Голос
— Возьмите палочку, лучше палку, — будут слушаться.
— Бесполезно, я много чего пробовал. А шляпа — моя удача: пошёл в ней на розыгрыш лотереи — выиграл. Сегодня решил проверить с пением. Кстати, а сами почему не подключаетесь?
Он наклоняется, чтобы другие не слышали: «Вон те совсем не умеют, но поют».
— В Италии петь? С вашими традициями?
По городу вначале пошли с экскурсией. Надоело их тыканье пальцами: это что, это кто. Экскурсовод опять недоволен молчанием Иры.
— Наверное, вам не интересно?
— Гида спрашивают, когда не знают. — И мы откололись.
Для нас город — как старый знакомый, открывшийся по-новому. Сто лет назад Пастернак «ходил на свидание с куском застроенного пространства, точно с живой личностью». Мы с Ирой не ходим — танцуем, потому что чередой палаццо написано скерцо, звоном колокольным наполнено сердце. Острова, словно влюблённые, обнялись мостами. Голова кружится, кружат и голубиные стаи, повсюду приветливые лица. Не зря ведь многие надевали карнавальные маски только на глаза — чтобы улыбку было видно. Но Венеция и без карнавала — праздник.
Церковь, картина Беллини «Мадонна с Младенцем и святыми». Святые отрешённо смотрят не на младенца, не на нас с Ирой и не на других, кто в церкви. Куда? На тех, кого нет? Ира смотрит на меня: «Ну же, ну». После недолгого размышления я соглашаюсь: «Остров упокоения, как назвал Сан-Микеле Дягилев».
Он там и остался. К нему присоединился Стравинский, затем Бродский, побывавший здесь и изменивший своё решение насчёт Васильевского острова. На кладбище должно быть грустно, но у нас другое чувство — гордость за соотечественников, их здесь чтут. На могилах цветы от разных стран. Положили и мы, от родины и от себя. На набережную Неисцелимых, о которой написал Бродский, мы по молчаливому согласию не пошли.
Площади и дворцы, каналы и мосты. Неширокий канал, несколько ступеней к воде, там гондола ждёт клиентов. Мы за день устали, облокотились на парапет передохнуть. Умаялись, но душа, душа на празднике, она поёт. Гондольер и напевает, у него музыкальное сопровождение — магнитофон. Ира не выдержала и тихонько стала подпевать (она говорила мне, что эти мелодии у неё с юности). Гондольер послушал, послушал и предложил: «Споём вместе».
Ира засмущалась, но я, почти насильно, повёл её за руку, и мы поплыли. Зазвучало «Солнце моё». Ира запела тихо, потом громче и громче. Всё, чем она наполнилась за день, вырвалось наружу, обострённые чувства полились по воде, поднялись к дворцам и понеслись к звёздам. Над парапетом показались головы, их становилось больше и больше. Возникла радостная физиономия гида, в такт мелодии, как в автобусе, замахала шляпа. Подплыли ближе, вижу, что он вытирает слёзы. Хочу крикнуть «Тихо!», чтобы не мешали. Но вокруг и так тишина. Только её голос и музыка.
Это — подарок, подарок мне. Таких ещё не получал. Хочется плакать от счастья.
Гондольер подождал куплет и присоединился вторым голосом, хотя женщинам в Италии петь неаполитанские песни не принято. Народ захлопал и закричал Bravo. И я не выдержал — закапали слёзы. Вначале они совпадали с аплодисментами, но потом потекли. Слёзы счастья, слёзы гордости за любимую. Невольно вспомнился Бродский «Слеза есть попытка задержаться». От мерцания вывесок на воде заполыхала радуга. Краски украсили жизнь. А сама жизнь — вот она, рядом, улыбается, улыбается мне.
Гондольер хочет доставить нас до гостиницы, уговаривает на завтра. Экскурсовод отдаёт Ире свою шляпу.
— Теперь видите, что она приносит удачу. Возьмите в подарок.
— Чужая удача мне не поможет, и у вас её не будет.
— А почему с нами не поёте?
— У меня есть свой слушатель — это главное.
Хлопочет время в дивной маске,
На карнавал наводит лоск.
Увозят гости радость сказки,
Свечей венецианских воск,
Восторгов сладкое вино…
И торт к нему «Вероники волос».
Я счастлив: увёз для себя одно —
Ирин голос.
Свидетельство о публикации №225080701455