О формах классовой диктатуры

В левой среде, и что ещё более печально, в марксистской, коммунистической её части, существуют точки зрения, которые сужают понятие и сущность диктатуры пролетариата до самой широкой и развернутой её части – власти низовых советов, с правом отзыва депутатов, партмаксимумом и партминимумом, всеобщим вооружением народа (народной милицией и ополчением), и другими крайне демократическими признаками, описанными Лениным в работе «Государство и революция». Любую другую форму диктатуры пролетариата, более узкую и сжатую, как например, в сталинскую эпоху, или в других социалистических странах, где руководство следовало условной сталинской модели (как в КНР или особенно в Албании), эти левые и коммунисты таковой не считают. Диагнозы ставятся разные – от «деформированного рабочего государства», как у ортодоксальных троцкистов, до прямых разговоров о диктатуре бюрократии и перерождении революционного строя в государственный капитализм. Последняя точка зрения популярна у неотроцкистов и всевозможных либертарных левых – люксембургианцев, рэтэкоммунистов, анархистов, новых левых, и так далее.

Справедлива ли подобная точка зрения? Является ли она научной, правильно отражающей реальное положение дел? Я считаю, что нет, и попытаюсь в этой статье привести аргументы в защиту широкого взгляда на диктатуру пролетариата, взгляда, согласно которому оная может принимать совершенно разные формы в зависимости от сочетания ряда объективных и субъективных факторов.

Начать стоит с определения того, что такое диктатура класса. Определения не строго, академического по форме, но верного, научного по содержанию.

Диктатура класса – это господство того или иного класса в экономической и политической сферах, основанная на владении средствами производства и контроле над государственным аппаратом, с помощью которого производиться подавление другого, антагонистического класса.

История человечества изобилует множеством примеров диктатуры тех или иных классов, начиная с древности и заканчивая опытом социалистического строительства в прошедшем столетии. И чтобы понять различность форм диктатуры пролетариата, нужно в принципе взглянуть на исторические формы диктатуры тех или иных классов. Давайте же начнем с истоков.

Не буду затрагивать раннеклассовое общество, когда классовое разделение и соответственно государство, как инструмент классового господства, ещё только зарождались, а перейду сразу к античности. Если мы посмотрим на Средиземноморье в эпоху, когда господствовал рабовладельческий способ производства, то мы увидим на примере тех же греческих полисов большое разнообразие политического устройства: это и знаменитая афинская демократия, и спартанская монархия, которую также называют олигархией, ибо власть царя была не абсолютной, а разделялась им с верхушкой правящего класса. Также в некоторых полисах присутствовала такая форма правления, как тирания, которая выражала интересы правящей родовой и одновременно рабовладельческой знати, но при этом в качестве низовой поддержки могла опираться на свободный демос – ремесленников, торговцев, мелких землевладельцев.

Что касается Рима, то там те же самые формы правления проходили в виде этапов: царская власть в самом раннем Риме, до VI века до Н.Э., с переходом в республику, которая в свою очередь делиться на олигархический этап патрициев и демократический этап, когда плебеи смогли добиться своего участия в политике. Но затем, конечно, идет новый этап римской истории, а вместе с ней, и всей античности: третий этап, имперский, при формальном сохранении атрибутов республики. Однако в качественном отношении, в отношении классовой диктатуры посредством государства, он мало чем отличается от царской власти Спарты и древнейшего периода Рима, с тем лишь отличием, что республиканские черты сохранялись в снятом виде.

Среди историков есть разные мнения, считать ли правящим классом рабовладельческой формации в её античном виде одних только крупных рабовладельцев, состоящих из родовой знати, как например патрициев в Риме, или же, если смотреть с точки зрения рабов, всех свободных граждан. Я бы провел тут аналогию, может быть, механистическую по своему характеру, но думаю всё же верную: подобно тому, как в буржуазный класс при капитализме входит как крупная, капиталистическая буржуазия, так и мелкая буржуазия, так и в правящий класс рабовладельческой формации в её персонально-собственнической, греко-римской форме, входила как родовая знать, состоящая из крупных рабовладельцев (древний аналог крупной буржуазии), так и свободный демос (древний аналог мелкой буржуазии). Ведь нельзя забывать, что каждый свободный гражданин мог обладать парой рабов, а то и больше, если он мог себе позволить.

