Офицер Советской империи Глава 10

Глава 10

Главное событие в жизни Виктора произошло в конце зимы семьдесят третьего года. Они с женой возвращались из кино.
До квартиры оставалось совсем немного, когда Ангелина схватилась за лицо, закрывая ладошкой рот, и с трудом выдавила:
- Витя, я не могу! Меня сейчас вырвет!..
- Что такое? Что случилось?!
Ангелина отвернулась в сторону, и ее стошнило прямо на снег. Виктор вцепился в жену – съела, что ли, что-то не то? – и потащил ее домой, так как прохожие стали оглядываться на них, и непонятно было, что они могли подумать о молодой паре.
Хозяйка, прекраснейшей души человек, с некоторой долей материнского внимания относящаяся к своим молодым квартирантам, внимательно посмотрела на Виктора, пока Ангелина, закрывшись в ванне, боролась с позывами рвоты, и многозначительно сказала:
- Поздравляю, Витя!
- С чем?! – удивился Виктор.
- Как с чем?! Ты скоро станешь отцом!
Новые чувства охватили Виктора: «Значит, Ангелина беременна!.. Но это же здорово!» Он вспомнил смешанные чувства, которые испытывал, когда жена Махина говорливая Рая подсовывала им с Ангелиной коляску со своим грудным ребенком и ехидно подбадривала:
- Тренируйтесь, тренируйтесь!..
Те моменты, когда они катали коляску с чужим ребенком, кроме смущения и неловкости ничего не вызывали, но теперь другое дело. Очевидно, надо заранее готовиться к рождению собственного ребенка, покупать коляску, одеяльца там всякие…
Но Ангелина вспышку его эмоциональной активности погасила быстро.
- Нельзя заранее ничего покупать!
Виктор засопротивлялся:
- Брось ты эти суеверия! Забыла, как Махины с трудом находят детское. Предлагаю, что увидим в продаже, то и покупаем…
Новые ощущения в душе отразились и на внешности Виктора. Когда он, после побывки у жены, вернулся обратно в Шадринск, капитан Базелов своим опытным взглядом заметил изменения в облике своего техника.
- Ты чего такой серьезный? Даже не улыбаешься. Деньги, что ли, потерял?
- Да нет, все нормально!..
Лето семьдесят третьего пролетело быстро. Виктору с трудом, но все-таки удалось найти комнату с пожилыми хозяевами в большом деревянном доме. И когда Ангелина ушла в декретный отпуск и появилась на пороге дома, где они проживут больше года, то хозяин поморщился и откровенно признался:
- Если бы мы знали, что жена у тебя на сносях, на квартиру не пустили бы!
Виктор уже знал, что хозяева: и бабка, и дед – любили выпить. Он поспешил сходить в продмаг, купил бутылку водки и во время небольшого застолья все недоразумения были сняты. В конце концов, дед даже пообещал любую помощь молодым родителям.
Первая беременность у Ангелины проходила почти гладко, но все новые, до этого неизвестные ей, женские ощущения, у нее вызывали определенную нервозность. Виктор старался изо всех сил, чтобы облегчить ей течение беременности и помочь в хозяйственных делах, но интенсивность полетов сужала эту возможность до предела, и постепенно накапливалось внутреннее, тщательно скрываемое – он же офицер и не должен плакаться в «жилетку» - недовольство.
В таких условиях Виктор дорожил каждым выходным днем, и когда начальник штаба майор Ершиков поставил его в наряд с субботы на воскресенье, то позволил себе, как впоследствии оказалось, опрометчивое возражение:
- Товарищ майор, у меня жена беременная. Есть же холостяки лейтенанты, чтобы в выходной день сходить в наряд! Все равно дурака валяют.
Майор от такого возражения приподнял брови и повторил приказание:
- Лейтенант Велигорд, вы в субботу заступаете дежурным по стоянке части! Ясно?
- Ясно, товарищ майор! Есть заступить дежурным по стоянке части!
На этом воспитание строптивого лейтенанта не закончилось. Последующие две субботы майор Ершиков снова назначал Виктора дежурным по стоянке части и каждый раз внимательно следил за тем, как тот на это отреагирует. За это время лейтенант Велигорд многое передумал, зажал свое недовольство в кулак, затолкал его глубоко в душу и ни единым движением или словом не показывал перед строгим начальником штаба эскадрильи своего несогласия с его решениями. Надо сказать, что майор был справедливым человеком и, применив такой жестокий прессинг к лейтенанту, весь последующий год больше не ставил его в наряд в выходные дни.
