Осторожно женщины!

Комедия по мотивам пьесы Леонида Зорина «Бурные дни Гарунского»
в одном действии.
В пьесе звучат стихи Леонида Зорина и Александра Дольского
Действующие лица:
Гарунский Антон Семенович – беззащитное существо
Юлия Борисовна Гарунская – его жена, святая женщина
Вера Аркадьевна – соседка, женщина с активной жизненной позицией
Регистратор поликлиники – женщина со стальными нервами
Августа Гурьевна – врач, женщина с убеждениями
Дама-пассажирка – очень энергичная женщина
Марина Истомина – блогерка, поэтическая женщина
Начальник отдела – женщина с большим авторитетом
Акулевич – женщина – офисный планктон
Сцена первая
Выходят главные герои.
Актер: Все, что в шутку ты сказала,
Буду помнить я всерьез.
Актриса: Видят старые вокзалы
Слишком много новых слез.
Актер: Принимай судьбу отрадно,
Не ищи других причин -
Актриса: Разделились беспощадно
Мы на женщин и мужчин
Актер: История начинается с того, что у нашего героя – Гарунского Антона Семеновича закончился срок действия водительского удостоверения.
Актриса: Такое случается, знаете ли! Живешь себе, живешь, сам по себе. И Государство тебя не трогает, и ты его не трогаешь! Но в один прекрасный момент оно о тебе вспоминает!
Актер: Ты попадаешь под его всевидящее око и скрыться от такого внимания нет никакой возможности. Вынь да положь ему сведения о доходах НДФЛ и все тут.
Актриса: А еще о составе семьи!
Актер: Об имуществе движимом и недвижимом.
Актриса: О состоянии здоровья! А что, вдруг у вас скрытое страшное заболевание? Или какая-то важная часть организма вот-вот отвалится? Кто тогда будет кормить ваше несовершеннолетнее чадо? Не говоря уже о страховых взносах и налогах! Вполне разумное поведение Государства!
Актер: Разумное? Вы считаете это разумно? Что же, давайте разбираться!
Актриса: Все бы вам разбираться! Все бы вам искать причины и следствия!
Актер: Ничего плохого в этом не вижу!
Актриса: Что ж, раз вам так хочется, извольте! Не уверена, что вам эти изыскания понравятся!
Актер: А я как раз уверен!!! Я уверен, что найду и причины и следствия, и все они будут логичными, вескими, духоподъемными, жизнеутверждающими…
Актриса: Ой-ой-ой! Святая наивность!
Актер: Наивность? Но почему? Не вижу причин для скепсиса!
Актриса: Конечно, не видите! Но я вам их сейчас покажу! (уходит)
Актер: Покажете? Я в предвкушении!

Сцена вторая
На сцене остается Актер, продолжает танцевать.
Актер: Антон Семенович Гарунский возвращался с работы пешком. Так как водительские права у него уже месяц, как закончились. Сей прискорбный факт был чрезвычайно огорчителен для нашего героя – путь на работу и домой теперь был связан с перемещением на общественном транспорте и, к тому же, растягивался на полтора часа. А лето стояло жаркое, кондукторы в трамвае с рычанием ходили по ногам пассажиров, а водители автобусов срывались с места, роняя несчастных на пыльный рифленый автобусный пол. К тому же, супруга Антона Семеновича – Юлия Борисовна – с недавних пор ощутила «зов земли», как она ласково называла свою внезапно открывшуюся страсть к возделыванию четырех соток дачного участка. И этот «зов» гнал ее на дачу каждые выходные. Так что, отсутствие прав у Антона Семеновича добавило ей головной боли, добираться за город на электричке – удовольствие не для нее. Гарунский вошел в подъезд своего дома и нос к носу столкнулся с соседкой Верой Аркадьевной.
Появляется Вера Аркадьевна. На ней спортивная форма и бейсболка. Она только что бегала, судя по всему, шумно дышит и периодически делает какие-то упражнения.
При виде Веры Аркадьевны Гарунский разворачивается и пытается сбежать.
Вера Аркадьевна: Сосед! Стоять! Куда это вы так спешно направились, а?
Гарунский: Вера Аркадьевна! Как же я рад вас видеть.
Вера Аркадьевна: Вы сегодня сколько шагов сделали? Ну, хотя бы тысячу нашлепали, а? Что вы мямлите? Я вам, как нормальному человеку, мужу моей подруги составила план питания, план нагрузок, план тренировок! А вы!!! Бессовестный! Бедная женщина ночей не спит, заботится о вас! А вам права восстановить тяжело! Заставляете жену с таким слабым здоровьем тащиться на дачу на электричке! Уму непостижимо! Вот будь вы моим мужем, я бы вам задала перцу! Вы бы у меня поплясали! Подъем в пять утра, зарядка, пробежка! (делает пробный удар Гарунскому под дых) А? А? Держим удар, держим! Не отвлекаемся! Ты мужик или что, а, Гарунский? Ух, утомил ты меня! Я знаю, что всему виной! Зеленый змий! Да, да, да! Все эти ваши «рюмашечки под селедочку»! Думаете, мне это не известно?
Гарунский: Да какие рюмашечки, помилуйте, Вера Аркадьевна!
Вера Аркадьевна: Не помилую! Скажите спасибо, что ваша жена – эта святая женщина  - заступается за вас, а то я бы с вами не так разговаривала! У! Мужлан! (уходит)
Гарунский: Моя жена и правда святая! Я каждый день говорю себе, как мне повезло! И мне действительно очень повезло! Двадцать лет брака! Душа в душу! Я нарадоваться не могу! И сын у нас хороший мальчик! Учится в университете. На платной основе, правда. Хорошо учится. Без хвостов, без троек…почти. По моим стопам пошел – экономист!
Выходит Юлия Борисовна. На ней домашний халат, голова обвязана полотенцем.
Юлия Борисовна: Антон! Наконец-то ты пришел! Эта жара просто невыносима! Как хорошо было бы на даче сейчас! Прохлада! Птички поют! Ох, голова, моя бедная голова! Ты уже собрал документы на пересдачу?
Гарунский: Пересдачу? Да, почти совсем собрал…уже, да. Там такая оказия неприятная, ты знаешь.
Юлия Борисовна: Оказия? И где ты слова такие берешь? Оказия! Ты можешь прямо сказать, что тебе мешает получить эти злосчастные права?
Гарунский: Да это просто невообразимо, дорогая! Требуется справка из, прости меня, психдиспансера! Справка о том, что я не состою у них на учете! Это же абсурд! Я бы понял, если бы понадобился документ, что я состою! Но доказывать, что я не состою – это просто смешно!
Юлия Борисовна: Так посмейся! Зачем ломать голову? Она у тебя одна!
Гарунский: Но это не значит, что я должен оберегать ее от всякой мысли!
Юлия Борисовна: Антон, но что же поделать, если такой порядок!
Гарунский: Порядок?! Какой порядок? Покажи мне его! Я его ищу, я его жажду!
Юлия Борисовна: Что за манера все усложнять? Надо так надо! Поезжай и возьми!
