Как Филименок свои поминки справил

В городе Устюжне, где три реки веретеном свиваются, летняя жара стояла такая, что куры с сарая выходить перестали. На Иванов день сыграли свадьбу у Маркеловых — дочь замуж выдали. К полудню, народ взмок, как раскалённый камень в печи, и потянуло всех к воде. 

— Айда на Ижину! — гаркнул сват Ермолай.

Гурьбой хлынули к реке. Мужики — в исподнем, бабы — в юбках по колено, невеста, румяная, как маков цвет, — в венке , жених с гармонью. Филимон, дружка жениха, ещё с утра наклюкался медовухи — шатало его, словно былинку на ветру. 

— Ты, Филимка, не шибко ныряй! — крикнула мать, Маремьяна, с кручи. — С похмелья-то пузо ко дну тянет! 

Он рукой махнул, штаны скинул,  да бултых в воду. Плавал-плавал, да вылез тихой сапой — глаза слипаются. Приметил лодку на помостьях, под тентом. Завалился на дно,  и храп пошёл, как от медведя в берлоге.

А в это время народ, наплескавшись, назад потянулся. Только к вечеру хватились: 

— А Филимон-то где? 

— Домой, ушёл... 

— Да нет, в избе пусто! 

Подняли переполох. Бегали по берегу с фонарями, орали: «Фили-и-им!» — тишина. Только одёжа на берегу лежит.
К Анфисе-ведунье пристали: раскинь, мол, карты. Та, покряхтев, колоду выложила: 

— Ни на земле, ни в воде... Ни в живых, ни в мёртвых... 

— Как так-то?! 

— А хрен его знает, — Анфиса плечами дёрнула. — Не по-людски пропал... 

Утром спасатели из города приехали — шастали по омутам баграми. А Филимон меж тем в лодке очнулся, голый, одёжи нет, глядь — народ на берегу копошится. 

— Утопленника ищут, небось... — буркнул он, крадучись огородами пошёл к избе. Дома стопку рябиновой хвать, косу на плечо — и в луга, сено косить, как ни в чём не бывало. 

А в то время  столяр Митрий  гроб мастерит, бабы пироги пекут. Маремьяна, заливаясь слезами, сундук вскрыла: 

— Вот рубаху-то новую приберегла... На тот свет в грязи не пойдёшь... 

Филимон же, к ночи вернувшись, видит — свет в окошках, народ толчётся. Полез тишком на сеновал, фуфайкой прикрылся. Утром проснулся — гроб во дворе, ленты чёрные на воротах. Высунул голову с сеновала: 

— Мамка?.. 

Маремьяна аж подскочила, помелом замахнулась: 

— Ты чё за чёрт?! Аль привидение?! 

— Я живой! 

— Живой?! — завопила старуха. — Да я на тебя, супостата, все деньги истратила! Свечи в церкви ставила! 

Народ сбежался, хохот да вопли. Анфиса тыкала в Филимона костлявым пальцем: 

— Говорила — ни в живых, ни в мёртвых! Пьяница — он и есть нежить! 

С тех пор Маремьяна сыну приговор вынесла: 

— Помирать будешь — не поверю, пока сама в могилу не гляну! 

А Устюжна ещё год смеялась: «Как Филимёнок свои поминки  справил».
Только реки, шутя, шептали: «Не зря на трёх водах город стоит — одна унесёт, другая прибьёт, третья — на смех поднимет!»