхне-Моховой улице. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 82, 92-94, 96-97)
Какие-то странные подковёрные дела творились в гараже Всероссийского земского союза, что в доме Мачульской на Духовской улице во 2-й части Смоленска. Утром 21 октября в помещении гаража был обнаружен мёртвым сторож оного мещанин города Бельска Гродненской губернии Андрей Францевич Войдаковский, у которого оказалась затянутая на шее верёвка. Когда на место прибыл начальник сыскного отделения служащие ВЗС Кучко, Инягин и Славинский заявили, что положение трупа было неизвестно кем изменено от первоначального состояния, в каковом они его и обнаружили. Концы верёвки, что на шее Войдаковского, мол, были закручены вокруг его левого запястья. При осмотре там были обнаружены два борозды от верёвки. Никаких сведений, кто поменял положение трупа, а, равно как и причины смерти сторожа гаража дознанием не были установлены. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 269, лист 7)
Ну вот захотелось смоленским мазурикам сладкой жизни. Что для этого требуется? Правильно, украсть как можно больше шоколада, пудов эдак пять или шесть, как утверждал небезызвестный нам Николай Корнейчуков. Но тут уж как повезёт, да и пять пудов попробуй унеси. А вот пуд с 5 фунтами уволочь можно. Именно столько шоколада в плитках по четверть фунта фирмы Абрикосова «Геркулес» были украдены с центральных складов Всероссийского земского союза при заводе Акционерного обществ пивомёдоварения на Проворской улице в ночь на 31 октября. Залезли на склад воры, выломав оконную раму, через неё же и ретировались, помимо шоколада забрав около пуда чая фирмы Высоцкого в разных пачках. Земгусары оценили ущерб в 200 рублей. А уже 1 ноября в чайной на Троицком шоссе в доме Преображенского был задержан дубровенский мещанин Горецкого уезда Хаим-Лейба Гиршев Тартаков, пытавшийся продать два фунта чаю, по приметам схожего с украденным. В сыскном Тартакова быстро заставили разговориться. Утром 31 октября он купил несколько фунтовых пачек чая у двух неизвестных на квартире дворника Артемия Емельяновича Борисова в доме Баранова на Мало-Вознесенской улице. При обыске на квартире Хаима в доме на Сенной площади чай был обнаружен и изъят. На квартире дворника Борисова были найдены фунтовая пачка чая и 12 плиток шоколада. Чай и шоколад были признаны заведующим центрального склада за украденные. Всё, что мог сказать Борисов о продавцах краденного, что они называли себя Кузьма и Санька. Ни этих персонажей, ни оставшиеся пуды шоколада в Смоленске обнаружить не удалось. Тартаков и Борисов были отправлены в суд как скупщики краденного. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 186)
1 ноября 1916 года в посёлке при станции Починок Риго-Орловской железной дороги произошло вооружённое ограбление дома ельнинского купца Вениамина Куселевича Черняк. Четверо вооружённые грабителей ворвались в дом и потребовали у жены купца денег, сам купец Черняк дома отсутствовал. Жена клялась и божилась, что денег в доме нет, но преступники нашли в письменном столе около 1200 рублей, среди которых оказались 10 рублей золотой монетой, три золотых монеты в пять рублей и на несколько рублей серебра. В доме Черняк случайно оказалась прислуга купца Эпштейна, которой грабители приказали провести их в дом хозяина. Но ограбить Эпштейна не удалось, так как начался переполох в посёлке, и грабители скрылись. Уже больше по традиции, преступников посчитали за тех, кто летом ограбил Уваровское волостное правление, причём по описанию примет они подходили. 17 ноября в Рославльском уезде было совершено разбойное нападение на крестьянина Кузьмичи Семёна Яковлевича Тимошенкова. В Рославль отправился сам начальник сыскного отделения. И вот ведь удача, пока суть да дело, на имя рославльского исправника поступила телеграмма из Брянского уезда. На Брянском заводе были задержаны четверо преступников, пытавшихся совершить разбойное нападение. Моисеев поехал в Брянск.
