Свободное падение

Свободное падение




     Каким бы тяжелым не было детство, оно всегда счастливое. Его детство было тоже счастливым. В его памяти оно освещается солнечными лучами, блестит чистым желтым песком на берегу озера, которое тоже носило название Чистое. Нет, конечно, не все чисто было в поселке в те послевоенные годы. И не только озеро с названием Грязное, или грязные улицы после дождя, а жили в этом поселке люди не чистые на руку.
     Но рассказать я хочу историю о людях хороших и плохих не из тех тяжелых времен, а о событиях в годы, когда всем жилось хорошо, все верили в светлое будущее. Мне эта история стала известна благодаря Григорию Ненашеву, который задолго до краха Советской власти уехал в Китай. Занимаясь там строительством, разбогател и стал миллионером. Григорий и раньше приезжал в Россию. Охотился в тайге, путешествовал по городам и любил Москву. Приехал он в Россию снова, когда огонь девяностых годов погас, люди остыли, и установилась спокойная и устроенная жизнь. Люди получили, наконец, все, что только можно купить, а телевизор превратился, чуть ли ни в члена семьи, с которым можно было поговорить и даже поспорить.               
     Григорий никогда не волочился  за женщинами, а здесь в России сорвался. Ему захотелось кому-то быть нужным. Захотелось о ком-то беспокоиться, кому-то помогать, разделить с кем-нибудь свое благополучие и положение в обществе. И кто-то такой быстро нашелся. Длинноногое создание из Краснодара по имени Катя, или Катэ, как ей больше нравилось, воспользовалось этим,  завладело им, и «пошло-поехало». Трудно сказать, чем больше увлеклась Катя, самим Гришей или его деньгами. Да это и не важно, потому что он ее предупредил.
     – Я, Катюша, убежденный холостяк, – прошептал он однажды ей на ухо, – жениться не намерен, а в остальном у нас с тобой будет полное согласие.
     – Слава богу, а то я уже подумывала, чтобы тебе такое сказать, чтобы женилка твоя засохла на корню.   
     Жизнь в Краснодаре Григорию скоро наскучила, и ему в голову пришла мысль купить квартиру в Москве. Богатый человек, почему бы и нет? Он ведь когда-то жил в Москве. Да и мысль эта была не нова. Он давно собирался выкупить ту самую квартиру на Красной Пресне, в которой когда-то жил, где, как он теперь считал, провел свои лучшие годы, где был молод, где любил и был счастлив. 
     После того как он прикоснулся к большим деньгам, уважение к профессиям, любому честному способу  заработка у него пропало. Исчезло так тихо и бесследно, что он и сам не заметил, когда это произошло. Позже у него появилось убеждение в бесполезности что-либо менять в этой жизни, уверовал в судьбу и старался не спорить с ней. Возможно, на такую точку зрения повлияло свалившееся на него богатство, а может быть, он переосмыслил свои взгляды на жизнь, людей и на все происходящее в мире после того, как с политической карты мира исчезло самое большое и могущественное государство. Теперь он был убежденным холостяком, полагая, что богатый мужчина не может быт счастливым в браке с любой женщиной. Кроме того, он был уверен, что не в деньгах счастье, и особенно у тех, у кого их нет.
     Как бы там ни было, деньги позволили ему увидеть иную жизнь, скрытую от глаз обывателей. Обладающему  проницательным умом ему удалось понять то, что зачастую скрыто от людей умных и богатых. В результате своих наблюдений он обнаружил много интересного.
     Теперь он знал, чем отличаются миллионеры разных стран, мог видеть различие между теми, кто был богат в результате всевозможных авантюр, обманов или своих стремлений и неуемных желаний, и теми, кому деньги свалились с неба. Богатые не похожи друг на друга. Каждый из них – личность своеобразная, непростая. Среди них бывают личности яркие, запоминающиеся, и не заметные, невзрачные. А еще бывают бездарные, такие самые неинтересные и самые опасные. 
     А вот небогатые люди, как там, у Толстого, все похожи друг на друга, и исключений здесь намного меньше. Большинство из них стесняются своего истинного «я», скрывают его от посторонних, хранят в тайне от других, с годами забывают о его существовании и привыкают к своей никчемной жизни. Эти люди бывают хорошими родителями, с ними приятно дружить и жить по соседству, они законопослушны, легко поддаются новым идеям, пропаганде любого рода и влюбчивы.      
     Разобравшийся в подобных тонкостях, Гриша хорошо понимал, что деньги его не испортили, но и вернуться по своей воле в жизнь безденежную, которая ему нравилась больше, он не мог. Он даже сумел сохранить в себе неудержимое влечение к постижению истины, то самое качество, которое когда-то, не найдя своего прямого применения,  выделило его из миллионов и превратило в дворника, грузчика, извозчика. Теперь благодаря тому же  качеству он стал человеком, которому легко открывались тайны человеческого бытия. Его почему-то  интересовало то, на что обычные люди никогда не обращают внимания. Он любил копаться в головоломках и лабиринтах человеческих жизней.
     Общую квартиру, где он когда-то жил, расселил «новый русский» богач и сдавал ее квартирантам. Переговоры с ним о выкупе квартиры ничего не давали. Богач оказался не только примитивно жадным человеком, но и вредным. Он решительно отказывался продавать квартиру, хотя Гриша ему признался, почему хочет купить именно эту квартиру.
     – Я же вам говорю, когда-то в этой квартире жила моя бабушка, и я с ней жил...
     – Ты мне пургу не гони! Бабушка! Скажи лучше, что бабушка где-нибудь в стену брюлики замуровала. Хорошенькое дело! Я тебе продам, а ты потом в моей квартире клад найдешь! Каково мне будет? Говори лучше, где все это спрятано. Не ломать же мне все стенки. По честному поделим все пополам, и делу конец?!
     Только когда Гриша предложил продавцу завышенную стоимость квартиры, он согласился.
     Гриша без труда разыскал в далеком подмосковном городке обманутую старушку-соседку, перевез ее в Москву, прописал в свою квартиру и нанял для нее помощницу, молодую девочку из Молдавии. Он постарался вернуть прежний облик квартиры, но окна, двери и многое другое уже стали чужими, хоть и современные, дорогие и модные.
     Долго жить в Москве он не мог, через каждые две-три недели хотелось куда-нибудь уехать. Он объездил почти все областные города России, следуя за своей давней мечтой.  Но в Ростове его знакомство с Россией было прервано.  В Ростове на вокзале его обокрали. Обокрали, что называется, до нитки. Тогда он еще подумал, что так «грамотно» обокрасть могут только в России.
     Гриша подошел к продуктовому киоску и попросил стакан горячего чая, после которого очнулся на какой-то неизвестной станции без верхней одежды, документов и денег. Милиции видно не было. Вокруг было пусто и уныло. Он проклял свою заветную мечту. Какое-то время он пребывал в состоянии пришельца, попавшего на чужую планету. Отсутствие признаков жизни и непонимание происходящего ничего хорошего не сулили. Он вспомнил сообразительную Катю, необразованного, но тоже сообразительного продавца квартиры и подумал, что надо с них брать пример, а не «чаевничать», где попало. Но холодный северный ветер отрезвил его, заставив размышлять о проблемах насущных.
     По непогоде одетый, или, лучше сказать, раздетый, в одних  трусах, он отправился на поиски людей, любого населенного пункта, надеясь найти там, в народе, понимание и сочувствие. Он шел по тропинке вдоль узкой полосы колючих кустарников и представлял, как войдет в поселок в одних трусах. Эти мысли начинали веселить его, и, представив себя спортсменом из Трудовых резервов, он воспринял случившееся как должное.
