Таких красивых и талантливых больше не делают

     - Тараскин ! Пошептаться надо.
     Тараскин усмехнулся, удивляясь про себя скорой трансформации Шарапова, заговорившего уже голосом Жеглова, у него и походка изменилась на более уверенную, вот что значит здоровое окружение и психологицкое воздействие правильно устроенного по заветам Ильича коллектива.
     - Ты это, - сказал Тараскин сидевшей напротив рыжеволосой красотке с подбитым правым глазом, - выйдь пока.
     - Пусть у меня посидит, - торопливо посоветовал Шарапов, влетая в кабинет Тараскина, - я там как раз Кротова допрашивал.
     Рыжая, развратно - медленно раскинув ноги, ослепила на миг молодых оперативников незабываемым зрелищем огненно - рыжих волос лобка, что, кстати, много позже позаимствует блондинка Шерон Стоун, забыв об излишней волосатости, чем и погубит сцену в полицейском участке напрочь, встала и, величаво покачивая бедрами, вышла в коридор.
     - Короче, - задышливо зачастил Шарапов, прикрыв за рыжей дверь, - допрашиваю я Кротова, понимаю сразу, что подведомственность не наша, он предатель, власовец, агент - парашютист Абвера, а Жеглова нету, не с кем посоветоваться.
     Тараскин, выслушав товарища, задумался, небрежно вертя в пальцах остро отточенный карандаш.
     - Значится, так, - тоже невольно подражая начальнику отдела по борьбе с, произнес он, деланно хмурясь, - согласно советскому законодательству, Шарапов, предварительный опрос обязан провести ты, а там уже пусть начальство решает, оно и направит твоего Кротова либо в тюрьму, избрав меру пресечения, либо отконвоирует по подведомственности в МГБ.
     Шарапов, радостно рассмеявшись, вскочил было, но уже у двери оглянулся.
     - Странный он какой - то, - прошептал Шарапов, ежась плечами, - все про акатуи твердит, про самоубийственный отряд, про предводителя в противогазе и в синем хлорвиниловом костюме химзащиты.
    - А ну - ка погоди, - заинтересовался Тараскин, доставая из ящика письменного стола розысковку, - погоди, погоди. Во ! - крикнул он, протягивая Шарапову смятый лист чрезвычайного общесоюзного розыска. - Вот они, голубчики.
    Шарапов, взяв лист трясущейся от преждевременного страха рукой, увидел живописные физиономии некоторых личностей. Тощий мужчина с безумными глазами со сдвинутым на вспотевший от дум невеселых о судьбах демократии в России лоб противогазом, очень шикарная брюнетка в шиншилловом манто, голая девка в эсэсманской фуражке, чуть сдвинутой на левый карий, задорно поблескивающий глаз, стройный мужик в серо - стальной форме рейхсляйтера, еще один, костистый и долговязый в камуфлированной куртке Ваффен СС, лысый и в очках в олимпийской рубашке почему - то за решеткой, видимо, фото из здания советского народного суда, решил Шарапов.
     - Удовиченка ! - гаркнул Тараскин.
     - Чо орешь ?
     В дверях стояла рыжая и грудастая. С нескрываемым пренебрежением осмотрев сотрудников МУРа, плюхнулась на освобожденный Шараповым стул и схватила розысковку наманикюренными пальчиками.
     - Говна - пирога, - удивленно пробормотала она, - окатуй или акатуй ?
     - Тебе какая разница ?! - нездорово возбудился Тараскин, срывая с себя гимнастерку вместе с форменными галифе.
     Шарапов, понимая, что прямо сейчас произойдет аморальное разложение не в быту, что не поощрялось руководством, но на производстве, что прямо воспрещалось Указом, выскочил из кабинета Тараскина, возвращаясь к уже заскучавшему Кротову.