Половая тряпка и швабра
В тесной кладовке наступила тишина.
На полу, в углу, рядом с дверью, лежала небрежно брошенная половая тряпка. Хоть и выжатая до полусуха, но всё ещё влажная.
Спустя некоторое время, когда проходит первая усталость трудового дня, она возвращается к своим переживаниям, предаётся каким-то воспоминаниям, которые мелькают перед ней чёрно-белой лентой немого кино.
Ну, что за судьба! Ведь она её не выбирала. Так сложилось. Она не помнила, как появилась на свет. Когда? Кто её родители?
Её рождение было необычным.
Как крик новорожденного возвещает о приходе в этот мир нового человека, так сухой треск рвущейся ткани, сообщил, что тряпку отделили от чего-то целого и большого.
Был ли это старый пододеяльник или простынь, байковое одеяло ли, тряпка не то, что не помнила, но скорее всего и не знала. Может это была старая мужская, пропитанная потом, рубаха или её просто отрезали от большого куска ткани? Или это было покрывало, в которое закутывались холодными вечерами, чтобы согреться, или шикарная скатерть, на которой звенели бокалы, полные искрящегося шампанского?
Да, вчера она ещё была частью чего-то, а сегодня утонув в ведре с мыльной водой, стала просто половой тряпкой. И все будоражащие её мечты о славе утонули вместе с ней.
Для половой тряпки каждый день – это зычный призыв к непримиримой борьбе с пылью, грязью, следами обуви, случайно пролитым супом и раздавленным помидором.
– Опять варенье на полу!
– Опять молоко пролилось!
– А это? Это-то что?
– Сколько можно!?
Половая тряпка не умеет играть в благородство. Безо всякой учтивости она проходит по паркету, по плитке и усердно вытирает их, собирает всю пыль и принимает на себя всю грязь, пытаясь очистить мир от всех его пятен. Тряпка скользит по полу, изгибаясь, как тело танцовщицы, не без изящества, ведь её движения – не какой-то там танец, это вызов. Вихрем сметаются все крошки, мелькают пыльные углы, она подчищает то, от чего другие отворачиваются.
Но половая тряпка не жалуется, не ропщет и вряд ли дождётся каких-нибудь слов благодарности. И никто не посмотрит в её сторону, ни с восхищением, ни просто так. Она ведь живёт не для этого. Она просто делает своё дело. Собирает, очищает, моет. И так каждый день – без лица, без слов, без эмоций, только движение.
А когда приходит ночь и дом затихает, тряпка лежит в кладовке выжатая и уставшая. Но гордая тем, что мир уже чуть чище.
Лежит тихо и её никто не тронет до завтра, а рядом с ней, в углу, стоит прямая и молчаливая швабра.
Она, как и тряпка, знает своё место. Она не спорит, когда на неё надевают половую тряпку и окунают в ведро с мыльной водой.
Швабра ведёт за собой тряпку, как партнёр ведёт свою подругу в танце.
В твёрдых руках уборщика, они медленным фокстротом скользят по полам.
И полы под ними расстилаются контурными картами мира, границы на которых не что иное, как стыки кафеля, узоры паркета и просто прямые линии досок. Они скользят по этим границам, оставляя за собой широкие и чистые дорожки своего танца. Швабра с половой тряпкой, умело ведомые уборщиком, скользят монотонно, размеренно – в такт неслышимой музыки фокстрота.
Шаг вперёд, второй, шаг в сторону, поворот. Променад. Шаг вперёд, второй, шаг в сторону, поворот.
– И повторили! И ещё раз!
– Раз – два…! Три – четыре…!
– Молодцы! Шаг чётче и ровнее!
– Музыку кто слушать будет? А?
Швабра, полностью уверенная в себе, продолжает скользить по полу и ведёт тряпку. И тряпка отвечает ей лёгким изгибом. Фокстрот продолжается.
Движения танца широки и плавны, но в них видна сила, мощная энергия, стремление к чистоте. Половая тряпка доверяет швабре, сливается с ней, и подчиняется её власти над собой. Она изгибается, повторяет линии движения, охватывает каждый сантиметр пола, каждый уголок.
Полы начинают блестеть зеркалом, отражая остатки прошедшего дня.
А в кладовке, ночью, оставшись в тени, швабра стоит молча, как часовой. И её никто не тронет до утра. Рядом – половая тряпка.
Они отдыхают в тишине, разделяя эту ночь и этот исполненный на ура танец.
Свидетельство о публикации №225080701796