Лобастик

После университета по распределению они уехали в город N, где им было обещано семейное общежитие. На деле никакого общежития даже не существовало. Пришлось пожить в гостинице и потратить время на поиски квартиры.
Добираться от дома до Вычислительного Центра — их места работы — приходилось на двух видах транспорта: автобусе и трамвае не менее полутора часов. У неё начинался токсикоз. Первая беременность протекала очень тяжело. Стояла невероятная жара. В пустой квартире не было холодильника. Только диван, на котором они спали, и кухонный стол.
Почувствовав, что пришло время рожать, она не сомкнула глаз: тревога и боль пугали её. Через балконное стекло она видела, как светлеет небо. Она лежала неподвижно, скованная незнакомыми болезненными ощущениями, стараясь не беспокоить спящего мужа: она была в декрете, а он работал. Она жалела его. Когда страх и боль достигли апогея, она решилась разбудить мужа, чтобы он вызвал скорую. И в этот момент из угла сумеречной комнаты к ней направилась полупрозрачная фигура женщины в балахоне. Она подошла и эхом донеслось: «Всё будет хорошо». И так же внезапно, как и возникла, растворилась. Это была Богородица.
На исходе вторых мучительных суток в роддоме с металлическими кроватями, у которых роженицы в муках погнули прутья изголовий, у неё родилась девочка. Дочка. Неизвестно что бы с ней было, если бы не профессор со студентами, который, совершая обход, обнаружил ту же роженицу, нашпигованную снотворным, как и сутки назад, еле слышно скулившую от бессилия и боли.
Молодая мама была настолько измучена, что радость была не потому что дочка, как она и мечтала, а потому что разрывающая боль, наконец, позади и можно уснуть. Просто по-человечески уснуть!
Во время беременности, особенно в первой половине, токсикоз был настолько мучителен, что вымотал её и без того худенькое тело в 45 килограмм. Врач, которая её вела, в самом начале предложила аборт, изучив анализы. Это была седая дородная женщина, похожая на англичанку. От неё исходила уверенность и даже властность. Она произнесла фразу, которая пациентке запомнилась на всю жизнь: «Если уж твой плод тебя сейчас так изводит, что же будет, когда он родится и вырастет?!». И всё же, отлежав месяц на сохранении, она решилась рожать!
После рождения дочери они перераспределились в другой город, где пределом мечтаний было заветное общежитие! Дочь спала в чемодане. Иногда чемодан захлопывался — хорошо, что он был большой! Над их комнатой проживали молодые офицеры, которые иногда собирались кампанией и в разгар веселья под музыку дамы стучали каблуками, а мужчины — сапогами.
Советское время было благословенно тем, что в течение года специалистам, работающим на оборонном градообразующем предприятии, полагались комнаты в коммуналках. В заботах о ребёнке, в привыкании к новому месту работы и в коммунальном приспосабливании к соседям прошло несколько лет, потом переехали в однушку — удалось разменять трёхкомнатную коммуналку на две однокомнатные квартиры! Она радовалась высоким потолкам, дубовому паркету и огромной ванной комнате, гранитному подоконнику большого кухонного окна в доме старого фонда! Но больше всего радовалась близости детского сада и хорошей школы для дочери.
В детском саду, который посещала их дочь, особо одарённых детей отобрали в английскую школу. Дочь и была именно таким — одарённым ребёнком! Любя, мама называла её Лобастик. Не только потому, что она росла умницей, запоминая все книги, которые ей читала мама, почти наизусть, отлично рисовала и толково пересказывала детские фильмы, а потому, что у неё была любимая игрушка — пластмассовый щенок в натуральную величину, с милой мордочкой и круглым лбом, задорным крутящимся в разные стороны хвостиком, и лапками. Поэтому мама, обнимая и целуя дочку, приговаривала: «Ты мой любимый Лобастик!». А Лобастик почему-то вытирала ладошками свои пухленькие щёчки после нежных поцелуев, чем ставила маму в тупик и расстраивала. Для мамы это было болезненным потому, что в детстве её мама тоже не любила её объятий и поцелуев: «Что ещё за телячьи нежности?!».