Брянскими полицейскими были задержаны брянский мещанин Дмитрий Алексеевич Кудрин 23 лет, крестьянин села Ловать Жиздринского уезда Калужской губернии Александр Тихонович Прохоров 22 лет, трубчевский мещанин Орловской губернии Николай Алексеевич Крылов, он же Мякинников 25 лет, симулирующий глухонемого, их родственники и содержатель квартиры, где были задержаны преступники, брянский мещанин Вячеслав Кристианович Тринкман. В квартире Тринкмана было обнаружено 2400 рублей, причём 60 рублей серебром, одна десятирублёвая и три пятирублёвых золотых монеты, золотые вещи, обувь, галоши и много разных предметов одежды, фуражки и револьвер системы «Наган» № 3538. По осмотру изъятого, Моисеев предположил, что Мякинников со товарищи и есть грабители из Починка. Телеграммой в Брянск были вызваны потерпевшие при ограблении дома купца Черняк, а начальник смоленского сыскного отделения принимал участие в допросах и розыске оставшихся членов банды. Каковые числом трое, некие Ситников, Верховский и Бережков вскоре были задержаны. На допросах Кудрин, Прохоров, Ситников и Бережков сознались в разбойных нападениях в Брянском уезде на станциях Сельцо и Полужье, но вот брать на себя преступления в Смоленской губернии наотрез отказывались. Семён Георгиевич проявил свои лучшие навыки сыскаря и даже где-то психолога, вытянув на откровенный разговор Николая Николаевича Бережкова 21 года. И смог добиться от него нужных показаний.
Как рассказал Бережков, в нападении на дом Черняк в Починке участвовало пятеро: он сам, Крылов, Кудрин, Прохоров и не пойманный ещё полицией Шулимов. Всех названных лиц Бережков знал ранее, за исключением Прохорова. 8 сентября 1915 года Николай Бережков поступил в военную службу добровольцем и был назначен в Пензу в 167 пехотный Нежинский полк. Попав на фронт, молодой человек дослужился до унтер-офицерского звания, и был направлен в горд Брянск в 267 запасной полк, и с командой самокатчиков уехал в Ямполь Волынской губернии. Оттуда ушёл в самоволку, совершив грабёж в Полужье. После отправился в Смоленск, где у коменданта получил указание ехать в Киев. На станции Жуково Риго-Орловской железной дороги 31 октября встретил Крылова, Кудрина, Прохорова и Шулимова, которые подбили его принять участие в грабеже на станции Починок. Сам Бережков в дом Черняка не заходил, а был оставлен приятелями на улице возле железнодорожного полотна. Когда поднялся крик, Бережков испугался, и вскочил в проходящий мимо товарный состав. Но оказалось, что вместо вожделенного Брянска, товарняк привёз унтера снова в Смоленск. Пробыв в городе пару дней, Николай уехал в Брянск, где и нашёл своих подельников. А 19 ноября был задержан полицией.
На опознании потерпевший Тимошенков никого из арестованных не опознал, а вот ельнинская 1-й гильдии купчиха Сора Берковна Черняк и её прислуга юхновская мещанка Сора Файбишевна Казакова уверенно опознали за грабителей Кудрина, Крылова и Прохорова. Кроме того, Прохоров был опознан потерпевшим Котовым за грабителя на станции Сеща. После опознания заговорил даже «глухонемой» Крылов. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 55-56,64,67-72)
6 ноября смоленский комендант просил смоленского полицмейстера запретить принимать в качестве документов от военнослужащих фотографические карточки с надписью военного начальства и печатью военной части. Сии фото, вещал комендант, служат лишь для удостоверения личности военнослужащего, но не могут быть разрешением на проживание в городе Смоленске. Посему нижние чины и офицеры, не могущие представить документы, оправдывающие их пребывание в губернском городе, должны быть задержаны до выяснения всех обстоятельств. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 281, лист 175)
8 ноября Семён Георгиевич Моисеев снова «забросил удочки» на предмет продуктового обеспечения чинов сыскного отделения и членов их семей в комитет Западного фронта Всероссийского земского союза. Из центральных складов ВЗС просили отпустить: 20 пудов пшеничной муки, 6 пудов мыла, 15 пудов сахара-рафинада, 5 пудов сахарного песка, 3 пуда коровьего масла, 4 пуда 20 фунтов подсолнечного масла, 9 пудов гречневой крупы, 20 фунтов чаю, 3 пуда макарон, 7 пудов свиного сала и 10 мешков ржаной муки. Не так чтобы и много на месяц для 60 человек. Деньги Моисеев обещал внести по первому требованию. «Земгусары» думали аж до 30 ноября, в каковой день письменно сообщили начальнику смоленского сыскного отделения, что в силу Постановления Ставки Верховного Главнокомандующего самостоятельный подвоз продовольствия на склады ВЗС запрещён и продукты поставляются только по сметам интендантства. В выдаче продуктовых пайков чинам сыскного отделения было отказано. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 283, лист 90,103)
