Про приметы на Благовещенье...

На берегу Мологи - реки, в  деревне Софронцево, что меж сосен да елей раскинулась, Благовещенье почитали пуще иных праздников. Говорили старожилы: «В сей день и река- матушка затихает, волны гребни склоняют, словно пред Господним словом». 
А уж как  готовились! Печи с вечера затрубили, чтоб дымом не коптить небо светлое. Веники в сенях связками повязаны — не тронь! Даже ребятишкам маковники в рот клали, дабы криком не нарушить тишину благодатную. 

Да вот беда — молодуха Аксинья, жена рыбака Лукьяна, задумала в тот день рубаху новую сшить. Сидит у окна, иглой машет, а свёкор ей с печи ворчит: 
— Аксютка, аль у тебя разум за пеленой? Ныне птица крыло не расправляет, рыба икру не мечет. Брось шитьё, не то беду накличешь! 
— Да я ж к празднику, батюшка! — огрызнулась молодуха. — Лукьян мой с  реки придёт — порадовать хочу! 

Не послушала. К полночи рубаху дошила, да как взглянула — оказия! Вместо узоров по подолу щуки да раки вышились, а рукава — словно сети рыбацкие. Вскрикнула Аксинья, а из рубахи-то голос: 
— Спасибо, хозяюшка! Теперь нам, водяным, обнова к празднику! 

А на заре Лукьян с воды  вернулся — пуст невод. Сидит, головой качает: 
— Диво… Рыба, словно сквозь землю провалилась! 
— Не сквозь землю, а в рубаху твоей молодухи! — хохотнул кто-то за окном. Глядь — на плетне русалка в Аксиньиной рубахе сидит, хвостом побалтывает. 

Тем временем старик Панкрат, сосед ихний, заспорил с женой из-за зыбки: 
— Отдай зыбку  Климке, у них дитя новорождённое! 
— Сегодня, старый, ничего из дому выносить нельзя! — урезонивала Марфа. 
— Молчи, баба! — гаркнул Панкрат. — Добро людям делать — грех ли? 

Вынес зыбку — а на пороге ветер чёрный подхватил, унёс в лес. Искали всем селом — нашли на болоте, а в ней кикимора младенца качает, прибаюкивает: 
— Спасибо, Панкратище! Теперь у меня дитятко есть! 

К вечеру сбежались  на сходку. Старейшина Гурьян, борода по пояс, молвил: 
— Видать, не убереглись. Теперича до Троицы отмаливать будем. 
— Да как же, дедушко? — всплеснула руками Аксинья. 
— Ты, молодуха, ступай к реке, рубаху в воду  кинь. Да приговаривай: «Обнову возьмите, а рыбу в невод верните». 
— А мне-то как кикимору от зыбки отвадить? — Панкрат взмолился. 
— Неси ей гостинец — хлеба краюшку. Скажи: «На, нянька, дитя расти, да зыбку отпусти». 

Послушались. Аксинья рубаху Мологе отдала — наутро Лукьян полный невод щуки приволок. Панкрат кикиморе хлеб отнёс — зыбка на крыльце оказалась, а в ней шишка еловая, обёрнутая мхом. 
— Видать, кикиморино дитя, — смеялась Марфа. — Пущай растёт, лесу радость. 

На Благовещенье в деревне и ныне старухи внучат учат: «Не шитьём, не зыбкой, а молитвой да тишиной держится благодать. Река слушает, лес дышит — не мешай им с Господом беседовать». А ежели ослушаешься — не беда: кикиморе хлеба поднеси, русалке рубаху подари. Жизнь-то она, брат, на поправку любит идти.
Записано со слов Анфисы Воробьевой