Глава 9. Ведьмак и верующий

-Мне след отпустить тебя на погибель, да брат мой расстроится: больно полюбился ты ему, ведьмак, - молвил Серафим и движением, эндаргому хлипкому непосильным, мага нАверх вытянул, да рукою провел над полом разверзшимся, затворяя пасть змеиную.
Всхлипнули доски, да на место легли, пылью древесною покрылися, будто бы и не было ловушки хитроумной, Мортом-змеем выстроенной. Рухнул Огаариен в ноги еарула, закашлялся пылею да зенки изумленные на верующего поднял - не веровал он, маг из Крепости самой, в истое могущество Бога великого, Бога милосердного, господина Нильвиура. Да только сильней мага умелого бескрылый еарул оказался.
И како он зде был? Како об Пространстве лживом проведал? Како пути сюда нашел? Стоял он, белый, будто сам - свет солнц добрых, золотом чистым волосы искрилися по плечам да спине разложённые, мерцали тускло нити вышиты, узоры по власянице выбеленной, да по коже бледной линии охровы пылали ярче света лунного.
Бог рядом с ним был, стоял, ладони благословением на плечи клал, защитить готовый да от зла оборонить. Вот руки слабые, тростинку переломить не могущие, и сумели эндаргома павшего вытянуть из пасти змеиной.
Пальцы разжал Серафим, камушки-дробовики выпустил - ни следа не осталося на коже от хлыста вострого, плоть врагов рубившего лучше меча стального. Защитила сила Бога плоть еарула бренную, на дала нитям кровожадным напиться, и содрогнулся внутри себя Огаариен, Кре;постный маг, не умея мозгом своим осознать, как возможно сие.
-Это тот фанатик, о котором Кильвиур докладывал? - вопрос повел МизАиль, сквози глаза глядя в сапоги белоснежные, пылею голубятни покрытые. - Обалдеть можно! Как же он это делает? Нити дерева Арне острые, получше стали, как он поймал хлыст? Почему даже наконечник ему ничего не сделал? Это ж невозможно!
-Заткнись и лучше вали отсюда, - прошипел Огаариен, не вовремя влезал Умник, теперь дело серьезно стало: бешенством веяло от человека-змея.
Не ждал он вовсе нову угрозу, по одному думал с вразями расправиться, да не вышло то, пришел незван еарул, да с ним Бог справедливый. Думалося монстру-хитрецу обманом в доверие втереться к ведьмаку, да с его помощью в мир большой выйти законным поселенцем, да только обманути верующего невозможно суть - за спиною небокрыльною сам Бог стоял, помыслы ведающий, Зло с Добром не путающий, обхитрити его даже змею не под силу было.
Поднялся Огаариен, тело ударенное растирая, да рядом с еарулом стал, сжал рукоять хлыста, стеною загородить готовый, отвел его рукою слабою Серафим, за спину себе отправил да молвил строго:
-Не твое это дело, ведьмак. Коли уж не справился, так не влезай, сам я с ним разберуся, не нужна мне твоя сила колдовская, покуда рядом Нильвиур, господин мой. Да и к тебе вопрос имею я, - повернулся, снизу вверх глазами синими поглядел сурово. - Али двое вас в теле одном? Не монстр второй твой, не душа темная да не Страсть, а существо живо. Дом шутками подобными шутит, али из Дома пришел ты? Да это позже решим, нонче нечисть изгнать надобно.
И снова взор на Морта обратил, непримиримо глаза зажглись голубые, голос грозен стал.
-Тварь темная, других миров порождение, заклинаю силой Бога Нильвиура, силой земли-матушки да ветра небесного, прочь изыди во тьму, тебя породившую!
Отгремел глас страшный, рука взметнулась вперед и вверх, будто лицо загораживая, да пальцы в защитный символ сложилися: большой с указательным сошелся, другие же вытяулися, да из ладони раскрытой сила светящаяся вырвалася. То не Стихия была ни одна, ни свет, будто гэльфордов, а сила в виде чистом, да глаза ее в поток окрасили, дабы разум не двинулся от ужаса.
