Графиня

       Когда Стеклодув трудился над её созданием, у него от усталости  дрожали руки и слезились глаза. Наконец, из остатков стеклянной массы он выдул нечто, отдалённо напоминающее питейный сосуд, заткнул его первой попавшейся под руку пробкой и облегчённо вздохнул. Сняв тяжелый фартук, в счастливом ожидании пинты холодного пива в ближайшем баре он поспешно сполоснулся под рукомойником  и незамедлительно покинул изрядно надоевшую за тридцать лет ежедневной работы мастерскую.
       Получившийся поскрёбыш походил то ли на бутылку, то ли на графин, чем очень озадачил новое творение стеклодувного искусства. Никому не нужное, оно долго стояло на запылившейся полке, не сетуя  на жизнь.  Она ни с кем из соседей  не делилась переживаниями, если они  у неё и были, заполняя день  сдуванием с себя замешкавшихся пылинок и восхищаясь только ей одной ведомой собственной красотой и изяществом. В ней явно доминировало женское начало, и она иначе, как Графиней, себя не называла при знакомстве с юными соседками по полке.
 
       К счастью, довольно скучная, однообразная жизнь в один день закончилась, когда пришедшему из театра режиссёру  понадобилась именно такая фигура,  в которой он усмотрел скрытый смысл будущей постановки.  Теперь с ней церемонились, нежно вынося на подносе  на сцену и тщательно храня на видном месте в комнате  реквизита. Там она и встретила его:  слегка выщербленный бокал,  он еле держался на ногах, опершись на дешёвого вида бутылку.
При виде его что-то дрогнуло в сердце Графини, и с тех пор она стала проявлять к нему  интерес. Надо признать, он был хорош собой: высокий, прекрасно сложенный, с широкими плечами и узкими бёдрами. Стройная Графиня с тонкой талией, широкими бёдрами  и маленькой грудью тоже пришлась Бокалу по вкусу, и, недолго думая, они создали семью. Детей у них не было, но чтобы не испытывать одиночества в старости, они взяли на воспитание худосочного Стакана, валявшегося на дне глубокой коробки.
       Жизнь катилась под откос. С годами  Графиня раздалась в боках, как ей казалось, до безобразия, да и Бокал стал заглядываться на юную поросль.  Муж и сын пили её соки, пока не исчерпали  её жизненные силы  до самого дна.  Бокал был постоянно в бегах, а Стакан исчез с горизонта, когда швейцар поделился им  с работниками сцены, которым не во что было разлить бутылку, соображая  на троих.
 
       С годами репертуар изменился, и надобность в оплывшей Графине  отпала.  Кто-то из служителей взял её себе, и она долго пылилась на полке серванта, задавленная другой посудой. Ей было невыносимо грустно: она частенько плакала, оставляя следы слёз на запылившемся подоле. К тому же, от долгого стояния болели распухшие ноги.
       Неожиданно хозяин умер, не оставив наследников. Охочих до дармового жилья нашлось немало, и в один прекрасный день всё дремучее барахло водрузили на грузовик, направлявшийся на свалку. Графиня случайно оказалась на самом верху пирамиды и на первой же колдобине, которыми изобиловала дорога, слетела со своего места.
 
       Сначала ей было страшно: ведь она никогда не летала, но ударившись о  землю, она неожиданно превратилась в сонм драгоценных сияющих хрусталиков, которые игриво подхватил разыгравшийся ветер  и унёс в небо.  Они летели, кувыркаясь, подставляя сверкающие грани затейливо освещающему их солнышку.   Их было множество, и все они, долетев до небес, превращались в лучах уже заходящего солнца в звёздочки. Они долго горели яркими огнями, радуя снующих по земле людей, среди которых был и Стеклодув, который в очередной раз выпив слишком много пива, недоумевал, то ли у него в глазах искрились звёзды от спиртного, то ли  действительно происходит нечто удивительное: всё небо светилось, мерцало, а звёздочки не стояли на месте, играя в догонялки.
 
       Со временем  они отдадут свой свет другим, а сами погаснут. Но это не страшно: ведь на их место прилетят другие  добрые звёздочки, и всё начнётся заново. Ведь конец – это лишь преддверие начала.  Надо только верить …