     В поселке появлению человека в таком виде никто не удивился. Наверное, здесь и не такое видывали. Никто не проявил интереса и тогда, когда Гриша просил помочь ему, хотя бы советом. Что делают в неузнаваемо измененной стране в подобных ситуациях, он не имел  ни малейшего представления.
     Только под вечер какой-то поддатый мужик вошел в его положение и привел его к себе в дом. Гриша чувствовал, что заболевает, и попросился на ночлег, пообещав хорошо заплатить. Старик сначала махнул рукой и заметил, что денег им со старухой хватает, но потом как-то странно, с затаенной обидой пояснил, что деньги горю не помогут.
     На  утро он проснулся от страшного мата, которого, как ему казалось, он никогда и нигде не слышал. Матерные слова подбирались с таким вкусом, следовали в такой логичной последовательности, что их звучание ему казалось песней, поэзией высокой пробы и совершенно не вызывали ни смеха, ни неприязни.  Он лежал, слушал и вспоминал своего знакомого, который удивлялся тому, что в русском языке так много матерных слов. Он сожалел, что тот не услышит, как красиво можно объясняться на матерном языке, и понимал, что запомнить и повторить такое он, конечно, не сможет. Ругалась старуха. Очень быстро он понял, что это была хозяйка дома, а причиной такой матерщины стал он, вернее доброта, которую мужик проявил по отношению к гостю.   
     Положение складывалось незавидное. Гриша уже хотел рассказать о себе, рассказать, что он богатый человек и, как вчера, предложить деньги, но быстро понял, что упоминание о деньгах, скорее всего, здесь будет неуместно, да и сам он, казалось, был только предлогом для скандала, а не его причиной.
     И верно, хозяйка оказалась не такой бесчеловечной, как это выглядело на первый взгляд. Накормила, дала старую, но чистую одежду, а когда заметила, что у гостя температура, уложила его опять в кровать и еще раз также изящно обругала матом мужика за невнимательное отношение к человеку.
     Больше недели Гриша прожил, как «у Христа за пазухой», пока не поправился, и из Краснодара не приехала Катя с деньгами, одеждой и заграничным русским  паспортом, случайно забытым им у нее перед отъездом.
     За эти дни он так подружился со стариками, что они рассказали ему всю историю своей несчастной жизни, в которой был у них один единственный сын. Непутевый сын. Сына убил его же товарищ и не понес за это никакого наказания, более того, сейчас этот убийца большой человек. О нем пишут в газетах, рассказывают по телевизору. Его приводят в пример, им гордятся, в школе портрет повесили. А когда-то этот герой был первым бандитом в поселке, и все его боялись.             
     Желание сделать что-то для стариков возникло у него не из чувства благодарности за доброе отношение, он просто чувствовал, что уже тоже причастен к какой-то истории стариков, отмахнуться от которой не имеет права. Это предчувствие не давало ему покоя, и он, выслушав рассказ стариков, решил раскрутить дело об убийстве их сына, покрытое тайнами прошлых лет.
     Рассказ стариков так заинтересовал Гришу, что он даже почувствовал, как все услышанное им вернуло его в те далекие времена, когда он, мечтающий стать независимым журналистом, находил невероятные истории для прессы, но оставался непонятым. Он вспомнил свою жизнь в Москве, когда обладал безошибочным чутьем на неординарные истории. Тогда он даже замечал за собой, что мог предвидеть последующую цепочку событий, и редко ошибался. Он чувствовал, что не ошибается и на этот раз. 
     Его захватила эта история, у него зачесались руки. Ему, как много лет назад, показалось, что он в состоянии распутать весь этот клубок, захотелось заняться делом, которому он отдал лучшие годы своей жизни, чтобы научиться находить истину и восстанавливать справедливость.
     Вернувшись в Москву, он навел справки обо всех «выдающихся личностях» родом из Ростовской области. Выяснилось, что один из крупных бизнесменов с сомнительным прошлым был рожден в «злополучном» поселке Ростовской области. Эта область в послевоенные годы считалась высшей школой воровского мастерства. «Одесса мама, а Ростов папа», так в воровском мире был определен статус этих двух городов.
     Гриша вернулся в поселок к старикам, которые были ему очень рады, и прожил у них несколько дней. За это время ему удалось восстановить все события, происходившие в прошлом  Сергеева Михаила, когда-то родившегося в этом поселке и превратившегося в московского преуспевающего бизнесмена. Гриша чувствовал, что этот человек окутан тайнами. Это его заводило, вызывая непреодолимое желание раскрыть таинственное убийство сына стариков. Интерес разгорался. Гриша уже был уверен, что находится на пути к разгадке этой печальной истории.
     Первую свою кражу Сергеев Миша совершил, когда ему было не полных десять лет. По хитрости замысла и искусности исполнения её никак нельзя было отнести к детской шалости, но в те далёкие времена тюрьмы были переполнены хулиганами и алкоголиками, да и возраст малолетнего преступника мешал квалифицировать совершенное как спланированную кражу.
     Однажды Миша услышал, что мальчику, которого он хорошо знал, родители купили щенка овчарки и заплатили за него большие деньги. Миша очень любил собак, но мысль о похищении щенка родилась у «юнната» не от любви к животным. Привязанные на всю ночь к порогу дома живые деньги не давали ему покоя.
     Миша зачастил в гости к новому товарищу. В тайне от всех он прикормил щенка и разработал план операции. План был прост, но предусматривал все мелочи. Например, в случае, если хозяева проснутся и устроят  погоню, предполагалось входную дверь закрутить проволокой так, чтобы ее нельзя было открыть сразу. Все исполнено было не хуже, чем задумывалось. Но, как говорится,  «первый блин комом». 
     Щенка быстро нашли на следующее утро, а вот признания от Миши добиться не смогли ни родители, ни первая учительница, ни милиция, да и забылась эта история всеми очень быстро, но не Мишей. Пройдут годы, и он  вспомнит свой первый грех, вспомнит, чтобы взять реванш. Никто тогда не понимал, что для него это не первая и не последняя попытка, не подростковые проделки, а начало его коварного преступного пути.
     В школе Миша учился хорошо, отличаясь безупречным поведением, а свою любовь к деньгам он держал в строжайшей тайне. Среди друзей считался нежадным парнем, у него всегда можно было попросить деньги, и он никогда не отказывал, но совсем не от доброты душевной. Просто Миша не считал за деньги копейки, на которые можно было купить булочку, мороженое или билет в кино. Он мечтал и постоянно думал о деньгах, которые позволяли бы покупать все, что захочется.
     В старших классах все подростки школы предпринимали попытки проявлять себя по-взрослому, демонстрируя друг перед другом свою готовность к взрослой жизни. Кто-то уже знал, что надо сказать, провожая оценивающим взглядом еще по-детски кокетливых одноклассниц, кто-то  наоборот, пытался защитить девочек от оскорблений.  Но девочкам, не известно почему, нравились больше хулиганы, чем те, кто оберегал их. Они отдавали предпочтения сорванцам. Миша держался особняком. Он был убежден, что если у него будут деньги, любая, даже самая красивая девочка будет принадлежать ему. И он оказался прав. С детства его жизнь складывалась так, что он покупал и любовь, и людей, и правду, и ложь.
     Беседуя с постаревшей блатной публикой посёлка, Гриша удивлялся, насколько ничтожными и опустившимися людьми стали эти, когда-то так высоко ценившие себя  герои уличных районных разборок. Независимые, гордые и неподкупные в прошлом, за стакан водки сегодня они готовы были «заложить мать родную». Побывав на зонах, они многому научились, и по-другому жить уже не смогли бы в любом случае. Сергеев Михаил не был на зоне, но хорошо знал о ее законах. Во многом из-за этого и, конечно, благодаря деньгам он смог подчинить себе сельских мальчиков, заражённых блатной романтикой, и сколотить из них настоящую бандитскую шайку.