Замер Огаариен, только сердце подскочило да забилось глупое, ужасом охваченное: не видал маг за одиннадцать лет подобного. Ходил по воздуху еарул, ветра менял да дожди вымаливал, в ЧИны обращал, эндаргомов, сущность старую стирая, да чтобы так… магам подобное не совершить было, каждый чрез Стихию энергию формировал, но в виде совершенном ее даже сам Владыка не вызывал. Только вот не был Серафим ни магом, ни ведьмаком даже, и лишь на силу божью опирался да творил невозможное Дому.
Прав был Кильвиур, об опасности молвивший без устали, не веровал в словеса его Огаариен, да теперь сам в глупости своей убедился, волосы на загривке его дыбом встали. Не страшили его монстры видов всех, страшил его еарул, гнесов брат.
-Мизаиль, вали отсюда, - велел он грозно, да связь с Умником прервал, из сознания своего выкинул, дабы подозрения Серафимовы развеять.
Только вот не так прост был хитрец-монстр, зашипел он злобно да от огня праведного увернулся, телом гибким изогнулся, вокруг балки обвился да закачался, руками могучими колдовство творя. Двигался он, заклинание неведомое даже магу Дома читал губами, да пасть распахивал, щеки разрывая, пальцы его в фигуры складывались магические, и затряслося Пространство, ему подчиненное.
Шелест со свистом смешался, крышу сорвало налетевшим ураганом смертоубийцей, небушко светло тучами затуманилось, и змей расти стал, яко гора, возвысился над верующим да ведьмаком, зашипел, язык раздвоенный выкидывая наружу да слюной едкой как дождем брызжа.
Закачался пол под ногам, не стало в нем больше опоры, подхватил Огаариен еарула бескрылого поперек туловища да прыгнул с голубятни разрушаемой, крылами взмахнул, с ветриной борясь отчаянно, да в саду мертвом опустился, где потише было.
-И без тебя бы справился я, - молвил строго Серафим да власяницу примятую одернул, следы от пальцев ему ненавистных стряхнул, распрямился гордо, без страха на туловище качающееся глядя.
-Не противься помощи моей, батюшка еарул, вместе всегда надежнее, тварь-то не из простых, - молвил Огаариен, да хлыст перекинул в руку левую, правой колдовать готовый.
Закружился ветр, Пространство выстроенное смазывая в серый пепел - из праха выстроилось место сие, из костей старых, монстром отрытых. Не только силен он был, но и память осквернял, разгневался Серафим, линии божьи светом полыхнули сильнее прежнего.
-Будь мне защитой, да и себя береги, - рек он ведьмаку, - будь крылами моими потерянными, я же тебя в броню закую светозарную непробиваемую. Иди, ничего не бойся, божье благословение и моя сила с тобою. 
Склонил голову ведьмак, слова добрые в напутье принимая, да сердце его тронули речи СерАфимовы: добр да заботлив был верующий, хоть лицом строг казался. За жизнь чужую пекся, як за свою родную, ведьмака прОклятого в обиду не давал, хоть и гневился на его силу безбожную. Склонился Огаариен, да в бой привычный бросился, а вокруг себя защитно поле почуял, словно доспех без тяжести и вида внешнего: не солгал еарул, рядом он остался, хоть и на земле стоял, а Силач-воин в воздух бросился.
Почуял поганый змей угрозу, завидел, куда враги его скрылисья да с ревом бешеным к летящему эндаргому повернулся, на свет вокруг него глядя глазами ненависти полными. Потемнело небо, смазалось, в сплошную воронку-смерч Пространство превратилося, один лишь клочок по воле Нильвиура остался, где Серафим стоял, в свет облаченный. Стоял, да молился, синие очи доверительно закрыв, шептал слова в сердце рожденные, речи теплые изливал не токмо к Богу своему, но и к силам добрым, в мире бытующим.
-Сохрани его, мать сыра Земля, Солнца светлые, путь ему выстелите да в доспехи облеките несломимые,  Ветр, брат божий, друже искренний господина моего Нильвиура красного, силу вложи в хлыст разящий, соделай его крепче стали да гибче тела змеиного, помози врага побороть да самому в сохранности домой воротитися. Родители добрые, предки наши покойные, не гневитеся, что покой ваш нарушаю, дайте мощь векОвую в руку его сильную, мудрость в головушку светлую, скорость в крылья да запасы энергии в душу. Востаните, рядом с ним пойдите, телами бесплотными загородите, Беду отведите, Смерть за руки удержите! Супружнице Смертя Безликого, мати госпожа Снави-мечтави, уведи мужа своего в покои свои, двери затвори, сердце его замути, не дай тебя покинути, покуда не справится раб твой, Огаариен храбрый с супостатом супротивным. Затвори Врата, в Царство мертвых ведущие, запрячь ключи подальше да не отдавай ему, покуда не защитит воин землю Вирдэпольскую. Господин мой, Боже Нильвиур, не оставь нас погибающих, защити, сохрани телеса и души наши, дай нам из западни сей в мир вырваться да тварь темну здесь оставити.
