Волшебный травяной чай

Прямо перед моим домом в деревне расстилаются огромные заливные луга. Каждую весну река, разливаясь, щедро одаривает их высокой водой, обновляя берега, принося плодородный ил и всё, что нужно для буйной жизни.
И травы здесь растут мощные, жирные, вкусные –  сама сила земли прорастает   в сочных стеблях и широких листьях.

Я помню времена, когда луг этот гудел жизнью. По утрам его наполняло мычание коров и фырканье крепких деревенских лошадок. Летом, дважды за сезон, раздавался мерный стук косилки. Потом шла нелегкая работа: ворошили душистое сено, копнили его, чтобы долгой зимой кормить скотину этим солнечным запасом. Луг кормил, луг был основой.

Теперь в деревне тихо. Только петухи по-прежнему начинают утро, да пара собак перекликается лаем через  огороды.
Но луга… луга остались. Они по-прежнему дышат, шумят под ветром высокой травой, наполняя воздух густым, сладковатым ароматом. 
После засушливого мая травы стоят духмяные, настоянные на солнце и жаре.

Я прихожу сюда за своим богатством. Мой ритуал – сбор трав для старого доброго волшебного чая, который в наших краях зовут «Сорокотравник"

Каждый листочек, каждый цветок я беру с благодарностью. Собранное несу домой, аккуратно раскладываю на чистых холстинах под ласковым, но не палящим солнцем. Листья и цветы я всегда немного подвяливаю.  Это важно. Травы отдают лишнюю влагу, становятся податливее, но не теряют свою силу и аромат. Потом начинается кропотливый разбор. Удаляю случайные травинки-сорняки, перебираю листочки, выбрасываю поврежденные или некрасивые. Все жители луговых цветов за это время  имеют возможность разойтись по домам– жучки, паучки, гусенички. Пусть живут своей жизнью дальше.

А потом беру  ножницы. Крупно режу душистую массу: нежные листья березы, резные – рябины, терпкие – черемухи, душистые – лесной черники. Травы: мягкую, как бархат, манжетку;  крупные, жилистые листья подорожника, будто специально выросшие для сбора; душистые листочки земляники; ажурные веточки тысячелистника; хвощ полевой, похожий на миниатюрные сосенки; и пушистые метелки таволги, цветы липы, пахнущие медом.

Эта ароматная гора – лишь начало пути. Она отправляется в сушилку, где медленно, бережно, при щадящем тепле превратится в концентрат летней силы.

Но это еще не финал. Волшебный чай собирается неспешно, и зреет, как хорошее вино. Постепенно, слоями , наполняется моя заветная корзина. Майские  травы уже легли душистым основанием. Их аромат – это жаркое солнце,  и густой мед луговых шмелей.
   Но сорокотравник требует полноты.  В течение всего лета я буду добавлять туда новые компоненты. Зверобой, яснотка белая, молодая крапива, лепестки роз и пионов, пупавка, душица, валериана, кошачья лапка, фиалка, чабрец, льнянка .... Последними придут цветы календулы , бархатцев и топинамбура....   В сентябре– когда воздух станет прозрачным, а листва нальется багрянцем я соберу терпкие плоды шиповника, последние душистые соцветия иван-чая, может, добавлю чуть горчинки от поздней полыни или золотарника. Только тогда, когда в корзину упадет последний сентябрьский лист, можно будет открыть заветную емкость, бережно перемешать все накопленные за сезон дары луга... и будет готово.
Мы готовы к зиме! Будем пить волшебный витаминный чай!
Но готово – не значит заперто. Чай этот – живой. Он должен дышать.
Раньше в деревне это знали, как азбуку. Не держали душистые травы в глухих емкостях – задохнутся. Пластиковые коробки и целлофановые пакеты – убийственны. Для травяных сборов шили льняные и хлопковые мешочки – просторные, дышащие. Вешали их около теплой печки, где сухо, но не жарко. Или хранили в деревянных коробах из липы, ольхи, березы, в небольших туесках  из бересты и дранки. В такой таре – природной, мудрой – чай оставался живым, ароматным, полным силы до самого следующего лета.

Мой чай  помнит шелест июльского ветра в таволге, сентябрьскую прохладу на ягодах шиповника и терпкое дыхание осенней полыни.

Каждый глоток такого чая – это глоток времени. Глоток весеннего разлива и летнего зноя, прощального тепла бабьего лета, тишины опустевшей деревни и той мудрой, неспешной жизни, что продолжается здесь, в цикле трав, реки и моих неторопливых шагов по заливным просторам. Это глоток памяти и настоящего, сконцентрированный в душистой чашке сорокотравника – чая, сотканного из слоев уходящего лета и наступающей осени.