Мишка, наш старый знакомец

Мишка наш, старый знакомец. Уж много лет и зим живет в лесах окрестных, возле самой деревни, что стоит меж сосен да елей. Не диковина для здешних жителей его видеть. То выйдет, как степенный мужичок, к автобусной остановке, или лесной тропинкой бредет – полюбопытствовать, не едет ли кто. То в малиннике завидят его – сидит, ягоду сладкую уплетает, шершавым языком с веточек слизывая, словно ребёнок.

А летом... Летом река наша оживает от купающихся и рыбаков. Рыбаки сидят по берегам, длинные удочки над водой склонив, терпеливые. Иной, удачливый, вытянет трепещущую плотвицу, окунька – да прямо на прибрежную траву, в осоку, её и бросит. Собрать – после, мол, когда улов побольше накопится. А трава-то густая, сырая... Зазевается рыбак – ищи потом свою добычу.

Вот тут-то Мишке и удача подмигивает. Не охотник он, не ловец, а... собиратель. Знает толк в лёгкой добыче. Потому и примечает он рыбаков издалека. Выберет себе местечко повыше, под елью или за буреломом густым. Притаится там, как тень лесная. Увидишь потом – только темный бок мелькнет меж стволов, да ухо мохнатое шевельнется. Лежит себе, не дыша, наблюдая острым глазом: вот рыбак замахнулся... вот серебристая дуга мелькнула над водой... вот упала рыбка в траву, бьется.

Ждет Мишка терпеливо. Знает – торопиться нельзя. Подкрадываться – опасно. Людской запах ему чужд, голоса тревожны. Он – зверь, и звериная осторожность в крови. Так и лежит, часами, лишь носом поводит, ловя ветерок, несущий запахи реки, тины и... да, желанной рыбки.

Но в тот день, видно, ослабела в нем эта вековая осторожность. Или сон одолел на солнцепеке. Только зашуршал он вдруг неосторожно, ветки сухие под лапой захрустели. А может, заворчал невольно, завидев особенно жирного окуня, брошенного без присмотра... Как бы то ни было – обнаружил себя.

Рыбаки вскинули головы. «Мишка! Глянь-ка!» – донеслось над водой. И в тот же миг наш знакомец, будто укор себе почувствовав за оплошность, сорвался с места. Мощно толкнувшись задними лапами, ринулся он не к лесу, а прямо к воде! Широкий, темный, бултыхнулся в реку, подняв фонтан брызг. И поплыл. Греб могучими лапами, не оглядываясь, лишь голова да загривок над водой видны. Пересек стремнину – невелика река наша – и выкатился на тот, другой берег, дикий и безлюдный.

Встал там, отряхиваясь. Вода с шерсти стекала ручьями. Обернулся к людям, к брошенной добыче. И заворчал. Глухо, сердито. Топнул лапой по мокрому песку – раз, другой. Видно было – досада его обуяла. Досада и на себя, и на людей, спугнувших удачу.

Поглядел он на воду, где круги расходились от его переправы, на удочки на том берегу... Потом фыркнул, выпустил обиду. И медленно, не спеша, заковылял вверх по течению, в гущу прибрежных ивняков. Ушел, оставив лишь мокрые следы, да недоумение рыбаков.

Видно, понял Мишка в тот день: настоящему медведю рыбу надобно самому ловить. Пусть это и потруднее будет.