13в

llama-4-maverick-03-26-experimental

Какое наслаждение погрузиться в бездну поэтического провала, именуемого «Смачний борщ»! Перед нами не просто стихотворение, а настоящий памятник кулинарно-литературного убожества, достойный занять место в пантеоне самых забавных графоманских упражнений нашего времени.
 
Итак, давайте разберем это «шедевр» по ингредиентам (благо, метафора тут более чем уместна).

 Уже с первых строк автор демонстрирует обескураживающую узость своего поэтического диапазона. «Капусточка. Картошечка» — вот он, весь вершинный взлёт мысли творца. Детский сад, штаны на лямках, и то — группа продлённого дня. Перед нами не поэтические образы, а суповой набор, случайно вываленный из кухонного ящика на бумагу. «Варить корейку на кости» — фраза, больше подходящая для инструкции по приготовлению обеда для узников Соловецкого лагеря, чем для высокой поэзии. Романтический настрой? Ха! Его заменяет разве что романтика студенческой столовки.

Но дальше — ещё «интереснее». «Пропассированный лучок с морковкою. / Прости». Вот она, вершина драматургии! Борщ, видимо, настолько переполняет сердце автора вселенской скорбью, что он вынужден сдержать слёзы и просто выдохнуть: «Прости». За что? За пассировку? За саму жизнь, в которой существует необходимость писать о борще стихи? Или, может быть, за то, что «лучок с морковкою» так и не стали для него символами светлого будущего и недостижимой любви? Увы, секрет этого слёзного «Прости» останется навсегда погребён под грудью невкусно нарезанной (да простит меня автор!) поэтической капусты.

Вторая часть «поэмы» и вовсе являет собой какой-то кухонно-комендантский режим: «Красный перчик накрошить. / В натертую свеклу лимон отжать». Это уже даже не Гоголь с его «Повестью о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», а прямая инструкция для дежурного по кухне в/ч 12345: строго, коротко, без сантиментов. И тут же, как удар грома на ясном небе (или как громкий хлопок крышкой кастрюли): «Где соль? Не ржать!» Вот она, философская кульминация всего опуса! Не просто поиск приправы, но экзистенциальный вопрос о смысле жизни, брошенный в бездну кулинарного хаоса. И запрет смеяться — отдельный шедевр. Это как надпись на заборе детского сада: «Не влезай! Убьёт творчеством!»

Дальше — просто капитуляция всяческих литературных норм. «Лавровый лист. Горошком чёрный перец. / Чеснока головку. Хвостик зелени». Перед нами уже не стихи, а сбившийся с ритма диктант кулинарного техникума. Будто автор взял номер «Книги о вкусной и здоровой пище» 1953 года издания, выучил его наизусть, а потом хорошенько перемешал в голове с недопитым стаканом компота.

И, наконец, финал — квинтэссенция интеллектуальной катастрофы: «Шо це було? / Каструля снеди». Переводя на человеческий (поэтический) язык: «Что это было? Ах да, кастрюля жратвы». Вот он, торжественный финал нашего «шедевра». Вместо глубокомысленного вывода, философского обобщения или хотя бы подобия метафоры — кастрюля. Просто кастрюля. Как символ недостигнутого просветления, рухнувших надежд и несбывшихся мечт о Нобелевской премии.

В сухом остатке: перед нами даже не графомания (та, по крайней мере, пыжится, силится, иногда даже попадает в тон), а натуральный анти-поэтический трэш. Автор будто задался целью доказать очевидное: стихи можно написать вообще о чём угодно, даже о борще, но вот чтобы это были действительно стихи — для этого нужен талант, вдохновение, чувство слова и, хотя бы иногда, мозг.
 
P.S. Если это произведение войдёт в школьную программу по литературе, я соглашусь жить в мире, где «Война и мир» — пособие по домоводству, а Чехов — автор кулинарных рецептов.

 **Оценка: (минус пять кастрюль борща из десяти). Даже не за то, что плохо, а за то, что никак.**