Как Виктор и опасался, в самый важный момент для своей юной жены он не смог оказать ей необходимую поддержку и помощь. Однажды, когда Виктор был на полетах, у нее отошли воды, и она сама – пешком! – дошла до родильного дома. И такое начало жизни офицерской жены она вспоминала потом очень долго.
О рождении дочери Виктор узнал только поздно вечером, вернувшись с полетов. Его еще на пороге встретил взволнованный дед и, чуть шепелявя, взволнованно сообщил:
- Лина ушла рош-жать! Беги в роддом!
- А чего ж скорую не вызвали?
- Да по шошседству ни у кого нет телефона!..
Виктор, не переодеваясь, рванул в родильный дом, но дальше порога его не пустили.
- Чего вам, молодой человек? – в открытое окошечко двери спросила чернявая медсестра.
- Велигорд Ангелина, несколько часов назад сама ушла к вам рожать!
В его словах звучал даже не вопрос, а настоящий крик души: «Велигорд Ангелина у вас?!»
- Велигорд Ангелина… Велигорд Ангелина… - рылась в списках сестра. – Есть такая! Два часа назад родила. Поздравляю вас с девочкой!
- С девочкой?! А что ж я буду делать с девочкой?! – в растерянности неожиданно ляпнул Виктор. - Я сына ждал!
- Молодой папа, с девочки в семье начинать всегда лучше!
- Передайте жене, что я приходил!..
Потом, когда он забрал Ангелину из роддома, она призналась, что терпела, как могла, и ждала его с полетов, но, когда отошли воды, то поняла, что ждать больше нельзя и отправилась пешком. Чувство вины перед женой, что он не смог помочь ей в самый ответственный момент, еще долго мучило его.
Оказалось, что маленький комочек, его дочка, была спокойной и терпеливой. Только усердно кряхтела, когда оказывалась мокрой. Жизнь изменилась до неузнаваемости, так как помимо большой нагрузки по службе каждый вечер Виктора ждал тазик пеленок, которые надо выстирать, прополоскать и повесить сушиться на веревку, а иногда еще и прогуляться с дочкой в коляске. Ребенок подрастал и через месяц уже внимательно всматривался в лица матери и отца.
Молодая семья постепенно привыкла к новым реалиям своей жизни и постепенно овладевала навыками обращения с ребенком. Но однажды случилось непредвиденное. Ангелина кормила грудью дочь и внезапно расплакалась едва ли не навзрыд.
- Что такое? Что случилось?!
- Она потеряла сознание! Ей плохо! – всхлипывая, ответила Ангелина. – У нее головка болтается!.. Надо скорую вызывать!
Виктор осторожно взял дочь на руки, и ее головка самопроизвольно качнулась в другую сторону. Затаив дыхание, он нагнулся пониже и прислушался. Ребенок, насосавшись материнского молока, спокойно сопел – он крепко спал.
В одно из воскресений Ангелина утром отправила Виктора за хлебом. Дорога к продмагу проходила рядом с Домом культуры, где собирались шахматисты, и почти ежедневно устраивались шахматные баталии. Виктор на минуту заскочил в ДК и попал на начало блицтурнира.
- Будешь участвовать? – спросил судья соревнований.
Виктор на секунду задумался, а потом махнул рукой и ответил положи-тельно – часок игры в шахматы не должен сильно нарушить семейный распорядок. Но с каждой партией появлялись новые участники, и время перестало быть осязаемым. Азарт захватил Виктора, и когда судья толкнул его в плечо: «Тебя зовут…», он, словно в хмельном тумане, недоуменно оторвал голову от шахматной доски и повернул ее в сторону входа в шахматный клуб.
У входа стояла Ангелина с дочкой Леной, завернутой в одеяльце, и манила его пальцем к себе:
- Иди сюда!
- Мужики, а сколько времени?
- Шестнадцать десять.
«Е-мое! Я ж на полчаса вышел за хлебом, а потом с Ангелиной и дочкой должны были погулять вместе!» - ужаснулся Виктор. Отодвинув доску с фигурами, он сообщил партнеру, что сдается и, виновато опустив голову, почти бегом потрусил к жене.
Такой рассерженной он Ангелину еще не видел.
- Это воскресенье я ждала, как манну небесную, чтобы немного отдохнуть! Ты хотя бы на время смотришь? На, держи, а я пошла в кино!