     В шестнадцать лет Миша разработал план приобретения немалых денег, совершенно не рискуя быть уличённым в краже. Нужен был только преданный подельщик. И он нашелся. Восемнадцатилетний второгодник Сережа Зубов, по кличке “Зуб”, был первым сорванцом в школе.  Крепкий, независимый, рано полюбивший разгульную жизнь с вином и девочками, Зуб, как никто лучше, подходил на эту роль. Они  подружились. Миша не спешил делиться с товарищем своими планами. Несмотря на двухлетнюю разницу в возрасте, он чувствовал свое превосходство, и это вскоре сделало его лидером в их дружбе.
     Прежде чем рассказать напарнику о своем плане и посвятить его в детали хорошо спланированного дела, Миша потребовал поклясться. Во-первых, никому, ни при каких обстоятельствах - ни слова. Во-вторых, если возьмут обоих, – все отрицать. Если одного - не выдавать друг друга. И, в-третьих, сделали дело – поделили деньги  и все забыли, как будто ничего не было. Это был уже профессиональный подход к делу, настоящая подготовка к преступлению.
     Посёлок, где жили друзья, был узловой железнодорожной станцией, через которую проходили поезда в четырех направлениях. Одно из направлений было самым коротким, и поезда здесь ходили всего четыре раза в день – один пассажирский поезд из трех вагонов и товарный состав, перевозивший сахарную свёклу  для сахарного завода. 
     Свёкла грузилась на открытые платформы горкой, поэтому при толчках и торможении состава с платформ свёкла иногда падала на землю. Ее собирали местные жители для корма домашнего скота или для изготовления самогона, в чем не было ничего предосудительного и уж, тем более криминального. Самогон из этого сырья получался мутный, дурно пахнущий, но крепкий, и поэтому раскупался быстрее, чем водка в магазине. Требовалась только свекла, спрос на которую  превышал предложение. Стоимость одного мешка свеклы составляла более десяти рублей. Из этой массы можно было выгнать сорок литров самогона, а пол-литровая бутылка этого напитка стоила два рубля.   
     Мишин план был прост как, впрочем, все гениальное. Когда состав делал поворот, машинист с одной стороны мог видеть весь состав до хвоста, а с другой стороны - только первые три-четыре платформы. По плану  в этот момент друзья должны были быстро выбежать из леса с длинными шестами и очень аккуратно положить шесты на платформу. От прикосновения шеста свекольная горка обрушивалась на землю, а перед последней платформой им предстояло  лечь на землю и спрятаться за железнодорожной насыпью, чтобы машинист ничего не заподозрил. Когда же состав скрывался, надо было быстро собрать свеклу в заранее приготовленные мешки и спрятать их в лесу до темноты. С наступлением сумерек на двух велосипедах можно было развести по домам более двадцати мешков, получив за все не менее «ста рублей на брата».
     В те времена учитель за месяц работы в школе, где учились теперь уже проверенные в деле друзья, не получал таких денег. Подельщики чаще стали проводить время вместе, играя на одну руку в карты по десять-двадцать копеек за кон, или веселились с девочками. Серёжа Зубов, проучившись одиннадцать лет в школе, смог получить только восьмилетнее образование, однако его это не волновало. Он уже твердо знал, что научился жить лучше, чем его мать, с утра до вечера трудившаяся на фабрике, или отец, умерший много лет назад от злоупотребления свекольным самогоном.
     В Армию призывать Сергея не спешили из-за частых приводов в милицию и аморального образа жизни. Денег хватало на все, что душа пожелает. А она желала и желала, поэтому на дело стали ходить по три и четыре раза в неделю, вместо одного.
     Миша тоже был доволен жизнью. Ему нравилось накапливать деньги, вести разборки с одноклассниками, пользоваться своим и авторитетом лучшего друга, которого в поселке побаивались даже взрослые. Девчонки всех старших классов считали за честь постоять с Мишей рядом на перемене. Он был хорошо сложен, независимо, по-хозяйски вел себя даже с учителями и  умел удерживать лидерство.
     Около двух тысяч рублей в месяц позволяли восемнадцатилетнему парню пользоваться авторитетом даже среди блатных. Блатная публика, как известно, с большими претензиями. Разборчивая и колючая, блатная компания могла легко и быстро расправиться с чужим, но благодаря деньгам они позволили Мише слыть среди них своим. Ему даже дали кличку «Француз» за его спокойный и интеллигентный нрав.
     Нередко за  карточным столом страсти накалялись, и игроки выхватывали ножи и прыгали друг перед другом, угрожая расправой. У Миши это всегда вызывало улыбку, но однажды один из них напал на него с криком.
     – Ты, фраер! Ты чо всю дорогу лыбишься? Урою, падла»!
     – Ха-ха-ха. Ну, давай! Чего ж ты? – совершенно неожиданно спокойно  отреагировал Миша.
     Уже не мальчик, побывавший несколько раз в лагерях, нападавший не ожидал такой реакции и понял, что погорячился. Стоял с ножом в руке и не знал, как выйти из неприглядного положения.
     – Ну, что? Страшно? Это не я падла. Это ты духарь вонючий. Вынул нож - мочи. Ну? Все? Забздел? А теперь, пес поганый, при всех извинись передо мной. За падлу, и за фраера тоже. Иначе я тебе горло перережу! Урою, как щенка. Я не испугаюсь, можешь не сомневаться.
     Миша со звериным оскалом бросил обидчику в лицо карты.
     Эти слова, высказанные с твердостью вожака, отрезвили нападающего, но прощения просить парень не собирался.
     – Да пошёл ты... Сопляк еще, чтобы я перед тобой извинялся.
     Миша действительно был намного моложе своего обидчика, но через три дня о его возрасте все забудут. Через три дня утром рано, в туалете на вокзале Мишиного обидчика  найдут мертвым с перерезанным горлом и множеством ножевых ран на теле.
     Погибший был единственным сыном у родителей. Подробности этой истории, может быть, для кого-то и ушли в незапамятное прошлое, но не для отца и матери. Ими оказались те самые старики, которые приютили попавшего в беду Гришу. Они и помогли ему восстановить детали  давно прошедших событий. Грише даже удалось застать в живых и поговорить с непосредственным исполнителем этого убийства.          
     Неоднократно судимый в прошлом и спившийся полутруп в настоящем, убийца  подтвердил получение «заказа» от подростка по кличке Француз, заплатившего по тем временам кругленькую сумму.
     Конечно же, Миша имел стопроцентное алиби, которое  снимало с него всякие подозрения у милиции, но не у блатной публики. Тем более, вся шпана знала, что Зуб и Француз уже давно в паре «снимают» где-то хорошие бабки. К этому времени они сами уже не развозили краденое по домам, у них появился скупщик. У старой бабки, которая скупала краденую свеклу, мешки освобождались той же ночью, а самогоном у нее отоваривались все, включая участкового.
     Друзья никогда «в свободное от работы время» не разговаривали о своих делах. Блатная публика тоже не считала нужным обсуждать чужие дела, тем более что Зуб и Француз никогда не зажимали деньги, давали взаймы и прощали долги.
     Это нераскрытое, жестокое убийство обволакивало обоих, а особенно Француза, пеленой загадочности и наводило на мысли о могущественном, тайном покровительстве. Благодаря этому еще не судимый юноша стал лидером всей поселковой шпаны. Теперь его побаивались и уважали даже бывалые блатные, привыкшие подчиняться лагерным законам. Кто сильнее, тот и пахан. Только что освободившегося из лагеря, не взирая на возраст и тюремный стаж, знакомили с Французом. Он вел короткую, но убедительную беседу, потом спрашивал о нуждах и щедро помогал материально.