Гарунский: Боже, как у тебя все просто! Поезжай и возьми! Во-первых, это заведение находится на другом конце города! Я должен ехать на троллейбусе, автобусе, а потом еще и в трамвае! На улице тридцать градусов жары! Имей сострадание, дорогая! Там очередь на год! Десятки людей! Некоторые пришли туда за справкой, как и я, а есть ведь и больные люди! Я буду вынужден провести там часа два-три в обществе неуравновешенных людей, подвергаясь насмешкам и оскорблениям душевнобольных.
Юлия Борисовна: А ты веди себя тихо и никто тебя не тронет!
Гарунский: Конечно! Ответ на все вопросы – сиди тихо и терпи! Но это еще не все! Мне предстоит обратный путь, когда я опустошенный нравственно и физически, я получу эту унизительную бумажку, мне придется полтора часа тащиться обратно с тремя пересадками! По жаре! Это ужасно!
Юлия Борисовна: Но нельзя же всю жизнь прожить под колпаком!
Гарунский: По-твоему, я к этому стремлюсь? Двадцать лет вместе, а ты меня совсем не знаешь! По-твоему, я стремлюсь влезть под колпак? Я, если хочешь, человек страстей! Но я их сдерживаю!
Юлия Борисовна: Не всегда!
Гарунский: Все наши споры заканчиваются тем, что ты предлагаешь мне забыть про здравый смысл! Я не могу на это пойти! Ведь достаточно на меня взглянуть, чтобы понять, что я не нуждаюсь ни в каких справках! Просто побеседуйте со мной и убедитесь, что перед вами здравый, разумный, интересно мыслящий человек! Зачем же подобное надругательство?
Юлия Борисовна: Ну, успокойся! Будь мужчиной!
Гарунский: Что ты имеешь в виду?
Юлия Борисовна: Страшно подумать, как ты незащищен! Просто открытая рана!
Гарунский: Да, открытая! Я же человек! Общение с социумом не проходит для меня бесследно!
Юлия Борисовна: Ах, я больше не могу! Ты еще никуда не съездил, а уже устроил мне головную боль! Помолчи, я тебя умоляю. Сколько бы ты не кипятился, чтобы ты не утверждал, ничего не изменится. Ты сегодня специально отпросился с работы на полдня. Так что, давай, быстренько поешь и поезжай. Дорогой, над тобой уже даже сын смеется, чего это отец не хочет пересдавать на права? Неужели боится? И Вера Аркадьевна говорит…
Гарунский: Ах, Вера Аркадьевна говорит, значит, поеду, радуйтесь. Не верите на слово, что я нормален, отлично, покажу вам печать.
Сцена третья
Актер: Надо признать, что живое воображение Гарунского позволило ему достаточно верно представить картину предстоящих событий. Все было именно так – долгая поездка в троллейбусе, автобусе и трамвае, еще более долгое коридорное ожидание. На талончике, который вылез из автомата у входа, был начертан номер 73, а на табло уже некоторое время горела надпись 28. Гарунский вздохнул и сосчитал про себя – всего-то навсего 45 пациентов! Но все же, в конце концов, он был допущен в торжественную тишину регистратуры и предстал перед немногословным существом в белом халате. Это была женщина на исходе затянувшейся молодости, закаленная жизнью и общением с неуравновешенными людьми.
Регистраторша: Фамилия?
Гарунский: Гарунский…Видите ли в чем дело…
Регистраторша: Имя Отчество?
Гарунский: Антон Семенович. Видите ли… тут такая ситуация…
Регистраторша: Антуан?
Гарунский: Выслушайте меня…
Регистраторша: (ищет карточку в картотеке) Гарунский, Гарунский… Алкоголик?
Гарунский: Да нет же! Я хочу вам объяснить!
Регистраторша: Не мешайте! (ищет карточку) Гарунский, Гарунский… Вашей карты нет.
Гарунский: И не может быть! Я тут в первый раз!
Регистраторша: Что же вы сразу не говорите?! Странный какой. Где направление?
Гарунский: Послушайте, вы совершенно напрасно принимаете меня за ваш контингент.
Регистраторша: Это вы доктору расскажете. Адрес?
Гарунский: Дайте же мне сказать! Подумать только – я добираюсь до вас полтора часа на всех видах транспорта, какие существуют, еще столько же жду очереди и в результате не могу объясниться.
Регистраторша: Спокойно, спокойно!
Гарунский: Я очень спокоен. Мне нужна справка, что я не состою у вас на учете! Именно что не состою! Вам понятно?
Регистраторша: Так бы сразу и говорили. Паспорт и военный билет.
Гарунский: Паспорт извольте!
Регистраторша: И военный билет.
Гарунский: Да зачем он вам?
Регистраторша: Затем, что нужен.
Гарунский: А я не знал, что он нужен.
Регистраторша: Будете знать.
Гарунский: И что же мне делать?
Регистраторша: Поезжайте и привезите.
Гарунский: Как? Снова? Вы шутите?
Регистраторша: Здесь не шутят.
Гарунский: Да я и не военнообязанный вовсе!
Регистраторша: Именно. Надо знать, по какой статье вы освобождены.
Гарунский: Не по вашей, можете быть уверены.
Регистраторша: Посмотрю свидетельство и буду уверена.
Гарунский: Значит, после того, как я тащился сюда полтора часа, торчал в очереди мне нужно ехать домой и проделать все то же самое снова?
Регистраторша: Кто ж вам виноват?
Гарунский: И все эти глубоко ненормальные действия я должен проделать, чтобы убедить вас, что я нормален? Триумф логики!
Регистраторша: Меня убеждать ни в чем не надо. Привезите документ и все.
Гарунский: Так, так. Я вам справку, вы мне справку. Документ за документ. Такие формы общения вы желаете установить между людьми?
Регистраторша: Я ничего не хочу. Вы чего-то хотите.
Гарунский: Неужели вы не видите, кто перед вами? У вас есть сомнения? Испытайте меня! Побеседуем.
Регистраторша: Мне беседовать некогда, я на работе.
Гарунский: Давайте поговорим о чем-нибудь. Вы любите театр?
Регистраторша: Не устраивайте цирк.
Гарунский: На вас белый халат – это символ гуманности и любви.
Регистраторша: Какая любовь?! Вы забываетесь! Что за намеки? Каков фрукт, посмотрите на него! Ловелас!
Гарунский: Я не это имел в виду, женщина.
Регистраторша: Знаю, что вы в виду имели, мужчина.
Гарунский: Вот, видите, это же поэзия, лирика – мужчина и женщина…
Регистраторша: Думаю, вам надо поговорить с доктором.
Гарунский: Зачем? Причем тут доктор?
Регистраторша: Так вернее будет! Вы тут посидите, я пока за Августой Гурьевной схожу. Не нервничайте только! Спокойно! Спокойно!
Гарунский: Да я спокоен! Что же такое?! Это унизительно…
Актер: И спустя несколько минут Гарунский был допущен в кабинет доктора. Августа Гурьевна – уважаемый врач с огромным опытом работы – сидела за столом со скорбно сжатыми губами. Мрачный огонь сиял в её глазах.
Гарунский: Доктор, выслушайте меня.
Августа Гурьевна: Сядьте.
Гарунский: Это, в сущности, смешная история, способная вызвать у интеллигентного человека только улыбку. Просто нужно подтвердить водительские права, понимаете?
Августа Гурьевна: Понимаю, понимаю. Для начала возьмите таблетку и выпейте воды.
Гарунский: Зачем?