Она сунула ему в руки завернутую в одеяло дочь, напомнила, что коляска стоит в фойе Дома культуры, и ушла. Виктор только сейчас почувствовал, что хочется есть, и догадался, что о жизни «свободного индейца» надо забыть как можно быстрее. Потом, через годы, он в одной из книг вычитал, что древние арабы, в обществе которых распространены были шахматы, уточняли у будущего зятя – а не играет ли он в шахматы? И в случае положительного ответа не разрешали дочери выходить замуж за такого человека, так как азарт шахматных баталий отодвигал все насущное в жизни в сторону и не способствовал укреплению семейных уз.
Заглаживая вину, Виктор сварил жидкую манную кашу и поджарил картошку. Он с нетерпением ждал жену, опасаясь, какова будет ее настоящая, вне чужих глаз, реакция. Но Ангелина после кино пришла почти спокойной. Она, заметив его старания по подготовке ужина, и убедившись, что ребенок сухой и накормлен, только негодующе сверкнула в его сторону своими красивыми глазами и вполне миролюбиво сказала:
- Не делай так больше. Ты не один!
Семейный промах был началом очередных неурядиц. В один из дней следующей недели, когда самолеты находились в воздухе, в эскадрильский кунг заглянул инженер по авиаоборудованию и напомнил, что надо готовиться к зачетной весенней сессии по знанию материальной части.
- У эртэошников кто будет принимать? Капитан Шакин ведь в отпуске.
- Капитан Трапезников. Ему хочется проверить ваши знания.
Виктор заумничал:
- И как специалист по самолету и двигателю проверит мои знания, специалиста по радиотехническому оборудованию, я не понимаю!
Инженер посмотрел на зарвавшегося техника и молча вышел из кунга.
- Нарываешься, Витя! Не надо с инженерами задираться, - дружелюбно приструнил его один из техников.
- Да что такое я сказал? Разве я был неправ?!
Виктор закрыл глаза, чтобы подремать, но какой-то беспокойный зуд в голове заставил его вытащить Единый регламент по радиотехническому оборудованию самолета ТУ-124У, и он для себя еще раз вспомнил операции, осуществляемые при предварительной проверке доплеровского измерителя скорости и сноса. После этого сунул регламент в карман и снова задремал.
Впрочем, долго подремать не удалось. Дверь кунга широко распахнулась, и в небольшое помещение вошел молодой, полгода назад как закончивший Киевское инженерное училище, заместитель командира полка капитан Трапезников. Техники при виде большого начальника дружно встали по стойке: «Смирно!»
- Вольно! – скомандовал капитан. – Велигорд, единый регламент по эксплуатации у тебя с собой?
- Так точно!
- Дай мне его.
Трапезников полистал взад-вперед регламент и, остановившись на одной из страниц, потребовал:
- Расскажи мне порядок технологических операций при предварительной подготовке ДИСС-1.
Виктор, только что по непонятной причине освеживший в памяти страницу регламента с проверкой ДИСС, неторопливо, глядя прямо в колючие глаза зама по ИАС, четко оттарабанил пункты проверки. Выслушав ответ, Трапезников помялся еще немного, очевидно, желая еще что-нибудь спросить, но уверенный вид Виктора, похоже, остановил его от дальнейшей проверки техника. Капитан захлопнул регламент и протянул Виктору:
- Знаешь! Но учти, на весенней сессии зачеты по техническим дисциплинам будешь сдавать лично мне!
После ухода Трапезникова техники загалдели:
- Ну что, поумничал? Вот и напросился на особое внимание к своей персоне. А это тебе надо было?
Конечно, повышенного внимания со стороны командования Виктору не хотелось, но какой-то живчик еще с детства, а может и с рождения, все время подталкивал его к таким казусам. В этом он был чем-то похож на отца. Тот однажды, будучи под «градусом», зайдя в сельский переполненный автобус и не найдя себе свободного места, чтобы сесть, громогласно заявил:
- Расселись тут!.. Шляхтичу даже места никто не уступит!
Случайно или нет, но заместитель по политической части командира эскадрильи после сдачи летом пятиэтажного дома забыл включить лейтенанта Велигорда в список военнослужащих, нуждающихся в жилье. Все время занятый на подготовке техники, Виктор случайно услышал, как молодой семейный лейтенант, техник по вооружению, уже получил однокомнатную квартиру, а ему, почти три года отслужившему в полку, никто даже ничего не предложил.
