Время собирать камни...

                Время собирать камни…

     Мне уже давно не снится тот чудесный сон, где со мной была она, та: самая необыкновенная, самая желанная и самая красивая – «моя первая любовь», ответившая мне взаимностью. Та, о которой мечтал до дрожи, до судорог, до умопомрачения, которая была, говоря словами философа Кьеркегора, скорее «болезнью к смерти», чем просто любовью. Да, она была у меня, и я никогда не жалел об этом. Более того, постоянно думал о ней и о том, что любовь эта никогда не пройдёт и никогда не кончится, что исчезнет она только вместе со мной и вместе со мной уйдёт в мир иной, если таковой имеется.
     Я даже написал об этом повесть и назвал её «Ирреальный Мир». В неё я перенёс свои чувства, и, кажется, у меня это получилось. Но мир вышел скорее настоящим, чем ирреальным, потому что я по-прежнему любил её и не мог забыть. 
     Повесть эта потом превратилась в книжицу, и с ней меня чуть было не приняли в Союз писателей России в далёком теперь 1995 году (в 2017 году всё же приняли за книгу «Созидая Бога»). Наверное, история моя всё же кого-то тронула, напомнила кому-то, что, может быть, и у них было нечто подобное. Жизнь тем и прекрасна, что в ней случается всякое – обычное и трагичное, радостное и безысходное. Иногда после пережитого хочется спрыгнуть с поезда, или с десятого этажа. Первое я чуть было не совершил, когда возвращался ни с чем из Кишинёва, о втором подумывал, но тоже не решился. Вместо этого сделал третье – написал книгу…
     Итак, начну по порядку, вернее не совсем по порядку, а с 20-го ноября 2009 года. Возьму эту дату за точку отсчёта. В этот день мы улетели вдвоём с дочерью отдыхать в Египет. К этому времени ей исполнилось двадцать пять, а она всё ещё была не замужем, и мы с женой, скажу честно, уже начали комплексовать по этому поводу.
     Поселились мы с ней в пятизвёздочном отеле, сейчас уже не помню в каком, но отдыхалось нам хорошо. Мы плавали, ныряли, загорали, короче, так увлеклись отдыхом, что опоздали на обратный рейс. (Об этом напишу как-нибудь потом, потому что это потянет на отдельный рассказ).
     Так вот плаваем мы, ныряем, дочь с маской, а я в одних только очках. Море прозрачное, метров на тридцать дно видно. На дне кораллы, между ними рыбки разноцветные плавают, черепахи перебирают ластами, скаты лежат на песчаном дне и греются, и мурены среди камней прячутся. Мне даже на одной черепахе удалось прокатиться. Не верхом, конечно, а так, держась за панцирь. Нырнул, догнал её, уцепился за бок, а она тащит меня и одним глазом косит. Вижу, клюв у неё острый-острый, думаю, долбанёт сейчас, и руку не успею отдёрнуть. Поэтому прокатился немного, метра два – не больше и скорее наверх глотнуть воздуха. От страха-то он быстро кончается. А море – одно удовольствие. Вода бирюзовая, тёплая, на солнце алмазными блёстками переливается. Когда входишь в него, то вода кажется теплее, чем тело, будто в ванну окунаешься. Только вот заход там был не очень удобным, под ногами камни, кораллы острые, волны так и норовят тебя бросить на них. Особенно неудобно было выходить после плаванья. Пытаешься нащупать твёрдое дно, а его всё нет и нет. И тут вдруг очередной волной тебя… р-раз, и накроет с головой, да ещё по кораллам протащит. И ты уже не рад, стоишь весь в крови, ободрав либо руку, либо ногу, а то и живот. Приятного мало, кровь потом долго не останавливается, в солёной воде она плохо сворачивается. Благо, акул рядом не было, а то бы они задали нам перцу. (Потом, после нашего отъезда, они действительно кого-то там покусали).
     Наблюдал я за таким безобразием и решил однажды его исправить – поискать подходящее место для входа и выхода. Начал плавать вдоль кромки моря, нырять и смотреть сквозь свои фирменные подводные очки. Вскоре нашёл такое место. Им оказалась неглубокая ложбина с ровным покатым дном, но камней там всё равно хватало. Не долго думая, я стал их вытаскивать и относить ко входу в ложбину. Сначала делал это один, но мне это быстро надоело, и я решил найти помощников, организовать, так сказать, небольшой субботник. Присмотрел двоих мужиков покрепче и помоложе, объяснил им, в чём дело, и мы начали таскать камни вместе. Складывали их на мелководье в начале ложбины по обеим её сторонам. Через час у нас уже высились три пирамиды. Поменьше, конечно, чем в Гизе, но ненамного. Работали с энтузиазмом, я даже напевать что-то начал… патриотическое:
     «Мы так давно, мы так давно не отдыхали…», – напевал я, стараясь не упустить мотив. Слышу, эти двое подпевать стали, только тихонько, без слов. Я удивился, почему это они слов не знают, но говорить им ничего не стал, слишком уж старались ребята…
     К концу субботника, когда по расчищенной ложбине стало уже удобно ходить, к нам присоединились девчата, точнее, две молодые женщины – одна симпатичная, а другая просто красавица. С ними работать стало гораздо сподручней. Мои ребята-помощники прямо выскакивали из воды перед ними, да с такими камнями, какие я поднять бы уже не смог. Девчата только улыбались, глядя на них. Ну и я перехватил пару заинтересованных взглядов.
     Часа через три всё было кончено – проход был очищен, а по его краям высились шесть пирамид: три с одной стороны, три с другой. Теперь всем было понятно, как безопасно заходить в море и как из него выходить – даже дуракам. Но дураки (и это правильно) на море не ездят…
     Тем же вечером я узнал, почему мои ребята-помощники пели песню без слов. Они оказались немцами. Я это узнал случайно, невольно подслушав разговор наших соотечественников. На ужине за соседним столом от меня сидели двое молодых парней, они потягивали красное вино и мирно беседовали. Я не хотел их подслушивать, но они разговаривали так громко и весело, что я, ненароком, всё, что мне нужно, услышал.
     — Слыхал, – говорит один другому, – как сегодня один наш мужик, достаточно пожилой уже, двух молодых немцев заставил камни из воды таскать. Дескать, камни ему плавать мешали.
     Визави отвечает:
     — Слыхал! Мне об этом мой знакомый итальянец рассказывал и не только мне. Мужик наш, кроме немцев, ещё и баб их заставил работать. А бабы страшные такие – жуть. Он это сам видел, воочию. Немцы, говорит, шустрят все своим шведским семейством, а он, знай, покрикивает на них да команды раздаёт: 
     «Шнелле! Хене-хох!». – кричит. – А те слушаются и не прекословят. Он потом ещё песню нашу заставил их петь:   
     «Четвёртый год нам нет житья от этих фрицев»…
     — А твой итальянец часом не привирает? – перебил его собеседник.
     — Нисколько, – ответил второй, – он русский язык хорошо знает. Вместе со мной в РУДН учился. Женился в Москве, жена у него наша, русская. Так вот, – продолжил он, – немцы сначала только улыбались, делали вид, что не понимают слов, а на самом деле всё понимали, поэтому и подпевать стали, побоялись, что побьёт их, как под Сталинградом. Одним словом, молодец наш мужик.   
     Я в душе рассмеялся, но разубеждать соотечественников не стал. По себе знаю, приедут они домой и эту историю перескажут уже с новыми подробностями и прибамбасами. Так настоящие байки и рождаются…
     Но вернусь к плаванию и нырянию. Мне хоть и стукнуло в ту пору пятьдесят, нырять и плавать я всё ещё не разучился. Нырнуть на глубину десять метров мог запросто. Поранившихся при входе и выходе из моря я больше не видел, все остались довольны моей работой. Некоторые даже подходили ко мне и благодарили. А кое-кто говорил «данке».
     И вот как-то выхожу я из моря после очередного ныряния, точнее, выплываю, а потом уже выхожу, и на берегу меня встречает парень из наших. В руках у него огромный фотоаппарат Никон в пластиковом прозрачном футляре, и он ко мне обращается.
     — Посмотрите, пожалуйста, – говорит, и начинает показывать мне подводные снимки, которые только что сделал. При этом поясняет:
     — Я, – говорит, – профессиональный подводный фотограф, снимаю кораллы, необычных рыбок и потом размещаю эти фотки в интернете. У меня есть свой сайт.
     Напомню, что на дворе стоял ноябрь 2009 года, и возрастные граждане, вроде меня, имели тогда смутное представление об интернете, сайтах и прочих айтишных вещах. Лично я, так вообще никакого понятия не имел. Но в то же время взял на заметку:
