Воспитание бабочек на понедельник

5

Незаметно для себя Серена задремала, а когда открыла глаза, уже рассвело. Бо;льшую часть ночи она провела без сна, потому что младенец плакал и просил грудь. Серена проснулась на спине лицом к окну, за которым виднелись горы. В больничной палате царила блаженная тишина. Ламберти спал, развалившись в кресле, положив локоть на подлокотник и подперев голову рукой. На нем было то, что Серена называла «профессорской формой»: голубая рубашка с закатанными рукавами и галстук с ослабленным узлом.

Он ни на мгновение не оставлял ее одну. Серена посмотрела на него с нежностью. Ей очень повезло.

Она приподнялась, чтобы поудобнее устроиться на койке и подушках, которые подложили ей под спину. Швы после кесарева сечения слегка тянули. Вскоре малыш с криком проснется, требуя, чтобы его переодели и покормили, и снова начнется, как она выражалась, «цирк». Это определение идеально описывало хаос, который наступал каждые пару часов, наполняя дни новоиспеченных родителей плачем, коликами, кормлениями, срыгиванием и подгузниками. Серена успела забыть, как это утомительно. К счастью, ей помогал профессор. Она спрашивала себя, как справлялась без него в первый раз.

С этой мыслью Серена повернулась, чтобы проверить, как спит новорожденный в колыбельке рядом с койкой, и вздрогнула.

У колыбельки стояла Аврора и смотрела на спящего брата.

Серена недоумевала, что ее дочь делает в палате, но решила не показывать удивления.

— Привет, — поздоровалась она.

Но девочка ее словно не замечала. С непроницаемым лицом она смотрела в колыбельку. Похоже, все ее внимание было поглощено грудкой ребенка, которая поднималась и опускалась с каждым вздохом. При виде того, как работает этот бессознательный инстинкт, жизнь казалась простой.

— Я тебя не ждала, — произнесла Серена, пытаясь вывести ее из задумчивости.

— Меня привезли сюда, сказали, что врачи должны провести еще какие-то обследования, — машинально, будто в трансе, объяснила Аврора. — Но когда мы приехали, я убежала и пошла искать тебя, — добавила она.

— В этом, наверное, нет ничего страшного, нужно только предупредить твоих сопровождающих, — ответила Серена, думая о тех, кто оказывал ее дочери психологическую поддержку. — Они ведь, наверное, беспокоятся? — прибавила она.

— Я хочу еще немного побыть здесь, — проговорила девочка. — Можно?

— Конечно.

Обе умолкли, глядя на блаженно спящего малыша в колыбельке. Эта картина умиротворяла. Серена гадала, что творится в голове Авроры. После встречи с Бьянкой Стерли Серена больше не выражала желания увидеть дочь. Более того, даже перестала о ней спрашивать. Роды и последовавшая за ними суета служили предлогом для отсрочки. Никто еще не понял, что на самом деле Серена до ужаса боялась новой встречи с Авророй.

Даже если ты вернешь ей память, с чего ты взяла, что она выберет тебя?

В те дни, ухаживая за новорожденным, она подолгу размышляла над словами Бьянки. Некоторые ее фразы несли в себе посыл, который поняла бы только другая мать. Никто из присутствовавших на их встрече не сумел бы разгадать некоторые скрытые смыслы. Похитительница каким-то образом давала Серене понять, что Аврора не просто изменилась. С воспоминаниями о прошлом или без них, девочка буквально стала другим человеком. За последние семь лет между прошлым и настоящим разверзлась пропасть. И примечательно, что похитительница настояла на том, чтобы поговорить с Сереной до того, как та родит.

Ты правда хочешь, чтобы твой сын рос рядом с чужой девочкой?

Сейчас Серена гнала от себя это предостережение, но, к сожалению, прекрасно его понимала. Она не знала, в каком состоянии психика Авроры после того, как она столько времени провела в неволе, и, соответственно, стоит ли увозить ее с собой. Взвесив все риски и все плюсы, Серена теперь боялась, что девочка представляет опасность.

Позволь ей жить так, как она привыкла.

«В сущности, я ничего о ней не знаю, — сказала она себе. — А она ничего не знает обо мне».

