Воситание бабочеке

Снег и сова

1,2, 3, 4

— Почему вы не пришли ко мне? Почему я узнал о вашем присутствии в деревне таким образом?

Тон Гассера звучал спокойно, но твердо. Серене он напомнил строгого преподавателя, отчитывающего ученицу, к которой он тем не менее очень хорошо относится.

Внешний вид командира изменился. Он набрал вес и сбрил усы. Дочери тоже выглядели по-другому: на семейной фотографии, стоящей на столе, вместо двух маленьких девочек были изображены две девушки. А вот жена осталась прежней, разве что подстриглась.

— Вы понимаете, что вас чуть не линчевали? — спросил командир, вырвав Серену из раздумий. — Само собой, все подумали, что вы хотите напасть на девочку.

Вот уже двадцать минут Серена сидела в этом кабинете, не в силах привести в порядок хаос в голове. Все произошло слишком быстро. Когда Аврора закричала, она сразу подумала, что выбрала неправильный подход. Ее охватила безудержная радость оттого, что она снова нашла дочь, и, возможно, она слишком поторопилась. Следовало учесть, что при виде ее девочка тоже испытает потрясение. Поэтому Серена сразу же попыталась ее успокоить и дать понять, что все в порядке, все хорошо.

Тогда ей и в голову не пришло, насколько невероятно то, что ее дочь оказалась в Вионе после стольких лет. Вопреки убедительным доказательствам ее смерти, Серена не задавалась вопросом, как малышке удалось выжить при пожаре в шале. И она даже не задумывалась, почему никто так долго не замечал, что эта девочка — Аврора.

Но теперь Гассер вернул ее к реальности.

— Чем вы только сегодня думали? — продолжал полицейский, обходя вокруг нее. — Да еще в вашем положении, — добавил он, указывая на ее живот.

Серена, все это время молчавшая, вытащила из рюкзака фотографию девочки в церкви Черного камня и извлекла из памяти смартфона снимок Авроры в возрасте трех лет. Затем положила телефон и фотографию на стол, чтобы Гассер все увидел своими глазами.

— Очень похожи, — согласился командир, не смущаясь и не придавая сходству слишком много значения. — Ну и что с того? Ясно же, что это две разные девочки.

— Но девочка, которую я видела сегодня, — не эта, — сказала Серена, указывая на распечатанную фотографию.

— Неужели вам мало того, что вы сегодня всех перепугали? — возмущенно спросил полицейский. Затем сел за стол. — А теперь, будьте любезны, расскажите, как началось это ваше очередное сумасбродство.

Гассер был суров, он не щадил ее. И если учесть прошлые ошибки Серены, у него были на то причины. Но на сей раз она чувствовала: что-то пошло иначе.

— Эту фотографию мне прислал Адоне, — сказала она. — Не знаю зачем. Но то, что он был дядей девочки, наводит на размышления, не так ли?

— Значит, по-вашему, Стерли все знал? И с каких же пор?

— Понятия не имею, — признала Серена. — Я знаю только, что Адоне и его племянница не были знакомы и никогда не виделись. Аврору он тоже никогда не видел, потому что я никогда не показывала ему ее фотографии… Адоне оставил мне три подсказки в старом сборнике сказок. С помощью первой подсказки я разыскала Берту, воспитательницу из пансиона. Что означают остальные две, я не знаю.
— И что это за подсказки? — спросил полицейский без особого энтузиазма.

— «Найди первую сову. Посмотри на снег вокруг огня», — процитировала она.

Гассер слегка вздрогнул и, хотя и поспешил скрыть удивление, от Серены оно все же не ускользнуло.

— В чем дело? Эти фразы для вас что-то значат? — спросила она.

— Нет, ничего, — заверил командир. — По-моему, это просто бред.

— В ночь пожара в шале пахло печеньем, — уверенно сообщила Серена. — Берта мне это подтвердила.

— И что?