Августа Гурьевна: Пейте, не рассуждайте.
Гарунский: Ну, хорошо, если вас это утешит, извольте. Выпью. (глотает таблетку, жадно пьет воду). Доктор, это какая-то дикость. Я ехал к вам через весь город, сквозь весь этот зной, отстоял в очереди. А мне нужна-то сущая безделица, пустяк.
Августа Гурьевна: Я все знаю, голубчик.
Гарунский: Но, может быть, вам изложили мою проблему несколько тенденциозно.
Августа Гурьевна: Хм, как сложно вы изъясняетесь – «тенденциозно». Вы что, журналист?
Гарунский: Да, что вы, я ни-ни. Понимаете, просто ваша регистратор меня не поняла, я хотел сказать, что я – нормальный, достаточно просто на меня взглянуть, и вы поймёте! Взгляните на меня!
Августа Гурьевна: (разглядывает Гарунского) Вы абсолютно правы, голубчик. Следите за пальцем. Хорошо. Рот откройте, язык покажите. Хорошо.
Гарунский: Спасибо!
Августа Гурьевна: По-моему, вы – наш.
Гарунский: Что значит «ваш»?
Августа Гурьевна: Не беспокойтесь! Сядьте! Таблетка сейчас подействует, все будет хорошо.
Гарунский: Позвольте, что же это происходит? Человек тащится к вам через весь город, несмотря на зной, трясется в автобусах и трамваях, его сжимают со всех сторон. Целый час он томится в очереди и все это ради простейшей вещи – напишите бумагу, что я здесь ни разу не был. И чем все это мучение заканчивается – ему говорят: Вы наш!
Августа Гурьевна: Это счастье, что у вас права закончились, и вы к нам пришли!
Гарунский: Какое такое счастье, вы с ума сошли?!
Августа Гурьевна: Господин (смотрит в карту) Гарунский. Господин журналист, в нашем заведении такими словами не разбрасываются! Вы просто не осознаете своего состояния! У нас налицо все симптомы: цвет лица землистый, язык белый, склеры желтые, взгляд дикий, блуждающий. Страх толпы, агорафобия, клаустрофобия, пароксизм. Вам нечего опасаться, уж я – то вижу, что вы наш! У меня тридцать лет стажа, я не ошибаюсь никогда. Иной раз идешь домой с работы, рядом с тобой человек, с виду нормальный, сидит молчит. А я вижу – наш!
Гарунский: Но вы же не серьезно! Как вы можете с одного взгляда утверждать такие вещи?! Чудовищная самонадеянность.
Августа Гурьевна: И это вы мне говорите? Ну, знаете…(достает таблетку, принимает ее, запивает водой) Да вы со стороны на себя посмотрите! Перед вами женщина, больше того, специалист. Вы видите эту женщину впервые в жизни, и позволяете везти себя враждебно и агрессивно!
Гаунский: (слегка пристыжено) Как же мне себя вести, если вы говорите, что я «из ваших»?!
Августа Гурьевна: Ну и что же? Это не повод для грубости! Да вы по сторонам посмотрите, куда ни глянь, всюду наши! Особенно мужчины.
Гарунский: Не преувеличивайте, доктор!
Августа Гурьевна: Какое там преувеличение, голубчик! Мужчина максимально подвержен давлению общества. Есть объективные причины: экономические кризисы, падение нравов, экология – нервы не выдерживают! Там, где нет моральных ценностей, невозможно психическое здоровье! Мужчина вырождается в абьюзера, преследователя, если его одолевает мания беготни за девицами. Если мерзавец-нарцисс бросает прекрасную думающую женщину, к тому же работающую над диссертацией, ради какой-то шалашевки в узких брюках (отворачивается, вытирает глаза платком), становится ясно, что процесс разложения зашел далеко.
Гарунский: Все это замечательно, но я-то тут причем? Я вообще избегаю женщин.
Августа Гурьевна: О, да, конечно! Женщин тонких, глубоких, духовных вы избегаете, охотно верю. А почему, позвольте вас спросить? Они для вас недостаточно хороши? Они не разделяют вашей бредовой идеи превосходства? Они видят в вашей идее манию величия и паранояльный синдром? Поэтому вы от них бежите? А еще утверждаете, что вы не наш!
Гарунский: Доктор, я пришел к вам за справкой…
Августа Гурьевна: Вы пришли не ко мне, а в регистратуру. И уж там-то вы распустили хвост: пускали пыль в глаза, говорили о поэзии, о любви! Думали, что женщина под вашим напором забудет о своих должностных обязанностях, а когда не вышло – устроили истерику!
Гарунский: Я?
Августа Гурьевна: Мне уже тогда все стало ясно.
Гарунский: Вы мне дадите справку или нет?
Августа Гурьевна: Никаких справок. Мы вас будем лечить.
Актер: Этот визит произвел на Гарунского тягостное впечатление. Он сник, в глазах его появилось какое-то загнанное выражение, плечи уползли к ушам. Семенящей походкой он шуршал по бесконечным коридорам поликлиник, лабораторий, разносил анализы в баночках, сдавал показатели сердечной деятельности. Врачи обнаружили у него целый десяток заболеваний, одно серьезнее другого.
Супруга Гарунского забила тревогу. Несчастного надо было спасать. И тут к решению проблемы подключился профсоюз - Гарунскому выделили льготную путевку в санаторий. И вскоре начальник отдела Акулевич пригласила Гарунского, чтобы вручить путевку на курорт.

Сцена Четвертая
Акулевич одета в невзрачное офисное платье, она непрерывно чихает и сморкается в огромный носовой платок.
Акуевич: Вот ваша путевка, апчхи. Поезжайте, поезжайте, может и поправитесь.
Гарунский: Где уж там…
Акуевич: Море, солнце, Крым…
Гарунский: (удивленно заглядывает в бумаги) Как Крым? Какое море?
Акуевич: Черное. Я говорю, было бы хорошо в Крым, но Обуховский тоже очень неплохо.  Вода у них там полезная.
Гарунский: Поздно. Уже все слишком поздно.
Акуевич: Обязательно ванны берите – рекомендую, сероводородные. Запах ужасный, зато эффект потрясающий, мне рассказывали.
Гарунский: Не поможет, не поможет.
Акуевич: Санаторий проверенный, отличные отзывы. И главное, совсем рядом, два часа на электричке, на автобусе три, как мне говорили. Даст бог, вернетесь, спасибо мне скажете. Во всяком случае, ваша жена может рассчитывать на нашу помощь, если что…
Гарунский: Вы очень добры.
Акуевич: У вас же мальчик, кажется. Можно еще ему путёвочку в детский лагерь организовать со скидкой.
Гарунский: Да, сын. Девятнадцать лет. Большой уже.
Акулевич: Ну, ну, не такой уж и большой. Хороший мальчик?
Гарунский: Способный, но лентяй. Нынешняя молодежь плохо поддается воспитанию.
Акуевич: Ничего страшного. Главное, чтобы здоровенький был. Апчхи.
Гарунский: Справедливо сказано. А вы все еще простужены?
Акуевич: О, да! Эта жара так обманчива! Кондиционеры! Я тут на работе круглыми сутками! Мерзну! Всем вокруг жарко, а я так подвержена простудам. Прощайте, Гарунский. Будем по вам скучать. Берегите себя.