     «Парню лет тридцать, – подумал я, – выглядит он неплохо, раздобыл где-то денег, чтобы приехать в Египет, а у меня взрослая дочь на выданье, и ей уже двадцать пять стукнуло».
     Поэтому к просьбе фотографа посмотреть его снимки я отнёсся благожелательно. Правда, уже тогда у меня была дальнозоркость и в глазах без очков всё двоилось, но сообщать об этом я ему не стал. Не это главное. Наоборот, я начал восхищаться:
     — Какие рыбки! Какие кораллы! – с энтузиазмом восклицал я и прибавлял. – Класс!
     И вдруг смотрю, на одном из снимков на заднем плане выглядывает чья-то физия в очках для плавания.
     — А это кто!? – спрашиваю.
     — Вы! – отвечает парень. – Неплохо получились, правда!? Но, если вам не нравится, я не буду размещать это фото на сайте.
     — Почему же, – возразил я, – можете разместить. Я даже буду не против, если вы меня специально под водой поснимаете. Но, как бы нечаянно, – прибавил я, – а со снимками потом разберёмся.
     Парень согласился.
     — Я их вам потом по почте пришлю, по электронной, – пообещал он.
     — Лучше ей пришлите, – указал я на дочь, стоявшую на берегу недалеко от нас и с интересом за нами наблюдавшую, – она мне их распечатает.
     Сказано-сделано. Мы отправились с парнем обратно в море, я стал нырять, а он щёлкать. Указывал мне, куда лучше нырнуть, я его слушался, и через десять минут у нас было всё готово. Оказавшись снова на берегу, я познакомил его с дочерью, объяснил ей что к чему, и потом они уже общались без меня…
     Через неделю мы вернулись домой. Улетели не без приключений, как я уже говорил. Вместо Аэрофлота добирались каким-то чартером. Воспоминания не из приятных, ну, да ладно. Как бы там ни было, до дома мы всё же добрались. Парень к тому времени снимки уже прислал.
     На мою просьбу их распечатать дочь предложила иной вариант.
     — Сейчас это никто не делает, – объяснила она, – лучше их разместить в интернете на твоей страничке в «Одноклассниках». 
     — А что это такое? – поинтересовался я.
     Ни о каких интернетовских «Одноклассниках» в то время я слыхом не слыхивал.
     — Это не сложно – успокоила дочь, – но нужен компьютер.
     — Сейчас сделаем, – пообещал я и отправился на работу.
     Там я забрал старый компьютер, который когда-то стоял в бухгалтерии, а потом долго пылился на складе, дочь подключила его к интернету и вскоре страничка в «Одноклассниках» была готова. (Она у меня до сих пор рабочая, но захожу я на неё всё реже). На заставку мы выбрали фотку, где я под водой в очках среди разноцветных рыбок.
     — А это ничего, – поинтересовался я, – что на мне тут только трусы и очки!?
     — Не трусы, а плавки, – поправила дочь, – многие сейчас и не такие фотки выкладывают.
     — Ладно, – сказал я, – делай, как знаешь.
     Разместив эту фотку, мы добавили несколько других и одно видео, сделанное в итальянском ресторане. На нём мы с дочкой сидим за столом, а шикарно одетый официант разливает нам вино по бокалам.
     «Ладно, – подумал я, – ей виднее. Она с интернетом на «ты»».
     Сделав страничку, дочь показала мне, как теперь можно найти друзей: и бывших, и настоящих. И как вы думаете, кого я кинулся первым делом искать, как только дочь уехала в Москву. Правильно, конечно же, её, ту самую, мою единственную и неповторимую…
     Нашлась она быстро.
     — Это ты! Ты!! Ты-ы!!! – захлёбываясь писала она в ответ на моё «Здравствуй!». – Ты совсем не изменился.
     — Ты тоже! – поскромничал я, успев посмотреть её свежие фотографии.
     — Сколько же мы не виделись!? – продолжила она в восхищении.
     — Скоро тридцать два года, – написал я.
     — Да, тридцать два года, – как эхо повторила она, – ты тогда прожил у нас две недели на зимних каникулах.
     «Я потом приезжал ещё раз, – хотел напомнить я ей, – но ты меня не пустила»…
     Дальше мы общались на одном дыхании. Мне сразу захотелось узнать, почему тогда так получилось? Почему она не открыла мне дверь!? Но я решил не торопить событий. Впереди у нас была ещё целая жизнь… вернее, меньшая её половина.
