Восход солнца

Взгляды. Иногда — понимающие. Иногда — сочувственные. Редко — одобряющие. Он ловил их, проходя по коридору, медленно, с костылём. Каждый шаг отдавался болью — после операции, после облучений.

Врач. Милая молодая женщина. Голос спокойный, уверенный. Умеет расположить. Не сомневается в успехе лечения. Говорит о прогнозе: при благоприятном течении — пять-шесть лет. Это лучше, чем шесть месяцев. Он улыбается — вымученно, машинально.

Больные. Смотреть на них — пытка. Кто-то — на каталке, кто-то —
в инвалидном кресле. Кого-то везут, как когда-то везли его. Многие — в очереди. Неужели он теперь выглядит так же как эти несчастные?

Больница. Современная. Специализированная. Сюда приезжают лечиться со всей страны. Здесь работают самые лучшие врачи. Они используют самые новые препараты. И всё равно — больные умирают.

Диагноз. Сначала — как приговор. Вопрос времени. Не «если», а «когда». И как. Он боялся превратиться в одного из этих обречённых в коридоре. Уж лучше сразу и сейчас. Без медленного распада.

Физиотерапия. Дважды в неделю — врач. Учит ходить. Подниматься по лестнице. Держаться обеими руками за поручни. Занятия отнимают последние силы. Всё внутри обесточено. Хочется лечь и не вставать.

Лестница. Проклятые тринадцать ступенек — с первого на второй этаж. Часто — не хватает воздуха, перехватывает дыхание. Сердце стучит в горле. Воды. Хоть глоток. Всего каких-то тринадцать ступенек…

Сон. Ночью — не повернуться. Он лежит на влажной, измятой простыне. На спине. Под коленями — упругая длинная подушка. Без неё — никак. Сон рваный, беспокойный, не чтобы уснуть, чтобы забыться.

Слёзы. Он никогда не плакал так часто. Не от жалости к себе. От отчаяния и безысходности. От того, кем стал —отжившей, бесполезной рухлядью, которую пора выбросить. Слёзы текут сами. Без причины.

Прогнозы. Интернет — 28 процентов выживают пять лет. Врач добавляет: может быть, шесть. Надо ухватиться. За каждую соломинку. Жить — как получится. Радоваться каждому дню. Как будто он последний. Иначе нельзя.


*****


Детство. Тёплые мамины руки. Они гладили, поправляли подушку, укрывали одеялом. Грустный колыбельный мотив. Повторяющийся ночной кошмар. И пустота — никто не приходил на помощь.

Школа. Сначала — интересная. Потом — скучная. Учителя, которые говорили как заведённые. Книги, в которых он прятался от однообразия. Каникулы — как редкие дни свободы и праздника среди пронзительных звонков. Друзья, которые появлялись и исчезали. Некоторые — предавали.

Первая любовь. Девочка, сидящая впереди, через две парты. В неё были влюблены все. Она не выбирала никого. Иногда он нёс её портфель, провожал до дома. В восьмом классе она перешла в другую школу — и исчезла навсегда.

Спорт. Футбол во дворе, на пыльной площадке или на школьном стадионе без клочка травы. Бег на время — на износ, на уроке физкультуры. Баскетбол — как отдушина. Единственное, что дарило телу радость.

Армия. Идиотские приказы и их бездумное исполнение. Караулы, наряды, бессмысленные построения. Ночные тревоги. Офицеры-пьяницы и их громкие, развязные жёны. Дембель как побег из абсурда.

Дом. Всё стало чужим — стены, кухня, даже кровать. Он спотыкался о коврик и не понимал почему. Одежда в шкафу висела, как не его. Он смотрел в зеркало — и не узнавал свое лицо.

Женитьба. Ранняя. Безрадостная. Рождение дочери. Бессонные ночи. Метания в поисках заработка. Ссоры. Холод, растущий в доме. Вынужденный развод.