Так молился он, на сражение не глядя. Знал он, что не сумеет защищать да бить врага во время одно, а не мог оставить Огаариена без щита крепка.
Взвился Огаариен петлей гибкой, взмыл в темную небес муть, бросился на него змей, пасть распахнул алую, клыков вострых полную. Замахнулся на него маг-Силач, наотмашь плетью хлестнул, воздушным столбом из ладони раскрытой ударил да в сторону отпрянул, столкновения избегая.
Взвыл зверь раненый, по морде, лицо человече изображющей, красна нить раны глубокой протянулася, упал в прах, руки прижал к морде, да сквози пальцы кровь засочилась каплями крупными, в пепел полилась ручейчами. Завис в воздухе Огаариен, крылами взмахивая, заклятие зашептал, ветер себе подчиняя. Полушала его Стихия знакомая, в руки влилась да завертелася по желанию его, крепко встала около Серафима, его от человека-змея защитить готовая: не оставил еарул ведьмака, да и тот о верующем заботился.
Задумался он на мгновение, мысль держа, как навечно изгнать тварь темную: ведал маг, яко все монстры на двое делятся - Телесные суть да Духи. Духи же могли и оболочку плотскую себе отыскать, и недоставало тогда лишь тело сразить, дух надо было выловить да изничтожению предать, дабы и память стерлась о нечисти. Морт же живым казался, мог он и дух иметь, хоть и Телесную оболочку носил. Хитро с ним надо было обойтись, дабы не упустить на свободу врага опасного.
Мысль себе наметил Огаариен, задумал дело сложное: тело изничтожить, а вслед за ним дух в сети выловить, да снова зашептал заклятье, посошок свой из-за пояса вынул, знаки да руны зачертил по воздуху прямо. Ведал он: сохранит поток невидимый письмена колдовские да в нужный момент воспламенятся они синим огнем, в силки выловят духа - Туль его научил сети на бестелесных ставить, вот и пришла пора охоту начать.
Вспыхивали письмена да гасли, в подкравшейся тьме скрывались, да не успел дело свое маг сотворить. Захрипел Морт, завыл, поднялся - гора горою - на мошку в силу божественную окутанную бросился, телом извиваясь змеиным.
Бросил задумку свою Огаариен, хлыстом щелкнул, сам к супротивнику повернулся, забегали глаза его, место слабое отыскивая, крылья за спиной сложилися: камнем рухнул маг супостату на голову, точкою светящеюся в гору черную. Задвигались пальцы змеиные, колдовство порождая, купол невидимый встал над руками простертыми, не узрел того Огаариен, хлыст впустую ударился, отскочил в сторону, да и сам эндергом, звезда падучая, о стену разбился, сознание его замутилося, удар страшный дух из тела выбил.
Рухнул маг, да хвост проклятого змея не дремал: будто бы отпрыгнул от земли, вверх выкинул тельце малое, да заиграл им, яко шариком шутовским, свободу оторвав да запутав пленника своего. Не ведал тот, вверх да вниз летя, где землю оставил он, где небо темное, все для него в муть пепельную смешалося.
Наигрался змей проклятый да прочь выкинул врага своего, покатился по пелене пепельной Огаариен, покатился да встать не сумел, тело словно переломано стало, ни костИ целой, ни мышцы единой не мог собрати он, токмо прах глотал, ликом в землю глядя да дышал тяжко, ребрами ходил.
Замер Морт, поглядел глазами узкими, гневными, поглядел на супротивников своих: застыл молитвенник, руки к небу чужому воздел да уповал твердо на милость сил Добрых, по воздусям бытующих. Сильна была вера СерАфимова, не сломить ее было страху, да силой обладало отродье змеиное.