     — Знаешь, – писала она, – когда я была уже замужем, гора твоих писем по-прежнему лежала в моей тумбочке в спальне. Муж ревновал и злился неимоверно, но ни о чём не спрашивал. И только по прошествии десяти лет, я однажды вынесла их во двор, и мы их торжественно сожгли. Муж радовался, а я плакала… это был финал нашей любви, очень трагичный, как мне тогда казалось…
     — Как ты сейчас? – спрашивала она. – Женат, или нет?
     — Женат, – отвечал я, – у меня взрослая дочь.
     — Чем занимаешься? 
     — Всем помаленьку. После института работал на Крайнем Севере, сейчас живу в Средней полосе. Ты знаешь, где. Недавно из жизни ушёл мой отец, планирую маму забрать к себе.
     — Ты молодец, – писала она, – я всегда знала, что ты очень хороший.
     «Хороших всегда бросают», – усмехнулся я, читая эти строчки. Мне казалось, что тогда не должно было так случиться, что она несправедливо поступила со мной.
     Горький ком сдавил моё горло, и давняя обида шевельнулась внутри, но на экране появились новые строчки, и я отвлёкся.
     — Я очень радовалась, – продолжила она, – когда получила твою Новогоднюю открытку с Севера. Ты прислал её уже после сожжения писем. Я читала её, и мои руки дрожали. То, что я избавилась от писем, не принесло мне счастья… Но ты не вздумай, – неожиданно прибавила она, – сорваться ко мне сейчас, а то с тебя станет. 
     «Не волнуйся, сейчас я уже не тот, – хмыкнул я про себя, – даже не надейся!».
     Но напечатал другое. 
     — Обещаю, что не приеду, – написал я и вспомнил, как ездил в третий раз в Кишинёв, который оказался последним… 
     … Был конец сентября семьдесят восьмого – тёплый, солнечный с багряной листвой. Мы возвращались в институт с картошки, я ехал в автобусе и смотрел в окно. Перед глазами мелькали берёзы и среди них я пытался разглядеть её – лёгкую, воздушную, неземную, в летнем голубом сарафане. Он был на ней в тот жаркий июньский день, когда я впервые признался ей в любви. Это случилось на бастионе Петровских Валов, в пойме реки Судости, на моей малой родине. Я держал её за плечи и говорил главные в мире слова. Чувства мои тогда были не просто жаркими, они пылали, сжигая меня изнутри. Это было совсем недавно и уже безвозвратно давно.
     — Как же мне теперь жить без неё? – терзался я безответным вопросом, подпрыгивая на дорожных ухабах, – без моей любви!?
     И вдруг мне стало так плохо, так нестерпимо захотелось увидеть её, что я не выдержал и, не доехав до автовокзала, сошёл с автобуса и помчался в аэропорт.
     — Бог с ними, с занятиями, – решил я, – даже если выгонят, моя любовь для меня важнее.
     В тот же день я улетел в Кишинёв и поздно вечером был у её дома…
     «А она задёрнула штору, – вспомнил я, глядя в экран, – и дверь не открыла». 
     — Ты тогда постучал в окно, – написала она, возвращая меня в реальность, – я знала, что это ты… мне так хотелось тебя увидеть, но я не решилась. Мы уже встречались с ним… но… тогда у нас ещё ничего не было, – быстро приписала она, – и тут вдруг ты. За окном поздний вечер, и этот стук. Я думала, у меня разорвётся сердце. Оно так прыгало, будто хотело вырваться из груди. Но больше всего я боялась увидеть твой взгляд, твои голубые глаза, я бы тогда не смогла противиться, поэтому и задёрнула штору. Всю ночь я промучилась и утром была готова на всё. Я снова ждала тебя, ждала… ждала, что ты опять вернёшься и постучишься ко мне. Я настроила себя, что теперь обязательно выйду… и у нас всё будет как прежде и даже лучше. Я просидела в комнате до самого вечера, не пошла в институт, чтобы не разминуться с тобой… но ты… ты уже не вернулся, и я смирилась.
     «Опять я виноват», – подумал я и снова застучал по клавишам.
     — Я слишком тебя любил, – написал я, – поэтому и не вернулся. Хотя это стоило сделать. 
     — Но только не сейчас, – повторилась она, – сейчас этого делать не нужно!
     «Не волнуйся, не сделаю, – мысленно повторил я и невесело усмехнулся, – ну и самомнение у тебя»…
     Потом мы с ней успокоились и уже без треволнений переписывались до часу ночи. Я даже немного устал от такого общения и потом долго не мог уснуть. Всё время вскакивал и что-то писал в свою повседневную тетрадь. Получилось стихотворение, которое я назвал: Встреча в «Одноклассниках».
               