И тут стоит отметить следующую особенность политической жизни античности: борьба между родовой знатью, крупными рабовладельцами, и демосом могла быть сколь угодно острой, но по отношению к классу рабов они были абсолютно едины, абсолютно враждебны и антагонистичны: и римский патриций, и плебей забыли о своих противоречиях и ругани в стенах Сената, когда рабы восстали под руководством Спартака, и единая воля свободных жителей Рима сохранялась до тех пор, пока Марк Лициний Красс не подавил восстание Спартака. В какой-то степени это можно сравнить с фашизмом в нашу эпоху, эпоху империализма – когда почти все слои буржуазии готовы объединиться перед лицом «красной чумы», позабыв о своих внутриклассовых противоречиях.

Таким образом, мы видим, что в целом правящим классом греко-римского мира в рабовладельческий период можно назвать всех свободных людей, объединенных общим классовым интересом – частной собственностью, коей обладали только они, и свободой, благодаря которой первая была возможна (сюда, конечно, не входит тогдашний пролетариат, который был аналогичен сегодняшнему люмпен-пролетариату). При острейших внутриклассовых разногласиях (афинский демос и эвпатриды, плебеи и патриции) свободное население полисов было классово едино против антагонистического эксплуатируемого класса – класса рабов.

И, самое важное, как бы не менялась политическая форма, будь то республика, монархия или тирания, правящим классом оставалось свободное, преимущественно рабовладельческое население, единое по отношению к классу рабов, и использующее государственный аппарат как инструмент по подавлению этих самых рабов. Республика, монархия (в том числе и в римско-имперском виде) и тирания, таким образом, являются лишь изменением формы диктатуры класса рабовладельцев, как крупных, так и мелких. Изменение этой формы, в свою очередь, отражает изменение внутриклассового расклада среди правящего класса: когда сильна знать, преобладает олигархическая монархия, когда демос, мелкие рабовладельцы и просто свободные – демократия, когда знать и демос не могли победить одна другую, устанавливалась тирания. Однако, при всех изменениях государственных форм, остается диктатура класса свободных рабовладельцев, и главная черта этой диктатуры – подавление класса рабов.

Причем тут не имеет большой важности не только форма правления, но и форма собственности: частно-персональная ли форма большинства греческих полисов и Рима, или же государственная форма в Спарте, ведь в последней государство являлось организованным в единый кулак коллективом рабовладельцев, коллективно владеющих рабами. То же самое касается и восточного рабовладения, будь то государства Месопотамии или Египта, Индии и Китая: там доминирующая государственная форма собственности вовсе не делала её общественной, ведь государство принадлежало правящему классу рабовладельцев.

На этом мы прощаемся с античностью, и переходим к феодализму, когда лично свободные крестьяне, в собственности которых были зачастую лишь сельскохозяйственные инструменты, зависели от владельцев земли – феодалов. Посмотрим на формы диктатуры класса феодалов, то есть феодального государства.

В раннее средневековье (V-X века) феодализм только складывался на территории Западной Европы, для Руси этот процесс сдвигается на два-три столетия. Этот период по существу является периодом складывания феодального строя, даже если не рассматривать переходный период к нему в виде военной демократии. Вплоть до X века, на который ряд историков, особенно представители школы анналов, возлагают «феодальную революцию», закрепощение крестьянства лишь начиналось, а власть как частных феодалов, так и феодального государства ещё была слабой. Пример – Франкское королевство при Меровингах и Каролингах, и ранняя Русь при Владимире, Ярославе и их наследниках. В этот период простые землепашцы ещё только попадают в зависимость от владельцев крупных земельных угодий. Для той же Скандинавии этот процесс завершился ещё позднее, чем для Руси – там на протяжении всего средневековья сохранялась значительная доля свободного крестьянства, что обуславливалось географическими и иными особенностями региона.