— Адоне использовал в своих устройствах четыреххлористый углерод, который при горении имеет такой запах. Кто-то подражал его методу…

Тот, кто это сделал, знает зверя и умеет с ним сладить.

— А кто был самым близким человеком для пиромана? — спросила Серена.

— Значит, если я правильно понял, все указывает на сестру Адоне. — Гассер скрестил руки на столе. — Эта женщина проникла в пансион, чтобы похитить вашу дочь, и устроила пожар, чтобы замести следы и убедить всех, будто девочка погибла… Вы отдаете себе отчет, что по большому счету это та же самая сказка, в которую вас заставили поверить шесть лет назад?

— То, что такую же историю выдумала группа мошенников, еще не означает, что это непохоже на правду, — возразила она. — Кто поручится, что на самом деле все произошло не так? Возможно, если бы не эта шайка негодяев, вы бы сейчас ко мне прислушались.

— И Бьянка Стерли устроила все это, чтобы оставить Аврору себе и вырастить ее как родную дочь?

— Я знаю, что это звучит безумно, — настаивала Серена. — Но если бы я могла снова поговорить с этой девочкой…

— Эта девочка понятия не имеет, кто вы такая, — перебил Гассер, раздраженно хлопнув руками по столу. — И все местные знают ее с самого ее рождения.

— А кто ее отец? — не сдавалась Серена. — Почему бы вам не спросить его, помнит ли он, что у него есть дочь от Бьянки Стерли?

— Ее отец был хорошим человеком и моим другом. Его не стало давным-давно, еще когда девочка была маленькой, — раздраженно отозвался командир.

Но Серена не желала слышать отговорок.

— Вы знали Аврору в лицо, — обвинила она полицейского. — Как вы могли не замечать сходства, встречая эту девочку каждую субботу в церкви?

— Я уже не принадлежу к общине, — признался Гассер. — Уже нет, — повторил он почти со стыдом. — Да будет вам известно, что кризис веры у меня начался именно после пожара в пансионе.

Серену поразило его откровение.

— После смерти вашей дочери я стал думать о своих девочках и о том, что не может быть Бога, который допускает такое.

Это противоречие было ей хорошо знакомо.

— Если Господь всемогущ и позволяет детям умирать, возможно, он не так добр, как говорят…

Командир кивнул.

— Забудьте эту историю, — посоветовал он.

Было видно, что он искренне беспокоится за Серену. Но она не могла забыть.

— Я потребую, чтобы судья назначил генетическую экспертизу для этой девочки.

— На основании какого преступления? Вы не можете доказать, что произошло похищение. Суд ответит вам, что не может назначить генетический тест без состава преступления.

Серена была обескуражена. Руки у нее связаны, и никто, казалось, не верил ей и не хотел помочь. Более того, единственный, кто, возможно, мог оказать ей поддержку, почел за лучшее не ввязываться.

— Адоне что-то знал, — повторила она.

— Адоне преследовали призраки, — парировал Гассер. — Шесть лет назад вы рисковали жизнью. Но на сей раз вы в ответе не только за себя, — заявил он и опять глянул на ее живот.

Серена примолкла. У нее не осталось сил спорить. На ум пришел единственный вопрос, который она еще не задала:

— Как ее зовут?

Командир догадался, что она имеет в виду дочь Бьянки Стерли.

— Ее зовут Леа.

2

— Я приеду к тебе.

— Нет, не надо.

— Почему? Я сейчас тебе нужен.

Серена не осмеливалась спросить Ламберти, верит ли ей хотя бы он. Даже если бы он ответил «да», она все равно заподозрила бы, что он говорит не искренне, а только из любви. С каждым часом она все больше осознавала, насколько абсурдна эта история.

— Тебе удалось поспать? — спросил профессор по телефону.

— Да, — солгала Серена. На самом деле она всю ночь ворочалась с боку на бок в кровати номера в апарт-отеле, но так и не нашла удобного положения для живота.