     Время шло... Зуб постепенно отходил от дела. Он часто стал ездить в Ростов, оставаться в городе на ночь, и иногда привозить с собой новых друзей и городских девочек, любящих веселые компании. Мише тоже наскучило воровать мелочь. К этому времени он уже окончил школу и легко поступил учиться в экономический институт, хотя больше интересовался юриспруденцией. Учиться было легко, поэтому на занятия в Ростов он ездил не более двух-трех дней в неделю. А дома самостоятельно изучал юридические науки. Он никогда не встречался с ростовской шпаной. Ростов его не интересовал. Он мечтал о Москве.
     Грише повезло и с другими свидетелями. Он застал в живых многих учителей, помнивших Мишу, и даже школьного завхоза, который, собирая в лесу грибы, случайно видел обоих друзей во время кражи свеклы. Бывший завхоз признался, что не осмелился, побоялся выдавать их, и постарался быстро забыть увиденное. Потом Грише удалось узнать, что кражи, совершаемые молодыми людьми, для некоторых в поселке не были секретом.
     Идея следующего преступления пришла к Мише неожиданно. Уединившись с Зубом в лесу, он рассказал товарищу обо всех тонкостях нового дела. Это уже был план настоящей, крупной кражи, после которой их жизни выйдут за рамки нормальной, человеческой. Они уже никогда не вернутся в обычную, наполненную своими бедами и радостями жизнь, а проживут рядом с подобными им людьми, такими же преступниками, в замкнутом денежном пространстве по законам разгульного и жестокого бандитского мира.
     – Послушай, Серёга, я тут одно дело замыслил. Не знаю, как тебе, а мне эта мелочевка надоела. Настоящие деньги хочу.
     – А мне, чо думаешь, не надоело детством заниматься? Вот, где сидит. Каждый раз, как на работу.
     – Так вот я и говорю, пора настоящее дело провернуть.
     – Рассказывай.
     – Рассказать-то я расскажу, но дело-то это  сроком подпахивает.
     – По какой статье?
     – Кража, или грабеж...
     – Я не боюсь. Все равно когда-нибудь придется отметиться. К ворам без этого не подступишься. Это тебе не блатные. Воры, Миша, люди серьезные, все в своих руках держат. Ну, что за дело-то?
     – Да я понимаю... Ты-то не боишься. Я тоже не боюсь. Ты меня знаешь. Но тебе это даже и нужно, к ворам на зону-то. А мне не в жилу. Мне в зоне делать нечего. Я здесь должен дела делать. Поэтому хочу спросить тебя.
     – Давай, спрашивай.
     – Если заметут нас, возьмешь все на себя?
     – А почему нет. Чо обоим париться. Да и на зоне авторитету больше будет. Ты ж меня не бросишь? Поддержишь? Я имею в виду..., ну, когда денег дашь, когда харево оплатишь, ну, и все такое...
     – Да за это ты не волнуйся. Деньги должны взять большие. Носом чую!
     – Ну, чо за дело-то? Не тяни.
     – Наша бабка, ну, барыга, уже как лет десять живет одна, ни родственников, ни мужика. Живет  скромно, на пенсию. А на самогоне, Серёга, она сумасшедшие деньги делает. Вопрос. Где эти бабки?
     – А хрен их знает.
     – Деньги, Серёга, складываются. Не в чулок, не в мешок, штабелями складываются. Представляешь, сколько за десять лет она накопила?
     – Похоже, много... А где ж они? Может, отсылает кому?
     - Некому ей отсылать! Я всё проверил. Деньги у нее! Их там больше, чем в банке!
     – А как взять-то? Запугать? Так она скорее умрет, чем отдаст. Налетом тоже не годится. Тут же повяжут. А так она все время дома сидит. Ночью? Так разбудим же...   
     – Она иногда отлучается минут на десять-пятнадцать. Нам этого хватит.
     – Ты чо? Да у нее и за неделю ни хрена не найдешь. Из нее выдавливать надо, сами не найдем! Ты чо, не знаешь ее?
     – Я всё продумал. Все в деталях.
     Изобретательность Миши могла разрушать и не такие преграды. Он рассказал подельщику свой план кражи.
     – Ты, Серёга, изучаешь все замки, все до одного, чтобы открывал их, как свои собственные.
     – Да это ерунда! Я и так уже могу, а какой не откроется – фомкой его!
     – Нет, фомки у нас не будет. Мы работать будем чисто, без следов! Пока ты будешь ключи подбирать, я собачку маленькую натренирую, она нам в один миг деньги разыщет. Понял?
     – Не-а...
     – Слушай! Я покупаю молодую маленькую собачку и тренирую ее на поиск самого легкого - куска жареного мяса. Иногда буду натирать таким мясом пачку денег, как горбушку хлеба чесноком.
     – Зачем? – удивился Зуб, ничего не понимая.
     – Зачем-зачем! За тем! Да, проехали, это не твоя забота. Ты за замки отвечаешь. Когда все будет готово, я натру жареным мясом пачку денег, ну, тысяч пять, предположим...
     – А зачем так много?
     – Да ты не волнуйся, эти деньги никуда не денутся. Ты эту пачку старухе отдашь и попросишь  сохранить её на всякий случай... Скажешь, что скоро арестовать тебя должны и срок впаять большой могут, лет десять. Деньги, скажешь, сохрани до моего возвращения, а если не вернусь, себе, мол, возьми. Старуха не откажется. Деньги возьмет, и куда она их положит?
     – Да кто ее знает... У нее там видел, сколько всякого добра... Не знаю!
     – А положит она их, Серёга, туда, где все свои деньги прячет. Куда же ей еще класть?
     – Ну, положит, допустим, а нам-то от этого, какой навар? Да у нее потом эти деньги ни за что не выпросишь...
     – Опять не понял?
     – Не-а...
     – После того, как ты ей эту пачку отдашь, надо день-два переждать. А потом будем караулить, когда старуха отлучится, и в это время ты делаешь свою работу. Быстро и легко открываешь все замки, подаешь мне сигнал, я с собачкой в дом захожу, отпускаю с поводка ее и командую, ищи! Понял?
     – Не-а...
     – Что ж ты такой тупой! ... твою мать!
     – Какой я тупой? Сам всё запутал. Мясо! Собачка! Зачем старухе деньги давать, да ещё пять кусков, она тебе их и через двадцать лет не вернет! А ты, мясо... При чем здесь мясо?
     – Хорошо! Слушай меня внимательно, объясняю последний раз, иначе один все сделаю, а денег там, между прочим, тьма-тьмущая, на всю жизнь хватит.
     Миша еще раз объяснил все подробности задуманной кражи, и Зуб, наконец, понял, каким путем они завладеют деньгами несчастной старухи, но особого восторга и интереса к делу не проявил.
     – Сложно как-то ты все придумал, да и времени может не хватить.
     – Ничего сложного! Оригинально! И десяти минут на все со всем вполне хватает. Я много раз проверял. Ну, как?
     – Да мне-то чо! Какая мне разница! Если ты во всем уверен, так мне все равно, давай попробуем.
     – Надо не пробовать! Надо сделать! Если завалят, у тебя статья будет приличная... А мне в зоне делать нечего. Потерянное время. Понял?
     – Да мне-то что? Ты, Миш, без балды, умнее меня. Раз ты решил так, я чо? Я с тобой...
      К делу они подготовились очень быстро. Щенок оказался способным учеником и уже скоро вмиг находил пахнущую жареным мясом пачку денег в шкафу, под полом, в матрасе и даже в холодильнике. У Зуба дела обстояли еще проще. В поселковом магазине оказались все необходимые образцы замков, к тому же он так увлекся новым ремеслом, что через пару недель мог открывать все замки, продающиеся не только в сельмаге, но и в городе Ростове. Теперь только оставалось упросить бабку взять на долгое хранение ту самую, натертую мясом пачку достоинством в пять, а то и семь тысяч рублей.