9 ноября 1916 года начальник смоленского сыскного отделение получил поручение от следователя Московского окружного суда по важнейшим делам действительного статского советника Вольтановского. Следователь поставил смоленского сыскаря в известность, что 10 мая, лишённый по суда всех прав Владислав Янович Шнайдер, видимо, при участии других лиц, пока следствием не установленных, получил по двум подложным ассигновкам Московского окружного интендантского управления из Московского губернского казначейства 300 000 рублей. 11 мая Шнайдер уехал из Москвы в Смоленск, где отметился в полиции, а уже 17 мая приехал в Тверь, где след его потерялся. При задержании в Москве 20 сентября на руках у Шнайдера оказались паспортные книжки на имена Владислава Антоновича Кржесинского, Владислава Адамовича Карпинского, Владислава Леопольдовича Боровского, Франтишека Феофиловича Липинского. Паспортов было найдено много, а вот украденные деньги не обнаружены. Следствие предполагает, что сразу после похищения Шнайдер мог положить деньги на счёт в каком-либо из смоленских банков. Каковую информацию Московский окружной суд просит проверить смоленское сыскное отделение в кратчайшее время. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 286, лист 89)
В ночь на 15 ноября некто неизвестный взломал на Толкучем рынке лавку мещанина Лейбы Штрова. Добыча потянула аж на 240 рублей, это по утверждению потерпевшего, а кто знает, как оно на самом деле. Но вору показалось мало, и он попытался взломать ещё несколько торговых лавок: Ивана Тимофеева, Максима Игнатова, Герасима Яковлева и Шембеля Еленовича. Попытаться-то попытался, но дело до конца не довёл, может спугнул кто. Информаторы в этот раз сработали чётко, в сыскном узнали, что ломали торговые ряды на Толкучем рынке смоленский мещанин Михаил Тихонович Егоров по кличке «Бондарь» и лишённый прав состояния крестьянин Краснинского уезда Погостовской волости Александр Семёнович Осипов. Опытный Бондарь сразу после кражи уехал из города, а Осипова агенты сыскного отделения задержали. На допросе тот «держал воровскую марку», ничего за собой не признавал и подельника не сдал. Как позже выяснилось, Осипов бежал из-под надзора полиции в городе Духовщина. За всю совокупность криминальных заслуг Александр был помещён в камеру при сыскном отделении. А уже 5 декабря у Осипова в камере появился сосед – Бондарь. Зря он решил, что его криминальные дела забудутся за пару десятков дней. Хотя оба подельника всё отрицали, дело передано судебному следователю. Правда вещи, украденные из лавки Штрова, обнаружены не были. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 190-191)
18 ноября 1916 года на толкучем рынке агентами сыскного отделения был задержан неизвестный нижний чин, пытавшийся продать ящик с курительным табаком. В сыскном отделении задержанный назвался добровольцем 10 роты 327 пехотного Корсунского полка Михаилом Максимовичем Белоноговым 16 лет, уроженцем Саратовской губернии Аткарского уезда села Шереметево. Ящик ему якобы поручил неизвестный нижний чин, который просил отвезти на извозчике табак в какую-либо табачную лавку и продать. Ящик табака оказался похищенным в ночь на 18 ноября из вагона, стоящего на путях Александровской ЖД на станции Смоленск. Табак был отправлен в распоряжение Смоленского отделения Московско-Рижского жандармского полицейского управления железных дорог, а Белоногов передан коменданту Смоленска. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 277, лист 203-204)
Коровы в 1916 году были какие-то излишне активные, а может быть повышенную активность проявляли как раз воры, специализирующиеся на рогатом скоте. Как бы там ни было, 21 ноября домовладелец 3 части города Смоленска на НовоКомендантской улице Тимофей Степанов приобрёл у нижнего чина корову, которая вскорости должна была отелиться. «Добрые соседи» Степанова тут же сообщили «куды следоват», резонно предположив, что корова украдена из какого-либо военного гурта. К Степанову нагрянули агенты сыскного отделения. Николай Степанович подтвердил факт покупки коровы за 180 рублей у некоего фельдфебеля Ивана Петровича Жукова, служащего Всероссийского Земского Союза из имения Пискариха. Жуков этот объяснил покупателю, что корова исключена из всех списков, снята со всех видов довольствия и продаётся по указанию начальства. Степанов уже переправил корову в деревню Цезуревку Богородицкой волости к своей родственнице, куда и пришлось ехать сыскарям, чтобы передать корову заведующему 37 гуртом Минского военно-окружного интендантства. И пошла бы коровка под нож вместе со всем гуртом (а как вы хотели, всё для фронта-мясо на тушёнку, шкуру на выделку и на сапоги или какое другое снаряжение, копыта с рогами и те пускают на пуговицы), но тут в сыскное отделение явилась жительница станции Колодня Леонтина Белевич и заявила свои права на корову, которую у неё похитили в ночь на 21 ноября. До решения судебных властей корова оставлена при 37 гурте. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 267, лист 50-51)
