Глава XLvIII

Глава XLVIII

Фея которая болтала во сне

Пролог: Пыль мыслей и Алые Паруса

Пыль. Она была повсюду: в старых учебниках, в трещинах подоконника, в углу монитора, в глазах после семичасового штурма билетов. Соня знала три вещи наверняка: 
1. Антидепрессанты пахнут мелом. 
2. Кастинг на «Алые Паруса» — это жизнь в очереди с девочками, чьи глаза пусты, как бюджеты их родителей. 
3. Море. Оно должно быть. Где-то за горизонтом серых московсих туч. 

Она жила по принципу: «Жизнь — одна. Не *** стесняться». Когда пришло письмо из «Хайтамов Секьюрити» («Фестиваль в Салале. Куклы. $»), Соня упаковала чемодан. 
— Перевес? — спросила авиадева, тыча в весы. 
— Несбывшиеся надежды, — буркнула Соня. — Они тяжелые. 

 Дорога в Ад с Кондиционером

5.5 часов в самолете без окна. Рядом — Медведь, парень с харизмой и восточными глазами. 
— Первый раз? — спросил он, пряча дрожь в руках. 
— Первый раз всё, — ответила Соня. 

Аэропорт Салалы. Дождь. Не тот романтичный дождь из клипов, а липкий, соленый туман, въедающийся в кожу. 
— Рай? — фыркнул Корсар, встречавший их. На его ремне болтался якорь — символ надежды, которая тонет. 

Вагон Скорби и Барабанный Бой

Старый вагон пах: 
- Плесенью. 
- Потом отчаяния. 
- Рисом, который Карамельки (две сестры-близняшки) варили на электроплитке. 

Барабанщицы — Алиса и Полина Алиса — ветеран. Ее руки в синяках от палочек. Рио и Рита — юные, с глазами, горящими максимализмом. 
— Выдержать? Легко! — кричал Рио.
 
Ржевский, поручик в отставке от фестивальных войн, усмехнулся: 
— Юность! Готова штурмовать небо, а споткнётся о камешек. В 42-м под Сталинградом тоже так орали... пока не услышали свист «катюш». 

Площадь Мирбата. Море, Которое Не Лечит

Море в Мирбате было синим и равнодушным. Соня стояла по щиколотку в воде. 
— Почему не ныряешь? — спросил Медведь. 
— Боюсь раствориться, — призналась она. 

Они сидели под уютным деревом у маяка. Медведь играл на калимбе. Звуки смешивались с криками чаек и шепотом волн. 
— Это рай? — спросила Соня. 
— Рай — это когда не болит спина после 5 часов в костюме феи, — сказал Медведь. 

Фестиваль. Куклы, Которым Не До Сказок

Площадь фестиваля. Неон, толпы, музыка. Соня — фея. Бархатные крылья, блестки, улыбка, приклеенная суперклеем. 
— Улыбайся! — орал Корсар, поправляя якорь на брюхе. — Ты же сказка! 

За кулисами: 
- Карамельки делились таблетками от мигрени. 
- Алиса перематывала клейкой лентой треснувшую палочку. 
- Рита плакала в углу: — Я не выдержу... 

Ржевский подал ей флягу: 
— Выпей, куколка. В 45-м под Берлином тоже плакали. Потом вставали и шли. 

Шопинг в Аду.

Магазин низких цен. Стеллажи — как окопы после боя. Соня набрала: 
- 3 лонга (цвета: грязь, пыль, отчаяние). 
- Абайю — саван на выход. 
- Пижаму-костюм — для встречи с кошмарами. 

— Мораль? — сказала она Медведю. — Здесь можно купить всё. Жизнь — за копейки. Даже достоинство. Но звёзд... звёзд не видно из-за тумана. 

Исповедь под Калимбу

Ночь. Вагон храпел. Соня и Медведь на крыше. 
— Я люблю Оман, — прошептала она. — Горы, которые похожи на складки старого одеяла. Море, которое не дарит покой. Тебя... но это секрет. 
— Почему? — спросил он. 
— Потому что любовь здесь — как звёзды. Все о ней говорят, но никто не видит. 

Она уснула у него на плече. И во сне рассказала всё: про антидепрессанты, про «Алые Паруса», про чемодан с перевесом. 
— Ты — фея, — улыбнулся Медведь. — Даже во сне болтаешь. 

Эпилог: Ржевский, Якорь и Последний Анекдот

Утром Корсар раздавал паспорта. 
— Домой, феи! — кричал он, но в глазах — усталость. 

Ржевский стоял у вагона: 
— Кончилась война, куколки. Выжили. Теперь — самое страшное: возвращение. 

Он посмотрел на Рио:
— Юный максимализм? Он как якорь Корсара. Красивый, блестящий... пока не понимаешь, что он тянет тебя на дно...
Поезд тронулся. Вагон заскрипел. Фея спала на плече у Медведя, унося в снах Оман, которого не видел никто.
Когда последний вагон скрылся вдали, ветер опастил на землю листок, на нем аккуратным почерком   Баэля были выведены строки. Хокку:

 Seishun wa juu
Hoshi wo miageru
Kudakeru
Юность — ружьё. 
Смотришь на звёзды —
Разбиваешься.

Oman wa suna
Kareta ido no yume
Dare mo inai
Оман — песок.
Сон высохшего колодца.
Никого внутри.
 
Kiri no machi yo 
Tenshi no tsubasa wa 
Ame ni nure 
Город тумана.
Крылья ангела феи
Мокнут под дождём.
 
Matsuri no hi 
Ningyou no kare 
Yoru ga nomu
Огни фестиваля. 
Куклы высыхают.
Ночь выпивает их.

Tomo wa hoshi yo
Kiri no naka demo
Kesenai
Друг — звезда. 
Даже в тумане
Не гаснет.