Переезд. Другая страна. Другой язык. Другая жизнь. Работа по ночам до изнеможения. Чтобы жить. Чтобы выжить. Чтобы доказать — себе и другим. Первые успехи. Первый глоток уверенности.

Семья. Мальчик и девочка. Впервые —ощущение счастья. Хорошая работа. Дом — полная чаша. Время, проведенное с детьми. Игры, разговоры, поездки. Потом — пустота. Дети выросли. Уехали. Жили своей жизнью.

Палата. Он очнулся от боли. Такой он ещё не знал. Как будто отняли часть тела без наркоза. Инвалидность? Неспособность передвигаться? Близкий конец?


*****


Дома всё напоминало о болезни. Дверь, через которую его везли на инвалидной коляске. Лестница, по которой было почти невозможно подняться. Кровать, на которой он ночами ворочался без сна. Рабочий кабинет с брошенным компьютером и погасшим экраном монитора. Опустевшие комнаты детей, давно разъехавшихся.

Он понемногу приходил в себя. Коляска и костыли исчезли, как страшный сон. Осталось утомление, осторожность в движениях, но не было уже тех прежних, пугающих ограничений. Сначала он и сам не верил — но в теле появлялась лёгкость, а в душе — забытый вкус к жизни.

Он радовался каждой мелочи: посещению концерта, первой поездке за рулём, перелёту через океан. В отпуске бродил по музеям, подолгу рассматривал картины, навестил сына. Всё это стало настоящей победой — он учился жить заново, не как раньше, а по-другому, глубже.

Одиночество и тишина стали его лучшими друзьями. Он сосредоточенно размышлял о прожитой жизни. Раньше книги давали ему ответы на многие вопросы. Теперь он хотел найти ответы сам.

Особенно полюбил прогулки в парке. Долгие, неспешные. Здесь всё было понятно. Январский мороз щипал лицо. Легкие наполнялись свежестью. Низкое зимнее небо. Облака — как мысли, которые приходят и уходят.

Он шел по аллеям, усыпанным жухлыми листьями. Где-то щёлкала сорока, каркали вороны. Серые стволы деревьев тянулись вверх, обнажённые ветви — как будто сама природа ещё не проснулась.

А потом пришла весна. Потемнела земля, кое-где пробивалась ранняя, молодая весенняя травка. Лужайки расцветали, в кронах деревьев пели птицы, ветви берёз слегка шевелились на ветру. Воздух наполнился сладковатым запахом сырой коры и новой жизни. Он останавливался, подолгу смотрел в небо и удивлялся: как он раньше не видел этой красоты?

Город, толпа, вечный шум, спешка и нескончаемые новости — всё это теперь казалось враждебным и глупым. Сейчас он вслушивался в ветер и думал — о себе, о прожитых годах, о тех, кого больше не было рядом.

Он завёл дневник. Поначалу просто записывал наблюдения, обрывки мыслей, сомнения, откровения. Через несколько недель родился первый рассказ. Потом — ещё один. Сюжеты возникали ниоткуда — ночью, по дороге домой, в тишине. Писал не ради славы и не для публикаций, а чтобы вернуть себе душу, которую потерял где-то на полпути.

В своих историях он проживал другую жизнь — или, быть может, свою, только честно и до конца. Хотел, чтобы читатель чувствовал героев, как чувствовал их он. И никто бы не догадался, что всё это — творения человека, которого почти сломила болезнь, которому врачи шептали про «остаток дней». Он писал… Его стиль становился глубже. Больше скрывать было нельзя: в нём проснулся талант.

Он уже не чувствовал боль в теле, как раньше. Жил как все. Много гулял — в любую погоду. И только редкие плановые визиты в больницу напоминали о том, что болезнь осталась, притаилась где-то в его организме, побеждаемая пока уколами и лекарствами.


*****

Лето он встретил за городом. Здесь было гораздо прохладнее, чем в душной и раскалённом от жары каменном мегаполисе. Людей немного, — приезжали лишь на выходные.