Хвастовство никого ещё до добра не доводило. 23 ноября 1916 года из Рославля в Смоленск приехал городовой Владимир Оверченков, который сопровождал в Гедеоновскую земскую психиатрическую больницу душевнобольную. По сдаче больной на руки врачам, около четырёх часов дня городовой, одетый в штатское, зашёл в чайную на Базарной площади возле торговых бань Ефременковых, где заметил двух подозрительных лиц. Одного из мужчин, пониже ростом с бельмом на правом глазу, Оверченков знал, как булочника в Рославле. Тут второй мужчина, ростом повыше, вынул из кармана бумажник и стал раскладывать на столе деньги, по прикидкам Оверченкова никак не меньше 500 рублей. Причём оба хвастались сидящему рядом солдату, что денег своих показывать не боятся. Причём называли себя калужскими крестьянами, приехавшими в Смоленск по делам, что ещё больше насторожило полицейского. Присмотревшись к высокому, одетому в чёрную романовскую шубу с серым воротником, городовой вспомнил, что в ограблении Семёна Тимошенкова участвовал как раз высокий худощавый мужчина в чёрной дублёной шубе. Оверченков проследил подозрительную парочку до кинотеатра «Ампир», после чего собрав окрестных городовых, задержал подозреваемых и вызвал по телефону чинов сыскного отделения.
На допросе задержанные назвались крестьянином села Пацыни Фёдоровской волости Рославльского уезда кузьмой Николаевичем Серёгиным (невысокий) и крестьянином деревни Нового Лавшино Фошнянской волости Брянского уезда Орловской губернии Матвеем Ивановичем Улитиным. В бумажнике Улитина обнаружено 634 рубля денег, как он утверждал для покупки в Смоленске муки. Кузьма Серёгин объяснил, что пару лет проживал в Рославле, работая у бараночника Гобанова по Варшавскому шоссе в доме Краевского. 21 ноября Серёгин уволился и в тот же день познакомился с Улитиным, который сказал, что тоже бараночник и приехал в Рославль за мукой из Брянского уезда. Муки в Рославле найти не удалось, и Улитин предложил новому знакомому проехать до Смоленска. Билеты на поезд оплатил брянский гость. В Смоленске друзья-бараночники также не смогли найти муку, но зато на Базарной площади купили Улитину чёрную дублёную шубу. Факт покупки подтвердил смоленский мещанин Абрам Соркин, содержатель лавки с продажей одежды на Базарной площади. Можно было и отпускать незадачливых искателей муки, но по запросу в Рославль выяснилось, что Матвей Улитин разыскивается как подозреваемый в ограблении некоего Полякова в Рославле. Куда Улитин с Серёгиным и были отправлены этапным порядком. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 285, лист 85-90, 92-94)
2 декабря двумя неизвестными был ограблен цыган двинский мещанин Франц Михайлович Чубревич. Добычей налётчиков стали 915 рублей. По негласному сбору информации выяснилось, что к ограблению причастен лишённый по суду прав состояния смоленский мещанин Иван Семёнович Копытовский, каковой и был в тот же день задержан. Но тут уж сыскарям попался «тёртый калач». Показания Копытовский давать отказывался, в грабеже не сознавался. Украденные деньги так и не были обнаружены, равно как и подельник подозреваемого. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 272, лист 12-14)
8 декабря 1916 года по резолюции Смоленского губернского правления полицейские надзиратели смоленского сыскного отделения губернский секретарь Николай Степанович Сапожников, коллежский регистратор Константин Дмитриевич Авдеев и не имеющий чина Виктор Илларионович Семенцов, согласно закона от 23 октября 1916 года, назначены полицейскими надзирателями смоленского сыскного отделения 1-го разряда. (ГАСО, фонд 916, опись 1, дело 613, лист 172)
9 декабря 1916 года около 9-ти часов вечера в квартиру провизора Вольпяна в доме Полянской на Базарной площади с чёрного хода вломились двое грабителей в черных карнавальных масках с кружевной бахромой. Направив на хозяина и его жену револьверы, грабители потребовали выдачи денег. Так как в доме не было никого кроме детей и прислуги женского пола, провизор не счёл возможным сопротивляться и передал бандитам около трёхсот рублей. Уже через час в квартире Вольпяна работали чины сыскного отделения во главе с Моисеевым. На пороге магазина, соединённого с квартирой, через который и ушли грабители, были найдены чёрные накладные усы. К утру 10 декабря путь отступления преступников был выяснен. Взявши на Базарной площади извозчика, двое молодых людей приказали ехать на вокзал, но после изменили маршрут и приехали к дому Гвяздо на Рыбацкой улице. Извозчик остался ждать, ушедших, якобы, за вещами парней, а они через проходной двор дома Гвяздо скрылись в неизвестном направлении. Вот волки позорные, ещё и извозчика на деньги кинули.