Он выбрал момент, когда замполит вернулся из полета и подошел к нему:
- Товарищ старший лейтенант, а мне какая квартира выделена?
- Тебе? Слушай, а я про тебя вообще забыл! – развел руками старший лейтенант. – Квартиры-то уже все распределены!
- И что мне делать прикажете? Я три года в полку, женат, ребенок, как папа Карло день и ночь вкалываю на технике, имею по службе благодарности и ценные подарки… Мне теперь что делать? Командиру полка жаловаться?!
Виктор до того был взвинчен такой несправедливостью по отношению к себе, что готов был на все: на ругань и драку.
- Подожди, не кипятись! – миролюбиво остановил его замполит. – Я что-нибудь придумаю.
На следующий день он сообщил Виктору, что ему в двухкомнатной квартире выделена комната семнадцать квадратных метров вместе с летчиком-холостяком майором Жгулевым, занявшим комнату поменьше – двенадцать метров.
- Кухня у вас со Жгулевым общая, мужик он смирный – уживетесь! Он скоро – максимум через год! – увольняется и тебе полностью достанется двухкомнатная квартира.
Майора Жгулева, мощного, но безобидного человека, Виктор хорошо знал. Он даже замечания по неисправностям техники после полета записывал в журнал подготовки так, словно сам виноват был, а не техника, настолько он был вежлив и предупредителен. Поэтому соседства с ним не боялся, но такое положение не понравилось Ангелине:
- Ну как же так? Всем дали полноценные квартиры, а нам только комнату?
Виктор, вспоминая замполита, только виновато развел перед женой руки…
Чтобы успеть выполнить годовую программу налета курсантов, к концу года интенсивность полетов резко возросла. Как-то после второго вылета локаторы отказали сразу на трех самолетах, и, чтобы ввести их в строй, требовалось много времени, а это могло привести к срыву начала второй летной смены. На беду, в группе Виктор хозяйничал один: начальник группы находился в отпуске. В связи с таким происшествием – выходом из строя сразу трех самолетов в эскадрилье – Виктора вызвали на командный пункт инженеров полка. На КП взбучку ему устроили все инженеры, включая непосредственного начальника, инженера полка по радиоэлектронному оборудованию капитана Шакина. Обстановка так накалилась, что Виктору, не чувствующему за собой никакой вины, открыто захотелось послать инженеров куда-нибудь подальше, и Шакин, предугадывая его реакцию, скомандовал:
- Все, иди, работай! Пока не устранишь – домой не убываешь! Понял?!
- Я понял, товарищ капитан!..
Виктор вышел из КП и, опустив голову, направился на стоянку. Для того чтобы попасть к самолетам, нужно было пересечь рулежную дорожку. На душе было так погано, что нерадостные мысли опережали друг друга, еще больше расстраивая Виктора и туманя ему голову отчаянием. «Ну что за жизнь, черт возьми?! Вкалываешь, стараешься, семью целыми днями не видишь, а все равно оказываешься хреновым!..»
Виктору недавно присвоили старшего лейтенанта и назначили старшим техником, и инженер по авиационному оборудованию не преминул об этом событии уколоть его при разносе инженерами:
- Тебе же присвоили старшего лейтенанта, и месяц назад назначили на должность старшего техника, а это почти начальник группы! Держи марку! На тебя молодые лейтенанты смотрят!
От таких тяжелых мыслей Виктор глубоко вздохнул и на него, в морозную и тихую погоду, внезапно дунуло свежим ветерком. Он поднял голову и на мгновение онемел – на расстоянии в несколько десятков сантиметров от его головы прошло левое крыло рулящего самолета, обдав Виктора воздухом. Еще бы полшага вперед и голова, как тыква, разлетелась бы на куски от удара многотонной махины, а летчик даже не заметил бы, что убил зазевавшегося техника, и порулил бы спокойно дальше.
Виктор на минуту окаменел от того, что кровь буквально застыла в жилах, и, добравшись, оглядываясь, до стоянки, не сразу среагировал на сочувствие молодого техника:
- Витя, досталось? Да?! Весь бледный…
- Немного досталось… - подтвердил Виктор. - Не впервой! Выдержим, Вова, выдержим!..