Наступила Перестройка. Это такое безвременье, которое в народе называют бандитские 90-е. Из магазинов пропали продукты и одежда. Поскольку мать была служащей одной из крупных городских организаций, — раз в месяц она получала продуктовый паёк. Это был стандартный набор продуктов: банка растворимого кофе, банка шпрот, палка Московской колбасы, пачка индийского чая «Три слона», коробка конфет «Ассорти», пачка печенья или галет. На Новый год — бутылка шампанского. Это был «дефицит» — самое популярное слово в Перестройку!
Мать огорчалась, когда, оставив заранее заготовленные бутерброды для дочери, чтобы та перекусила, вернувшись из школы, обнаруживала эти бутерброды в ведре для мусора.
Конечно, в школе кормили детей обедами, но это вовсе не означало, что если не хотелось есть, то надо выбрасывать еду! Лобастик не понимала, почему мама сердится из-за какой-то колбасы!
Ребёнок рос — нужна была новая одежда и обувь. Никто не отменял требований оснастки к урокам физкультуры: футболки, спортивные костюмы, кроссовки, лыжи и лыжные костюмы. Уму непостижимо, как всё это добывалось: либо в штурмах огромных очередей, либо по знакомству — «с рук» за переплату. Лобастик выражала недовольство, что у кого-то что-то было лучше, чем у неё. Терпение матери надломилось, когда мама одного мальчика из их класса позвонила ей и пересказала то, чем её сын поделился с ней: Лобастик терпеть не могла физкультуру и попросила мальчика за вознаграждение конфетами из продуктового набора — сломать ей лыжу. Мальчик, посомневавшись, согласился, а физкультурная форма вместе с кроссовками в специальном мешочке для второй обуви отправилась в мусорный контейнер вслед за лыжей.
По этому поводу мать впервые разговаривала с Лобастиком на повышенных тонах и ужаснулась, увидев на лице девятилетней дочери вместо раскаяния — ехидную ухмылку.
Между тем в семье появился ещё один ребёнок — сын. Чтобы приспособиться к новому ритму жизни, Лобастика отвезли на неделю в деревню к бабушке. Бабушка отнеслась ответственно к пребыванию внучки и, думая о пользе, будила внучку пораньше, пока была роса, и водила босиком по траве — деревенской сочной и мягкой, целебной траве! Бабушка поила внучку парным козьим молоком и была уверена: всё это пойдёт на пользу — закалит и укрепит иммунитет.
Через некоторое время после возвращения Лобастика домой, от бабушки раздался звонок: расстроенная бабушка сообщила, что из некоторых семейных украшений, хранящихся в шкатулке, которых было не так много, но ими дорожили, — выковырены камни.
Лобастик не признавалась и не отрицала. Молчала и когда матери пришлось объяснять, что это позор! Что дело не в том, что это не бриллианты, а в том, что это чужие вещи, каждая из которых имеет свою историю и потому дорога бабушке.
Мать потребовала вернуть камни, чтобы отремонтировать бабушкины украшения. Но Лобастик удивила неожиданным обещанием пожаловаться на мать «куда надо», так что никто не поверит в эту глупость с ненастоящими камнями!
И действительно — через несколько дней вечернюю семейную тишину нарушил настойчивый звонок в дверь: это была комиссия из школы — пришли проверять бытовые условия ученицы, которая жаловалась на плохое отношение матери к ней. Изучив отдельную комнату ученицы, квартиру и холодильник, и задав кучу вопросов матери, комиссия, судя по лицам, почувствовала себя попавшей впросак. Жалобы Лобастика не соответствовали действительности.
В этом повествовании родилось уже двое детей, но только в начале упоминалось о муже, да и то — спящем…
Да, автор осознанно оттягивал подробности о нём, понимая, что именно в них много сути. В них причина тихого и не очень — бунта взрослеющего ребёнка, который становился основой характера, и который впоследствии не раз проявится в жизни. И что всё это — упущения матери: не надо было подменять мужа в воспитании ребёнка!