Авроре удалось ускользнуть от сопровождающих, которые привезли ее утром в больницу. Это само по себе тревожило. Как и ее отстраненность. Серена подумала, что ее девочка никогда такой не была. Шестилетка, которую она помнила, отличалась озорным огоньком в глазах и незаурядным умом, а взгляд этой девочки-подростка казался пустым.

Оставь ее мне.

Предложение Бьянки Стерли звучало как полный бред. Чего бы ни хотела Серена, никто не позволил бы Бьянке оставить себе девочку, которую она похитила. Помимо всего прочего, женщине предстояло много лет отсидеть в тюрьме, и она не смогла бы заботиться об Авроре.

Тогда почему же Бьянка обратилась к ней с этой невыполнимой просьбой?

По зрелом размышлении Серена нашла пугающий в своей простоте ответ. По сути, Бьянка предлагала позволить Авроре и дальше быть той копией Леи, какой она ее воспитала. И это несмотря на то, что рассказала Серене правду. Женщина была убеждена, что для девочки так будет лучше всего. Кто знает, — возможно, Бьянка надеялась воссоединиться с Авророй, когда выйдет из тюрьмы. Разумеется, Аврора уже станет совершеннолетней и сможет сама решить, что для нее правильно.
Между тем Серена даже не решалась к ней прикоснуться, хотя та стояла на расстоянии вытянутой руки, у самой койки. Профессор спал, как и малыш в колыбели, и казалось, будто они с Авророй в палате одни.

— Как вы его назвали? — спросила девочка.

— Адоне.

— Некрасивое имя.

— Ты права, — согласилась Серена. А потом рассмеялась. — Имя прямо-таки ужасное, — сказала она, не переставая хихикать.

Аврора подняла взгляд, явно недоумевая, что на Серену нашло.

Та сознавала, что похожа на сумасшедшую, но ничего не могла с собой поделать. Она лишь старалась смеяться потише, чтобы не разбудить Ламберти и маленького Адоне. Успокоиться ей удалось не сразу, но в итоге она взяла себя в руки. По правде говоря, ей хотелось плакать, но смех помог сбросить напряжение, накопившееся за последние дни, и избавиться от дурных мыслей, которыми она ни с кем не могла поделиться.

— Извини, — сказала она.

Аврора продолжала непонимающе смотреть на нее.

Серена глубоко вздохнула.

— Через пару дней мы втроем вернемся в Милан, — сообщила она дочери. — Твои психотерапевты говорят, что ты можешь поехать с нами, хотя впереди еще очень долгий путь. Теперь у нас новый дом. Это не та квартира на девятнадцатом этаже, которая была у нас с тобой раньше, но там даже есть садик. У тебя будет своя комната, хотя и не твоя старая детская. Мне очень жаль, но, когда я думала, что ты погибла, я раздала твои вещи. Впрочем, ты все равно выросла из той одежды и вряд ли захочешь играть в Барби.

Вызывают эти разговоры у Авроры хоть какие-то смутные воспоминания или усилия Серены совершенно бесполезны?

— В общем, тебя ждет жизнь. Не та, что была здесь, но и не та, которую ты вела до шести лет. Единственное, что осталось почти прежним, — это я. Надеюсь, этого достаточно, но мне нужно, чтобы ты поскорее приняла решение… Семь лет без тебя — большой срок, и я не хочу больше терять время.

Девочка задумалась.

Серена испытывала странное облегчение. Она сказала все, что должна была сказать. И это оказалось проще, чем она ожидала. Сейчас она готова была принять любой ответ.

Аврора скривила губы, совсем как в детстве. Эту гримаску она переняла от Серены. «Я все еще дождевой червь», — подумала та. Но поскольку дети должны быть лучшей версией своих родителей, Серена решила выбрать другое насекомое — гусеницу. «Да, я гусеница, — сказала она себе. — А Аврора — бабочка, в которую я превратилась».

— Кто такой Гас? — вдруг спросила девочка.

Малассер

— Мне снова нужно в туалет.

— Но мы только что оттуда.

— Я на минутку.

— Мы опоздаем!

— Сказала же, я на минутку: мне нужно пописать.

— Ну ты как обычно.

— Давай, только побыстрее!

— Идите, я вас догоню. — Аврора подождала еще несколько мгновений, пока три ее лучшие подруги не удалились по коридору к выходу, а затем вернулась.