— Предполагаемая дата родов через неделю, — напомнил профессор. — Возможно, тебе стоит вернуться. Мы найдем способ разобраться с этим из Милана.

«Это» было жизненно важно, но Серена не могла требовать от него понимания.

— Сейчас я должна быть здесь, — упрямо возразила она. — Не беспокойся, я всегда успею вернуться. — Она знала, что просьба не волноваться возымеет противоположное действие, но сейчас она бы предпочла, чтобы ей не мешали и не подрывали ее решимость.

Ламберти в трубке застонал.

— Ты хотя бы делаешь дыхательные упражнения, которые порекомендовала гинеколог?

— Я их только что закончила, — снова солгала Серена.

— И ты не забываешь пить поливитамины, да?

Она терпеть не могла поливитамины, но принимала их регулярно.

— Не забываю, не переживай.

Ламберти окружал Серену вниманием и в знак поддержки прочел уйму книг о беременности. Он частенько забрасывал ее советами или предупреждал о том, что произойдет с ее телом и как она себя почувствует в определенный момент, но Серена уже испытала всё это во времена Авроры.

Она принимала его заботы, как любая мать в ожидании первенца.

Но жить с повторяющимися ощущениями было нелегко — слишком много воспоминаний. Серена мысленно возвращалась к прошлому, когда у нее не было никого, кроме малышки, которую она носила под сердцем, и никто о ней не заботился, потому что она сама так решила. Поскольку в то время она держала свое положение в секрете, никто не интересовался, как у нее дела.

Теперь она не знала бы, что делать без своего профессора.

— Я принимаю, что Аврора была только твоей. Но будущий ребенок и мой тоже, — напомнил он ей.

Раньше он никогда не говорил с ней так жестко, и этот новый тон немного

напугал Серену. Она поняла, что впервые боится его потерять.
— Я не сошла с ума, — сказала она. — И ни за что не рискнула бы благополучием нашего ребенка. Но ты должен мне доверять.

— Я постараюсь, — только и ответил профессор.

Когда они попрощались, Серена задумалась о смысле его последней фразы. Это ультиматум или обещание? Затем она снова сосредоточилась на вождении.

Дорога за лобовым стеклом малолитражки терялась в лесу. День был погожий, но солнце скрывалось за высокими деревьями. Время от времени перед Сереной появлялся луч света, которому удавалось пронзить густую растительность. Она проезжала сквозь него и возвращалась в полумрак.

Знак на обочине указывал, что до перевала и горной хижины, где останавливались туристы, осталось еще два километра. Неподалеку стояла церковь Черного камня.

Когда Серена добралась до места, был почти полдень. Летом в домике ночевали те, кто взбирался по тропам, ведущим почти к вершинам двух пиков-близнецов, где было два одинаковых пруда.

Сейчас перед деревянным зданием несколько посетителей, вернувшихся с прогулок, подкреплялись пивом, сыром и солониной.

Серена смотрела на них, завидуя их безмятежности. Никто из них и представить себе не мог, что; у нее на душе. Затем она сверилась с картой на внешней стене туристического дома в поисках церкви, где была сделана фотография Леи. То, что последняя — не Аврора, было предельно ясно с самого начала, поэтому Серена без колебаний называла трехлетнюю девочку этим именем.

Согласно карте, искомая церковь находилась примерно в сотне метров и туда вела тропинка через рощу.

Закинув на спину рюкзак, Серена отправилась в путь.

Воздух был прохладным, но не холодным. От земли исходил приятный мускусный аромат. Слышалось приглушенное журчание ручья, скрытого где-то в зарослях. Пение птиц терялось среди звуков маленького леса.

Уже метров через пятьдесят показалась церковка с покатой крышей. Ее возвели рядом с большим черным валуном, отколовшимся от горы. Кто знает, когда это случилось — возможно, несколько столетий назад. Подойдя к зданию, Серена заметила, что над входом указан год постройки — 1853-й. Табличка призывала посетителей соблюдать приличия и тишину.