Зашипела пасть ядовитая, распахнулася, клыки острые свету белому показуя, на еарула бросилась, тело гибкое кольцами завилося, тучу страшну подымая за собою. Нависла гора-громада надо верующим, да купол светлый, в охро-цвет окрашенный поднялся, встал рунами, опоясал бескрылого, пласты неба за ним раскинулись.
-Во тьму тя породившую изыди, демон! - трубным гласом возопил Серафим, отшвырнул змея, точно мошку малую, да тем временем и Огаариен поднялся, расправился, хлыст верный в руку позвал.
Зачертил он знаки свои, колдовство завершая, дух темный ловити готовяся, да не так прост Морт был. Не монстром был он, а темным порождением к магии способным, словеса зашептал он странные, подобные молитве Серафимове, да по смыслу противные. Звал еарул силы Добры, змей воззвал к силам Тьмы, к душам неупокоенным, к телесам оскверненным, к духам Злобы да Раздора. Закружилися темны тени вокруг воинов светлых, зывали голосами ненасытными, руки бесплотные потянули, к затаенным ужасам души взывая.
Пространство лживое все тьмой заполнилось, ртутным цветом окрасилось, надавила нечисть поганая на души светлые, сжался Огаариен, извне уничтожаемый, о кончине своей мысль помыслил, да не просто напугати было истину веру имущего.
-Гряди ко мне, - молвил Серафим, глас его кроткий вой да скрежет покрыл, заглушил, будто шелест дождевой. -Во мне защита твоя.
Послушал его маг - не видывал он прежде подобного, не ведал, как с монстром монстров зовущим справиться. Нырнул под купол божий, да у ног еарула опустился, сражением утомленный.
-Али страшно тебе? - рек верующий, да не ради глумления вопросил, ради помощи. - Бог с нами, ничего не страшись. Не враг нам человек-змей, покуда мы под милостью Нильвиура господина.
-Это безумие какое-то! Небо почернело от скопления темных духов, мне не пробить его защиту! - молвил было Огаариен, да прервал его Серафим:
-Тебе - не пробить, да нет невозможного верующему. Попроси, и он не оставит тебя.
Глянул на него маг, удивился зело:
-Что же ты сам не попросишь, раз такую силу даст твой Бог?
-Не маг я, лишь защитить могу, бой же - твое дело, ведьмак, - ответ держал Серафим.
"Да он рехнулся с перепугу, - молвил в себе Огаариен. - Чтобы я, маг из Дома да попросил о помощи Бога?"
Глаза поднял, на лик смеющийся снизу глянул: не шутил Серафим, истинно веровал, что невозможное возможно господину его Нильвиуру.
-Сам я как-нибудь… - голосом хриплым рек ведьмак да подниматься стал, прахом кашляя.
Качнул головой еарул, на его упрямство сетуя, да не стал останавливать - ведал он, не придет вера насильным путем, истинно лишь сердце попросить может. Обернулся временем тем змей-гора, языком темным повелел рати своей могучей с лица земли стереть мошек малых, охрою горящих, ринулись духи Злобы на супротивников, завизжали гласми адскими.
Встретила их стена Серафимова, забилися они, як мошкара, да рука вытянута не дала им внутрь пробратися. Хмурился Огаариен храбрый: ведал он, что не велико времечко осталося. Сил уменьшалося у еарула, пасть должна была вскоре стена нерушимая, а за ней и погибель шла, со злобою врезалася, ножами острыми проходила, да пробить не могла.
-Надо устранить Морта, они тогда сами уйдут, - изрек он, да хлыст перехватил, жезлом малым рунну сеть закончил, да в бой собрался. - Негоже мне сидеть под защитою твоею, светлый батюшка, благослови в сечу войти.
-Иди, да будет с тобою свет солнечный, - вздохнул Серафим: не лежало сердце его вещее отпускати воина в темну битву, да не мог он остановить ведьмака.
Вырвался Огаариен лучиком охрОвым, в полк темный врезался, гласом страшным вострубил, к Воздух самому взывая: разлетелися духи темные, завизжали, колдовской силой напуганные. Руны во тьме загорелися, вспыхнули и силы нечистые огнем очищенным, зашипел Морт, разгневался зело, на мошку пламенну бросился ветром, пеплом да силою бездушною.
Свистнул хлыст разящий, запел, мрак разрезая, по морде ударил, след кровавый оставляя. Завопил монстр, завопил да из ладони раскрытой жезл стальной выбросил. Насквозь железо темное прошло тело, из спины вышло, да боли не почувствовал Огаариен, всхлипнул, задышал рвано, назад отпрянул.