     – Вы, Марь Семёновна, не тревожьтесь! Эти деньги чистые, за ними никакого греха нет... А вы человек надежный, мне больше некому доверить. Со дня на день арестуют, дом обыщут, и пропали мои сбережения! А вы человек честный и надежный. Мне лет десять дадут, а то и больше...  Кроме вас, кому бы я мог доверить все свои деньги, у меня никого, такого человека как вы, нет. Да вы не волнуйтесь, я эти деньги честно заработал.
     – Да будет тебе... Честно заработал... Знаю я, какие они честно заработанные... Сама, тебя непутевого жалея, платила тебе эти честные деньги! А чего ж матери не оставишь?
     – Да ты что? Мать тут же умрет от такой суммы. Она никогда таких денег не видела. Я что ж, враг матери своей, что ли? Возьми, Марь Семённа, а если не вернусь, ну, мало ли что, то поделись с матерью. Половину себе, половину ей отдай.
     – Хорошо, что ж с тобой, нечистой силой, поделаешь... Сколько здесь? – не находя в себе сил отказаться, старуха выхватила у Зуба пачку денег, хотя и чувствовала сомнения, что не все здесь чисто.
     «Ох, не к добру это» – крутилось у нее в голове, но перед деньгами устоять было не так просто.
     – Пять штук!
     – Погоди-погоди! Дай пересчитаю...
     Далее все происходило строго по задуманному плану, легко и быстро. Вся операция по выемке денег заняла не более пяти минут. Выдержав пару дней, грабители дождались, когда бабка, как обычно в полдень, направилась в магазин. Не успела она дойти до магазина, как её состояние в триста тысяч рублей чудесным образом исчезло.
     На следующий день утром скорая помощь отвезла бабку в больницу, где она и умерла от сердечного приступа, а в поселке вскоре разыгрался алкогольный кризис. Особенно пострадал участковый, беднягу тоже отвезли в больницу, но откачали. Говорят, спиртом.
     А друзья...? Они похоронили все случившееся глубоко в душе, залегли на дно и никому не передали свою доходную свекольную жилу.
     Когда  делили деньги, Француз наткнулся на ту  самую  «жареную» пачку денег, повертел ее в руках, поднёс к носу и с удивлением сказал:
     – Ну, надо же... то пахнут, то не пахнут...
     – Деньги никогда не пахнут, – не понял его Зуб.
     С этого дня деньги для них действительно перестали пахнуть, их становилось все больше и больше, и выражение «денег много не бывает»  стало для них реальностью.
     На этом можно было бы и закончить историю одного..., нет, пожалуй, двух убийств и  трех краж,  если бы Григорий не ушел дней на пять в запой, который случался у него так редко, что его трудно было назвать запоем. Один раз в два, три года и всего на три четыре дня, не больше. 
     Гришин запой на этот раз совпал с необычным событием. Из московского изолятора сбежал особо опасный преступник, который убивал только приближенных к власти и криминальных авторитетов, поэтому в народе его все знали, уважали и восхищались каждым его геройским поступком. В течение нескольких дней со страниц газет не исчезали репортажи и статьи о его побеге оттуда, откуда  никто никогда не убегал. Народ ликовал и жадно ловил свежие вести о нем. Новость настолько пришлась по душе простому люду, что тут же поползли самые невероятные слухи и легенды. В пивных заведениях мужики с яростью отстаивали то одну, то другую версию побега.
     На этот раз запой у Григория затягивался. Он закладывал за воротник, начиная с самого утра и до поздней ночи. Ему нравилось это делать в дешевых пивных и ресторанах, где в то время  в табачном дыму кишели слухи и сплетни о побеге. Но все разговоры, так или иначе, заходили в тупик, потому что, как утверждали некоторые газеты,  никакого побега и не было, а произошло загадочное исчезновение человека. Охрана, принимающая смену, просто никого не нашла в камере. Камера оказалась пустой.
     Эта версия заинтересовала Гришу и быстро, за один день, вывела его из запоя. Интуиция подсказывала ему, что именно так всё и было – пустая камера. И ему пришло на ум, что во всем происшедшем можно усмотреть некий хитроумный и смелый замысел. Чувствовалась рука опытного организатора, а по слухам и сплетням,  история с побегом отдаленно напомнила ему давнюю историю с собакой. Гриша опять вспомнил своего «героя», любителя собак, денег и приключений.               
     Он снова поехал к старикам под Ростов и уже через неделю вернулся назад, узнав дополнительные подробности из прошлого московского бизнесмена. 
     По большому счету, для Григория деньги тоже перестали пахнуть. Но это случилось после того, как он узнал, какие несчастья они приносят, и какие добрые дела могут творить.
     Да, на самом деле, деньги не пахнут, особенно такие. У Зуба  деньги от дела со старухой разошлись очень быстро, как пришли, так и ушли. Подружившись с ростовской «малиной» и при таких деньгах он быстро превратился в своего человека и приобрел авторитет «порядочного» картежника. Когда он проигрывал большую сумму денег, никто не удивлялся.  Одни считали,  что все это подстраивается специально, чтобы завлечь игроков и снять более крупные бабки, другие были уверены, что он просто любит бросаться деньгами, но когда нужно, всегда выигрывает.  Однако выигрывал он редко. Как правило, проигрывал, но «толпа» помнила только победы, поэтому он имел авторитет хорошего, честного игрока.  В эти времена у Зуба появились две новые клички: «Вальс», вернее, «Сережа Вальс» и «Валет», происходившие от его любимой поговорки: «Масть трефовая - жизнь вальсовая» или «вальтовая». Поговорка пришлась шпане по душе, и клички прилипли к нему навсегда. 
     В Армию его так и не взяли. Все отзывы и характеристики для  военкомата из школы, подписанные директором и учителями, сводились к тому, что Зубову Сергею, законченному хулигану и алкоголику, доверять защиту Родины рискованно, что он может быть опасным для общества и ни оружия, ни лопаты ему в руки давать нельзя.
     У Француза всё складывалось по-другому. Он овладел  правилами более сложной игры, чем карты. Очень быстро научился давать взятки, причем давал он их так умело, что не взять их мог только больной человек, которых среди российских чиновников, к его счастью, никогда не встречалось. Таким образом, у него появилась кооперативная квартира на главной улице города Москвы, и на вечерние занятия экономического факультета он приезжал на собственной машине.
     Каждый год Миша отдыхал в лучшей гостинице какого-нибудь черноморского города и несколько раз в год приезжал в родные места навестить родителей и бывших дружков, которые по-прежнему его уважали и одновременно побаивались.
     В местной поселковой «малине» было много молодых сорванцов, зараженных лагерной романтикой, и все они по слухам знали, кто такой Сергеев Михаил. В посёлке о нем слагали  легенды, в которых причисляли его к крупным столичным криминальным авторитетам. Его ровесники в основном отсиживались в зонах, а те, кто освобождался, следуя лагерному закону, пресмыкались перед ним. Да и все остальные, даже те, кто не верил в байки о нем, побаивались Мишу, памятуя о загадочном убийстве, связанном с его именем и в народе, и в материалах следствия. О своей же московской жизни он никогда никому не рассказывал.
     Вся шпана, принимая Мишу за московского бандита, избегала любого конфликта с ним. В драке он был жесток и беспощаден, поэтому все знали, что нет ничего опаснее, чем выйти с ним «один на один». Шансов нет, а больница обеспечена. Ходили и другие слухи, что Миша студент, учится в институте в Москве и никак не связан со столичным криминалом. Шпана не очень доверяла такой информации, однако в его отсутствие начала называть Мишу студентом. Так постепенно у него появилась другая  кличка – «Студент». Кто-то из блатных знал, а кто-то догадывался о московских делах Миши, но никто никогда не осмеливался говорить на эту тему.
