Альтруистка Часть 3 Глава 7

Александр послушно выполнил просьбу Нины. Во всяком случае, со стороны и самой девушке это представлялось очевидным. Мэтр перестал искать Нину глазами, даже если знал, что она находится поблизости. Он был вежлив, здоровался, справлялся о самочувствии, говорил пару фраз про погоду, - а потом замолкал и уходил с головой в свои опыты, сосредоточенно сведя брови к переносице, и уже ничего, казалось, не воспринимал из окружающей его реальности.

Если раньше он мог улыбнуться, удовлетворенно цокнуть языком и поманить Нину к микроскопу со словами: «Вы только посмотрите, что у нас здесь» или «Вам обязательно нужно взглянуть на это», - по теперь он больше не подзывал девушку и даже не просил её делать записи в журнале наблюдений. Её обязанности, таким образом, снова свелись к поддержанию чистоты в лаборатории. Нина стояла в своей привычной позе, которая теперь начала тяготить её: некуда было приложить руку, ожидание затягивалось и томило. Повисающее молчание тоже было в тягость.

Настроение испортилось, и подобный порядок вещей холодным дуновением вдохнул тревогу в душу. Так она ничего не добьётся! Так она только завела себя в тупик. Внешне спокойная, Нина принялась судорожно соображать, где она дала промашку и как исправить ситуацию.

За кажущимся равнодушием, дававшимся ему очень тяжело, Александр скрывал своё внезапное, прежде всего - для него самого, и оттого плохо контролируемое чувство. Оно наступало волнами: бывали дни, когда он просыпался и, казалось, больше ничего, ровным счётом ничего не чувствовал к этой странной пришелице: в его дом, в его жизнь, в его мир. Это были дни мертвого штиля, когда Александр дышал ровно и бесцветно. Чёткие горизонтальные линии своей монотонностью убивали всякое желание жить, - но оттого и были спасительны. Хуже было, когда на Александра начинал надвигаться шторм. Он просыпался и вспоминал, что есть она: такая близкая и далёкая одновременно, такая странная, загадочная, интересная, но ему не принадлежащая…

Ему было мучительно осознавать это ещё и потому, что в жизни Александр привык руководствоваться принципом научного интереса. Когда что-то вызывало в нём вопрос, - ему просто необходимо было с помощью книг, микроскопа или других людей, могущих дать ему подсказку, найти вожделенный ответ. Он не мог долгое время находиться в состоянии гипотез, хотя парадоксально всё время пребывал в их мире. Они словно жгли ему пятки, заставляя бежать вперёд.

А тут рядом с ним поселилась та, которая не могла дать ему удовлетворения в его поиске. Из плоти и крови, вот она стоит рядом, но неизмеримо крохотные клетки в его микроскопе, неосязаемые и невидимые невооружённым глазом кажутся ему куда ближе и понятней. Александр твердил себе, что сердце её занято. Она любит другого, пусть даже мертвого. К мертвому она испытывает больше чувств, нежели к нему, живому, у которого при мысли о ней кровь начинает с бешеной скоростью нагнетаться в вены и какой-то буравчик внизу живота распространяет по всему телу неконтролируемые пульсации.

Что с ним? До последнего он был уверен, что ему не суждено полюбить земную женщину, и это его никогда доселе не мучило. Просто так сложилось, что Александр не испытывал ни к одной из них известного интереса, давно женив себя на науке. И он даже никогда не представлял себе, не грезил, как любят это делать многие люди, какой должна быть женщина, которая сможет пробудить в нём его мужское естество.

Поэтому он смотрел на Нину - и диву давался: она не была красива: очень смуглая кожа невольно ставила её в один ряд с простолюдинками. Испепелённая солнцем и обветренная всеми ветрами, она не производила впечатление рафинированной дамы, о которой хочется заботиться, как о драгоценной жемчужине. Ту хочется положить в центр бархатной подушечки, в драгоценную шкатулку, прятать от палящего солнца, губительного для её нежного блеска, скрывать от чужих завистливых глаз и доставать, только когда дневной зной сменится благодатной прохладой, - и, оставшись с ней наедине, страстно целовать её округлость чисто вымытыми губами…

Нина не совсем совпадала с этими фантазиями, - ощущалась в ней некая грубость, она была, как древний рыцарь, укрывшийся внутри крепостной стены. Никакого смысла перекидывать через эту стену цветочки и букетики не было - их бы расстреляли без предупреждения. Черты лица у Нины были самыми простыми, даже резковатыми, - возможно, именно так на этом лице отразились потрясения и потери. Ещё и этот шрам не придавал шарма, а, наоборот, только отталкивал.