Когда же «феодальная революция» произошла, и феодалы в лице частных сеньоров или же феодального государства (что больше зависело от географических и иных исторических особенностей стран и регионов) приобрели экономическое и политическое господство над крестьянами, феодализм вошел в свою зрелую стадию, и теперь можно говорить о формах феодальной диктатуры.

Классическим примером феодализма является Франция – вплоть до окончания Высокого средневековья (XIV век) там сохранялась широкая власть на местах многочисленных сеньоров, герцогов, графов, в общем говоря, персональных феодалов, при слабости центральной королевской власти и государственного аппарата. И совсем иное дело было в Англии, особенно после её нормандского завоевания в 1066 году. В отличие от Франции, где у персональных феодалов были крупные земельные угодья, в Англии была крайне сильная центральная королевская власть, а имения феодалов были разбросаны по разным частям страны, что выливалось в эдакую феодальную чересполосицу (что не мешало баронам восставать против короля, но все же тенденция централизации была велика). С другой стороны, достаточно рано зарождается парламент, как инструмент воздействия на короля (начиная с XIII века), но в это время в Англии уже начинается закат капитализма, поэтому сейчас для нас это неважно. Важно, что во Франции были сильны, как экономически, так и политически, персональные феодалы, а в Англии – король и его государственный аппарат.

Другим примером сильной роли феодального государства является Россия. Если во времена Древней Руси персональные феодалы в лице князей были сильны, и ситуация напоминала Францию, то с развитием Владимирского княжества и затем Московского княжества и позднее царства растет роль государства, Великого князя, затем царя, что отражалось в подчинении воли персональных феодалов правителю. Не буду размышлять о причинах подобного расклада, просто констатирую, что в отличие от того же французского короля, или даже английского, тот же Иван IV Грозный имел гораздо больше власти над персональными феодалами. Они были для него даже не вассалами, а такими же «холопами», как и крестьяне – конечно, больше формально, нежели реально, ведь бояре с дворянами составляли феодальный правящий класс. Просто дело в том, что именно такую форму феодализма можно назвать более государственной, когда власть монарха, главного феодала и его аппарата, сильнее власти персональных феодалов, пример – та же опричнина, которая была направлена на уничтожение неугодных, крупных феодалов (бояр) в интересах более мелкой части феодального класса (дворян), ради развития централизации.

Противоположный пример, который впору назвать феодальной демократией – Речь Посполитая, которая переводиться на русской просто – «Республика». Там феодалы имели гораздо больше политических прав и свобод, чем король, и каждый шляхтич в случае ущемления его интересов мог объявить королю рокош – свою частную войну.

Что можно сказать обо всех этих формах феодализма? То, что не смотря на то, была ли сильна роль монарха и его аппарата, как в Англии или России, или же царила вольница персональных феодалов, как во Франции или особенно в Речи Посполитой, это не меняет сути: диктатура класса феодалов была во всех представленных случаях, хотя степень широты участия непосредственных представителей класса в политическом управлении была различна от почти полного всевластия монарха до почти полной вольницы рядовых членов правящего класса.

И, конечно же, сохранялась главная черта классовой диктатуры – подавление крестьянства, как антагонистичного класса. Когда поднимался крестьянский бунт, король и бароны, царь и бояре забывали о своих внутриклассовых противоречиях, даже если воюющие феодалы были из разных, причем воюющих стран (пример – совместное англо-французское феодальное подавление Жакерии во время Столетней войны).

Совсем другое дело – абсолютизм, когда уже зарождался капитализм, рос класс буржуазии, а абсолютистский государственный аппарат и крайне широкая власть монарха было орудием борьбы феодалов и буржуазии как для них самих, так и попыткой королей обеспечить свою власть, играя на противоречиях обоих классов. Но в долгосрочной перспективе абсолютизм играл на руку именно буржуазии.