Деревянная дверь была просто притворена. Толкнув ее, Серена оказалась внутри.

Свет проникал через единственное окно за алтарем. Солнечные лучи преломлялись сквозь витражное стекло и дробились, превращая пустое помещение в подобие огромного калейдоскопа. Серена узнала деревянное распятие, свисающее с потолка: именно его она видела за спиной девочки на фотографии.

Церковь оказалась меньше, чем она ожидала, и присесть там было негде. Когда Серена прохаживалась, осматриваясь, грубый дощатый пол скрипел под ее подошвами.

На алтаре не было утвари, и, помимо старого железного канделябра в углу, не нашлось никаких предметов культа.

Церквушка казалась заброшенной.

Серена не знала, зачем пришла: искать здесь было нечего. Но возможно, ей просто нужно было увидеть это место своими глазами. Она сожалела, что не придерживается никакой религии. Сейчас уместно было бы помолиться.

Ей хотелось бы знать, при каких обстоятельствах фотографировали Лею и почему вместо одежды для горных походов на девочке было белое платьице и лакированные туфельки. Это наверняка был какой-то особенный случай.

Тут Серена ненароком на что-то наступила. У своих ног она увидела увядший цветок. Розу.

Несмотря на то что ей мешал большой живот, она наклонилась, подняла его и хорошенько рассмотрела. Возможно, церковь вовсе не заброшена.

Судя по всему, здесь побывал кто-то еще, хотя и не недавно. Серена задавалась вопросом, во исполнение какой молитвы он оставил здесь этот уже засохший цветок. Она собиралась положить розу туда, где нашла, но потом решила взять себе в качестве своего рода талисмана.

Когда Серена бережно убирала розу в рюкзак, у нее зазвонил мобильник. Она почувствовала себя виноватой за этот непочтительный шум и принялась искать телефон, собираясь нажать на отбой. Впрочем, найдя его, передумала. Звонил Гассер.

— В чем дело? — спросила она в трубку.

— Сегодня утром ко мне приходила Бьянка Стерли, чтобы подать на вас заявление.

— Что?

— Сначала выслушайте меня, пожалуйста, — перебил ее Гассер. — Я долго беседовал с этой женщиной и рассказал ей вашу историю. Когда она поняла, что вы мать девочки, которая семь лет назад погибла при пожаре, то передумала насчет заявления.

— Хорошо, — сказала Серена, успокаиваясь. Впрочем, она не была уверена, так ли это хорошо на самом деле. Она не нуждалась в сочувствии этой женщины.

— Но это еще не всё, — добавил полицейский. — Бьянка поговорила с Леей: мать и дочь попросили о встрече с вами.

3

Талисман сработал. Засохшая роза или, может быть, молитва, которую Серена бессознательно хранила в сердце, произвели неожиданный эффект.

Они с Гассером договорились о встрече на тот же день.

От волнения Серена не находила себе места. Наэлектризованность передалась и ребенку у нее внутри. Из церкви Черного камня она вернулась в апарт-отель, приняла душ и привела себя в порядок, чтобы предстать в лучшем виде. Надев красную блузку в цветочек и завязав волосы в хвост, она спрашивала у зеркала, достаточно ли прилично выглядит, а главное — вызывает ли доверие. «Я все еще дождевой червь?» — спросила себя Серена. Она больше не была уверена, что Аврора так же похожа на нее, как и раньше. «Это нормально, она выросла», — сказала она себе.

И отправилась на встречу.

Малолитражку Ламберти она припарковала у полицейского участка. Приехала слишком рано, но ее это не волновало. Подходя ко входу, она заметила, что блузка промокла под мышками. Она вспотела, и, несмотря на душ, от нее плохо пахло.