Но не Александра. Про себя он сравнивал шрам на лице Нины с нежно-розовой внутренностью диковиной раковины. Нанесённая рана слегка исказила черты лица девушки, сделав его непропорциональным. Так, от природы у неё были более узкие глаза, как, видимо, у всех русских, - а тот глаз, над которым розовел шрам, расширился из-за нарушения упругости лицевых мышц и был теперь более раскрыт. Но даже эта асимметрия почему-то нравилась Александру, - может быть, оттого, что он никогда не был фанатиком правильного и рационального. Всё, что в окружающем мире и других людях выходило за рамки общепринятого, вызывало в нём любопытство.

Когда он поймал себя на мысли, что ему мучительно хочется прикоснуться к лицу Нины, к её рукам, плечам, к её тонкой талии, когда понял, что буквально задыхается от этого желания, - Александр сбежал в горы. Возможно, это был единственный выход из создавшегося тупика, по принципу «Loin des yeux, loin du c;ur» («С глаз долой, из сердца вон»). Никого не предупредив, потихоньку собрав вещи, Йерсен незаметно выскользнул из своей хижины и ушёл бродить в окрестностях Хон ба. Он искренне надеялся, что единение с природой, как всегда, пойдёт ему на пользу, и что, когда он вернётся, то сможет либо сосуществовать с Ниной спокойно, либо найдёт в себе силы попросить её уйти.

Почему он до сих пор не сделал этого? Ответ был прост: девушка очень нуждалась в работе и в крове, - ну и в некотором покровительстве, памятуя о недавнем на неё нападении. Александр не хотел бы быть виновником какого-то нового происшествия, выставив свою ассистентку за дверь. Наконец, был ли он готов с ней расстаться? Александр надеялся, что его недельное пребывание в горах поможет ему навести порядок в мыслях.

Он взял минимум провианта, уже по опыту зная, сколько чего ему будет необходимо на отведённый срок. Александр совсем не переживал насчёт пропитания: в это время года его легко можно было найти под ногами и над головой. Напротив, главное место в его рюкзаке занимали вещи, необходимые для наблюдений, - дневник и лёгкий портативный фотоаппарат ящичного типа от немецкой фирмы Super Altissa, подаренный ему в прошлом году по случаю дня рождения дорогим и внимательным  Луи. С этим аппаратом и его легко транспортабельным штативом Йерсен прошагал многие километры, а полученные фотографии с удовольствием отсылал своим друзьям в Париж. В ответном письме Эмиль Ру тогда написал ему, что теперь ему ясны мотивы переезда Йерсена в Нячанг - такая там царила красота, а девственная нетронутость природы поражала!

Ру не удержался от того, чтобы не запустить в сторону коллеги шпильку в виде таких строк: «Эта девственность очень гармонирует с вашим чувственным миром, мой дорогой друг!». Почему-то всех без исключения заботила его личная жизнь, но если в момент прочтения письма Александр уязвился, то теперь не мог не иронизировать, что его девственный чувственный мир, похоже, дал трещину.

Исчезновение Александра на ферме не осталось незамеченным, ибо он был сердцем всего процесса, запуская всё, как мощный насос. Без работы этого насоса напряжение в общей артерии падало, и даже настроение было не тем, что при Александре. Работники продолжали трудиться по инерции, но истинного, живого импульса не чувствовали. Александр, при всей своей ненавязчивости и деликатном обхождении с трудягами, умел заразить людей своим энтузиазмом и трудолюбием. Без его ведома на ферме, на плантациях и в каучуковой роще не принимались никакие решения, он и только он задавал тон всему. И совершенно точно он думал не только о научной утилитарности своего владения, но и о благосостоянии людей, которые себя ему вручили. Он бесплатно лечил их и их близких, проживавших в Нячанге, безропотно преодолевая пешком внушительные расстояния. Для того, чтобы увеличить доход работников, он расширил свои угодья и начал культивировать какао и табак, с целью последующей его продажи в европейские страны. Забегая вперёд, нужно сказать, что его идея оказалось удачной и с лихвой окупила себя.