Перейдя от этого переходного по своей сути периода к непосредственно капитализму, к буржуазному обществу и соответственно диктатуре буржуазного класса, мы также видим разнообразие форм правления – парламентская республика, президентская республика, смешанная республика, конституционно-парламентская монархия и вплоть до революционной буржуазной диктатуры (диктатура Кромвеля, якобинская диктатура) и фашизма. Мы видим, что эти формы крайне отличны как по правовому содержанию, так и по степени участия членов правящего класса в ней, широты охвата оных. Это может быть широкое участие, как при формах буржуазной демократии, так и крайне узкая диктатура (та же якобинская), но все же диктатура именно что буржуазного класса, а не надклассовая диктатура Кромвеля, Робеспьера или Наполеона.

При всех этих формах классовой диктатуры различна широта участия со стороны правящего класса в управлении государством и обществом, но именно что классовая сторона власти сохраняется: охрана государством господствующей формы собственности (хоть в частно-персональной, хоть в государственно-частной) и борьба с антагонистичным буржуазии классом – пролетариатом.

Мы видим также и то, что видели на примере рабовладельцев и феодалов: откладывание внутриклассовых противоречий на будущее, пока не подавлен восставший классовый враг – в данном случае пролетариат. Примеры: объединение прусской и французской буржуазии против Парижской коммуны, если брать воющие буржуазные классы двух стран, и фашизм, как сплочение буржуазии почти всех видов внутри отдельно взятой страны (хотя наибольшую выгоду от фашизма получает финансовый крупный капитал, нельзя забывать, что на ранних этапах развития фашистских движений средние слои буржуазии и часть мелкой буржуазии принимают активнейшее участие).

Итак, на примере рассмотрения классовой диктатуры рабовладельцев, феодалов и капиталистов мы можем сделать ряд выводов:

1) Для определения сущности классовой диктатуры неважно, насколько велика или мала та часть правящего класса, что задействована в непосредственном политическом управлении государством. Это может быть как широкое участие, так и меньшинство. Классовая диктатура от этого никуда не девается.

2) При разнообразии государственного устройства и форм правления, классовая диктатура остается классовой, диктатурой определенного класса, поскольку государство принадлежит этому классу (широким массам класса, или его узкой части), а значит, поскольку защищается собственность этого класса на средства производства.

3) Главная внешнеклассовая (то есть не касающаяся внутренних конфликтов правящего класса) функция государства, инструмента классовой диктатуры – подавление антагонистичного класса (не только с помощью голого насилия, но и с помощью культурной гегемонии).

Так является ли диктатура пролетариата исключением из этих правил? Кто-то может сказать, что в отличие от эксплуататорских классов, пролетариат крайне широк и многочислен, что не позволяет лишь малой части класса осуществлять классовую диктатуру. Однако это не так.

Возвращаясь к началу статьи, можно ли назвать советскую власть в сталинский период диктатурой пролетариата? Да, да, и ещё раз да.

В рассматриваемый период партия и государство действовали в интересах революционного преобразования общества, строительства социализма. Индустриализация и коллективизация, которые осуществлялись революционно-пролетарскими методами, особенно коллективизация, когда главным выгодополучателем на селе был сельский пролетариат – батраки. Защита общественной собственности, которая, являясь по форме государственной, но была общественной потому, что государство принадлежало пролетариату.

Репрессии проводились против классовых врагов пролетариата – нэпманов, кулаков, реакционной части служителей церкви, спекулянтов, и, представьте себе, против буржуазных элементов внутри партии, которые были коммунистами лишь на словах.

И, как бы не были громки возгласы либералов и троцкистов, в этих процессах широкое участие принимали выходцы из рабочих масс. И сами эти массы в большинстве случаев с одобрением встречали подобные меры, при всех перегибах, которые конечно, имели место быть.

И главное – продукт общественного труда распределялся в общественные фонды, которые в тот момент реально распределялись по социалистическому принципу в интересах пролетариев города и села.