Был последний день учебы перед летними каникулами, и прозвеневший в час пополудни школьный звонок отпустил всех на свободу. Здание почти опустело. Аврора и ее подруги задержались в туалете, чтобы накраситься и немного привести себя в порядок. В школе запрещалось носить слишком открытую одежду, например майки, шорты и мини-юбки. Насчет макияжа тоже были правила. Поэтому после уроков девочки обычно укрывались в туалете и переодевались в вещи, принесенные с собой в рюкзаках вместе с учебниками, а также наносили тушь и помаду.

Аврора накрасила губы розовым блеском и подвела глаза карандашом. На ней были розовые кроссовки «Джордан», брюки-карго, джинсовка и футболка с принтом группы M;neskin, купленная на их последнем концерте.

Вот уже несколько дней она прятала свои прямые волосы, собранные в хвост, под белой кепкой, которую никогда не снимала. В классе учителя поначалу делали ей замечания, но потом отступились: то ли к концу года стали терпимее, то ли утомились бороться с учениками. Дома Серена не могла спокойно смотреть, как Аврора сидит за столом в этой кепке, но после нескольких упреков смирилась, списав новый имидж на подростковую прихоть.

Аврора не придавала особого значения мнению Серены. Они все чаще препирались, но то же случалось и с ее подругами и их матерями. Серена, например, часто повторяла непонятные и раздражающие фразы типа: «Красота — как песок в руках, со временем она ускользает».

Аврора никогда не чувствовала себя красивой. Или, по крайней мере, раньше не слишком заботилась о своей внешности. Но в последнее время ее интересы изменились. Ей нравились мальчики и нравилось, когда мальчики на нее смотрят.

Через год Милан стал для нее во всех смыслах родным, а жизнь в Вионе превратилась в далекое воспоминание. Удивительно, насколько здесь все было по-другому. И как быстро все изменилось.

Аврора недоумевала, как она могла раньше носить одежду, которая теперь казалась ей нелепой. В Вионе ее гардероб ограничивался неизменными пятью-шестью предметами. Синие джинсы, кеды и спортивные гольфы, купленные оптом. Толстовки немыслимых цветов поверх дурацких блузок с кружевными воротниками. Одна-единственная куртка на весь зимний сезон, треккинговые ботинки.

Но революция коснулась не только одежды. Аврора бросила молиться: она больше не чувствовала потребности обращаться к высшей силе с просьбами об утешении или защите. Она не делала этого даже втайне, в мыслях. По правде говоря, она отвергла почти все наставления своей прежней мамы. Так она ее называла, хотя не упоминала о ней никогда. И никогда о ней не спрашивала. Иногда с мобильника или домашнего компьютера искала новости в интернете. В статьях встречались выражения вроде «разбирательство по упрощенной процедуре», которых она не понимала. Какое-то время к ней приходили поговорить люди из полиции. Ее расспрашивали о том, как она проводила дни, когда жила в хижине. А Серена однажды предупредила ее, что им, возможно, придется вместе пойти в суд, где судья будет задавать ей вопросы. Аврора приготовилась, но ничего так и не произошло, и больше об этом никто не упоминал.

Новая жизнь не была неприятной. Дом красивый, ее комната лучше, чем чердак. Перед переездом ей предложили взять с собой что-нибудь из хижины. Но Аврора собрала только маленький чемодан. На самом

деле ей хотелось забрать своего пса. Но сад в Милане был слишком тесен для бордер-колли, привыкшего резвиться на горных лугах. Кот Гас был старым и больным, но, по словам Фабио, впереди у него была еще пара жизней. Фабио был к Авроре добр, и они много чем занимались вместе. Только Аврора обращалась к нему по имени — Серена называла его Ламберти или профессором. Фабио тоже обожал собак и многому ее научил. Кататься на велосипеде и играть в бочче. Частенько они все вместе отправлялись в бочче-клуб, где можно было и поесть, но только жареную рыбу или саламеллу. Фабио подвозил Аврору в школу на мотоцикле; он играл на барабанах и познакомил ее с уймой новой музыки. Теперь Авроре нравились Jethro Tull, чьи песни она часто слушала на виниловых пластинках. Фабио заразил ее своей любовью к комиксам, а когда по воскресеньям шел дождь, готовил попкорн и включал видеокассету с фильмом «Назад в будущее», который они посмотрели уже как минимум раз десять.
Ее младший братик был неплохим. Хотя ему был всего годик и он еще не умел говорить. Зато ему нравилось засыпать рядом с ней. По вечерам Аврора иногда брала его на руки, а он клал головку ей на плечо и позволял себя укачивать.