Гарунский: И вы тоже берегите себя, Акулевич. Может быть, ещё увидимся.
Гарунский машет рукой.

Улыбнись мне на прощанье-
Слышишь поезда гобой?
Я уеду не с вещами,
Я уеду сам с собой!

Сцена пятая
Актер: Кроткий, смирившийся с судьбой Гарунский погрузился в электричку, чтобы отправиться в последний, как ему казалось, путь. Предстоящая дорога щемила сердце, музыка, звучащая в вагоне, сладкой грустью отзывалась в душе. Мир за окном, мир, который ему предстояло покинуть, был дьявольски хорош. Поезд двинулся с места и Гарунский весь отдался во власть элегических ощущений. Но тут в вагон вошла женщина, увешанная чемоданами и сумками. На голове у нее, тем не менее, была шляпка, а нос украшали экзотические роговые очки.
Дама: Это вы тут сумки расставили? Подвиньтесь, не один едете. Фух. Вы до куда?
Гарнский: Простите?
Дама: До куда едете, говорю?
Гарунский: А. Мне до Обуховского надо. В санаторий еду.
Дама: Курортник, да? А вы знаете, что могли бы ехать сейчас без мня? А? Не знаете. Чуть в аварию не попала. Таксист – ужас на крыльях ночи! Города не знает, права в переходе купил! Еле-еле доехала, глотку сорвала, так на него орала. И вы напрасно думаете, что я удивлена! Нет! Я с самой пандемии ничему не удивляюсь. И хотела бы удивиться, но нет, не могу! Не получается у меня. Неделю назад мой знакомый пошел вечером пройтись и, спросите меня, где он теперь? Ну?
Гарунский: Откуда же мне знать, боже мой?!
Дама: В больнице! Споткнулся на ровном месте, перелом ключицы и сотрясенье мозга. Опасность на каждом шагу. Карма. Это все Карма! Вы понимаете, о чем я?
Гарунский: Не очень, если честно.
Дама: Вот был у меня приятель – не вам чета, высокий, красивый, румяный – ну? Что бы вы думали? Ну?
Гарунский: Что ну?
Дама: Где мой знакомый, я вас спрашиваю? Где?
Гарунский: В больнице?
Дама: Как бы не так! На кладбище! Пошел прогуляться и бац – гантель на голову! Гантель! Там, видимо, жил какой-то атлет.
Гарунский: Послушайте, дама, всем вашим знакомым гантели на голову падают?
Дама: Вы не поверите, но почти всем! За небольшим исключением. Видимо, такая судьба. Карма. Знакомые, друзья друзей и даже попутчики.
Гарунский: Ну, это уж слишком!
Дама: А что делать? Ничего не попишешь. Недавно ездила в командировку. Сослуживец предложил обратно лететь самолетом. А меня будто что-то в лоб клюнуло, нет, говорю, летите сами. Поехала поездом. И где теперь мой сослуживец, я вас спрашиваю? Ну?
Гарунский: Не может быть.
Дама: Именно. Может. Правда, поезд тоже не гарантия. Думаете, вы застрахованы? Дудки!
Гарунский: Довольно, это невыносимо!
Дама: На курорт едете, господин хороший? От жены устали?
Гарунский: В санаторий еду, мне нужно лечиться.
Дама: Я об этом и говорю – едете, такой полный надежд, мечтаете выздороветь. Кстати, что у вас?
Гарунский: Если вам угодно – полное нервное истощение.
Дама: Ага! Я так и подумала – истощение или что похуже. Это бросается в глаза. Складки, мешки под глазами, цвет лица. Надеетесь, что вам помогут?
Гарунский: Прекратите каркать, в конце то концов.
Дама: Вот, вот. Другой бы поблагодарил, а вы. Лучше знать заранее, это очевидно! Я ему глаза открываю, а он – вон чего. Хотите прятать голову в песок, как страус, ваше дело!
Гарунский: Повторяю вам, я тяжко болен.
Дама: Можете не повторять. Это видно в первого взгляда. Ужас, до чего вы себя запустили! Вот это что, мышцы? Это какое-то желе!
Гарунский: Не трогайте меня!
Дама: А это что? Какие клецки! А живот? У мужчины здесь должно быть железо! Камень! А у вас что?
Гарунский: Не трогайте, вас же просят.
Дама: А у вас подушка! А ваши бедра? Вы только посмотрите на это колыхание!
Гарунский: Еще раз прошу, оставьте меня в покое! Я не люблю прикосновений.
Дама: Бедняжка. Искренне вам сочувствую.
Гарунский: Я подчеркиваю, это мой живот, мои бедра и они не имеют к вам никакого отношения. Я вообще избегаю женщин.
Дама: Естественно. Что вам еще остается?
Гарунский: Невыносимо. Когда все это кончится?
Дама: Боюсь, дружочек, что очень скоро. Страшно смотреть, до чего вы себя довели. Что с вами? Отдышка! Ну вот, опять. Где мой попутчик? Ага! То-то и оно! Карма, прямо беда. О! Богданович! Я выхожу!
Гарунский: Ааааа!
Сцена шестая
Звучит приятная музыка.
Гарунский сидит на скамейке.

Актер: После душного города, после асфальта, бензина, суеты Гарунский оказался в живописном декоративном мире, где люди никуда не спешили, лениво прогуливались по дорожкам сада. Шальные птички сновали с дерева на дерево. Наш больной ощущал себя героем какого представления, водевиля.
Более легкомысленное существо в этих пейзажах быстро настроилось бы на мажорный лад, но только не Гарунский. Он-то знал, что дни его сочтены. И внимательный наблюдатель разу понял бы, что мирские дела его мало интересуют.
Однажды, когда погруженный в свои страдания Гарунский, сидел на скамейке в тени, к нему подошла ярко одетая полная дама с интересными чертами лица.
Истомина: Слежу за вами. Второй уж день. Вы в первый раз в Обухово?
Гарунский: Да, в первый.
Истомина: Вы привлекли мое внимание. Есть в вас какая-то неизбывность. Невысказанность какая-то. Нераскрытость. Кто вы?
Гарунский: Гарунский Антон.
Истомина: Гарунский? А я всего-навсего Истомина! Вам что-нибудь говорит это имя?
Гарунский: Истомина?
Истомина: Да, да, та самая Марина Истомина! Известная блогерка и поэт! Автор «Ипохондрии». Читали?
Гарунский: Ах, да, я очень рад.
Истомина: Вижу, вы меня читали. Любите мои стихи?
Гарунский: Конечно. Очень тонкие произведения.
Истомина: Назовите любимое.
Гарунский: Даже не знаю… Все хороши.
Истомина:
Умри без слов (Гарунский вздрагивает)
И вновь родись
Пусть чайки стонут на просторе
И заклинаю – отзовись!
Не отзывайся!
Гарунский: Вот, вот.
Истомина: Я это здесь написала. Девятого июля.
Гарунский: Я хотел сказать, именно это стихотворение мне не известно.
Истомина:
Пусть заклинают – отзовись!
Не отзывайся!
Гарунский: Замечательно!
Истомина: Идемте к воде! Там мост и рыбки.
Гарунский: С удовольствием!
Идут.
Истомина: Постой!
Гарунский останавливается.
Истомина: Куда ты шаг направил?