     На вокзале Мишу всегда встречал Зуб. Они по-настоящему были рады видеть друг друга, часами могли разговаривать, вспоминая школу, игры в карты, пьянки, бордели,  похождения и, конечно же, ту самую безвременно ушедшую бабку, деньги которой изменили их молодую жизнь. В разговоре они всегда называли друг друга по имени, в то время как другие пользовались только кличками. Обращение друг к другу по имени выражало искреннее взаимное уважение, что в блатном мире означало преданность, которая встречается очень редко и только  в высшей касте преступного мира.
     Михаил  понимал, что Зуб уже не может быть его партнером. Несмотря на его дорогие костюмы, приобретенный лоск и деньги, восьмиклассное образование давало о себе знать. Во время последней встречи Зуб рассказал другу, что деньги у него давно кончились, поэтому он несколько раз удачно пробовал открывать замысловатые замки   квартир, в которых проживали  известные люди города Ростова.
     – Миш, добра там... Всего не вынести. К одному чуваку два раза приходил.
     – Ты что?! Сдурел?! Разве можно возвращаться!
     – А у них тоже у всех всё ворованное. Еще ни один в ментовку не заявил. Воруй себе, сколько хочешь. А как в Москве? Вот где квартирки есть. Говорят, сейфы в квартирах ставят? Правда?
     – Правда. Только ты разницу понимать должен между ворами, Москвой и Ростовом. В Москве серьезные люди живут, это тебе не Ростов! Тебя там мигом повяжут. А главное, что ты понимать должен, тот, кто при должности ворует – тот не вор! Он свои обязанности выполняет. Понимаешь? А вот тот, кто у них ворует – тот вор! Это ты, Серж! Так что, вор только ты! Понял?
     Да плевать мне на всех них. Ты мне про Москву расскажи. Вот где деньги лежат. Я, между прочим, знаком с сейфами.
     Миша понял намек друга, но никак не отреагировал. А позже сделал вывод, что Зубу недолго осталось гулять на свободе и что он не только не боится уйти на  зону, а рвется туда с нетерпением. Тогда Миша, предвидя скорую разлуку, предложил другу наколоть что-нибудь на память.  И на плече левой руки, выше следов от прививки против оспы, у обоих друзей появилась татуировка: «ЛУЧШЕ УМЕРЕТЬ  ЧЕМ ПРЕДАТЬ»
     Рука еще побаливала от иголки и краснота  не успела сойти, а до Миши долетела новость об аресте Зуба. Его взяли на квартирной краже «тепленьким», то есть арестовали в момент совершения кражи.   
     На суд Миша ехал расстроенным. Во время следствия он предложил Зубу помощь и имел реальную возможность за небольшие деньги освободить его из-под стражи, а затем заморочить дело так, чтобы тот получил условный срок, но дружок от этого отказался. Это не злило Мишу. Он знал причину отказа. Зуб давно хотел стать настоящим вором, жить по воровским законам. О чем и сообщил другу прямо на суде в оригинальной форме, в своём последнем слове.
     – Граждане судьи, прокуроры и следователи, - играя блатной улыбочкой, начал Зуб, - понять меня могут только французы, знающие, что для бродяги означает попасть в Бастилию. Я же не виноват, а вы губите мою невинную душу. Пьяный я был и ошибся улицей, домом и квартирой, а ключи, они же не пальчики... Что, не  могут быть одинаковыми? Но разве вы поймете! Сажайте меня, что ж поделаешь, был честным человеком, теперь буду вором!
     Миша с наслаждением наблюдал за спектаклем в переполненном шпаной зале суда, где один актер одурачивал всех присутствующих. Играл роль, посвященную одному зрителю – другому преступнику, Михаилу Сергееву по кличкам Француз, Студент. К тому времени Миша был уважаемым работником советского аппарата и талантливым изобретателем, обладавшим профессиональным опытом организации и исполнения оригинальных и сложно раскрываемых  преступлений,  в том числе подкупа, шантажа и убийства.
     Его более чем обеспеченная жизнь, естественно, интересовала милицию, но ничего противозаконного или компрометирующего сыщики собрать на него не могли. Наоборот,  чем глубже они проникали в подробности его жизни, тем более могущественное начальство появлялось на горизонте его обширного круга связей. Раскапывать же природу знакомств с верхушкой московских управлений и министерств было не безопасно для карьеры.
     Михаил Борисович Сергеев, безусловно, был талантливым человеком. Просто по воле судьбы еще в раннем детстве его талант круто развернулся не в ту сторону. Неизвестно, кем он мог бы быть, если бы не стал гениальным проводником преступного мира через минное поле уголовного кодекса. Вскоре его талант начал проявляться на всех уровнях и в самых неожиданных местах.

     Перелистывая блокноты с записями, сделанными во время бесед с односельчанами Михаила Сергеева, Григорий пытался представить этого человека. Он перебирал в памяти людей, которые могли бы хоть отдаленно напомнить ему жизнь этого страшного человека, и не мог. Перед ним предстал хищник, не знающий ни страха, ни радости, ни печали. Лишенный всего человеческого, он тяжелой поступью уверенно шел по жизни, подминая под себя и уничтожая все, встречающееся на своем пути. Его жестокость, злость и хозяйское отношение к людям напоминали Грише хищного, дикого зверя в человеческом обличии.
     Мысль о дикаре перенесла Гришу к рукописи своего знакомого профессора-психиатра. Ему вспомнилось, что там он встречал подробные записи «разговоров» психически больной пациентки Стелы Ланд с инопланетянами, поведавшими ей об истории появления на Земле человека. Гриша вспомнил, как профессор потешался над этими  рассказами, которые были ничем иным, как плодом больного воображения. Размышляя о населявших когда-то Землю дикарях, которых так боялась Стела, Гриша сравнил с ними Мишу и нашел много общего.
     Чтобы разгадать секрет нашумевшего побега, Гриша изучил до мельчайших подробностей обстоятельства всех загадочных побегов, когда-либо встречавшихся в истории. Ничего похожего он не находил. Разве что вспомнил Дюма и замок Ив. Исчезновение подследственного из московского изолятора действительно напоминало историю графа Монте  Кристо. Учитывая высокий уровень охраны тюремных застенков, полностью исключающий побег заключенного, и личность беглеца, которого никак нельзя было принимать за обычного преступника, а также собаку, замешанную в этом побеге, Гриша невольно подумал о Французе. А может быть, он ему вспомнился потому, что никого, кроме него, в криминальном мире Гриша просто не знал. Он начал наводить справки и собирать информацию.
     Гражданин Сергеев, он же «Француз», «Франс», «Студент», «Святой», «Мина» никогда не был на учете в милиции. И все же, Грише удалось купить более секретную информацию. Совсем недавно Француз числился в списках лиц, склонных к организации преступных формирований. Но странным образом его дело на Петровки 38 исчезло. Его досье хранилось в отдельном шкафу вместе с делами известных аферистов и мошенников, которых так ни разу и не удалось арестовать. И только деньги, немалые деньги, помогли разыскать папку особо опасной личности.
     У Француза всегда находилось неопровержимое алиби, так же как и на этот раз. За три дня до и три дня  после побега его вообще не было Москве. Отдыхал в Греции. Кроме того, трудно себе представить, какое отношение к побегу из тюрьмы мог бы иметь чиновник государственного учреждения. Именно это и насторожило Гришу. Он уже знал, что у Француза все разработано изящно, всегда стопроцентное алиби, «безупречные» отзывы от сослуживцев и даже от односельчан. Он все делает чужими руками.