Отшатнулся и Морт проклЯтый, завыл, за морду ранену ухватился, выдернул жезл из груди ведьмак, да не было крови у него, плоть срослась будто бы - чудо велие сотворил Бог, невредима оставил воина, да рану его перенял еарул бескрылый. Рухнул на колени Серафим, кровью заливаяся, задрожал купол охровый, завыли духи злобные, добычу чуя близкую.
-Уходи! - каркнул страшно верующий да на землю завалился, руки безвольны в пепел пали, линии молитвенны с кожи стерлися.
Рев страшный сотряс пространство лживо, ринулися нечистые на повержена врага, вскрикнул Огаариен, ведая, як не успеет он друга защитити - далече больно лежал Серафим, Морт за спиной задвигался, нападать думая.
-Помоги, Боже, - шепотом тихим взмолился маг неверующий, своими словами воззвал, ибо не знал он молитвы иной. - Помоги мне защитить его!
Крикнул да руки на плечах почуял невесомы.
"Иди, - молвил Нильвиур, - во славу мою."
Железом раскаленным линии по коже проползли, раскрылися узоры на лице гневном, взмахнул руками могучими маг, да ветер закружился по иному, охровыми молниями окрасился, смел духов злобных, яко соломенки малы.
Задышал Огаариен, силу за собою чувствуя, взвился в поднебесье да бить стал человека-змея хлыстом огнем горящим. Завизжал Морт, руками загораживаться стал, хлынула кровь черная рекою: не мог монстр спастися, да в бегство ударился, прочь помчался, от гнева разящего спасаяся. Рванулся было за ним Огаариен храбрый, да молвил ему Бог:
"Оставь сего, спаси слугу моего верного, Серафима. Негоже ему жизнь отдавать нонче, не сотворил он всего, ему предначертанного."
Опомнился верующий новый, умирил сердце свое, от ярости отрекся да бросился на помощь еарулу. Слетел с неба грозного, на колени пал рядом с раненым - побелел тот, как полотно тканное, крови потерял множество, глаза ясные закатил. Смерть склонился Силой Безликою над священником, да рядом был друг его искренний.
На руки подхватил еарула воин сильный, прижал к себе, молвил слово ласково:
-Держись, друг, ты в безопасности.
Да бросился в мир истинный, спасти надеяся. Сквози дом прошел разрушенный, по лестницам сбежал старым, сени миновал да двери скрипучи за спиной оставил. На улицу выбежал Огаариен, но пустою встретил его стольный Рильвиим: ни души не было ни на воздусях, ни на земле, только солнца садились за  теремковы крыши. Тишь да пустота меж домов повисли.
Замер на мгновение маг, мысль думая, будто бы не сумел он выбраться из мира лживого, обернулся назад - да не увидел дома старого, заброшенного. Терем нов стоял позади, окошками расписными глядел, да темно внутри него было, будто вымерли все, прахом канули.
"Дома ли я? Али другое место это?" - вопрошал Огаариен в сердце своем, озирался из стороны в сторону, ища хоть душу живую, дабы спросить у той, да не видел никого ни около, ни далече.
-Наземь меня поставь, идти сам смогу я, - молвил Серафим, зашевелился слабо. - Дома мы, в Зетта благословенном, отпусти меня в храм Стеклянный, да и сам иди домой.
-Ну уж нет, не дождешься, хватит геройствовать, - головою покачал Огаариен. - Сам я тебя донесу да Оаран вызову, полечит она тебя, шрама не оставит. Пойдешь сам - не дойдешь ни до куда.
Засмеялся хрипло еарул - не было страха в нем перед ликом Смерти.
-Не оставит меня Нильвиур вовеки, не время мне еще, - молвил слово Серафим, да сознание его помутилося, обмяк он мешком пыльным на руках защитителя своего.
Вздохнул Огаариен, крылами поднялся да над пустым градом домой к еарулу отправился. Ни единой души не встретил он на пути своем, не сумел и с ученицей связаться.
"Странно дело - будто вымерли все, - думалось ему, да от усталости страха в душе не появлялося, словно серою пеленою сердце помрачилося. - Али случилось зде что? Али Беда кая пришла?"
