Единство наизнанку и как оно есть

«Вначале было слово» – мы все это слышали.
Слышать мало – надо услышать.
Через услышанное, как сквозь родовой канал, пройти, облекая свою плоть, душу и дух каждой вибрацией понятого и теперь понятного.
И что тогда?

Чудесные личные трансформации, изменения к лучшему мира вокруг?
Может быть.
А может и не быть.
Одно знаю наверняка: улыбка и выдох освобождения гарантированы.
Тема, которая не оставляла тебя годами, упаковывается, архивируется, отправляется в отдельный файл, где и хранится до востребования или до возраста, когда воспоминания становятся единственным развлечением и виртуальным шоу путешествия во времени.

Но ближе к теме.
Мне довелось погружаться в различные культуры. Особый интерес представляют способы самовыражения человека и его эмоций –стихи, проза, танцы, театр, живопись, ремёсла, музыка, песни.
На анализ их всех не хватит жизни, поэтому остановлюсь на одном пункте – на песнях, на слове как таковом, которое определяет глубочайшее программирование каждого из нас в отдельности и нацию в целом, – на примере славян и американцев.

Первое.
Это тема любви и размножения.
Плодитесь и размножайтесь!
Ой, только не надо про великие тексты!
Обыватели их мало слушают, так что влияние таковых мизерно.
А вот песни, своим ритмом вбивающие в нас нужную миру или войне идею, работают на славу.

В основе данного ритма – да, да, пытливый читатель уже провёл свои параллели!
Ритм, ведущий к продолжению рода, раз.
Второе, близкий круг ритма, то есть семья.

И что мы видим?
Насилие в американских семьях, инцесты и прочая, прочая, прочая. Так они достигают единства, которое у нас возникает на совершенно иной основе.

Немногие слышат, что в американских песнях партнера называют «папочкой» (dad, daddy), партнёршу – мамочкой (mummy), а друг друга – малышом (baby). И при этом – трахтибидох. Получили единство? От такого сбежать бы в алкоголь, в наркоту, в насилие по отношению к обществу, где это поощряется.
А что? Ещё нарожают. А мы опять вывернем наизнанку. Авось до них не дойдёт.

Наши песни анализировать не буду.
Сразу ко второму - к слову о единстве.

Однажды в свои золотые 35 я во время перемены шла по коридору школы, и в меня на полной скорости врезался турбо-первоклашка. Я взяла его за руку, наклонилась, а он, глядя на меня снизу вверх, вырываясь, всхлипнул:
– Тёть, отпусти!..

А вчера, сидя на лавочке в своём дворе, наблюдала, как  пожилой мужичок выходил из сарая в то время, как во двор вошёл парень лет тридцати. Он крикнул:
– Здорово, дядь Жень!
– А, Колян! Привет тебе!

Вы уже поняли?
Красота!

Кто такая тётя?
Сестра матери или отца.
А дядя? Чужой человек?
Брат матери или отца.

Как вы назовёте старую женщину, продающую вам на рынке яблоки?
Правильно, бабушка.
А это значит, что признаёте её матерью вашего отца или мамы.
А она ещё улыбнётся:
– Сыночек! Купи яблочек у бабушки!
– Спасибо, мать, – может ответить «сыночек», невольно поднимая её по лестнице родства.
Если вначале было слово, то оно определило признание славянами единства семьи даже за тысячи километров от тех, кто рожает и воспитывает.

Третье.
Слово – хорошо.
Но есть всего лишь часть слова, которая неизменно работает!

Суффикс -чк- – отдельная песня.
Лет в сорок я заметила, что практически всех знакомых, называя по имени, я использую уменьшительно-ласкательный (!) суффикс -чк-.
С какой стати?
Откуда пришло?

И вдруг вспомнилось, что на сельской улице в Короче, где провела своё детство и юность моя матушка, люди иначе и не называли друг друга: Петечка (56 лет), Фросечка (45), Федорочка (72), Пашечка (69) и так далее.

С помощью слова, делая себя и окружающих детьми друг друга, они включали программу заботы и безусловной любви. Даже если напьются, даже когда подрались, даже пойдя налево, они – Настечка, Федечка, Фимочка, Николечка…

«Наблюдайте, как вы слушаете» (Лука, 8:18).