Несмотря на устроенный разнос, капитан Шакин организовал поддержку Виктору для устранения обнаруженных в полете неисправностей, потребовав, чтобы в ТЭЧ части тоже кто-то остался для оказания ему помощи, если понадобится, запасными блоками или деталями. На счастье, представителем ТЭЧ оказался Миша Васильев, друг Виктора, и совместными усилиями они устранили все недостатки. До начала очередной летной смены оставалось всего пять часов, и домой можно было не ехать, так как через несколько часов снова надо было собираться на аэродром, но Виктор все же уехал.
Ангелина и маленькая дочь крепко спали, и он осторожно примостился на краю кровати, стараясь, чтобы неловким движением не разбудить их. Через пару часов по сигналу будильника он с трудом оторвал голову от подушки и тихо стал собираться на полеты.
- Ты куда? Ты же недавно только пришел!
- Через час отъезд…
Вышедший из отпуска Базелов, наслушавшись от других офицеров, как Виктору досталось в его отсутствие, сочувственно пожал руку и сообщил:
- Завтра идешь дежурным по офицерской столовой! Отдохнешь немного…
Наряд в столовую оказался действительно царским подарком – два дня вне полетов! В день заступления не надо было идти на инструктаж, и временем до шестнадцати вечера можно было распоряжаться по своему усмотрению…
В наряде по столовой обязанности были несложные. Для дежурного главным было отследить, чтобы своевременными были разгрузка продуктов, чистка картофеля и переноска тяжелых чанов для женщин-поваров силами наряда по кухне, состоящего из курсантов. В обязанности дежурного еще входило осуществление контроля за порядком в столовой и чистотой. Но этим занимались официантки и уборщицы – гражданский персонал, а они свое дело знали, никогда не подводили, и их работу можно было не контролировать.
Виктор вместе с курсантами своевременно проинструктировался у начальника столовой, пожилой женщины со строгим взглядом, и приступил к своим обязанностям. Примерно через час старший повар подозвала Виктора:
- Где твои курсанты? Они к чистке картошки даже не приступали – можем сорвать ужин.
Виктор бросился по подсобным помещениям столовой, где обычно коротал время наряд в ожидании очередных заданий, но курсанты-штурманы словно провалились сквозь землю. «Смылись в город!» - предположил Виктор, но поиск свой не прекратил. Последнее, что он еще не осмотрел, был неиспользуемый второй зал столовой. Пройдя через столовую, Виктор открыл дверь в зал и, не посмев поднять шум, осторожно снова прикрыл дверь. Увиденная картина поразила его, на долгие годы четким видением оставшись в памяти.
В первой части второго зала горел свет, а на широкой скамье с задранной юбкой и высоко поднятыми коленями лежала Зулька, официантка из летной части столовой. На ней расположился курсант с голой задницей и ритмично двигал телом. Второй курсант сидел в сторонке и ждал своей очереди. Выпитая на одну треть «бомба» - большая бутылка с портвейном – дополняла интерьер, сиротливо чернея на полу рядом с Зулькой. Раскосые глаза официантки были закрыты, и она цепко держалась своими длинными пальцами за края скамьи, стараясь изо всех сил не свалиться с нее из-за чрезмерного кроличьего усердия курсанта…
Потрясенный обыденностью картины совокупления в таких необычных условиях, с долей определенной растерянности, Виктор вернулся на кухню, где повариха уже сама начала чистить картошку.
- Ну что, нашел своих разгильдяев?
- Нашел. Сейчас появятся.
- И где они были?
- Да шатаются по всем углам…. Здание изучают!
- Ну-ну!.. – усмехнулась повар, похоже, о чем-то догадываясь.
Если Виктор в наряд по столовой попал первый раз за полгода, то повариха дежурит по нескольку раз за неделю и, наверняка, о некоторых событиях знает не понаслышке. Такая обыденность встречи курсантов с официанткой, еще каких-то минут сорок назад разгружавших продукты под наблюдением Виктора, поразила его. Теперь ему была понятна ругань, когда однажды за ужином один из штурманов-офицеров тащил Зульку за руку в сторону, желая о чем-то договориться с ней, и она, вырвавшись, зло крикнула на весь зал:
- Да зае…ли вы меня! Отстаньте на х…й!
Курсанты появились через десять-пятнадцать минут и усердно набросились на чистку картошки. Они пытливо заглядывали Виктору в глаза, но старший лейтенант делал вид, что ничего не видел, а если и видел, то это его не касается. Виктор не сделал ни единого замечания курсантам, внутренне чувствуя, что этого лучше не делать. Есть вещи, мимо которых надо проходить молча…
Следующая суббота, что было очень редким явлением в полку, оказалась нелетной, и всему составу полка был предоставлен двухдневный отдых. Виктор впервые выспался, проспав десять часов. Заметив, что Виктор проснулся, Ангелина положила мужу ребенка рядом на постель, и дочь замельтешила в воздухе своими ручками и ножками, стараясь перевернуться на живот.