Не ведал он того, да спросить не у кого было. Важно одно было в момент сей: волю божью выполнить, жизнь Серафиму сохранить. Донесся он до храма Стеклянного, на балкон опустился - распахнуты двери внутрь были, ни Сил, ни других Крыл не увидел Огаариен - и те сгинули без следа.
Сошли солнца золотые вниз, почивать отправились, одна полоса охрова на небе осталася, да край противный темным стал, звездами яркими покрылся. Ночь в свои права вступала, холодком повеяло, зевеси оконные поплыли, будто живые, тени скользнули хмурые.
Уложил еарула ведьмак, воды да полотенец принес, рану промывать стал да перевязывать, кровь заговорил, утИшил ее бег да рухнул рядом без сил. Сползли линии Нильвиуровы с лица его, слабость почуял маг в теле своем, будто помяли его вороги проклятые. Долго сидел он без движения малого, только и мог, что дышать да в небо темнеющее глазами слепыми глядеть.
Много что думалося ему в эти минуты долгие: и о том, что сказки да байки, Домом высмеянные, правдой сущей оказалися, сила божия, наукой обруганная, секреты в себе такие хранила, что сердцу не верилося. И странно все было, мир словно другим стал, когда душа поверила в истинность божьего существа.
Не веровал ране Огаариен, маг Крепости Темной, да теперь уже против сказать ничего не мог, силу в себе ощутив. И стыдно ему было за неверие, и все же тяжело осознать разумом было то, что душа чуяла.
"Не быть мне прежним теперь, и как я в Дом вернусь, когда Владыка позовет? Как принесу туда веру им на потеху? Да меня ж сумасшедшим обзовут Медики Крепости, я ведь… суть такой теперь. Не маг боле, не верующий еще, птица, полета не видевшая, рыба, воды боящаяся…"
Думал он, да на сердце грусть-тоска поднималася, жить ему не хотелось. Не знал он, как семье своей рассказать о случившемся, о том, что простер к нему руки Бог Нильвиур, к себе принял да до конца душу привязал верою. Засмеется Оаран, не поверит, Кильвиур же… не попусти Боже, свернет задание затянувшееся да в Дом на лечение отправит…
Мало помалу отошло тело усталое, перевернулся маг, к ложу подполз, где оставил он еарула раненного лежати, приподнялся, в лик обескровленный заглянул, позвал по имени:
-Серафим…?
Ответа не дал верующий, даже не шевельнулся, и сердце дрогнуло у мага: боялся он потерять друга своего нового, боялся перед Богом ответ понести за смерть еарула. Тяжко выбрался он на кровать, лег, дышал долго - дела простейшие силы выпивали все, да билось тревожно сердце, худшего опасаясь.
-Серафим, - вторицею воззвал маг, подполз близко, руку на шею тонкую положил: не билась жилка под кожею. - Отзовись, батюшка!
Молчал Серафим, и не дрогнули веки посиневшие, дыхание не вырвалось.
"Неужто умер он? Совсем умер?" - подумалось Огаариену, да ответ дал ему Нильвиур милостивый:
"Не умер он, токмо спит покуда, дай время мне, и я разбужу его."
Отлегло от сердца Огаариена, камень отвалился, сполз он вниз, у изголовья сел, сквози распахнутые двери на небо темное глядя - мигали ему звезды далекие огоньками радостными, словно говорили:
-Не печалься, брат, солнца встанут, мир на круги своя ворОтится.
Долго сидел он, ждал, покуда очнется Серафим ото сна на смерть похожего, тишь стояла над градом стольным, ни оконца не светилось в теремках расписных. И одиноко стало Огаариену: молчала Оаран, Кильвиур словно сквозь землю провалился, не с кем было словом перекинуться, не с кем перемолвиться, один еарул рядом лежал, безвольный да полуживой.
"Странно все, чуждо, непонятно, - думалося ему, - мир был знаком мне, мнилось, будто знаю его всего, ничем не сможет он удивить меня, да не прав я оказался. Теперь же ничего о мире не ведаю я. И звезды такие далекие - кто они, как звать их? Что им до нас дела? И кто он, этот Нильвиур? В Доме много разговоров было о Богах, знаем мы о Мулинэвари, в жизни гэльфордом Мульвари бывшим, о Богах-Близнецах - Артуре и Мерлине, так кто он, живой Бог Нильвиур? Неужто один из первого народа? Коли да, то кто?"