Полицейский надзиратель Сапожников, обойдя все парикмахерские 3 части Смоленска, выяснил, что чёрные накладные усы были куплены 6 декабря в парикмахерской Михайлова на СтароПетроградской улице. Ученик парикмахера Максим Генералов рассказал надзирателю, что в субботу на прошлой неделе в парикмахерскую заходил молодой еврейчик лет 17-18 в тёплом коротком чёрном пиджаке и простых сапогах. У содержателя парикмахерской Михайлова он хотел купить два парика, но тот был занят и просил подойти попозже. Молодой человек вернулся только 8 декабря в четверг, и снова запросил два парика, но Михайлов был в отъезде и доступа к парикам у служащих не было. Еврейчик купил две пары искусственных усов за 60 копеек, чёрные и тёмно-русые, постригся и ушёл. Уходя, оговорился, что собирается идти на маскарад, что показалось Генералову странным, ведь в Смоленске никаких маскарадов не предвиделось. Кому ж это знать, как не парикмахерам и куафюрам. Служащий парикмахерской описал странного посетителя, как небольшого роста гладко выбритого жгучего брюнета. И тут Сапожников вспомнил, что ровно такого приказчика видел в сегодня в магазине Вольпяна. Полицейский отвёл на Базарную площадь Максима Генералова, и тот в приказчике аптекарского магазина твёрдо опознал «того еврейчика».
Мещанин Хотимского общества Климовичского уезда Могилёвской губернии Гирша Менделев Любман 16-ти лет был задержан по подозрению в вооружённом налёте. В сыскном отделении Любман всё отрицал. Да, ходил в парикмахерскую Михайлова, но только для того, чтобы подстричься. В ночь ограбления спал в своей квартире в доме Евстафьева на Нижне-Митропольской улице. Но приписанные к сыскному отделению городовые совместно с набитым песком валенком умеют убеждать. Тут оне во всём признались, повинились, разрыдались. И на радости такой побежали сыскари домой. Да только не к себе домой, а вовсе даже на Кваскову улицу в дом Чепиковой, где проживал подельник Любмана, смоленский мещанин Моисей Рубинов 17-ти лет. Хватать Рубинова Моисеев отправил представительную компанию: полицейских надзирателей Сапожникова и Семенцова в сопровождении агентов Исаева и Аникеева. В квартире обнаружились только отец Рубинова Ефроим Пейсахов и его жена. В засаде оставлен был городовой Исаев, остальные полицейские направились в «Художественный» кинематограф, где, по словам родителей, должен был обретаться Моисей Рубинов. Однако повезло Исаеву. Городовой отконвоировал налётчика в сыскное отделение, проведя по дороге разъяснительную работу, да так ловко, что Моисей с порога проорал начальнику сыскного отделения, что готов вернуть все украденные деньги. Вот она великая сила убеждения, ну и тяжёлый кулак агента, а может быть и вовсе сапог.
Пока искали Рубинова, Любман под протокол рассказывал, как произошёл налёт. Состоит он приказчиком в аптечном магазине Вольпяна уже 2 месяца, до этого работал приказчиком в аптечном магазине Морозова на станции Починок Риго-Орловской ЖД. Жалованья получает 15 рублей в месяц. Этих денег ему еле хватает на необходимые расходы. Решив послать 25 рублей своему брату, состоящему сейчас на военной службе, молодой человек не придумал ничего лучше, как ограбить своего работодателя. В напарники себе сговорил Моисея Рубинова, с которым знаком уже около трёх лет. В парикмахерской Михайлова купил две пары накладных усов, так как парики не получилось достать. В кофейне на Большой Благовещенской напротив магазина Тураева купил две чёрных шёлковых маски с кружевами за рубль 80 копеек. Пистолетов у нападавших не было, для устрашения они использовали сшитые из чёрной материи чехлы в форме пистолетов, набитые соломой. В четверг 8 декабря Любман открыл дверь чёрного хода ключом, который постоянно висел на кухне, но в тот вечер нападение не удалось, так как кухарка заперла дверь чёрного хода. 9 декабря Гирша снова открыл чёрный ход, после закрытия магазина встретил Рубинова во дворе и оба-двое спрятались в коридоре квартиры Вольпяна. После получасового ожидания налётчики вошли в квартиру и, угрожая соломенными муляжами, потребовали с хозяина денег. Получив искомое, выбежали из квартиры через задний двор, на бирже взяли извозчика, и, обманув его, растворились в темноте Рыбацкой улицы. Деньги, маски и муляжи револьверов Любман отдал Рубинову, попросив орудия преступления уничтожить.