Лобастик с отцом были очень похожи: оба, что называется, «вещь в себе». Внешне — коммуникабельные, но никогда не поймёшь, что у каждого на уме. Центр тяжести у взрослого человека — отца семейства и дочери-подростка был вне дома. В социуме. Дом для них был лишь комфортным транзитом между событиями повседневности. И обязанности по дому в связи с этим отсутствовали — удобно! Свёкр со свекровью подтвердили, что внучка в своих проявлениях напоминает детством своего отца, который хорошо учился и был примером в школе, но дома с ним не было никакого сладу: возводя своё личное пространство в ранг независимости, он так же с раннего возраста неотвратимо отдалялся от родителей.
Когда родители Лобастика поженились и уехали работать по распределению, подаренные свадебные деньги без обсуждения решили положить на сберкнижки по справедливости — в соответствие с тем, сколько кому подарено. Молодой муж заботливо предложил жене присесть на удобный диван в огромном отделении Сберкассы, а сам пошёл за бланками. Жена долго ждала, наконец он появился и весело предложил: «Ну что, поехали в кино?!». «А как же деньги?», — наивно спросила жена. «А я уже положил деньги на свою сберкнижку», — ничуть не смущаясь
ответил муж: «Какая разница, у кого на книжке они будут?!». Так началась их семейная жизнь — так она получила свой первый урок от мужа: первый, но не последний! Урок доверия. Она была беременна. И ей казалось, что мир без него просто невозможен!
Лобастик повзрослела, вышла замуж. И у неё родилась дочь, которой занималась свекровь, пока она училась в институте. Чего только не бывает в жизни: чуть раньше внучки у матери родился третий ребёнок — тоже дочь! Таким образом, у Лобастика были младшие брат и сестра. Лобастик приходила в гости, принося детям соки и конфеты. Но никогда не обнимала и не целовала кидающихся к ней навстречу малышей. Это огорчало мать. Но она объясняла это усталостью Лобастика от своего ребёнка.
Но вот однажды произошло событие, с которого жизнь матери стала меняться под воздействием каких-то необъяснимых сил. Они, эти силы, были неуправляемы, жестоки и очень расчётливы, словно кто-то в замочную скважину наблюдал за её жизнью и на каждом шагу воздвигал незримые преграды.
Когда дочь пришла с бутылкой шампанского, мать удивлённо спросила: «Что празднуем?!». Оказалось — удачно сданные экзамены. Это же прекрасно!
Но начало импровизированного застолья быстро оказалось и его окончанием: как только разлили шампанское и разломили шоколадку, дочь объявила матери, что через 40 минут они должны быть у нотариуса. И показала документы на их совместную с мужем квартиру, машину, дачу. Мать вопросительно уставилась на дочь. А та как ни в чём не бывало продолжала: «Ты должна будешь подписать документы, что это всё подарили мне вы с отцом! Всё уже готово, нужна только твоя подпись».
Это было словно гром среди ясного неба! «Я не буду этого делать, потому что это всё заработал твой муж-бизнесмен», — сказала мать. «Значит, ты мне больше не мать!», — решительно заявила дочь. С этой минуты Лобастик действительно исчезла из жизни матери: не отпирала двери, не отвечала на звонки.
Через неделю среди ночи раздался звонок. Трубку взял муж. Звонил мужской голос и требовал к телефону мать, его жену. Она услышала в телефоне чужой незнакомый молодой голос, который уверял, что он любит её дочь и как только он вернётся из плавания, она подаст на развод. Мать не стала слушать эту пафосную речь. Она просто рухнула на кровать и ей было даже не до саркастических требований мужа объяснить, что за мужик звонит его жене среди ночи!
Если бы в тот вечер, до этого звонка, ей сказали: «Вскоре ты разведёшься со своим мужем, потому что он тебя предал», — она бы плюнула в лицо этому человеку! А теперь она ощущала, что плюнули в лицо ей. Нет, не в лицо, — в душу!
Пластмассовый Лобастик хранится на даче, которая после развода с мужем, после долгой делёжки имущества по суду всё же досталась ей.
Пластмассовый Лобастик преданно смотрит на мать. Он не замечает её седины, очков, морщин и искорёженных трудами и временем пальцев, которые держат его, словно живого, словно в нём вся её нежность.