- Витя, ты видишь, какая она уже большая?! – спросила Ангелина.
Да, дочь, которую Виктор видел очень редко и почти всегда в сонном состоянии, заметно подросла. Она уже не только пыталась перевернуться, но и, с усилием приподняв головку, иногда улыбалась родителям.
- Слушай, я вчера была в универмаге, там телевизоры новые привезли. Давай купим, а то так … скучно живем!..
- А деньги где возьмем? Сколько он стоит?
- Двести десять рублей. Половину возьмем с твоего денежного жалованья за этот месяц, а половину я потихоньку сэкономила.
Ее аккуратность всегда поражала Виктора, а новая черта – бережливость – только усиливала его восхищение своей женой.
- И когда ты только успела?! – не сдержал своего удивления Виктор, потянувшись руками к Лине.
Купленный телевизор Виктор притащил на санках. Комнатной антенны, прилагаемой к телевизору, вполне хватило, чтобы черно-белое изображение притянуло их к себе и не отпускало весь день. Жгулев, узнав, что соседи-молодожены купили телевизор, перехватил счастливого Виктора на кухне и позвал его к себе в комнату. На столе уже стояли два граненых стакана, до краев наполненные вином, но Виктор только замахал руками:
- Васильевич, нет, нет, не могу!
Он наотрез отказался поддержать соседа, уже хорошо набравшегося с утра, но тот не обиделся, понимающе пожал Виктору руку и пробормотал:
- Понимаю, жена!.. Я этот груз нес восемнадцать лет…
Действительно, семейная жизнь – вначале еще совсем не отлаженный механизм, к нему надо прирабатываться. В некоторых семьях процесс затягивается, а в некоторых достаточно одного замечания, чтобы старание не расстраивать любимого человека стало приоритетом. У Виктора тоже случилась небольшая семейная разборка, когда он, поддавшись на время влиянию земляка-белоруса прапорщика Шаболтас, стал заходить в общепитовскую столовую после полетов и пропускать вместе с ним стаканчик портвейна. Первый раз Ангелина, когда он пришел с запахом после полетов, промолчала, но, когда в таком состоянии Виктор появился в третий раз, то спокойно предупредила его:
- Еще раз придешь с запахом, и я уеду к сестре в Каменск-Уральский!
И заглянув в ее потемневшие красивые глаза, Виктор понял, что она точно сделает то, о чем его предупредила. Последующие категорические отказы Виктора от посещения столовой прапорщик высмеял, но Виктор не изменил своего решения.
После выходных полеты возобновились с еще большей интенсивностью. Очередная смена, день с переходом на ночь, закончилась за полночь и, встречая заруливший на стоянку крайний самолет эскадрильи, Виктор удивился, что штурман-инструктор не сам докладывает о работе оборудования, а подзывает курсанта:
- Докладывай!
Рослый курсант оглянулся на инструктора и несмело начал:
- Товарищ старший лейтенант, аппаратура работала без замечаний, бомбы сброшены в центр мишени. Но я сломал переключатель на пульте управления локатором!
- Ты чего, б…дь, наделал! Я же вас всех учил – переключатель включения локатора выключать нежно, голым пальцем, сняв перчатки. Он же капроновый, от удара ломается! Самолет через пять часов во второй смене снова идет в полет! А сейчас середина ночи, мороз двадцать пять градусов – у меня даже паяльник не нагреется от такого холода, чтобы перепаять переключатель!
- Товарищ старший лейтенант, извините! С меня бутылка!
Виктор еще раз ругнулся на курсанта и отправился договариваться с инженером эскадрильи, чтобы после полетов для устранения неисправности ему оставили электроагрегат АПА-5 и тепловую машину для нагрева салона в самолете.
Заправив самолеты, личный состав уехал домой. Стояла глухая морозная ночь, окутавшая черной дымкой аэродром. Казалось, жизни вокруг вообще нет, а только ветер, снег и ночь. Работа предстояла не очень сложная, но объемная по времени. Предстояло разобрать приборную доску штурмана, чтобы освободить пульт локатора, вскрыть пульт, отпаять переключатель и на его место впаять новый, установить пульт на место, закрепить приборную доску и включить локатор, чтобы убедиться в его работоспособности. На всю работу ушло часа три, и Виктор спросил водителей-срочников АПА и тепловой машины:
- Ну что, едем домой?