— Я собирался вам позвонить, — сказал встретивший ее Гассер. — Бьянка и Леа уже здесь.

Этого Серена не ожидала. Сердце колотилось, живот как будто стал еще тяжелее, дыхание перехватило. Чтобы успокоиться, она твердила себе, что все пройдет хорошо. Но верилось в это с трудом.

Командир провел ее в комнату с прозрачными стенами. Из коридора Серена увидела, что сестра Адоне и светловолосая девочка сидят подле друг друга, и с болью заметила еще кое-что: они держались за руки.

Поодаль от них стояли пожилые мужчина и женщина. Гассер открыл дверь и пропустил Серену вперед.

— Присаживайтесь, пожалуйста. — Он указал на пустой стул напротив двух гостий.

Бьянка Стерли повернулась к Серене и не сводила с нее взгляда, пока та шла по комнате. Девочка же уставилась в пол. Она явно была очень напряжена.

— Это пастор Мейер и госпожа Роша из общины пятидесятников, — представил двух незнакомцев командир. — Если не возражаете, они будут присутствовать на встрече.

Серена поприветствовала их кивком и натянутой улыбкой. Те тоже ответили вежливыми кивками, не произнеся ни слова.
— Это очень важно, что мы сегодня оказались здесь, — продолжил начальник полиции. — Если мы здесь, значит есть взаимное желание объясниться и понять друг друга. — Затем он обратился к Серене: — Желаете высказаться первой?

Серена долго думала, с чего начать. Обычно она не слишком хорошо справлялась с такими ситуациями. Она предпочитала нападать, таков был ее характер. До этой секунды она старалась не смотреть на девочку, — возможно, боясь, что совершила огромную ошибку, — но теперь, прежде чем заговорить, взглянула на нее в упор.

Сердце и разум сразу сказали Серене, что это Аврора, несмотря на подростковую угловатость, прыщи, необъяснимо прямые волосы и желтое платье, которое знакомая ей Аврора ни за что бы не выбрала, когда они делали покупки в модных бутиках Милана.

Но еще Серена поняла, что дочь понятия не имеет, кто она такая.

— Прежде всего я бы хотела извиниться за вчерашнее, — выдавила она. — Я поступила импульсивно, и мне жаль, если я кого-то напугала. — Извинения были адресованы в первую очередь девочке, поскольку Серена едва сдерживала ненависть к Бьянке Стерли. Но если бы она выдала свою неприязнь, Аврора не смогла бы ей доверять, а Серене было совершенно необходимо, чтобы дочь ей поверила. Не исключено, что другой возможности поговорить лично им не представится. — Моя дочь была чудесной девочкой. Мы жили в красивом доме в Милане и были счастливы вместе: только я, она и наш кот. — Серена следила за реакцией девочки, но та была безучастна. — У нас с Авророй было много традиций. Например, каждую пятницу мы купались в бассейне в хорошем отеле, а потом пили там чай. А еще мы много путешествовали. Летали в Исландию и смотрели северное сияние, плавали с дельфинами в Каикоуре, а на ее шестой день рождения отправились в Токио, где жили в рёкане[21], и нам там очень понравилось. — Серену захлестнули воспоминания, которые, как ей казалось, она навсегда похоронила. Как ни трудно было говорить об Авроре в прошедшем времени, видя ее перед собой, надо было напомнить дочери о моментах, которые они провели вместе. Этими историями она пыталась пробудить в девочке память об их общей прошлой жизни. — Я так и не смирилась со смертью дочери. — Это было не просто признание, а способ ясно дать понять всем, что она не сдастся и сейчас. — Я знаю, что, где бы ни была Аврора, она жива, — решительно заявила Серена.

— Мы верим в рай, — вмешался пастор Мейер, хотя она имела в виду вовсе не это.

