Чуна-Боха. Эпизод последний

  Через несколько лет Лоплес понял, что стареет быстрее жены. Его лицо прорезали морщины. Кожа стала дряблой, серой. Сарла выглядела великолепно. Она ходила легко и плавно, будто её тела никогда не касалась Чуна-Боха.

  Они жили в том же доме, теперь пустом и огромном для двоих. Соседи уважали семью Байгели, как и прежде. Патрики Ун-Ун-Земм и Аттин-Туа-Земм приходили на эту улицу каждую восьмицу. И подолгу оставались у Лоплеса и Сарлы.

  Однажды Сарла почувствовала, что с ней что-то происходит. Муж ещё не вернулся, и она не знала, что ей делать. Кинулась к зеркалу. Сделала фотоизображения. Появились зачатки крыльев. Сарла смотрела на эти картинки и дрожала всем телом.

  Она попыталась срезать эти маленькие ростки, но не выдержала боли. Сарла успела скрыть кровь до прихода своего датси. «Нельзя лгать! Я – митси. Да и как скрыть этот факт от Ло? Мы никогда не обманывали друг друга. Никогда!»

  Сарла дрожащим голосом рассказала мужу об этом страшном событии. И вдруг неожиданно чихнула. Затем шмыгнула носом. Лоплес перестал дышать.

– Нет! – тихо сказала она.

  Голос её осип. Она попыталась сказать что-то ещё, но не смогла. Только смотрела на Лоплеса. Он видел, что её зрачки расширились. Он тоже чихнул и замер.

  На лице Сарлы появились коричневые пятна. Лоплес всё понял. Они плакали вместе с Сарлой. Болезнь Чуна-Боха поражает всех людей, но убивает только серых.

  Организмы людей с У-У-линией способны сами справиться с болезнью. Однако вирус при этом непредсказуемо мутирует и обязательно приобретает высокую вирулентность. Всякий серый человек, заражённый таким штаммом, не имеет шансов выжить, несмотря на то что исходная вакцина отлично действовала на серых людей и поначалу патрики гарантировали исцеление.

  Странно, но вакцина не действовала на тех, кто проявлял уу-способности:
– Мы не можем допустить мутаций! Изоляция необходима! – сказал Лунь-Эрзо.
– Мутации вируса происходят в любом теле, но большинство людей не успевают перестроиться, и действие вакцины в случае повторного заражения новым штаммом не станет гарантией исцеления, – объяснял горожанам патрик алора Лунь-Ун-Тэр. – Только носителям пары У-У доступно самоисцеление, но они несут смерть всем остальным.

  Люди боялись чихнуть. Они с подозрением смотрели на любого, кто ходил чуть быстрее большинства. Во всяком, кто подпрыгивал выше других, видели человека-птицу.

  Случались убийства, когда кто-то, будучи простуженным, не оставался дома, ходил по улицам города, несмотря на требование об изоляции, и покашливал.

– Остановитесь! – кричал в таких случаях патрик, когда служители вместе с полицией патрулировали города и маленькие деревеньки. – Это обычный грипп!

  Сарла опасна. Для серых людей. И для своего датси. Но только не для будущего ребёнка, которого уже второй месяц она носила под сердцем. Ребёнок уже поражён. Нельзя спасти его, патрик не станет лечить больную не-серую женщину и её дитя.

– Сделай это, мой Ло, – тихо попросила Сарла.
– Моя Са, я не могу… – и тут он запнулся, увидев мольбу в глазах жены.

  Лоплес посмотрел ей в глаза. Приставил стилет к её груди. Справа, там, где сердце. Со вздохом он резко надавил на рукоять. Лицо Сарлы посветлело, и на нём появились морщины. «А она постарела! Это мне только казалось, что она не стареет», – мелькнула у него мысль. Его рука задрожала.

  По щеке Сарлы скатилась слеза. «И его…» – прошептала она, умирая.

  Лоплес нащупал второй стилет и быстро ударил им в живот своей жены.

  Лицо Сарлы окаменело.

  Лоплес опустил тело жены на пол и громко зарыдал, закрыв кровавыми руками лицо. Он раскачивался, стоя на коленях, и выл, как побитая собака.

  Пришли патрики Ун-Ун и Аттин-Земм. Лоплес увидел, что они оба – пиора. Но он забыл выразить им почтение и высказать поздравления. Руки патриков обагрились кровью умершей Сарлы, митси, породившей детей У-У. Той Сарлы, которая так и не успела сама расправить крылья, чтобы полететь. Патрики несли тело, Лоплес придерживал её голову.
  Трое мужчин молча вынесли тело Сарлы на широкий двор дома Байгели, поднесли к белому с синей полосой автофургону обтекаемой формы, на котором приехали патрики. Ун-Ун открыл задний люк, и Лоплес с заплаканным, но неподвижным лицом, вместе с мертвенно бледным Аттин-Земм уложили тело жены на выдвинутый Ун-Уном поддон.

– Она сгорит легко, Байгели Лоплес. Ты верно поступил, – сказал Ун-Ун.

  Аттин-Туа-Земм молча запер дверцу, приложив ключ. Лоплес ощутил запах гари.

– Зачем? Зачем Бог сделал это? Зачем на нас обрушилась Чуна-Боха? Почему это должна быть Сарла?! Мои дети?! – громко, с надрывом воскликнул Лоплес, сжав кулаки. Его лицо стало красным, по щекам катились слёзы горя, отчаяния и бессильной злобы.

– Наверное, Бог хотел, чтобы были только griserik, – тихо ответил Ун-Ун.

– Так Бог сказал нам, что ему угодны только серые люди, – вторил брату Аттин-Земм.

  Патрики переглянулись. Лоплес смотрел на них с ужасом. Аттин-Земм шмыгнул.
На запястье Ун-Уна рубин браслета стал жёлтым. Ун-Ун смутился. Аттин-Земм прикрыл правой рукой свой браслет. То же сделал и Ун-Ун.
  И тут Лоплес понял: жёлтый сигнал всегда означал родство. Ун-Ун и Аттин-Земм – это их с Сарлой дети. Он разинул рот, но не смог произнести ни слова.

– Эдди, ты заражён Чуна-Боха, – сказал Аттин-Туа-Земм, опустив правую руку. Браслет светился ярко-жёлтым. Лоплес заметил в уголках глаз своего первого сына слёзы.

– Эдди, мы должны… – запнулся Ун-Ун-Земм, второй сын-близнец.

– О, Патре! – только и смог сказать Лоплес, отец патриков, которые убили его.

  Служители 1-1 и 1-2 поколения 7 стояли у задней двери фургона. Высокий каменный забор скрывал их от взоров людей. Они одновременно сняли тульи, обнажив покрытые тусклым металлом лысые макушки. Короткие красно-рыжие волосы тунсурулы чуть раскачивались тихими порывами весеннего ветерка, уносившего запах сгоревших человеческих тел ввысь, в небо, к Богу, который не ждал не-серых людей.