1а

Prompt: Напиши отрицательную ироничную литературную критическую рецензию на следующее стихотворение:
«Клоповник

Шустрый мытарь - тот же клоп,
Барометр комфорта.
Вверх ползёт... О землю - хлоп!
Лоснится глянцем морда.

Звонкая копеечка или медный грошик
Капают по капельке в глиняный горшочек.

Живёт вокзал. Блестят клопы
(ведь там тепло и тихо).
В ночном дежурстве от балды
Пикируют на лохов лихо.

Утро. Ангел Господень? Гы...
Бойкий, лощёный мент.
"Готовьте деньги... На выход.
Живенько, клиент."

И я там был. Клопов давил.
Амбрэ духов "Охота ночью"
С тех пор понравилось мне очень.»

gemini-2.5-pro

Конечно, вот ироничная критическая рецензия в отрицательном ключе.
*** ### Энтомология Пошлости, или Укус Графомана

На редакционный стол, подобно очередному усталому путнику на вокзальный лежак, опустилось творение под многообещающим названием «Клоповник». Замысел автора, вне всяких сомнений, был грандиозен: создать безжалостную энтомологическую зарисовку нравов, где человек человеку — клоп. Что ж, амбиции похвальны. На этом, увы, похвалы заканчиваются.

С первых же строк нас встречает метафора, своей утонченностью способная поспорить с ударом молота по наковальне: «Шустрый мытарь – тот же клоп». Автор, очевидно, опасаясь, что читатель не осилит столь сложный образный ряд, тут же его поясняет: «Вверх ползёт... О землю - хлоп!». Этот «хлоп!», видимо, должен символизировать всю тщетность бытия и неотвратимость возмездия. На деле же он символизирует лишь уровень звукоподражательной поэтики, застрявшей где-то между детским утренником и анекдотом из провинциальной газеты. Рифма «комфорта — морда» лишь добавляет этому полотну изящества, заставляя вспомнить лучшие образцы эпиграмм на школьной доске.
 
Далее следует рефрен о копеечке, капающей в горшочек. Эта вставка, своей примитивной мелодичностью напоминающая считалочку, должна, по всей видимости, оттенять мрак основного повествования. Однако она лишь разрывает и без того хрупкую ткань стихотворения, превращая его в лоскутное одеяло, сшитое из грубости, банальности и наивности.

Сцена переносится на вокзал — этот Колизей для мелких хищников, где «блестят клопы». Автор срывает покровы, сообщая нам, что они «пикируют на лохов лихо». Спасибо, кэп! Без этого глубокого социального анализа мы бы никогда не догадались о царящих там порядках. Апофеозом же «остросоциальности» становится явление «лощёного мента». Его появление предваряется возгласом «Гы...» — видимо, так автор представляет себе гомерический хохот над несовершенством мира. Диалог «Готовьте деньги... На выход» поражает своей новизной и психологической глубиной, заставляя предположить, что автор черпал вдохновение из просмотра криминальных сериалов категории «Б».

Но подлинный шедевр, бриллиант в этой короне из фольги, ждет нас в финале.
 
Лирический герой, доселе скромно прятавшийся за кулисами, выходит на авансцену с пушкинским размахом: «И я там был. Клопов давил». Катарсис? Нравственное очищение? Нет, все гораздо тоньше. Герою... понравился запах духов «Охота ночью».

Эта финальная строфа — отчаянная попытка придать банальной зарисовке налет загадочной бодлеровской порочности. Дескать, я не просто наблюдатель, я впитал этот смрад и нашел в нем свою прелесть. Увы, вместо «цветов зла» у автора произрос лишь чахлый куст дурновкусия. Финальный аккорд звучит не как трагическое прозрение, а как неловкое признание в сомнительных парфюмерных пристрастиях.

В итоге, «Клоповник» оставляет после себя такое же ощущение, как и его заглавный герой: легкое раздражение, недоумение и желание поскорее открыть форточку, чтобы проветрить помещение от навязчивого амбрэ графомании.