Гарунский: Я…
Истомина: Зачем со мною ты лукавил?
Гарунский: Ах, это стихи! Простите!
Истомина:
Скажи, где край и где порог?
Где пристань? Где предел тревог?
Актер: Вот так произошло знакомство. Надо сказать, что с тружениками блогосферы пишущими стихи Гарунский до этого не сталкивался. И хотя отношение к ним у него было двойственное, Истомина вызывала живой интерес. Захотелось проникнуть под завесу тайны этой жизни, где людям не надо ходить на службу каждый день, не надо толкаться в общественном транспорте и вообще ничего нудного и тягостного делать не нужно.  Так и получилось, что они стали прогуливаться по аллеям каждый день и вести разговоры. Главной темой была личность Истоминой: ее судьба, ее потери и разлуки. Все это было для Грунского неожиданно и впечатляюще.
Истомина: Сегодня задумчива. Что-то томит. Есть какая-то неутоленность. Какая-то невысказанность. Не пойму. Либо предчувствие творчества, либо начало кризиса. Ночью пахло хвоей и глиной. Щемило. К чему бы это? Не знаю. Все как-то зыбко.
Гарунский: Да, удивительно, вот, например, здравый смысл! Хочешь его найти и пожалуйста – полное нервное истощение!
Истомина: Я сегодня шалая. И непонятная. Есть какая-то неразгаданность. Я нынче думала, что я люблю? И не могла ответить сразу. Люблю горизонт. И сырой песок. И проселочные дороги. А больше всего – кануны.
Гарунский: Кануны?
Истомина: А вы их любите?
Гарунский: Я?
Истомина: Кануны.  Быть накануне. Вот счастье. Накануне грозы. Накануне судьбы. Скажите, вы счастливы?
Гарунский: Видите ли, я…
Истомина: Я счастлива, когда слышу почву. Когда она поет под ногами. Тогда я чувствую мощные токи. Какие-то грозные толчки. Ведь я по сути своей – язычница. Меня тянет в степи, в травы, в полынь. А вы любите шлепать в дождь босыми ногами по лужам?
Гарунский: У меня – люмбаго.
Истомина: А бродягой вам хотелось бы стать? Бродить по свету безо всякой цели?
Гарунский: Как вам сказать… Большая загруженность… Но с другой стороны…
Истомина: Так вы счастливы?
Гарунский: Видите ли, моя семья…
Истомина: Довольно, все ясно.
Гарунский: Нет, я не жалуюсь.
Истомина: Не нужно. Я поняла.
Гарунский: А вы замужем?
Истомина: Не будем об этом. Я не хочу.
Гарунский: Простите.
Истомина: Любезный мой спутник, вам надо знать, что у мужчины и женщины есть только одна форма общения – единоборство. Дуэль, война, всегда Великое противостояние. Всегда они истребляли друг друга.
Гарунский: Но это ужасно.
Истомина: (резко) Остановись!
Гарунский (замирает): Виноват.
Истомина:
Иль ты не сыт
Моей тоской, моей печалью
Остановись! За темной далью
Нам расставание грозит.
Гарунский: Ах, это стихи. Простите.
Истомина: Подайте плащ, меня знобит. (Гарунский не двигается) Плащ мне подайте. Что-то сыро становится.
Гарунский спохватывается, подает плащ.
Гарунский: Извините, я думал, вы продолжаете.
Истомина: Нет, я закончила. Вам понравилось?
Гарунский: Замечательно.
Истомина: Я это написала в Сысерти. В прошлом году. В маленьком гостиничном номере. Третьего марта в послеобеденный час. Я всегда указываю, где и когда родились стихи. Это помогает возродить атмосферу.
Гарунский: Очень умно.
Истомина: Я рада нашему знакомству.
Актер: Разумеется, общение с такой незаурядной личностью потребовало от Гарунского немалого напряжения. Однако, в телефонном разговоре с женой он не без удовольствия сообщил, что встретился с известной Мариной Истоминой, женщиной – блогером и поэтом, которая щедро разбрасывает перед ним свои духовные богатства и даже находит, что беседы с ним очень занимательны и полезны.
В ответ Юлия Борисовна поздравила мужа с интересным знакомством, однако возразила, что сомневается в духовном богатстве его новой подруги, раз она находит общение с Гарунским занимательным, а тем более полезным.
В этом месте Гарунский горько усмехнулся и в дальнейших разговорах с женой предпочел Истомину не упоминать.
Между тем, поэтесса-блогер собралась уезжать и пожелала отметить это событие в местном кафе. Это примечательное место не знало лучших времен, липкие пластиковые столы и закопченные стены, шаткие стулья и застарелый запах пива. Бармен медленно и плавно перемещался за стойкой, будто гигантская аквариумная рыба. Из динамиков доносилась хриплая бубнящая мелодия из трех нот. Гнусавый баритон заунывно хрипел о превратностях судьбы легкомысленной Зойки. Посетители кафе этой самой Зойке сочувствовали, качали головами и даже пытались брутальному баритону подпевать.
Гарунский и Истомина сидят за столиком кафе. Из динамиков доносится сомнительного качества песня.
Гарунский: Ей богу,  не понимаю, зачем мы сюда пришли. Можно было пойти в какое-нибудь приличное место.
Истомина: Молчите, вы ничего не поняли. Зачем мне комфортабельная ресторанная скука? Крахмальные скатерти? Лесть метрдотеля? Мое место в портовом кабаке.
Гарунский: Вы посмотрите, кто тут сидит.
Истомина: Какие-нибудь авантюристы.
Гарунский: Хорошее дело.
Истомина: Друг мой, я сама такова. Я ведь по сути своей грешница.
Гарунский: Они все смотрят на нас.
Истомина: Наверное, это мои подписчики. Они узнали меня.
Гарунский: Какие-то хулиганы и пьяные, к тому же.
Истомина: Не имеет никакого значения.
Гарунский: А если они начнут приставать?
Истомина: Вы меня защитите.
Гарунский: Какие странности у поэтов.
Истомина: Вот так, бывало, сидел и Блок – загадочно молчаливый. Прощайте, спутник, я уезжаю завтра в ночь. Ваше здоровье.
Гарунский: Очень жаль.
Истомина:  Ничего не поделаешь. Ведь я по сути своей – цыганка, мне на месте не усидеть.
Гарунский: Честное слово, они на нас смотрят.
Истомина: Верю вам и без честного слова. Это естественно. Налейте вина. Какая терпкая вешняя сила. Право, этот вечер я запомню: звезды, хмельные авантюристы. Порочность в воздухе. Ваша печальная улыбка. Ветер. Очередной канун. Канун отъезда.
Гарунский: Нам, должно быть, пора идти.
Истомина: Во всем какая-то незавершенность. И во мне. Какая-то невыплаканность. Молчи.
Гарунский: Хорошо.
Истомина:
Молчи. Слова неразличимы
Молчи. В молчании сокрыта мощь
Гарунский: А, стихи… Простите.
Истомина:
Молчи и пусть морские дымы
Летят в туман печальных рощ.
Гарунский: Как это здорово у вас получается.
Истомина: Эти стихи родились сегодня, в грязном кабаке в Обухово, в одиннадцать часов ночи.