11 декабря надзиратель Сапожников проводил обыск в квартире Рубинова. Моисей выдал полицейским бумажник с украденными деньгами, каковых насчитали 277 рублей. Однако, Николай свет Степанович был сыскарём со стажем, и вскоре под лестницей на второй этаж квартиры Рубинова были обнаружены два револьвера системы «Бульдог» 442 калибра, оба заряженные боевыми патронами. Ага, с соломенными пистолетиками детишки на ограбление ходили. В тайнике была найдена коробка с патронами, чёрные открытые карманные часы фабрики Мозера, серебряные монеты 5 и 50 копеек, 2 рубля 95 копеек марками, 6 рублей кредитными билетами, фотографическая карточка Гирши Любмана и бланк перевода на 20 рублей в действующую армию во 2-й запасной полк на имя Рубинова. При обыске на квартире Любмана ничего относящегося к делу найдено не было. Найденные деньги потерпевший Вольпян признал за свои.
Преступники обживают камеру в сыскном отделении, а вот надзирателям расслабляться некогда. Допросы, протоколы и прочие повестки. Оршанская мещанка Цыля Давидовна Колтунова, содержательница кофейни на Большой Благовещенской улице в доме Купеческого собрания, опознала в Любмане того молодого человека, которому продала две маски за 1 рубль 80 копеек, которые по его просьбе обшила кружевами на манер бороды. Ефраим Пейсахов Рубинов объяснил, что занимается торговлей бакалейным товаром. В пятницу 9 декабря он закончил торговлю в 3 часа дня и с сыном Моисеем отправился в синагогу. Вернулись домой около 6 вечера, после ужина Моисей оделся и куда-то ушёл. Вернулся он уже после девяти вечера, разделся и лёг спать. Найденные у него в квартире под лестницей револьверы он никогда не видел у сына, и не знает кому они принадлежат, также, как и другие вещи из тайника. Прислуга Вольпяна крестьянка Холмской губернии деревни Песиволя Агафья Григорьевна Крет опознала предъявленные ей револьверы, за те самые, что были в руках у грабителей. Да и припомнила, что голос одного из налётчиков ей показался знакомым. Моисей Рубинов рассказал, что купил револьвер и 10 патронов к нему в магазине Сумникова на Троицком шоссе, уплатив 27 рублей 50 копеек за всё. Любман же заявил о покупке револьвера системы «Бульдог» в магазине Виннера. На резонный вопрос, мол, а как вам продали револьверы без разрешений на оружие, преступники утверждали, что в магазинах никто свидетельства на оружие не спрашивал. Заведующий магазином под фирмой «Акционерное общество Б.И. Виннер» крестьянин деревни Поповки Богородицкой волости Смоленского уезда Пётр Иванович Некрасов предъявленные ему револьверы не опознал. Также он заявил, что в магазине не продают оружие без предъявления надлежащих удостоверений. Да и с августа месяца револьверов в магазине нет. Коробку патронов 442 калибра Некрасов не признал за свою, объяснив, что на всех коробках в магазине проставлена цена, а на этой цены нет. Гиршу Любмана и Моисея Рубинова завмаг никогда у себя в магазине не видел. Иван Васильевич Суковников, проживающий в Смоленске по Троицкому шоссе в доме Сеньковского уехал на родину в Тулу, и его опросить на предмет покупки револьвера не удалось. Оконченное дознание передано по принадлежности. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 272, лист 15-22)
Ох и хороша же была сестра милосердия смоленская мещанка Мария Васильевна Кожевникова. Мало что мордашка симпатичная, так ещё и фантазией девица была не обделена, придумала ведь ограбление. Хотя оно конечно, ежели подходить с точки зрения законов Российской Империи всё же имело место. И именно с таковой точки и подошёл к проведению дознания Моисеев. Ну да обо всём по порядку. 