                Не бойся, я тебя не обижу
                Не причиню тебе боль
                Никогда, никогда не увижу
                Ту девочку, что дарила любовь
               
                Не сорвусь с полосы на встречную
                Не открою без стука вновь
                Старую дверь в нашу юность беспечную
                К пылкой девочке, что дарила любовь
               
                Прошли, отзвенели годы
                Всё сложилось порознь у нас
                И счастье, и боль, и невзгоды
                Жизни обычный рассказ
               
                Но помню ту ласку нежную,
                Что ты подарила тогда,
                Ту хрупкую девочку, прежнюю,
                Её не забыть никогда, никогда!

     Тут же его отправил и уснул умиротворённый.
     Под утро мне приснился сон – сон в руку. Я искал её, мою первую любовь, искал в моём родном городе и, наконец, нашёл. Мы ходили с ней по Верхнему саду, держались за руки и смотрели глаза в глаза. В предыдущих снах я уже бывал в этом месте, но всегда без неё. А сейчас она сама появилась откуда-то, обняла меня и начала целовать. Потом мы оказались в каком-то сквере, сели на лавку и всё целовались, целовались. Я даже немного устал от такого счастья…
     Проснувшись, перво-наперво я перечитал стихотворение. Пусть ночь и считается лучшим временем для творчества, утром нелишне всё проверить. Вдруг там невесть что написалось «под вдохновением». Но в целом стих мне понравился, правда, немножко мучила совесть (совсем чуть-чуть) оттого, что я больше:
     «Не сорвусь с полосы на встречную»,
     и за фразу:
     «Ту хрупкую девочку, прежнюю»,
     потому как теперь «моя первая любовь» хрупкой совсем не выглядела. Фотки на её страничке я уже просмотрел как следует. 
     Вечером мы снова были с ней на связи. Стихотворению она обрадовалась.
     — Мне ещё никто не писал стихов, – призналась она.
     — Я старался, – «скромно» выдавил я, хотя самого распирало от эго…
     Целую неделю мы потом с ней общались на высокой волне, а ещё через неделю пришло умиротворение. Мы уже не обижались друг на друга, писали только комплименты, и накал страстей наших потихоньку стал угасать.
     В первый день общения мне очень хотелось рассказать ей о моём «Ирреальном Мире», о том, что эта книга про нас, и что теперь мы с ней навеки в нашей Вселенной, но я этого почему-то не сделал. И, кажется, правильно поступил. Ещё через пару недель мне уже вообще не хотелось говорить ей что-либо о моём «Ирреальном Мире». Я уже понимал, что мир этот только мой, что он плод моего воображения, что в реальности всё было абсолютно не так. Моя «первая любовь» была далеко не «моя», что она мне была совершенно чужой и является таковой до сих пор. А когда мы с ней ещё поспорили о «сущности» женщины, я в этом убедился окончательно…   
     Сейчас мы с ней не общаемся, и она мне больше не снится. И слава богу. Но я ей за всё благодарен. Первая любовь бывает разной, но главное, она у меня была…
     «Любовь женщины примиряет мужчину с самим собой, и тогда он становится сильным». 
     В справедливости этих слов я убеждаюсь всё больше.

         06.08.2025 г 

     Фото сделано в ноябре 2009 года на Красном море недалеко от Марса-Алама