Сцена седьмая
Актер: Всему на свете приходит свой срок. Остались позади две недели отдыха, неспешных прогулок и водных процедур. Вот уже родной город встречает нашего героя. И супруга Юлия Борисовна радостно бежит навстречу, и вытянувшийся за лето сын. Коллеги восхищаются его свежим видом. Привычная офисная колея – бумаги, таблицы, видеоконференции. Прощай Обухово, прощай отдых, прощай душное лето.
Прекрасные дни в Обуховском, как говорится, подернулись дымкой, когда однажды, вернувшись домой со службы, Гарунский наткнулся на суровый взгляд жены и понял, произошло что-то непредвиденное.
Юлия Борисовна: (ее голова по-прежнему обвязана полотенцем) А, это ты. Боже, какая боль.
Гарунский: Ну, да, это я. Что случилось?
Юлия Борисовна: Какой ясный взгляд, какое искреннее недоумение. Какая ложь!
Гарунский: Скажешь ты или нет?
Юлия Борисовна: Вот, читай (протягивает Гарунскому телефон).
Гарунский: Девочки, только для вас самый лучший пиллинг…
Юлия Борисовна: Да не то! Ниже откручивай!
Гарунский: Марина Истомина «Наваждение» Лирический дневник.
Юлия Борисовна: Прочти, кому посвящается.
Гарунский: Не вижу. Самый лучший пиллинг…
Юлия Борисовна: Посвящается А.С.Г.
Гарунский: Что за черт?
Юлия Борисовна: Читай!
Гарунский:
Забуду ль бурные мгновенья
Неотвратимого сближенья
Твой судьбоносный взгляд
И вдруг, немой призыв железных рук…
Юлия Борисовна: Где она все это нашла?
Гарунский: Я бы тебя попросил!
Юлия Борисовна: Читай!
Гарунский:
Мой враг, душе моей любезный,
Издревле беспощадна страсть!
Повисли мы над самой бездной
И так спешим в нее упасть.
Юлия Борисовна: Довольно! Не могу слушать эту мерзость!
Гарунский: Где ты нашла эти бредни?
Юлия Борисовна: Вера Аркадьевна нашла!
Гарунский: О! Конечно, Вера Аркадьевна! Кто бы сомневался?! Там, где пчелы, там и мед!
Юлия Борисовна: Посмотрите, кто разговорился! Изменник и лжец!
Гарунский: Разуй глаза, Юлечка! Вера Аркадьевна – воплощение зла! Повсюду, где только грязь и подлость, там она! Королева помойки! Я всегда ненавидел эту змею. Достаточно только взглянуть на ее усики!
Юлия Борисовна: Зато ты хорошо скрывался! Какой актер! Сколько притворства! Я не раскусила тебя за двадцать лет! Придумать такой адский план! Притвориться больным, вызвать к себе сочувствие и все для того, чтобы встретиться там с ней! Мало того, ты мне сказал, что встретился с ней впервые! Ты искал алиби на случай, если что-то узнаю о твоей интрижке!
Гарунский: С чего ты это взяла?
Юлия Борисовна: Вера Аркадьевна раскрыла мне глаза!
Гарунский: Опять эта гадюка Вера Аркадьевна!
Юлия Борисовна: Вера Акадьевна! Хоть у одного человека на этом свете болит за меня душа.
Гарунский: Несчастная. И ты ей веришь?
Юлия Борисовна: Когда-то я верила тебе. И что? Ты разбил мне сердце!
Гарунский: Дорогая, как ты не понимаешь? Это же поэзия! Полет души!
Юлия Борисовна: Да, там поэзия, тут проза! Имей в виду, Саша уже вырос и он не простит!
Гарунский: Не вмешивай сюда ребенка!
Юлия Борисовна: Он уже не ребенок! Он выучил эти стихи наизусть и все утро их декламировал.
Гарунский: Какой кошмар! Я в его возрасте был гораздо чище.
Юлия Борисовна: Я не знаю, каким ты был, я вижу каким ты стал! Ты многим рискуешь, Антон! На этом скользком пути можно и голову потерять!
Гарунский: Ты мне угрожаешь?
Юлия Борисовна: Ах, я забыла, ты не привык, чтобы женщина тебе возражала! Не зря же эта… развратница пишет, когда сталкивается с твоей волей, «ей сладко чувствовать себя по-бабьи слабой и покорной». Какая гадость, меня тошнит.
Гарунский: Да почему ты решила, что АСГ – это я?
Юлия Борисовна: А ты внизу посмотри! 22 июля санаторий Обуховский Свердловская область.
Гарунский: 22 июля Обуховский. Только бы до офиса не дошло.
Актер: Дошло. Совсем скоро Гарунский стал замечать, что при его приближении сослуживцы замолкали и прятали глаза. Мужчины исподтишка пялились на него, женщины шумно вздыхали. Дома было еще хуже. Супруга упорно молчала и всячески давала понять, что кормит Гарунского только из милосердия. Оставалось уповать на время, которое все сгладит. Но впереди поджидал новая беда.
В тот скверный день его остановила в прихожей ни кто иная, как Вера Аркадьевна.
Вера Аркадьевна: Туда нельзя.
Гарунский: Что значит нельзя?
Вера Аркадьевна: То и значит, паскудник, что нельзя. Там ваша жена, ей плохо. Она не может вас видеть.
Гарунский: В чем дело? Вы меня не пускаете?
Вера Аркадьевна: Вас, вас, именно вас, бесстыдник.
Гарунский: Что такое? Вы не угомонитесь никак! Идите вон из моего дома.
Вера Аркадьевна: А где он, ваш дом? Вы его разрушили собственными руками.
Гарунский: Я бы вас попросил, Вера Акадьевна.
Вера Аркадьевна: И не просите меня. Я долго молчала, но когда вы позорите свою жену!
Гарунский: Что за чушь? Как вы смеете? Кто дал вам право?
Вера Аркадьевна: Только представьте, что она чувствовала, когда увидела как эта блудница поливает ее грязью на весь интернет. Почитайте, почитайте, что она пишет. (подает телефон Гарунскому)
Гарунский: (читает)
Вчера суровый исполин
В любви искусник даровитый
Сегодня ты припал как сын
К моей груди ища защиты
Вера Аркадьевна: О, боже мой.
Гарунский (читает):
И впрямь, из-за какой вины
С твоею пламенною кожей
Ты должен гнить на брачном ложе
Близ опостылевшей жены.
Посвящается А.С.Г.
Вера Аркадьевна: ( в сторону квартиры) Держись, Юля, я сейчас тебе помогу!
Гарунский: Какой-то бред! Когда я это говорил?
Вера Аркадьевна: 25 июля. Санаторий Обуховский.
Актер: Юлия Борисовна заперлась в спальне и почти не выходила оттуда. Сын заговорщически подмигивал отцу, хихикал и шептал «силен».  Питался Гарунский в столовке за углом. На работе шушукались за его спиной, а девушки пиарщицы при его приближении замирали и в сладком ужасе глядели ему вслед.
Сцена восьмая
Появляется Акулевич
Гарунский: Скажите мне, дуржочек, сводные отчеты готовы?
Акулевич: Нет, не готовы, апчхи.
Гарунский: Будьте здоровы. Ну, как же так, я на вас рассчитывал.
Акулевич: Вы же видите, как я простужена.