Долго в тиши ночной сидел он, раздумьям предаваясь новым, о Доме мыслил он, о Крепости своей родной, о том, где ошиблися маги мудрые, веру опровергнув, да так и не додумал до конца. Не мог он понять, как не ведали они о силе божией, не мог понять, сам на себе ее испытав. И тихо в сердце воинском было, тихо да мирно, как в ночи самой.
Легла на голову ото сна клонящуюся рука ласковая, вихры русы встревожила, полились кудри сквози пальцы холеные. Вздрогнул Огаариен - и не заметил он, как Снавь-мечтавь его разумом завладела, да очнулся от сна смертного еарул, руку спустил, главы ведьмака коснувшись.
-Жив, батюшка! - воскликнул Огаариен да поднялся, на край ложа присел, в лик бледный заглядывая.
Не обманул милостивый Бог, очнулся Серафим, хоть и бледен, як покойник, был. Улыбнулся еарул губами бескровными, посмотрели ласково глаза синие, да шепнул он слабо:
-Твоими трудами жив.
Слова большего не требовалось магу, радостию сердце его заполнилось: не было боле угрозы ни Рильвииму стольному, ни еарулу храброму.
-Али спросить чего хошеши? - молвил Серафим, на друга новообретенного глядя: все-то видели глаза вещие, будто не на тело глядели, а в саму душу сокрытую.
Много о чем побеседовать думал Огаариен, да не хотел тревожить раненого разговором долгим.
-Не след мне тебя беспокоить нонче, отдыхай, батюшка, - рек маг, да улыбнулся ему еарул дружески:
-Почем не след? Говори, коль есть что спросить.
Видел он размягченность душевную, на мага нашедшую, видел да семя веры укрепить думал, покуда не закрылося сердце наемничье в броню житейскую.
-Коль в тягость тебе не будет, так ответь мне: как нашел ты меня в западне Мортовой? Что за тварь был он? Да откуда явился на наши земли?
-Кто он, откуда - то мне неведомо, да знаю я, почему приползла тварь нечистая: сила Добрая, гнесом собранная, его прельстила, помыслил он поживитися здесь телами ведьмарскими. Знать должен ты закон непреложный: чем большую армию соберешь ты, тем выше гора супротив тебя встанет. СильнО войско гнесово суть, вот сила темная и пришла, чаши Весов Равновесия в балансе нонче снова. Не видал я таких ране: силен Морт, хитер да изворотлив, магию темную ведает, духов Злобы призвать может, опасен он, жаль мне, что упустили мы его.
-Али вернется он? - брови нахмурил Огаариен: страх обуял его внезапно, во тьме шелест тела змеиного послышался. Не хотела душа его встречи еще одной с монстром поганым.
-Бог весть, - ответ держал еарул, -  думается мне, приползет он и не в одиночку. Да готовы мы будем. Гнесу скажем, КрЫлов оповестим, усилиями общими супротивника опрокинем, да потянется жизнь, яко прежде. Не бойся, Бог с нами, разве допустит он победу вражию?
-Странно мне все это, батюшка еарул, не привык я на кого-то, кроме себя, полагатися.
-Ведьмак ты безверный, вот и странно тебе, встретил ты сегодня силу нову, тебе доколь неизвестную, чего же дивишися?
Лежал он, бинтами спеленутый, да пошевелиться сам не мог, только сила от него изливалась невиданная, как море, великая, кроткая да непоборимая, словно бесконечная. Да рядом с ним маг сидел могучий, дитятем себя ощущающий малолетним.
-Иди почивать, трудны дни пережили мы со спаса яблочного, - молвил Серафим.
-Дни?
-Дни, три дня миновало, разве понять не можешь, почему нет никого в Рильвииме? - вопросил еарул да усмехнулся, удивление завидев на лице Огаариена. - Празднуют все лета преполовение, чрез костры прыгают да непотребства творят: Огненна ночь наста, да нас другое пламя крестило в году сем.
-Огнена ночь? Уже? Тако скоро?
Ответа не дал Серафим, да вспыхнули вдали точки-искорки: в разгаре самом праздник был, плясали эндаргомы с Крылами, преполовение лета празднуя. Верен был ответ еарула. Огненна ночь пришла в Вирдэполь.