Девочка не пошевелилась. Серена даже не была уверена, слышала ли та. Неизвестно, что произошло за семь лет разлуки, неведомо, что с ней могли сделать, но в эту минуту Серена осознала, что Аврора и женщина, выдающая себя за ее мать, не просто держатся за руки: девочка искала поддержки у этой самозванки.

Сразу после этого слово взяла Бьянка Стерли.

— Мы с Леей попросили о встрече с вами, потому что понимаем ваше горе, — сказала она. — Леа потеряла папу, когда была еще совсем маленькой, так что мы знаем, каково жить с пустотой в доме. Кроме того, вы беременны, и мы сказали друг другу, что должны как-то облегчить вашу боль, чтобы ребенок, которого вы носите, мог появиться на свет в мире и гармонии вашей новой семьи.

— Аминь! — воскликнула госпожа Роша.

«Аврора тоже моя семья, — хотела ответить Серена. — И ты ошибаешься, если думаешь, будто я от нее откажусь».

Все казалось нереальным. Если Бог действительно существует и наблюдает за тем, что здесь происходит, чего же он ждет? Ему уже пора проявить свое присутствие. Но Серене приходилось держать себя в руках. Она увидела, как Бьянка Стерли отпустила руку Авроры, наклонилась и достала что-то из сумки на полу. Книгу в вышитой тканевой обложке.

— Вот наш семейный альбом. — Женщина протянула книгу Серене. — Я уверена, что вы найдете здесь ответы, которые развеют все ваши сомнения.

Серена неохотно взяла фотоальбом и начала листать. Новорожденная на первых страницах совсем не походила на маленькую Аврору, да и в первые два года жизни была другой. Но с третьего года сходство стало поразительным. Безусловно, это была та самая девочка с фотографии, сделанной в церковке. В этом не могло быть сомнений.

Леа часто позировала одна, на фоне гор, но имелись и снимки с родителями. Как и говорил Гассер, отец казался хорошим человеком. Веселая улыбка, добрые глаза. Леа во многом пошла в него. Этого незнакомца можно было принять и за отца Авроры. Серена спрашивала себя, какая нелепая судьба могла допустить, чтобы две девочки, происходящие из разных миров и зачатые людьми, не связанными кровным родством, были так похожи.

Неоспоримо было одно: Леа и Аврора были несовершенными копиями друг друга.

Пролистывая альбом заново, Серена наткнулась на фотографию, от которой замерла. Бьянка Стерли держала на руках дочь, готовую идти в детский сад: четырехлетняя Леа была одета в голубой передничек и держала красную корзинку. В глазах матери светилась настоящая любовь.

При виде этих воспоминаний о другой жизни уверенность Серены на мгновение поколебалась. Охваченная внезапной тревогой, она закрыла альбом и взглянула на девочку, сидящую перед ней.

К своему изумлению, она обнаружила, что, пока она рассматривала фотографии, Аврора нашла в себе силы поднять глаза. И теперь внимательно смотрела на нее.

— Как его зовут? — спросила девочка.

После стольких лет снова услышав ее голос, пусть и ставший взрослее и четче, Серена на секунду растерялась и не сразу поняла вопрос. А, ну да — как зовут малыша у нее в животе.

— Мы еще не выбрали имя, — призналась она.

— Вы уже знаете пол?

— Это мальчик.

Девочка приняла информацию к сведению, но больше ни о чем не спросила. Последовало бесконечное молчание, которое нарушил пастор-пятидесятник:

— Итак, синьора, вы убедились?

Серена мгновение помедлила.

— Нет, — твердо произнесла она.

Этот ответ удивил всех, особенно командира Гассера, который больше остальных надеялся на мирное разрешение вопроса.

Но Серена хотела ясности.