Гарунский: Надо быть как-то активнее. Витамины что ли попейте.
Акулевич: Увы, не у всех такой темперамент.
Гарунский: Что вы имеете в виду?
Акулевич: Не ваше дело.
Гарунский: Нет в вас духовной изящности, Акулевич.
Акулевич: Простите, стихов не пишу и бложек в инстаграмме не веду.
Гарунский: Грубо.
Акулевич: Вы привыкли к другому общению, понимаю.
Гарунский:  Как я в вас ошибся.
Акулевич: Апчхи.
Гарунский: Будьте здоровы.
Акулевич: Спасибо. Я в вас тоже ошиблась. Я вам поверила.
Гарунский: Я вас обманул?
Акулевич:  Вы еще спрашиваете? Вспомните, как вы пришли сюда – бледный, усталый, почти умирающий. Мы все так радовались, что вам дали путевку со скидкой.
Гарунский: Ясно. Вы были бы рады, если бы я окочурился?
Акулевич:  Хотя бы о вас осталась светлая память!
Гарунский: Ах, так? Тогда я еще поживу назло вам!
Акулевич:  Ага! Не все дела завершили, да?
Гарунский: Что вы имеете в виду?
Акулевич: Сами знаете, что я имею в виду. А как трогательно просил позаботиться о жене...
Гарунский: Вы ханжа!
Акулевич: Апчхи! А вы лицемер!
Сцена девятая
Актер: На самом деле Гарунскому повсюду стала мерещиться Истомина. В каждой второй женщине ему чудились ее хищные прищуренные глаза. Ее пухлые щеки выглядывали из воротников прохожих. Ее второй подбородок такой огромный, что сам тянул на отдельное лицо, виделся ему на рекламных плакатах, афишах и в экранах телевизоров. Казалось, что все плакаты призывают не покупать зубную пасту или шампуни, а читать и читать стихи Истоминой, ее лирический дневник «Наваждение», подписываться на новости ее блога, оставлять лайки и комментарии. Ему чудилось, что все показывают на него пальцами с криками – смотрите, вот идет А.С.Г.
Входит Августа Гурьевна.
Гарунский: Доктор, по-моему я – ваш.
Августа Гурьевна: Я это знала с самого начала. (подает Гарунскому таблетку и стакан воды)
Гарунский (выпивает таблетку):  Я чувствую, что схожу с ума.
Августа Гурьевна:  Эти нравы не могли привести ни к чему иному. Ваше положение еще терпимо, обычный параноик. А представьте, каково женщинам жить в окружении безумцев. А ведь очень часто это женщины достойные всяческого уважения, отличные специалисты,  работающие над диссертацией. И вот из-за какой-то вертихвостки…
Гарунский: Успокойтесь, доктор. (подает ей стакан воды, она выпивает таблетку и отворачивается, вытирая глаза платком)
Августа Гурьевна: Вот, полюбуйтесь (достает телефон, листает) Ага, вот. Смотрите, это продолжение лирического дневника Марины Истоминой. Послушайте исповедь ее сердца. С каким чудовищем ее столкнула судьба.
Гарунский: С А.С.Г?
Августа Гурьевна: Да будь он проклят, ваш А.С.Г.
Гарунский: Продолжение дневника? Сегодня вышло?
Августа Гурьевна: Да, тридцать минут назад. (читает)
О, кто ты? Как тебя постичь?
В твоей руке то мед, то бич.
Порой без страха и упрека
Моей сочувствуешь судьбе
И все ж такого нет порока
Чтоб не было его в тебе.
Гарунский: Это конец.
Августа Гурьевна: Как вам нравится этот садист?
Гарунский: Это ужасно.
Августа Гурьевна: Я не удивлюсь, если он ее обманывал с какой-нибудь профурсеткой с одной извилиной в мозгу.
Гарунский: Умоляю вас, успокойтесь.
Августа Гурьевна: Не могу. Вы только послушайте дальше:
Ты темный, противоречивый
То скромный, то хмельной, то лживый
То жизнь тебе не дорога
То ты над ней трясешься жадно
Мой крест, мой спутник беспощадный
Палач, хозяин и слуга.
Гарунский: Палач, хозяин и слуга?
Августа Гурьевна: Ну, что, теперь картина вам ясна? На лицо амбивалентная шизофрения, да ещё и с наличием анероидов. Какова интуиция художника – так точно описать симптомы заболевания!
Гарунский: Замолчите. С меня довольно.
Августа Гурьевна: Что с вами? Приступ? Примите таблетку.
Гарунский: Нет, спасибо. Со мной все прекрасно. Вы были правы, доктор. А я ошибался. Судьбу не переспоришь!
Августа Гурьевна:  Спокойно, Гарунский.
Гарунский: Я спокоен, мадам, я спокоен. (целует Августе Гурьевне руку)
Актер: Надо сказать, что под действием драматических обстоятельств характер Гарунского стал меняться. Всеобщее внимание, трепет офисных девиц и наконец, тот факт, что он послужил вдохновением для известной творческой особы, все это не могло пройти бесследно.
Выходит Акулевич.
Гарунский: Кого мы видим?! Акулевич! Рад вас видеть.
Акулевич: Вас уже два раза вызывали.
Гарунский:  Куда же меня вызывали? В Кремль?
Акулевич:  Не смешно. На ковер к начальству.
Гарунский: Любопытно. Зачем?
Акулевич: Вы задерживаете отчет.
Гарунский: Ну, вы же мне не помогаете.
Акулевич: Я не обязана вам помогать.
Гарунский: Почему бы нет? Разве вам не нравится? Не хотите из-за меня немного помучиться?
Акулевич: Антон Семенович!
Гарунский: Мы с вами столько лет работаем рядом. Так близко! Бок о бок, можно сказать!
Акулевич:  Вы забываетесь!
Гарунский: Скажите, а вам никогда не хотелось меня побаловать?
Акулевич: Как вы развязны…Апчхи
Гарунский: Как вы простужены. Девочка моя, мне больно на вас смотреть. Вы себя губите, уничтожаете. Вы прежде всего женщина, а потом уже офисный планктон. Снимите эти жуткие очки, эти жалкие тряпки. (срывает с нее кофту)
Акулевич: Что вы делаете?
Гарунский:  Намажьте губы, вырежьте аденоиды. Женщина и насморк несовместимы. Вы же еще можете нравится.
Акулевич:  Как верно она написала: такого нет порока, чтоб не было его в тебе. То есть, в вас.
Гарунский: В тебе! Говори мне ты.
Акулевич:  Уйдите!
Гарунский: Дитя мое, я не уйду. Я должен вас спасти. Вернуть вам ваш пол, который вы так жестоко предали. Что это за прическа, спасите меня?! Сон в летнюю ночь? Комар на улице Вязов? Я вам сделаю другую прическу!
Лохматит волосы Акулевич.
Акулевич: Нет, нет, я вам запрещаю!
Гарунский: Мне нет запретов, ты же знаешь! Вот так лучше! Теперь тобой можно увлечься!
Акулевич (сползает со стула, обессилено): Палач.
Гарунский: Палач вызван на ковер. До встречи, детка.  (целует Акулевич руку)

Сцена десятая
Гарунский входит в кабинет начальницы.
Начальница: Гарунский?  Входите, присаживайтесь, нам предстоит серьезный разговор.