В редком смешанном лесу водились черные медведи, олени, лисы. Птицы пели на разные голоса, и среди них отчётливо выделялся мерный стук дятла. За лесом раскинулись огромные поля, усеянные дикими цветами и душистыми травами. Среди деревьев и кустарников прятались маленькие деревянные избушки.

По вечерам в воздухе разносился смолистый и терпкий аромат — кто-то разжигал костёр из сухих веток.

Ночное небо здесь было совсем другим — глубокое, чистое, усеянное тысячами звёзд и созвездий, ближайшими планетами и далёкими мирами. Местные говорили, что зимой звёзды видны ещё лучше, но в эту пору сюда приезжали лишь самые отважные: кататься на лыжах, в мороз и тишину.

Он особенно полюбил озеро недалеко от дома. Оно притягивало, словно магнитом. Ничего особенного: небольшой пляж, привязанные к берегу разноцветные лодки — в основном каяки, которые редко кто спускал на воду.

С первыми лучами он шёл по знакомой тропе, ведущей к озеру. Лес еще дремал, воздух был прохладен и чист. Порой накрапывал мелкий моросящий дождь.
Озеро никогда не повторяло себя, выглядело так, как будто жило своей жизнью. Краски менялись в зависимости от облачности, света, тумана — особенно от того, где находилось солнце. Иногда оно отражалось в воде ярким золотым бликом, иногда пряталось за облаками, превращая водную гладь в полотно тусклых серебристо-синих тонов. Это казалось чудом.

Он часто фотографировал озеро — и получались совершенно разные, по-своему интересные снимки одного и того же места. Казалось, солнце рисовало каждый день новую картину, только для него.


*****


Однажды он проснулся раньше обычного. За окном стояла кромешная тьма. Озеро звало его — настойчиво и неотвратимо.

Он чувствовал странное напряжение в теле, будто внутри просыпалась забытая, неукротимая воля к жизни, которую он давно не испытывал. Стало немного тревожно. Казалось, этот день принесёт нечто новое, переломное, способное изменить всё.

Дом ещё спал, только где-то в лесу потрескивал проснувшийся кузнечик и пронзительно щебетали утренние пташки. Он надел лёгкую куртку, взял фонарик, но глаза быстро привыкли к темноте. Ночной воздух был холодным, влажным, дышалось легко. В небе мерцали серебристые звезды. Он почти не сомневался: сегодня ему откроется что-то важное.

Всё вокруг будто застыло в ожидании — лес молчал, ночь ещё властвовала над землей. Где-то неподалёку раздался плеск - рыба или утка шевельнулась во сне.

Добравшись до озера, он опустился на край деревянной скамейки. Внутри нарастало смутное беспокойство. Вода застыла, гладкая, как чёрное стекло, укрытая лёгким утренним туманом. Всё вокруг было неподвижно, и даже сердце замирало, будто боясь потревожить это драгоценное мгновение.

И вдруг — лёгкое, почти незаметное движение в небе. Первая тонкая полоска света, как робкий шёпот нового дня. Потом — ещё одна. Восток начал дышать. Тьма медленно, неохотно уходила, уступая место свету — не только во внешнем мире, но и внутри него. Край горизонта наполнился красками — тёплыми, нежными, медовыми. Зарождался новый день.

Небо разгоралось: от нежно-розового до ярко-оранжевого, как будто само солнце писало акварелью. Вода отразила это утреннее зарево, и казалось, что озеро тоже просыпается вместе с ним.

Солнце поднималось над кромкой леса — медленно, величественно. Он осознал, что это не просто начало дня — это откровение, рождение мира, с каждой каплей света, с каждым бликом на воде. Мир наполнился звуком, светом, дыханием. Сама жизнь встала во весь рост и, расправив плечи, протянула ему руки. И он шагнул навстречу — с благоговением, с замиранием сердца, с верой в то, что всё только начинается. В этом бесконечном мгновении хотелось остаться навсегда.


(Август, 2025)