- Товарищ старший лейтенант, через два часа придется ехать обратно! Бензина у нас почти полные баки и лучше поспим здесь, в кабинах, пока новая смена на полеты приедет.
Виктор согласился с солдатами – как-никак – пятнадцать часов непрерывной работы на аэродроме! Все устали, в том числе и Виктор.
- Товарищ старший лейтенант, хлеба хотите?
Виктор сидел с водителем в кабине АПА и жадно грыз пропахший керосином кусок черствого хлеба, а потом, доев до крошки его остатки, они с водителем укутались в свои меховые куртки и уснули. Проснулись они от удара кулаком в кабину. На стоянке под фарами автомобилей уже вовсю шевелился народ очередной летной смены и начальник группы Базелов, с которым Виктор, как старший техник, делил летные смены, спросил:
- Сделал?
- Да, сделал! Проверил под током, «картинка» четкая, можно работать.
- Тогда я сейчас выбью тебе УРАЛ у инженера эскадрильи, и поедешь домой отдыхать.
Виктор ехал домой, трясясь в кабине жесткого УРАЛа и лениво размышлял: «Домой еду, в тепло… Хорошо дома в семье! За три года службы, ничем не злоупотребляя, удалось купить кровать, шкаф и телевизор. Маловато! Неужели материальное благополучие так медленно будет расти и дальше?!»
В день предварительной подготовки, когда все самолеты оказались готовыми к завтрашним ранним полетам, а рабочий день закончился, и на аэродром наплывала неумолимая ледяная уральская ночь, инженер эскадрильи, построив личный состав, долго и нудно разбирался в отдельных деталях проведенной подготовки. За это время уже уехали на своих тягачах техники остальных двух эскадрилий, и только третья эскадрилья мерзла в строю, слушая бестолковые суждения никуда не торопящегося начальника.
Майор Владимиров случайно стал инженером эскадрильи. До этого он был начальником группы по самолету и двигателю (СД), собирался увольняться, но кому-то из командования полка вздумалось поощрить недалекого, но старательного техника, и его назначили инженером, чтобы он уволился майором с более высокой пенсией. Но, став инженером, Владимиров удивил всех тем, что с такой должности не стал торопиться с увольнением.
- Товарищ майор, разрешите вопрос? – спросил Виктор.
- Да, слушаю.
- Мы сегодня поедем домой или нет?
Получилось грубовато, и кое-кто из техников ехидно захихикал.
- А куда ты торопишься, Велигорд?
- Как куда? Жена молодая, ребенок…
- Жена молодая? – переспросил майор. – Не переживай, найдутся ребята…
У заматеревшего за три года службы Виктора потемнело в глазах:
- Товарищ майор, вы хоть понимаете, что ерунду несете?
Владимиров посуровел и скомандовал:
- Старший лейтенант Велигорд, выйти из строя!
- Есть выйти из строя!
- За нетактичное поведение по отношению к старшему по званию объявляю вам выговор!
- Есть выговор!
Вполне спокойный день предварительной подготовки закончился скандалом, и у Виктора настроение испортилось вконец. Вдобавок его выпорол и Базелов:
- Витя, ну что тебя тянет влезть в какие-нибудь склоки?
- Не люблю дураков, вот и прорывает…
- Ладно, я поговорю с Владимировым, может, не станет записывать взыскание в карточку. Отделается тем, что тебя наказал устно.
Но Владимиров не послушал Базелова, и взыскание было занесено в карточку поощрений и взысканий старшего лейтенанта Велигорда.
В разгар зимы техники засуетились, так как в это время объявлялись вакансии на поступление в высшие училища. Среди технического состава существовало негласное правило – пока более старые по годам службы техники не попробовали поступать, младшим соваться со своими рапортами к инженерам по специальности не стоит. Не этично! И надо сказать, что это правило почти всегда соблюдалось.
 Поэтому, зная, что некоторые техники по РТО с большей выслугой лет, чем у него, даже не пытались поступать, Виктор не дергался, намечая совершить подобную попытку в следующем году. Но в процесс его размышлений вмешалась Ангелина, которая общалась с другими женами, и они взаимно обменивались разными новостями, в том числе и шансами разных офицеров на поступление в академию или в высшие училища.