Брат был точной копией своего отца. Фабио был этим доволен и все время повторял, что он дождевой червь.

К счастью, в семье мальчика называли не Адоне, а просто Адо. Это уменьшительное имя ему дали после того, как Серена нашла его в романе о Флоренции.

Аврора все еще не могла заставить себя называть ее мамой. Возможно, потому, что в ее сознании это слово по-прежнему ассоциировалось с другим человеком. Впрочем, не называла она ее и Сереной. Она всегда искала иные способы дать ей понять, что обращается именно к ней. Однако это утомляло ее все сильнее. И, случайно называя Серену по имени, Аврора замечала, что та поджимает губы, будто пытаясь сдержать огорчение.

Но Аврора ничего не могла с этим поделать. И никто не мог. Это было так, и все тут.

Немного поблуждав по пустынным школьным коридорам, Аврора зашла в туалет; как она и предполагала, внутри никого не было. В воздухе смутно пахло табаком. Она никогда не пробовала курить, хотя ей не раз предлагали.

С рюкзаком за спиной Аврора направилась к раковине, самой дальней в ряду из четырех, над которой висело еще целое зеркало, не полностью покрытое надписями и непристойными рисунками.

Аврора солгала подругам. Ей не нужно было пописать. Она просто хотела побыть одна. Ей хватит нескольких минут, а потом она их догонит.

Стоя перед зеркалом, она сняла белую кепку. Распустила волосы, встряхнула головой, чтобы откинуть их назад, и наконец взглянула на свое отражение.

В гладкой шевелюре, чуть выше левого уха, виднелся светлый локон.

Он появился откуда ни возьмись несколько дней назад. Однажды утром Аврора проснулась такой и сразу же решила спрятать его под кепкой. Она сама не понимала, почему локон так ее беспокоит, но пока что хотела только, чтобы никто о нем не узнал.

Аврора сняла рюкзак с учебниками, положила на раковину и полезла во внутренний карман. Этого момента она дожидалась все утро. Долго думала, как поступить, и наконец решилась.

Она нашла ножницы, которые принесла из дома, и наклонилась поближе к зеркалу, намереваясь отстричь этот светлый отросток. Она боялась, что появятся и другие, но сейчас важно было избавиться от этого.

Аврора уже примерилась беспощадно сомкнуть лезвия ножниц на локоне, но тут ее остановило журчание смывного бачка.

Она круто обернулась на кабинки у себя за спиной, предположив, что одна из них занята кем-то из школьниц.

И действительно, одна дверь была закрыта. Как Аврора раньше не заметила? Но на двери висела табличка: «Не работает».

Аврора вздрогнула.

Она могла бы поклясться, что не видела таблички, когда вошла в туалет. Та словно возникла из ниоткуда за последние несколько минут. Из бачка с шумом лилась вода. Как будто в эти минуты он и впрямь успел сломаться.

С бешено колотящимся сердцем Аврора сжала в руке ножницы и подошла к кабинке.

— Кто там? — дрожащим голосом спросила она.

Она почему-то была уверена, что ей ответит добрый писклявый голосок. Но никакого ответа не последовало.

У нее мелькнула безумная идея: возможно, кто-то не хочет, чтобы она отрезала свой светлый локон. Аврора отогнала эту мысль: она слишком пугала.

Она подождала еще, пытаясь уловить какие-нибудь звуки чьего-то присутствия. Затем вернулась к раковине. Сунула ножницы, которыми так и не воспользовалась, обратно в рюкзак, снова надела белую кепку и быстрым шагом направилась к выходу, не спуская глаз с закрытой кабинки.

Едва она ушла, из бачка перестала литься вода и наступила тишина. За закрытой дверью кабинки, на грязном полу рядом с унитазом, лежала щетка для волос.

Но Аврора никогда об этом не узнает.

 ДОНАТО КАРРИЗИ