17 декабря около 8 часов вечера Кожевникова возвращалась со смены во 2 Смоленском городском лазарете на свою квартиру в доме Троицкого монастыря по Большой Благовещенской улице во 2-й части Смоленска. Во дворе дома, по словам Марии, на неё напал знакомый ей молодой человек Андрей Егоров, ударил рукой по лицу, и, когда девушка упала, попытался вырвать ридикюль. Девица оказала сопротивление, за что ещё раз получила по физиономии, а сумочка таки оказалась в руках нападавшего. По слова Кожевниковой в ридикюле находились разные письма, заметки и 15 рублей 45 копеек денег. По проведению дознания выяснено, что нападавшим был крестьянин деревни Таратоново Катынской волости Смоленского уезда Андрей Иванович Егоров, 21 года, проживающий в посёлке Серебрянка Катынской волости при Епархиальном свечном заводе, где ранее проживала и потерпевшая. Агенты нашли Егорова по адресу проживания, причём он сразу отдал украденный ридикюль, в котором были письма, заметки и 45 копеек. При этом Егоров объяснил, что вовсе не собирался грабить свою любовницу Кожевникову, а просто попытался выяснить, какого нового воздыхателя она себе завела, для чего и собирался прочитать письма, носимые Марией всегда с собой. Бить не бил, но сумку из рук вырвал. В доказательство дурак-влюблённый представил пару любовных писем и подписанную Кожевниковой фотографическую карточку. По утверждению Егорова в ридикюле кроме 45 копеек других денег не было. Проведённый обыск на квартире нападавшего результатов не дал. Любовничек в сопровождении оконченного следствием дознания был отправлен к судебному следователю 1 участка Смоленска. Любовь любовью, а закон есть закон. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 272, лист 23-24)
Добрались-таки паразиты и до моих любимых персонажей истории Смоленского уезда. После смерти действительного статского советника Александра Васильевича Рачинского всё его недвижимое имущество, включая имение Хохлово Смоленского уезда, земли в Поречском уезде и много ещё чего перешли по наследству к детям его родной сестры Варвары Васильевны по мужу Вонлярлярской. Не взирая на войну, очень неплохо жила в своём доме на Почтамтской улице Варвара свет Васильевна. Но 23 декабря 1916 года неизвестные взломали и её кладовую. Добычей воров стали два битых гуся, четыре курицы, четыре утки, 24 фунта свинины, две телячьи лопатки и большой шмат телячьей же грудинки. Отыскать воров и похищенные продукты не удалось. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 206)
И зачем это двум полицейским надзирателям в три часа дня прогуливаться по улице Георгиевский ручей? Работают, конечно, наблюдают за криминальной обстановкой в городе, волка ноги кормят, скажете вы дорогой читатель. Вполне себе может быть. И служба их очень быстро нашла. Топот, крик, шум, гам…Пронёсшись вонючим ветром по Георгиевскому ручью на Георгиевскую улицу выскочил, держа в зубах здоровенный круг колбасы, …отец Фёдор Востриков? Да нет, показалось сыкарям, да и до написания бессмертного романа Ильфу с Петровым ещё больше десяти лет. Но рожа-то у беглеца крайне знакомая. А вот догонявшего похитителя колбасы обывателя агенты не знали, но присоединились к забегу. И вскоре в руках у них оказался, кто б вы думали? Старый знакомый, лишённый по суду прав состояния Александр Семёнович Осипов. Получается не смог судебный следователь раскрутить дело с ограблением лавок на толкучем рынке, и подозреваемых отпустил. Ну сейчас-то уже не отвертится. Смоленский мещанин Василий Матвеевич Дручаков обвинил Осипова во взломе своей кладовой и краже 7 фунтов колбасы в собственном доме на улице Зелёный ручей. На допросе Сашка снова молчал, что твой партизан, а Дручаков объяснил, что Осипов с двумя подельниками постучался к нему в дом и попросил открыть мелочную лавку, чтобы купить нужные им продукты. Когда хозяин открыл дверь, его прижали к стене двое нападавших, зажав рот, а Осипов в момент взломал замок кладовой. Но возможность потерять продукты в большом количестве подвигла лавочника на подвиги. Укусив зажимающую рот пятерню, Дручаков заорал благим матом. Чем и спугнул воров, которые кинулись в рассыпную. Преследовать же хозяин мелочной лавки решил именно Осипова, так как заметил, что выскочил он из кладовой с колбасой. Подельников Осипов не сдал. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 271, лист 219)
