Пятьдесят седьмой причал

 Лесовозы швартовались к  пятьдесят седьмому причалу. Лесная гавань пахла лесом, морем, туманом и простым человеческим счастьем. Плачущие смолой сосны, а совсем рядом аккуратно сложенные пакеты досок почему-то с финской маркировкой Пятьдесят седьмой причал или лесная гавань был самым дальним в наших маршрутах  по обслуживанию судов Каспийского морского пароходства…
 Лёгкое дуновение ветра мягкой ладонью погладило небритую щёку бетонного причала. Длинные, стремительно убегающие к самому горизонту, стальные рельсы очень напоминают гриф любимой шестиструнной гитары. Прошелестел по небу ярко-жёлтый лайнер, а на ближнем рейде, с радостным шумом после дальней дороги, небрежно бросил якорь оранжевый добродушный увалень-танкер. Весёлые юркие разноцветные девчонки-байдарки , фыркая, смеялись над немного неуклюжими с виду лодками-каноэ и чуть поодаль стремительно скользили по воде строгие гимназистки- « академички». Неприкаянная белая яхта рыскала белым любопытным, ещё не загорелым на солнце, носом по ветру, пытаясь найти близкий путь к морю, а на самом выходе из уютной, залитой солнцем бухты, два остроносых, стоящих по колено в воде, мыса весело переговаривались между собой, ненароком распугивая « спящую» на мелководье рыбу…
 
 А весёлый пузатый, с лихо сдвинутой на затылок фальштрубой, разносчик-бункеровщик, как на широкой базарной  площади , носился по рейду, предлагая солярку и питьевую воду, а у дальнего причала, сопя и ворочаясь как-будто медведь в берлоге, сладко спал коренастый атлет-ледокол.