Вауч

Если ехать из Устюжны в сторону Череповца и свернуть через детские лагеря на Мологу, то мы обнаружим огромное теплое море. Молога красива и величава, имеет ширину более 8 километров. Жители деревни Бор позвали меня купаться в Вауч . Местоположение этой деревни обозначено на карте.....  в воде.
Берег в Вауче красный , что видно издалека . Это осколки кирпичей от разрушенной водой церкви. На берегу маковка от разрушенной церкви и огромная яма с человеческими костями. Это братская могила. Если идти в воду, то сквозь волны видно множество человеческих костей.  Местные жители привыкли: выходят из воды с находками и собирают в могилу..... Ежегодно ее закапывают и рядом готовят следующую . 
   Я не могу выложить тут все фото. Местные ребятишки играют на берегу костями и человеческими черепами.... если честно, то купаться там я не смогла. А шок от увиденного не проходит много лет.  Уходя с этого места я набрала красных камушков.  За много лет вода обкатала их. Превратив  церковные кирпичи в морскую гальку. Один из них я повесила на веревочку..... Как оберег.... и память о былом .
---

Над избами, почерневшими от времени, висит туман, словно саван. По радио трещит голос: «Вода идёт… Собирайтесь…» Слова эти бьют по сердцам. Мужики у колодца спорят, кулаки сжимаются. «Умники плотину строят, а нас топить вздумали!» — кричит Федот, широкоплечий, с бородой в смоле. Бабы у плетней голосят, прижимая к груди узелки с мукой да иконами. Ребёнок плачет в опустевшей избе — мать его уже тащит к дороге, где нет ни машин, ни подвод, обещанных сельсоветом.

Старуха Агафья, слепая, сидит на пороге, гладит бревенчатую стену: «Здесь родилась, здесь и смерть приму. Вода — крещение…» Её дочь, Марфа, рвёт на себе платок: «Мать, грех тебе!» Но старуха лишь шепчет молитву Параскеве Пятнице, чей лик в деревянной церкви столетия милостиво глядел на село.

Деревянная церковь, почерневшая, как старая книга, стоит у реки. Её крест отражается в глубине  воды. Дьякон Герасим, седой и кривой, звонит в колокол — не к службе, а к беде. «Кто ж вас, святыни, спасёт?» — бормочет он, а вода уже лижет ступени.
В толпе мужики с топорами: велено ломать избы, чтобы народ не медлил. Завязывается драка. «Не тронь дом!» — ревёт Семён, прижимая к груди топорище. Но и его уводят — силой, с кровью на рубахе.

Каменная церковь, красная, как закат, ещё долго стоит на пригорке. Священник отец Николай, худой и бледный, выносит церковный скарб : «Спасайте иконы…» Но люди шепчут: «Куда? В Бор? Там места нет…» А вода уже подбирается к погосту, где лежат прадеды. Надгробия падают, как камни...

Вода, широкая и гневная, глотает избы. Скот мычит, бредёт по воде, не зная пути. Корова Матрёны, чёрно-белая, стоит по грудь в волнах, жуёт тину — будто ждёт, когда хозяйка выгонит её на пастбище. Матрёна на крутом берегу, смотрит вдаль и крестится: «Прости, Господи…»

Деревянная церковь скрылась. Каменная ещё держится, но вода поднимается к окнам. В алтаре плавает Евангелие, страницы, как крылья чайки. Отец Николай, по пояс в воде, пытается спасти крест… А наутро и храм рухнет, оставив лишь кирпичи, как кости, на дне.
Там, где был Вауч, — море. Широкое, холодное, до горизонта. «И птица не перелетит…» — шепчет Федот. На песке валяется икона Иоанна Предтечи, вынесенная волнами. Дьякон Герасим поднимает её, крестит пустыню: «Освяти место сие…» Но море молчит.

А где то вдали, где плотину возвели, дымит завод. Прогресс, как и вода, неумолим.
Прошли годы. Старики из Вауча приходят к берегу. И снится им по ночам: стоят церкви под волнами. Колокола звенят, да голос глухой —  говорит: «Люди… а люди… за что?..» 
Дети их смеются: какое тут село? Какие церкви? Только ветер гудит над волнами. А на дне, в иле, лежат кресты, кости, да ржавые косы — память о мире, который стал жертвой великой воды и  человеческой гордыни.
Со слов Ларисы Куликовой.