Гарунский: Очень рад. Мне всегда приятно с вами поговорить.
Начальница: Ээ, вы уверены?
Гарунский: Убежден.
Начальница: Однако, как вы самонадеянны.
Гарунский: Ну, это меня не портит, ведь так?
 Начальница (крутит в руках телефон): Тут дело такое…можно сказать, интимное.
Гарунский: Вы правы, интимное.
Начальница: Безусловно… и мне хотелось бы вторгаться… Но согласитесь…
Гарунский: Не могу.
Начальница: Но…
Гарунский: Не могу согласиться и тему эту обсуждать не хочу.
Начальница: Да я и сама не хотела бы обсуждать. Но проблема приобретает некий скандальный характер. Волнует людей. Мешает работать.
Гарунский: Мне она совершенно не мешает работать.
Начальница: Да? Вам все нипочем?
Гарунский: Да, я такой. Дорогой друг, давайте забудем, что нас разделяет этот стол, что я явился к вам по вызову. Взгляните шире – перед вами жизнь. Она сложна и разнообразна. Кому-то уготован спокойный и безгрешный путь, а кого-то поджидает буря. Не для меня тишина и безоблачность. Тепло домашнего очага не для меня. Что же делать? Каждому свой путь, свой жребий, своя дорога.
Начальница: Но этот блог, эти стихи. Какая характеристика вам в них дается?
Гарунский: Зачем же пользоваться чужим впечатлением? Не лучше ли составить свое? (пронзительно смотрит ей в глаза)
Начальница (слабо): Идите.
Гарунский подходит к ней, целует руку. Уходит и напоследок оборачивается. Начальница машет рукой и шепчет: идите, идите.
Сцена одиннадцатая.
Актер: Странные шутки шутит жизнь. Все чаще Гарунский ловил на себе уважительные взгляды и даже начал к ним привыкать. Однажды он столкнулся на лестнице с Верой Аркадьевной. Много лет он ее терпеть не мог, и Вера Аркадьевна платила ему той же монетой. После истории с дневником Истоминой, они не разговаривали, даже не здоровались, случайно встречаясь в подъезде или во дворе. А в воздухе вокруг них, насыщенном ненавистью, в этот миг умирало все живое. Но в этот раз оба они остановились.
Гарунский: Не понимаю.
Вера Аркадьевна: Чего вы не понимаете, дитя порока?
Гарунский: Я не понимаю, куда мы все время торопимся? Почему, завидев меня, вы как заяц прыгаете в кусты?
Вера Аркадьевна: Вы еще спрашиваете? Каков наглец!
Гарунский: Спрашиваю и надеюсь на откровенный ответ. Ну, же, попробуйте быть со мной искренней.
Вера Аркадьевна: Извольте, я искренне отвечу вам: я – подруга вашей жены, поэтому вы - мой враг!
Гарунский: Да бросьте, какая вы ей подруга?! В глубине души вы уверены, что все случившееся она заслужила! Что с вами этого бы точно не случилось. Уж вы-то сумели бы удержать мужчину возле себя.
Вера Аркадьевна: Что вы такое говорите? Я никогда такого не говорила!
Гарунский: Не говорили, но думали.
Вера Аркадьевна: Я не хочу вас слушать.
Гарунский: Не хотите, но слушаете. Признайтесь, вам со мной интересно.
Вера Аркадьевна: Вы мне голову морочите, бесстыдник!
Гарунский: Нет, дорогая моя! Я устал. От всех этих недомолвок и пустых фраз. Я
Хочу искренности.
Вера Аркадьевна: Ха! Вы вспомните, что про вас написали!
Гарунский: Обо мне много чего написали. Что, например? Что нет порока, чтоб не было его во мне? Известная творческая особа описала свои фантазии обо мне. Не спорю, я не ангел, но я никогда и не притворялся ангелом.
Вера Аркадьевна: А что там сказано дальше?
Гарунский: Я – темный, противоречивый? Все верно. (подходит к ней) И жизнь мне не дорога, и я трясусь над нею жадно.
Вера Аркадьевна: Не подходите ко мне, не приближайтесь.
Гарунский: Ваш крест, ваш спутник беспощадный.
Вера Аркадьевна(обнимает его): Палач, хозяин…
Гарунский: И слуга!
Актер: Вот так завершилась столетняя война Гарунского с соседкой. После этой встречи ее отношение к нему стало более снисходительным, а к его жене напротив более критическим. Но судьба продолжала испытывать на прочность нашего героя. Все закончилось одним осенним утром. Гарунский вернулся с работы и, войдя в квартиру, увидел странное выражение на лице жены. Это было и торжество и сочувствие и удовлетворение одновременно.
Юлия Борисовна: Ну, что, можно тебя поздравить?
Гарунский: Можно, если тебе так хочется.
Юлия Борисовна: Получил отставку?
Гарунский: Не знаю, о какой отставке ты говоришь.
Юлия Борисовна: А вот об этой! Окончание лирического дневника. Читай!
Гарунский: Да быть не может.
Юлия Борисовна: А я знала, что этим все кончится. Она тебя бросила, отреклась от всего, что вас связывало. (выхватывает у Гарунского телефон и сам начинает читать:
Прощай, ты выпит мной до дна
Ты весь исчерпан, понят, познан!
Гарунский: Какая низость.
Юлия Борисовна:
Нет, не зови! Напрасно! Поздно!
Прощай, душа твоя бедна…
Гарунский: Хватит, дорогая, пощади меня.
Юлия Борисовна:
Пришло иное наважденье
Иной порыв, иная даль.
Прощай, смешное заблужденье.
Себя не жаль, тебя мне жаль.
Гарунский забирает у жены телефон и выключает его.
 Юлия Борисовна: Она еще смеет писать, что ей тебя жаль! Она надругалась над тобой! Выжала, как лимон и бросила. А ты как мотылек летел на свет, хотел сладкой жизни…
Гарунский: Какая подлая баба.
Юлия Борисовна: Господи, как ты незащищен. Просто не человек, а открытая рана. Теперь-то ты понимаешь, что с этой…порочной женщиной ты был обречен. Теперь ты понимаешь, что такое настоящая женщина и настоящая любовь?
Гарунский: Дорогая!
Юлия Борисовна: Антон! (объятие) Знаешь, Саша совсем взрослый стал и так похож на тебя.
Гарунский: Я всегда в него верил. Нет ничего дороже семьи.
Юлия Борисовна: А ты ее больше не любишь?
Гарунский: Клянусь тебе, все позади.
Юлия Борисовна: Я так настрадалась.
Гарунский: Да, это были бурные дни. И я сам удивляюсь, что уцелел. Но, знаешь, я многое понял за это время – теперь я знаю женщин и ни одна из них на тебя не похожа.
Юлия Борисовна: Зато ты, дорогой, похож на всех мужчин.

Актер: Вот так заканчивается наша история.
Актриса: История, каких много. Мужчины и женщины. Любовь и ревность.
Актер: Прощение и прощания.
Актер:
От прощанья до прощанья
Возвращение одно,
Актриса:
Частых писем обещанья,
Позабытые давно.
Актер:
Мы играем, словно дети,
В провожанье вновь и вновь...
Актриса:
Разделилось все на свете
На любовь и нелюбовь.


Финал
Поклон