Не смотря на ряд отступлений в идеологии (чрезмерный патриотизм в предвоенные годы и особенно в годы войны, запрет абортов, и прочие идеологически консервативные меры) и несомненные перегибы в ходе преобразований, несомненно то, что эти преобразования имели революционный, социалистический характер, а значит, и власть, что их осуществляла, имела революционный, пролетарский характер.

Да, это именно пример пролетарской диктатуры, когда охват по широте недостаточен, мал, но вина тому не «злая воля бюрократов», которые не имеют своих классовых интересов, а малочисленность в ту эпоху пролетариата, и особенно сознательного пролетариата, не подверженного настроениям мелкобуржуазной стихии. В подобных условиях революции в отсталой, аграрной стране, когда путь к социализму проходит через ряд этапов, то есть опосредованно, невозможно установить широкую социалистическую демократию сразу, какими бы не были желания коммунистов.

Однако мифом является мнение, будто подобная узкая, неразвернутая форма диктатуры пролетариата устраивала Сталина. Как ленинский призыв 1924 года, как Конституция 1936 года, так и высказывания Сталина в последние годы свидетельствовали о том, что он осознавал необходимость привлечения широких рабочих масс к управлению государством, к расширению полномочий советов, как органов государственной власти, дабы партийные кадры не заменяли работу государственных органов, и так далее, и так далее.

Однако осуществиться этим задумкам Сталина и других верных большевиков, пролетарских по сути элементов, не дала смена диктатуры с пролетарской на буржуазную, переворот, при сохранении атрибутики и институциональных форм. С 1950-х годов государство, в сталинские годы принадлежащее пролетариату, отныне стало принадлежать буржуазным элементам в партии и в государственных структурах – это выражалось как в идейном плане (объявление партии, а не советов, ведущей государственной структурой, юридическая отмена диктатуры пролетариата в 1961 году, общетеоретический ревизионизм) так и в прямых репрессиях против пролетариата – например, Новочеркасский расстрел. Конечно, для антисталинистов подобный абзац может показаться смешным и неубедительным, и доказательство диктатуры буржуазии в бюрократической форме с 1950-х годов – это, пожалуй, тема для отдельной статьи.

В этой же статье я хотел на ряде исторических примеров показать, как разнообразна по форме бывает классовая диктатура, и диктатура пролетариата тут вовсе не исключение, а подтверждение правила. И Парижская коммуна, и Советская Россия в 1917-1922 (наряду с недолговечными Советскими республиками Европы в этот период), и СССР в 1929-1953 годы, и Албания при Энвере Ходже – всё это примеры пролетарской диктатуры, при том, что в одних случаях участие пролетариата в управлении было более широким, а в других правящая группа была гораздо меньшей частью целого класса, но все-таки именно что частью пролетарского класса

Конечно, все разумные коммунисты хотели бы, чтобы диктатура пролетариата имела наиболее широкий охват, основанный на власти советов и всеобщем вооружении народа, но обстоятельства нельзя предвидеть – и если оные заставят в будущей революции в какой-либо из стран принять пролетарскую диктатуру форму, схожую со с формой сталинского периода, это не значит, что революция пошла куда-то не туда, что «революция вырождается». Это значит, что не смотря на форму, надо сохранять революционное содержание, а именно:

1) Защищать владение государства пролетариатом, его партией, так и власть пролетарских элементов в самой партии;

2) Вести с помощью государства борьбу с реакционными элементами;

3) Строить социализм, как в плане объективном (повышение уровня развития производительных сил, построение плановой экономики, и так далее) так и в субъективном (борьба самих пролетариев со старыми буржуазными предрассудками, выведение родовых пятен буржуазного общества, в общем говоря, культурная революция);

Именно это содержание классовой диктатуры важнее формально-юридических форм. Хотя, безусловно, конечная цель – привлечение всей массы трудящихся к управлению государством, как завещал Ленин в своей замечательной работе «Государство и революция»;