Съемная квартира

В Москве мы снимали квартиру у физика-ядерщика. Это был высокий, худой мужчина с пышной копной седых волос, которая придавала его лицу сходство с атомным символом. Он сдавал жильё в разных районах столицы и раз в месяц проезжал по кольцевой линии метро, чтобы собрать с квартирантов оплату. В эти дни он представлялся мне протоном, летящим по Большому адронному коллайдеру. Правда, если протон, сталкиваясь с другими частицами, высвобождает свою энергию, наш рантье, напротив, поглощал чужую, пряча за пазухой конверты с наличкой.

Квартирка, которую мы у него снимали, была рядом с Белорусским вокзалом. Она напоминала дом кума Тыквы из “Чиполлино”. Ветер в ней дул не только от окна, но и с пола, потолка и от стен. Он раздувал обои так, что, засыпая, я представлял, как плыву по Чукотскому морю под парусами бота “Святой Гавриил”. Как-то зимой, вернувшись после месяца разъездов, я обнаружил на полу тонкую корку инея. Он так красиво поблёскивал на старом паркете, что хотелось бежать на улицу и спасать Кая.

Единственным человеком, который хвалил эту однушку, был нанятый физиком риэлтор. В “Вотсапе” он почему-то записал себя как “Свет невечерний”. Хотя я его только по вечерам и видел - в сумерках, когда изъяны квартиры были не так заметны, он приводил к нам возможных покупателей. “Свет” с таким упоением восхвалял эту конурку на первом этаже старой хрущёвки, что я приосанивался. Но его старания были тщетны: покупатели стряхивали с себя риэлторский дурман и, сочувственно кивнув мне, уходили.

Осенью, когда жена с малышом были в Петербурге, а я ждал оффер от нового работодателя, хозяин квартиры написал, что по совету риэлтора на треть повышает стоимость аренды. “Он не физик, а алхимик, - ругался я. - Недвижимость в центре Москвы превращает всё в золото похлеще философского камня”.

Прошло два дня, и “Свет” привёл очередных покупателей. Пройдя в комнату и упоенно взмахнув правой рукой, он открыл было рот, чтобы рассказать новым слушателям о французском архитекторе Ле Корбюзье - истинном авторе советских хрущёвок, но молчавший до сих пор я не выдержал и буркнул: “Здесь сыро”. “Свет” замер. Кончики пальцев на его вытянутой руке уткнулись в экран телевизора. Покупатели выглянули из-за его спины. “Здесь сыро, - повторил я, - холодно, темно, сквозняки. С потолка сыплется штукатурка. Слышно всё - лифт, дверь подъезда, собак, соседей”. Я распылялся и выговаривал всё, что накопилось. Когда закончил, покупатели поблагодарили меня и ушли.

Закрыв за ними дверь, “Свет” вернулся в комнату. Помолчав, он с грустью спросил: “Зачем вы так?”. “А зачем вы убедили хозяина повысить стоимость? Причём сразу на треть! Ведь вы понимаете, что эта квартира не стоит таких денег. Теперь мы будем съезжать и искать другое жильё”. “Понимаю, - согласился он. - Но цены растут”.

Мы снимали эту квартиру ещё два месяца. Я постепенно вывозил из неё вещи: что-то забирал с собой в Петербург, что-то оседало в складском боксе. Под новый год в квартиру приехал рантье, чтобы проверить счётчики и забрать оплату. На нём был коричневый свитер, и от его руки било током. Первым делом он поздравил меня с рождением сына и попросил передать “привет” жене. Осмотрев счётчики, он разложил на кухонном столе большую тетрадь и стал аккуратно вносить в неё показатели. Не отводя глаз от сетки тетрадного листа, он причитал: “Ребёнок - это такие хлопоты, такие расходы, нервы, силы, деньги. Денег много надо, когда ребёнок”.

Он посчитал всё, включая предстоящие клининг и побелку. Мои же слова о мебели, которую мы оставляем, будто не заметил. “Знаете, я сейчас живу на даче в Подмосковье, - с улыбкой признался он. - Там летом в счётчики ударила молния, и теперь я не плачу за свет”. Прощаясь, он снова улыбнулся: “А у меня сегодня день рождения. В один день с Христом”. Я оторопел, а он должно быть неверно разобрал мою реакцию и поспешно добавил: “С их, с вражеским”.

Было 25 декабря, католики праздновали Рождество.