     Преступлений совершается великое множество, и все они классифицируются, в конечном счете, распознаются по «почерку». Почерк Француза Гриша узнал по неуловимости самого преступного действия. Заключенный из камеры не сбежал, а испарился без каких-либо следов. Именно отсутствие преступного действия или бездействия и мистический оттенок происходящего помогли Грише так определить почерк Француза: «Преступление без преступления».
     Отсутствие судимостей придавало Французу особый авторитет. На самом верху преступного мира его называли «Святым». И только потому, что не отметился у хозяина. Авторитет и уважение. Такому положению среди законников он в значительной степени  обязан был лучшему другу Зубу, успевшему три раза «сходить туда и обратно», обрести авторитет и стать вором в законе. Теперь Зуб не воровал, и милиционеры его по пустякам не беспокоили. Жил под Москвой в просторном особняке, охраняемом преданными людьми, и руководил выделенной ему вотчиной. Получил признание на всенародном уровне. От прежнего Зуба остался лишь азарт игрока. В его особняке имелась специальная комната, в которой пылали страсти известных шулеров. Зуб, наконец, овладел искусством карточных фокусов, ведь там, где он учился, было много хороших учителей и известных картежников.
     Француз и Зуб по-прежнему часто встречались. Оба ни в чем не нуждались, и поэтому их дружба выглядела искренней, независимой от выгоды, можно сказать, была настоящей. Француз при этом продолжал быть лидером, но уже предпочитал держаться в стороне от центра событий. В блатном мире все были уверены, что задеть слегка Француза - это значит серьёзно обидеть Зуба, а за это  могло последовать суровое наказание.
     Однажды Зуб попытался пригласить Француза на сходку воров.
     – Тут такое дело, Миш. Ты знаешь, что арестовали того стрелка? Ну, того, что по заказу работал.
     – Ну, да. Знаю, о ком ты.
     – Так вот. Он охраняется, как никто. Много хороших людей завалил. Он в любом случае не жилец. Но на зоне сотнями убивают, никто его не вспомнит, а в народе он, таким образом, может остаться героем. Мы этого не хотим. А можно устроить ему побег, спрятать на время, и когда о нем все забудут, замочить по-тихому, как будто его и не было. Нам такие народные герои не нужны! Сечешь? Ни одному сумасшедшему больше в голову не придет повторить его подвиг. Просекаешь?
     – Давай, Серёга, сделаем так. Вы на сходку собирайтесь, решайте все, что нужно. Мне там делать нечего. Я же не вор в законе. Тем более, если я что-то и придумаю, зачем мне светиться?
     – Да ты чего? Там все проверенные люди.
     – Серёга, я знаю это. Но смысла нет, мне перед всеми появляться. Да ты сам подумай.
     – Может, ты прав. А как объяснить?
     – Скажи, что я готов придти на сходку, но в интересах дела мне нужно поговорить с кем-нибудь одним, с глазу на глаз.
     – Годится.
     Через пару дней Зуб сообщил Французу, где состоится встреча с одним из самых авторитетных воров в законе.
     – Я о тебе слышал много хорошего, - начал, не поднимая глаз, старый, высушенный сроками законник. - У нас в неволе человек, нужный нам человек, застрял. Надо его вызволить оттуда. Голову мы ломаем, и ничего придумать не можем. А ты, я слышал, мастер на всякие выдумки.  Оттуда никто и никогда даже не пробовал «дёргать» – пустое дело.  Про деньги не говорю, сколько надо – столько и трать. Я знаю, что деньги тебе ни к чему, но если вдруг понадобятся, – отказа не будет, да и не только в деньгах, – все, что только понадобится, – будет. За тебя ведь Зуб жизнью поклялся. А то, что на сходку не пришел, это ты очень правильно сделал. Этой встречи тоже будем считать, что не было.
     – Подумать надо. Недельку-другую.
     – Его за это время в изоляторе в расход пустить могут, а он нам живым нужен.
     – Подумать все равно надо. Люди понадобятся. Ни бойцы и ни бандиты... Интеллигентные, серьезные люди нужны.
     – Понимаю. Все,  что потребуется, - будет.
     – С кем связь держать?
     Сухощавый обернулся и подал головой знак. Из машины вышел паренек лет тридцати.
     – Не смотри, что человек молодой, зато он верный, много раз проверенный и серьезный.
     Вот так Михаил стал автором сценария загадочного побега. А план снова, как всегда, был предельно прост. Как любой профессионал, Француз хорошо понимал, что успех дела заключается в оригинальности и исключительной точности исполнения. Основное время было потрачено на поиск и подкуп нужного охранника. Надо было найти охранника, способного выполнить все задуманное, о его согласии вопрос не стоял. Если не захочет денег, в ход пойдет шантаж с физическим насилием над всеми родными и близкими.
     Охранник, имевший возможность выполнить нужные действия, был найден, но уговорить его не удавалось. Предлагались миллионы, жизнь «за бугром», повышение в должности и все, что только душа пожелает.  Ничего не действовало. Ни близких, ни дальних родственников у него не было. Детдом, армия, сверхсрочная служба, с которой он связал свою жизнь и которой бескорыстно был предан. В награду за такую преданность он оказался, чуть ли не единственным, кто имел доступ на всех этажах во все помещения и боксы. Не последнюю роль в карьере патриота играла и его кличка - «Людоед», которая очень хорошо характеризовала не только его стиль жизни и человеческие качества, но и отношение к нему обитателей изолятора.
     Была у него единственная родная, живая душа – собака. Белую болонку по кличке то ли «Клепка», то ли «Степка» он любил так, что не променял бы ее ни на деньги, ни на красивую жизнь. Стоило ему дать понять, что он может не увидеть больше своего чада, как он готов был отравить всю охрану с заключенными вместе.      
     Уговаривали его так долго, что Француз не выдержал и сам поехал на встречу, заранее решив, что это последний мирный шаг. Когда Француз вошел в квартиру, его люди уже битый час пытались втолковать охраннику все преимущества сытой и безбедной жизни.
     Не мешая сложной психологической работе, Француз расположился на кухне и внимательно прислушивался к разговору. Не произнося ни слова, он жестами, как опытный дирижер, «руководил процессом». Через некоторое время ему стало ясно, что дела плохи. Он задумался, стараясь понять, почему люди бывают такие разные. Министры и генералы, прорабы и деканы  -  все брали, а здесь какой-то прапорщик или, как там его - не берет, ведь предлагают все, что только можно предложить, а он отказывается.
      Француз впервые встретился с таким упрямым и не умным человеком. Он уже готов был сделать вывод, что, наверное, встречаются и честные люди.
     «Пусть выглядит глупо и смешно, но, в отличие от всех, он честный!» – подумал Француз и собрался уже уходить, как  неожиданно замер и поднял указательный палец вверх, жестом приказывая всем замолчать.
     – Там что? Собака? – прислушиваясь, спросил Француз.
     Затем встал, приоткрыл дверь и хищным взглядом осмотрел комнату. В комнате у окна в кресле сидел «испытуемый», на коленях которого приютилась та самая болонка, которая и решила успех всей операции. Француз закрыл дверь, вышел на лестничную клетку и объяснил, что теперь необходимо делать. Улыбаясь, он приказал, чтобы собачку сейчас же  доставили к нему в машину. Уходя, Француз уже слышал писк болонки, сливавшийся с жалостными воплями ее хозяина в единый звук, напомнивший ему стоны при пытке. 
     «Честный человек! Конечно! Откуда они могут взяться, честные?» – подумал он и хлопнул дверью.