Судя по всему, дорогобужский мещанин Мордух Лейзеров Петрейкин взялся отмечать Новый год очень заранее. Потому как только абсолютным опьянением можно объяснить его поступок 28 декабря 1916 года на станции Смоленск. Встретив на станции приказчика своего брата Айзека Петрейкина шумячского мещанина Боруха-Шолома Болотникова, Мордух вручил ему для передачи брату 1460 рублей и кенгуровую шубу с каракулевым воротником, покрытую драпом цвета моренго, стоимостью 300 рублей. Только кознями зелёного змия в голове я могу объяснить сей дурацкий поступок. Ты ж уже приехал в Смоленск, до дома Текоцкого на НовоПетроградской улице на извозчике ехать всего-ничего. Но случилось, то что случилось. Девятнадцатилетний Борух Болотников бесследно исчез вместе с деньгами и шубой. 30 декабря Мордух явился в сыскное отделение и написал жалобу. Вскоре выяснилось, что приказчик Айзека никакой не Болотников, а вовсе даже Борух Болотин, проживавший до поступления на службу к Петрейкину у отца своего в городе Рославле. Рославльскому уездному исправнику был направлен запрос на проведение обыска в доме отца Болотина, и на розыск преступника в пределах Рослальского уезда. Стоит ли говорить, что ни обыск, ни розыски уездной полиции результатов не дали. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 289, лист 3-5)
Закончился 1916 год для смоленского сыскного отделения очередным недоразумением. Оное недоразумение само явилось в отделение 21 декабря и заявило о грабеже. Сын коллежского секретаря-десятник гидротехнической организации Антоний Иосифович Стычковский 23 лёт, объяснил, что не далее, как вчера 20 декабря получил жалование 138 рублей. Около половины восьмого вечера, проходя по Королевской улице, возле ограды Ильинской церкви Стычковский подвергся нападению. По его словам, выходило, что на кривую дорожку разбоя вышел кто-то из смоленских кулачных бойцов, потому как отправить в полный рауш здорового молодого человека ударом в ухо мало кто сможет. Пока Антоний валялся в глубоком нокауте деньги, естественно, пропали. Однако по проведению дознания выяснилось, что Стычковский потому и не призван до сих пор в действующую армию, что страдает падучей болезнью. Так что никакого нападения и не было. Была совершена кража денег, пока молодой человек валялся на тротуаре в приступе падучей, но вора найти не удалось. (ГАСО, фонд 578, опись 1, дело 272, лист 25)
В конце декабря Моисеев вдруг взялся за перекраивание штатной книги сыскного отделения. Немного раньше были представлены ходатайства о назначении городовых Егора Васильевича Аникеева и Ивана Тихоновича Исаева на вновь открывшиеся вакансии полицейских надзирателей. Однако, смоленский полицмейстер сообщил, что положения того самого нового закона, по которому были открыты новые вакансии в отделении, закрыли доступ к оным должностям Аникееву и Исаеву, не выслужившим положенного срока в уголовной полиции. Чтобы хоть как-то подсластить пилюлю, Моисеев вышел на полицмейстера с ходатайством о представлении городового Аникеева к медали «За 10 лет беспорочной службы в полиции». Виктор Илларионович Семенцов был назначен чиновником заведующим регистрацией преступников и перепиской по розыску и наблюдению. Исполняя требования нового закона, начальник смоленского сыскного отделения представил смоленскому полицмейстеру список чинов смоленского сыскного отделения:
Начальник сыскного отделения Состав семьи Место жительства
Семён Георгиевич Моисеев 5 человек 1 часть, городской дом по Королевской улице
Полицейские надзиратели
Николай Степанович Сапожников 7 человек 2 часть, дом Сухотина по Духовской улице
Константин Дмитриевич Авдеев 6 человек 3 часть, дом Алексеевой по Воронкову переулку
Виктор Илларионович Семенцов 7 человек 1 часть, дом Евстафьева по Чуриловскому пер.
Алексей Григорьевич Корницкий 1 человек 1 часть, Московские номера
Городовые
Матвей Алексеевич Юдин 7 человек 2 часть, дом Гольдман в Офицерской слободе
Егор Васильевич Аникеев 2 человека 1 часть, городской дом по Королевской улице
Иван Тихонович Исаев 5 человек 1 часть, дом Певзнера по Кадетской улице
Денис Матвеевич Симоненков 2 человека 2 часть, дом Воронова по Зелёному ручью
Иван Лыщук 5 человек дер. Новая Ямщина Смоленского уезда
Генрих Францевич Гриневицкий 5 человек 3 часть, дом Забежаевой по Кислову пер.
Евстафий Петрович Константинов 5 человек 1 часть, городской дом по Королевской улице
Михаил Яковлевич Андрасюк 4 человека 2 часть, дом Дроздовской по Духовской улице
Фёдор Макарович Макаров 1 человек 1 часть, собственный дом
Василий Иванов 2 человека 1 часть, дом Турова по Королевской улице
Смоленское сыскное отделение. Год 1916-й
© Copyright: Алексей Чаус, 2025
Свидетельство о публикации №225080601626
Свидетельство о публикации №225080601626
Рецензии