— Я не могу никого заставить пройти анализ ДНК, — сказала она. — И все же я прошу, чтобы мне предоставили это последнее доказательство. — Она посмотрела на Бьянку Стерли и слегка наклонилась к ней. — Я знаю, что на это сложно согласиться и что для вас моя просьба звучит как обвинение. Но даже если так, поставьте себя на мое место и попытайтесь представить, каково жить, мучаясь такими сомнениями. Я прошу вас как одна мать другую.
Серене было важно изложить свою просьбу при Авроре. Она надеялась, что, даже если она получит отказ, в будущем дочь найдет в себе смелость докопаться до истины самостоятельно. Конечно, в этом случае сейчас придется оставить Аврору здесь и снова с ней попрощаться. Но выбора не было.

Серена подождала ответа, которого не последовало. Затем встала и направилась к выходу.

— Спасибо за встречу, — сказала она, обращаясь ко всем присутствующим. Однако ее последний взгляд был устремлен на девочку, которая снова опустила глаза.

4

Девочка сидела под деревом возле хижины, обняв ноги и прижав колени к груди. Рядом на траве спал бордер-колли.

Она смотрела в сторону елового леса. Время от времени порыв ветра подхватывал и трепал ее волосы, но она тут же их поправляла. Жест был машинальным: ей с раннего детства не нравилось быть растрепанной.

Еще стояло лето, но свежий ветерок предвещал наступление осени.

— Как насчет что-нибудь поесть?

Леа не слышала, как подошла мать.

— Нет, спасибо, — ответила она.

Женщина немного подождала, а затем села рядом, скрестив ноги:

— Хочешь поговорить?

Девочка на мгновение задумалась, а потом кивнула.

— Я знаю, это все странно, и чувствую то же, что и ты, — сказала Бьянка. — Но все-таки, по-моему, мы правильно сделали, что с ней встретились.

— По-твоему, эта синьора действительно верит в то, что говорит?

— Она перенесла травму, которую трудно преодолеть. Поэтому я считаю, что нам нужно постараться проявить понимание.

— Она так на меня смотрела… — Леа не договорила. — Как будто ждала, что я что-то сделаю или вспомню ее лицо.

Мать улыбнулась:

— Знаю, это чудно;.

— Сначала она меня напугала, но потом мне стало ее жаль.

— Это нормально. — Женщина взяла ее за руку. — Я горжусь тем, что моя дочь переживает за других. Значит, я хорошо тебя воспитала, — с улыбкой добавила она. — Это важно — чтобы ты умела сочувствовать людям.

Девочка повернулась и посмотрела на нее:

— Как бы ты поступила на ее месте?

— Я бы вела себя точно так же, — не раздумывая, ответила Бьянка. — Будь у меня сомнения, я бы не сдалась. Будь у меня уверенность, я восстала бы против всех и вся, чтобы получить доказательства.

— Значит, она никогда не оставит нас в покое? — забеспокоилась Леа.

— Выход есть, — ответила ее мать. — Если мы сделаем анализ, эта женщина наконец обретет душевный покой, которого заслуживает.

— А как берут ДНК? — спросила девочка.

Мать погладила ее светлую макушку.

— Достаточно одного твоего красивого волоска.

Леа собиралась задать еще какой-то вопрос, но сдержалась. Тем не менее Бьянка, похоже, все равно догадалась, о чем та хотела спросить.

— Ты думаешь, ДНК может показать, что ты не моя дочь?

— Вовсе нет, — соврала девочка.

— Ты растеряна, и это нормально, — сказала мать. — Я бы на твоем месте тоже растерялась. Когда взрослые заводят определенные разговоры, детей одолевают сомнения. Но я хочу открыть тебе один секрет: иногда ошибаются даже взрослые.

Леа отвела взгляд, размышляя.

— Я не помню папу, — сказала она.

— Ты была слишком маленькой, чтобы его запомнить.

— Я бы так хотела, чтобы он сейчас был здесь.

— Я знаю, милая… Я знаю.

— Ты мне столько всего рассказывала про мое детство, и многое я вроде бы помню, так почему я не помню его?

— Я не знаю, как устроены воспоминания, — признала Бьянка.

