Один миг их странной любви - 2

Глава 2. Бал и кнут.

Приказ о бале разлетелся по поместью, как осенний листёр. Всё пришло в движение:
- Полы натирали до зеркального блеска, в котором путались отражения служанок;
- Хрусталь звенел, как замороженные слёзы, когда его доставали из красного дерева сервантов;
- В кухне стоял такой жар, что повара работали в промокших насквозь рубахах.

Мари получила новое платье для прислуги – чёрное, с белым фартуком и жёстким воротничком, который впивался в шею. В ночь перед балом она не спала, прислушиваясь к доносящейся из главного дома музыке.

Вечер испытаний.

Бальный зал сиял:  Люстры разбрасывали алмазные блики по стенам. Дамы в платьях цвета заката и рассвета кружились, как экзотические птицы. Господин в тёмно-синем фраке казался тенью среди этого великолепия.

Мари подавала напитки, чувствуя, как: Каблуки впиваются в ноги. Корсет не даёт дышать. Взгляды гостей скользят по ней, как по предмету мебели.

Роковая встреча.

Когда её послали с чаем в голубую гостиную, дверь оказалась приоткрыта. Сквозь щель она увидела: Графиню де Ламбер в платье цвета бургундского вина. Его пальцы, играющие с веером дамы.
Улыбку на его лице – ту самую, о которой Мари лишь мечтала.

Чайник выскользнул из рук. Фарфор разбился со звуком, похожим на хруст крыльев мотылька.

Наказание.

Удар плети пришёлся между лопаток. Второй – по ногам.

Встань, – услышала она его голос.

Когда их глаза встретились, в его взгляде было что-то новое:
- Не гнев.
- Не презрение.
- А почти... одобрение.

После.

Два дня лихорадки. Два кошмара, где:  Она падала в пропасть, а он наблюдал с края. Балерина кружилась перед зеркалом, и это была не она, но и она.

Дворецкий оставил мазь с запахом мяты и тайны. Мари не тронула её – шрам на спине горел, как печать.

В полночь она услышала шаги в коридоре. Дверь не скрипнула, но воздух в комнате изменился. На туалетном столике появилась:
- Одна красная роз
- Флакон духов с запиской "Для твоей кожи".
- Кусочек льда в форме сердца.

Ночной визит.

Мари замерла, вцепившись пальцами в края простыни. Лунный свет, пробивавшийся сквозь шторы, рисовал на полу причудливые узоры – казалось, сама тьма танцует вокруг её кровати.

Шаги приближались. Медленные. Размеренные. Будто невидимый маятник отсчитывал секунды до чего-то неизбежного.

Дверь открылась беззвучно.

– Вы не использовали мазь.

Его голос прозвучал так близко, что Мари вздрогнула. Она не слышала, как он вошёл, не почувствовала движения воздуха – лишь внезапно осознала его присутствие, как осознают запах грозы перед бурей.

Господин стоял у её кровати, одетый только в чёрный шёлковый халат, распахнутый на груди. В руке он держал тот самый флакон с мазью, который она отвергла.

– В... встать, господин? – прошептала она, запутавшись в простынях.

– Нет.

Он сел на край кровати, и матрас прогнулся под его весом. Мари почувствовала, как тепло его тела смешивается с холодком ночного воздуха.

– Покажи мне спину.

Это не было приказанием. Это было... предложением. Но какое у неё было право отказать?

Дрожащими руками она повернулась спиной, чувствуя, как ночная рубашка прилипла к влажной от страха коже. Холодные пальцы скользнули по её шее, собирая распущенные волосы и отводя их в сторону.

– Как глупо, – прошептал он, касаясь следов от плети. – Такая кожа... и такие шрамы.

Флакон открылся с тихим щелчком. Аромат мяты и чего-то ещё, пряного и тёплого, заполнил комнату.

Первое прикосновение мази к ране заставило Мари вскрикнуть. Но почти сразу жгучая боль сменилась приятным холодком. Его пальцы двигались методично – нежно, но без лишней осторожности.

– Ты знаешь, почему я тебя наказал? – спросил он, продолжая наносить мазь.

Мари молчала, кусая губу.

– Не за разбитый сервис, – он наклонился, и его дыхание обожгло её ухо, – а за то, что ты смотрела. За то, что ревновала.

Его рука внезапно обхватила её талию, прижимая спиной к его груди. Мари почувствовала, как бьётся его сердце – ровно, но сильно. Как у зверя перед прыжком.

– Я мог бы сделать тебя счастливой, – прошептал он, проводя губами по её плечу. – Если бы ты перестала бояться.

В этот момент где-то в доме прозвучал колокольчик. Господин замер, затем резко встал.

– До утра, Мари, – бросил он на прощание, уже скрываясь в тени коридора.

На полу, где он стоял, лежала перчатка – та самая, что она прятала в своей шкатулке. Но теперь на ней был свежий след его губной помады – тёмно-красный, как кровь на снегу.