     Француз жил такой жизнью, в которой не встречались, да и не могли встретиться порядочные люди. Признавая только силу в любом проявлении, он был убежден, что лишь благодаря этому качеству люди могут выделяться из «толпы». Если в человеке это качество отсутствовало, он причислял его к общему, ни на что не способному стаду. Свою персону он никогда не относил к числу слабых людей. Себя он считал достаточно подходящей кандидатурой к продвижению по службе, перспективным человеком и рассчитывал на самые высокие посты в государственной системе…
     Верзила с собачкой в руках  догнал Француза у машины. Через пять минут к машине спешил другой улыбающийся великан с потрясающей новостью. Прапорщик согласился сделать все, что от него требовалось, лишь бы ему вернули его единственного и преданного друга.
     – Иди и объясни ему, что назад он собачку свою получит только после завершения дела. А пока мы будем устраивать им свидания. Если не согласится... – Француз задумался. – Нет! Надо, чтобы согласился!
     А через десять дней из Москвы в разные страны мира разлетались все коронованные законники Москвы и области. Милиция решила, что «за бугром» состоится или важная «сходка», или всем им понадобилось алиби. Служба безопасности предположила, что в столице может начаться настоящая война между группировками за передел зон влияния. Во время побега ни одного криминального авторитета, ни в Москве, ни в области уже не осталось. Следом за ними улетел и Француз.
     Эта информация развеселила Гришу, он вспомнил, что в целях безопасности во многих странах, когда предвиделся государственный переворот, первых лиц государства тоже старались спрятать, и тоже за границей.
     «Значит, они у власти!» – подумал Гриша.
     Ему захотелось хоть раз взглянуть на «отважного» Зуба  и на легендарного государственного чиновника. И однажды, из соседней комнаты до Гриши донесся голос ведущего какого-то ток-шоу, который под бурные аплодисменты представил гостя программы Михаила Сергеева. Гриша рванулся к телевизору. Ему сразу показалось, что он уже где-то встречал это лицо. Профессиональная зрительная память его не подвела.  Он узнал в Михаиле Сергееве того самого смелого парня, который много лет назад в ресторане на черноморском побережье пригласил на танец Гришину подругу. Пригласил и увлек за собой. Из ресторана Гриша шел домой один. Такое не забывается.
     «Да, это он! Нет никаких сомнений! Боже, как тесен мир!» – и Гриша вспомнил свой почти двадцатилетней давности приступ ревности. Вспомнил, как электронный голос и дикая неведомая сила пытались сорвать его с места, заставляли вырвать свою девушку из объятий этого чудовища.
     «Вот где источник той энергии! – размышлял Гриша – значит, Сергеев уже тогда был опаснее любого хищника».
     Но Грише еще многое предстояло узнать об этом человеке и о том, каким образом он ворвался в его жизнь, когда это произошло: в поселке под Ростовом у стариков, или же тогда, в ресторане на черноморском побережье...

    …Операция заняла не более получаса. До этого всю неделю прапорщик должен был, приходя на работу, брать на псарне огромную лохматую собаку, ходить с ней повсюду и каждый раз заглядывать с нею на кухню. А во время обеда ему надлежало оставлять добродушного пса на кухне, а самому уходить в дальний угол и хлебать там свою баланду. В изоляторе было много разных служебных собак, натравленных на одежду и запах заключенных, и появившийся недавно старый черный пес, хотя и не различал людей по одежде и запаху, но не вызвал ни у кого подозрений.
     В назначенный день прапорщик должен был, как всегда оставить пса на кухне, доесть свой обед и ждать. По сигналу вольнонаемного тюремного повара ему надлежало вернуться на кухню вместе с таким же вольнонаемным тюремным ветеринаром, который вызовет неотложную городскую ветеринарную помощь. После этого прапорщик вызовет двух солдат с носилками, которые благополучно вынесут за ворота заключенного, зашитого в собачью шкуру и прикрытого вонючим тюремным одеялом, перемазанным кровью и собачьим дерьмом.
     О побеге охране станет известно только к вечеру, когда беглец уже будет подлетать к Афинам. К этому времени свежее собачье мясо с завидным солдатским аппетитом будет съедено тюремной охраной.  Карета скорой помощи вскоре увезет убитого горем прапорщика в сумасшедший дом,  где он в этот же день и повесится при загадочных обстоятельствах. Среди солдат будут даже ходить слухи, что его укусила именно та самая огромная черная бешеная собака. Осиротевшая  болонка познает все ужасы бездомной жизни. Лохматую собачью шкуру за гроши продадут на рынке, а пропавший арестант навсегда покинет криминальный мир и под кличкой какого-то императора превратится в легенду...
     А Григорий, в отличие от милиционеров, не поленится отыскать то место, где, по словам ветеринарных санитаров, бала закопана сдохшая в машине лохматая черная собака. Он заплатил немалые деньги, чтобы санитары раскопали захоронение, совсем не для того, чтобы разоблачить цепочку преступлений. Он и так был совершенно уверен, что там обязательно найдется собака, засыпанная землей. Просто ему захочется собственными глазами увидеть финал всей операции, почувствовать себя свидетелем хотя бы одного факта этого гениального злодеяния.
     «Миром правят деньги!» – подумал Гриша, глядя на мертвого пса на дне ямы.
     Он отдал пачку денег счастливым санитарам и подумал, что вот и он ничем не отличается от Француза. Купил же этих двух. На что бы он был способен, не будь у него денег. Гриша стал противен сам себе.
     «А что поделаешь? – спросил он себя. – Избавиться от денег и уйти в монастырь? Застрелиться? Никто же не поймет. Так же как и любого, не захотевшего стать «Французом» или «Зубом». А зачем нужно, чтобы понимали? Может быть, надо просто все делать правильно? – продолжал размышлять. –  Нет! Выходит дело, чтобы пресечь беззаконие в России, надо тоже переступить через закон!»
     Гришин брат Константин еще воевал в Афганистане, а на Родине его уже ждала должность и генеральские погоны. Ему предложили организовать продажу оружия таким же «дикарям», которых он только вчера убивал. Не найдя для себя достойного занятия, не поняв, не приняв новых ценностей жизни, с опустошенной душой он предпочел уйти из этой жизни.
     «Костя сейчас тоже был бы  богат. Возможно, он даже мог бы иметь какие-то общие дела с Французом. Но не захотел. Предпочел пулю. Он смог. А может быть, ему надо было бороться? Уничтожать «Французов»? Смешно! В стране, поделенной на сильных и слабых, богатых и бедных, умных и неумных...  Бороться? – Гриша продолжал, с присущей ему ребяческой наивностью, искать выход там, где его искали еще сто пятьдесят лет назад. – Страна рабов, страна господ, и ничего не изменилось!» – пришел, наконец, он к печальному выводу.
     С такими тяжёлыми мыслями Гриша поставил точку в своем расследовании. Правда, вскоре он узнает, что это не был конец истории. Газеты сообщат, что в Греции убит тот самый сбежавший из изолятора заключённый. Гриша подумает, какую же страшную смерть принял этот человек, если ему устроили побег только для того, чтобы убить.
     Пока Француз занимался организацией побега, Зуб провернул не менее сложную операцию по освобождению заповедных лесов средней полосы России от цыганского нашествия. После этого он тоже прославился как народный защитник.  Говорят, его даже наградили каким-то орденом. О его подвиге писали во многих газетах, а ведущие телепередач восхищались поступком «бывшего» вора-рецидивиста, а ныне законопослушного бизнесмена, который исполнил давнее народное желание – запретить, цыганам разбивать шатры в заповедной зоне. 
     На самом деле Зуб просто играл в карты с цыганским бароном, который здорово проигрался. Поскольку деньги Зуба давно не интересовали, он, вспомнив заветную народную мечту, предложил барону в последней схватке поставить на кон вместо денег запрет разбивать шатры и селиться в заповедных лесах против всех наличных денег. Соблазн был слишком велик, и барон не смог отказаться. Согласился и проиграл. И хотя в прессе и по телевизору называлась только фамилия криминального авторитета, все знали, о ком шла речь.