За эти годы они много раз вместе листали большой семейный альбом, который мать показала той незнакомке на встрече. Глядя на себя на фотографиях, особенно на самых ранних, Леа всегда испытывала смятение, которое не могла описать.

Воздух сотрясло громом. Мать и дочь повернулись на грохот, пес тоже поднял морду с травы. Темные тучи спускались в долину с горных вершин. Небо разделилось ровно пополам. Половина еще оставалась голубой, но явно ненадолго.

Женщина встала.

— Пойдем в дом? — предложила она.

— Я, если можно, еще немного тут посижу, — ответила девочка.

— Ладно, но возвращайся под крышу, пока не начался дождь.

Она ушла. Леа вытянула ноги. Пока она сидела, скрючившись, у нее затекла икра. Леа погладила пса по голове. Ей хотелось рассказать матери еще кое о чем. Это продолжалось уже давно, но она так и не решилась признаться.

С тех пор как она была маленькой, в некоторые дни внутри у нее нарастала необъяснимая грусть.

А когда она болела, по ночам ей всегда снились кошмары. Снов было два, и они всегда были одинаковыми. В одном из-за запертой двери неисправного туалета к ней обращался писклявый голосок. В другом безликий человек расчесывал ей волосы щеткой в темноте.

Рядом ударила молния, внезапно хлынул дождь.

Девочка поднялась.

— Пошли, — велела она бордер-колли.

Пес боялся грозы, но лежал рядом с Леей, чтобы не оставлять ее одну. Теперь он припустил впереди нее к хижине. Лило так сильно, что на лужайке перед домом уже появились лужи.

Войдя, Леа сняла грязные туфли. Тем временем пес поднялся по лестнице.

— Эй! — крикнула она.

Еще нужно протереть ему лапы, иначе он везде натопчет, а мать рассердится на нее.

Разувшись, девочка решила пойти за ним с тряпкой. Она даже знала, где он притаился, и побежала вверх по лестнице.

— Что я сто раз тебе говорила? — раздался голос у нее за спиной.

От окрика матери Леа резко остановилась.

— Лестница опасна, — повторила девочка.

Хотелось возразить, что ей почти тринадцать, она достаточно взрослая, ведет себя осторожно и необязательно каждый раз ее отчитывать. Но она смолчала. Так же вели себя и матери ее подруг. Одна запрещала дочери купаться в бассейне, другая не хотела, чтобы дочь возвращалась из школы одна. В общем, по сравнению с другими иррациональными страхами потакать страху, что она упадет с лестницы, было не так уж трудно. Вот почему Леа никогда не спорила, если Бьянка ее за это ругала.

Леа давно смирилась с тем, что в представлении матери никогда не станет достаточно взрослой для этой проклятой лестницы, поэтому зашагала вверх медленнее, однако за полученный выговор собиралась поквитаться с непослушным псом.

Когда колли было страшно, он прятался на чердаке, в спальне Леи, и обычно забивался под ее розовую кровать.

Там он сейчас и оказался. Леа слышала, как он скулит.

— Вылезай, — велела она. И пригрозила: — Сейчас я тебе покажу.
Но пес не желал слушаться. Тогда она наклонилась, чтобы его вытащить.

Он свернулся в клубок в самой глубине, у стены, и ни в какую не желал выползать. Девочка попыталась протиснуться в щель. Под кроватью было слишком тесно, и она туда не помещалась. Протянув руку, она схватила пса за шкирку.

И вдруг увидела, что на одной из ножек кровати вырезано маленькое сердечко.

Как такое возможно и чьих это рук дело? Раньше Леа его не замечала. Затем разглядела рядом с сердечком что-то еще. Слово. Но она лежала на полу так, что не могла прочитать.

Уперевшись пятками, она протолкнулась поглубже под кровать. Наконец ей удалось разобрать надпись. То, что она прочла, ее ошеломило.

Донато Карризи