Теперь понятно, почему отсутствие мэтра, фонтанирующего планами, идеями и проектами, влияло абсолютно на всех, как хмурый, дождливый и промозглый день. Всё сникло и приуныло, и Нина не могла не поддаться общему настроению. Ей рассказывали про красоты местного озера Суой Дау, и она, чтобы развеяться, однажды решила отправиться туда искупаться.

Это оказалось благодатнейшее место для купания, даже для тех, кто не умел плавать. Из озера выходили и спускались по отлогим горам многочисленные речки, речушки и ручейки. Они-то и сформировали удивительный ландшафт со множеством углублений, кратеров и чаш, в которых собиралась бодрящая и чистейшая горная вода. Некоторые чаши были маленькие и неглубокие, а в некоторых без труда мог уместиться в полный рост человек и таким образом «принять ванну».

Сбросив одежду и вынув шпильки из причёски, Нина распустила по плечам длинные волосы, укутавшие её до пояса. То там, ту тут в этом каскаде чёрного цвета стали видны «проплешины» более светлого оттенка, - тёмного шоколада. В тугом узле из волос это было заметно не очень сильно. Нина вздохнула и поняла, что сегодня вечером её ожидает утомительная процедура с волосами. А сейчас нет, не стоит ни о чём думать, пусть голова побудет пустою!

Прохлада вонзилась в её кожу миллиардами крошечных игл, но Нина, пару раз взвизгнув, потом ещё дважды шумно вздохнув, заставила себя погрузиться в одну из ландшафтных ванн, расстелив по природным бортикам вымокшие во мгновение ока волосы. Её юное тело, и без того миниатюрное, ещё больше сжалось в холодной воде, но, стоило коже привыкнуть и приспособиться, как Нина уже расслабилась и всплыла на поверхность, подставляя себя солнцу во всей своей наготе. Девушка бегло осмотрела себя и тут же закрыла глаза, понимая, что ей не удастся отпустить, как она того хотела, все свои мысли. Александр, что уж греха таить, был обаятелен, и, как она ни старалась, чтобы этого не случилось, это обаяние рано или поздно начало на неё воздействовать. Взрослый мужчина, вошедший в пору первой зрелости, - от него так и веяло, так и пахло обещанием чего-то прекрасного. К тому же в нём было главное, мимо чего Нина не могла пройти равнодушно, - он был умён, интеллектуально развит, начитан, обладал недюжинной интуицией… Так, с этим следует завязывать как можно скорее! Это может поставить под удар всё предприятие, всё, ради чего она здесь, всё, ради чего она приняла такие муки…

«С тех пор, как мое тело сжимал в объятиях другой, оно порядком изменилось, - подумала Нина, с тревогой осмотрев себя ещё раз. - Что я могла тогда предложить моему бедному другу? Я была вся такая нескладная, угловатая, худая и костлявая. А сейчас я становлюсь всё больше похожа на тех кокоток, бесстыдные фотокарточки которых так расхожи на парижских бульварах! Помню, как я ужасалась всякий раз, когда они попадались мне на глаза!»

Нина горько усмехнулась, а мысль её уже неслась дальше: «Теперь передо мной открывается смысл, который приобретает тело, взрослея, - но тебя больше нет рядом со мною, чтобы я могла предложить тебе что-то поаппетитнее мелкой, костлявой сардины». Девушка нырнула в холодную воду с головой, чувствуя, как в уголках её глаз накипают бессильные слёзы, в который уже раз. Задержала дыхание, решила не всплывать, пока ей ни станет плохо и она ни начнёт тонуть, - но тут же испугалась и своих мыслей, и того, на что было решилась, стрелою выбросилась наружу, как испуганная летучая рыба, и исказившимся ртом начала рыдать на всю округу, искренне думая, что её никто не слышит.


Продолжить чтение http://proza.ru/2025/08/13/1153