Однажды она его спросила:
- Слушай, Климов и Сарычев написали рапорта на поступление в высшие училища, и их жены уже строят планы, как будут жить в Киеве и Москве. А ты почему не поступаешь?
- Да еще не все поступали, кто пришел в полк раньше меня. Не знаю, пойдет ли командование мне навстречу или нет?
- А ты спроси!
Виктор подумал, что в словах жены есть определенная житейская логика, и, после очередного общеполкового построения в понедельник, он подошел к инженеру по РЭО капитану Шакину.
- Товарищ капитан, скажите, а мне можно писать рапорт на поступление в высшее инженерное училище?
- Можно. А чего ты так стеснительно за себя борешься?
- Да вроде Самоха и Глазьев еще не пробовали! А они по выслуге лет старше меня…
- Запомни, Виктор, есть люди, которым вообще не стоит поступать! Ладно, скажу проще – им никогда в училище не поступить! Понял?! А тебя я поддержу! Так что пиши рапорт, и прямо сегодня, чтобы он лежал на моем столе. В академию ты уже опоздал – место занято, а в Ригу еще одна вакансия есть. Торопись!
Такая новость очень воодушевила Виктора. Он любил соревноваться – это подстегивало его в службе и в жизни. Поэтому, немедленно написав рапорт, тут же отнес его капитану Шакину, в глубине души удивляясь, что капитан, жестоко «выпоровший» Виктора совсем недавно за отказы локаторов сразу на трех самолетах, все-таки ценит его, как техника и офицера.
Написать рапорт было не самым главным. Надо было еще пройти строгую полковую комиссию, состоящую из инженеров и начальников групп полка. И Виктор, зная дату комиссии, затаив дыхание, суетился вокруг инженерного кунга, где собрались члены комиссии. После часового заседания первым из кунга вышел инженер первой эскадрильи майор Марциновский. Он отличался четкой организацией работы в своей эскадрилье, дорожил временем не только своим, но и подчиненных. По выражению его глаз Виктор понял, что на комиссии не все прошло гладко. Он даже вздрогнул, когда Марциновский, изменив направление своего движения, неожиданно подошел к Виктору и протянул руку, чтобы поздороваться.
- Поздравляю, Велигорд, тебе рапорт на поступление подписан. Кое кто был против, но большая часть инженеров поддержала твою кандидатуру. Учись! Такие офицеры, как ты, должны расти.
Начальник группы Базелов, представлявший Виктора на комиссии, довел ему подробности. Оказалось, против разрешения на поступление Виктору выступали заместитель полка по ИАС Трапезников и инженер эскадрильи Владимиров, так как у старшего лейтенанта Велигорд оказалось не снятым взыскание, наложенное Владимировым, и «уж слишком он гонорист», другие были – «за». Победило выступление Марциновского, который сказал, что техник он хороший и старшего лейтенанта не стоит лишать шанса. Пусть едет поступать с неснятым взысканием и если сдаст вступительные экзамены, то пусть его судьбу решает училищная комиссия.
Рассказав подробности «драки» между инженерами за судьбу Виктора, Базелов, обычно остро чувствовавший жизненные нюансы и никогда не лезший на рожон при общении с начальством, не удержался и напомнил Виктору:
- Вот повздорил с Владимировым, да выпихнулся с Трапезниковым и чуть судьбу свою не поломал! Смотри, хотя бы сейчас держи себя в руках и не задирайся с начальством.
- Виктор Семенович, да я стараюсь не задираться! Просто дураков не люблю…-
- А ты не дурак такое заявлять? – рассердился Базелов. – Будь попроще… и начальство к тебе потянется!
Вечером Виктор со всеми подробностями рассказал Ангелине о ходе заседания комиссии, и неожиданно рутинная жизнь техника учебного полка приобрела новые краски. Еще не поступив, они с Ангелиной, как и семьи Климовых и Сарычевых, принялись строить планы будущей жизни в Рижском училище…
Понимая, что по технике ему экзамены не страшны, а о математике за три с половиной года службы остались только смутные воспоминания, Виктор приобрел учебник Сканави и целый апрель, не выходя даже на улицу, штудировал учебник от корки до корки, возвращаясь к некоторым главам и разделам по нескольку раз. И однажды наступил момент, когда он отложил учебник в сторону и сам себе сказал: «Хватит «зубрить»! Должно же мне хоть раз в жизни повезти…»

Часть 2. Рижское ВВАИУ

Глава 11.