Поминая былое книга 2, глава N

Пока дежурный УАЗик не торопясь прокручивал за окном едва просматриваемый в ночной пелене пейзаж, я гадал — почему Мироздание устроено таким образом, что большинство вызовов, требующих непосредственного участия в осмотре места преступления судебно-медицинского эксперта, приходится на тёмное время суток? То ли так проявляют себя всеобъемлющие силы Вселенского Зла, действовать которым при солнечном свете, безусловно, не совсем сподручно. То ли неусыпные силы Света и Добра, отработав положенные по КЗОТу часы, уже благостно почивают, и несть их непростую ношу приходится одинокому дежурному суд-э. Но какова ни была истинная причина такого парадокса, ночные покатушки на раздолбанных милицейских авто моя неизменная часть профессии.
Очередное жуткое преступление, трактуемое главой шестнадцатой уголовного кодекса, как совершённое против жизни и здоровья и имеющее все признаки состава, предусмотренного статьёй сто пятой — убийство, произошло в памятном с детства Плановом посёлке. И память, порой пробуждаемая дрейфовавшими за окном по морю мрака знакомыми домами, выдавала яркие обрывки воспоминаний о беззаботных школьных летах, становившихся особенно увлекательными в дни летних каникул.
Когда, наконец, УАЗик остановился перед коттеджем, внешне смотревшимся дорого-богато, я выбрался на улицу. По летнему тёплая ночь отчасти смягчила одуряющий дневной зной, и дышалось теперь не в пример легче. Не люблю жару в любых её проявлениях.
Этот вызов пока привлёк внимание только следственно-оперативной группы из ближайшего райотдела в составе — спавшего в машине эксперта-криминалиста, курившего неподалёку малознакомого опера уголовного розыска да молоденькой следователя, которая о чём-то разговаривала со столь же молодым лейтенантом милиции. И я подошёл к ним, как к занятым хоть каким-то полезным делом.
— ... там отдельные руки-ноги, кровища повсюду и жуть такая жуткая... —  Лейтенант, как оказалось дежурный участковый, так увлечённо описывал виденное, при том энергично размахивая руками, что создавалось впечатление о вольном пересказе сюжета одного из последних фильмов ужасов, — Я заходить и «следить» не стал. Только сообщил дежурному, что убийство тут. И не одно, а много...
— А что, руки-ноги аккуратно лежат или разбросаны как попало?  — с ходу вклиниваясь в разговор, спросил я.
— Да хрен их знает. Я только заглянул и увидел ото входа. Там ещё бечёвки какие-то повсюду натянуты.
— Будем прокурорского ждать? — поинтересовался я у следователя, — Или зайдём?
— Подождём. Пока спешить некуда, — ответила та.
И пока мы так никуда не спешили, из окружавшей тьмы улиц неожиданно  вынырнул Пётр Чекалин. По-моему, слегка подшофе. Что, впрочем, удивления не вызвало.
— Олег, здорово! —  с подогретым напитками энтузиазмом поздоровался со мной, кивнул следователю, — Чего вы тут?
— По-видимому, убийство, — ответила та и в свою очередь спросила, — А ты как тут оказался так поздно?
— Убийство? — тут же сделал стойку ЧП, проигнорировав вопрос о причинах своего здесь ночного появления, и спросил у подошедшего дежурного опера, — Серёга, чего там?
— Я ещё не заходил. — Пожал тот плечами. — Прокурорского нет.
— Да-а-а? — как-то странно удивился Пётр. — Ладно. Вы тогда тут продолжайте «незаходить», а я гляну, что там. Олег, перчатки одолжишь?
ЧП быстро натянул взятые у меня резиновые перчатки, взял из УАЗика дежурный фонарь и скрылся во входной двери коттеджа.
И только то я собрался последовать заразительному примеру эксперта-криминалиста, дрыхнувшему в УАЗике, как из тьмы улиц вынырнул крутой «Мерседес».  По колхозному скрипнул тормозами, останавливаясь подле нас. И пока мы всей следственно-оперативной группой, слегка опешив, наблюдали явление в последнем кузове «Мерина» народу, из сего автомобиля представительского класса выбрался бодрый мужичок невысокого роста в сопровождении заспанного опера областного главка Александра Кондратьева по гражданке. И тут моя манипура недвусмысленно так намекнула, что мужичок с Александром — это генерал собственной персоной. Начальника главка как-то не приходилось ранее видеть по гражданке, потому я его сразу и не признал. Чего не скажешь о манипуре, незамедлительно начавшей дёргаться, правда, совсем не в экстазе.
— Чего вам тут? — хмуро поинтересовался дежурный опер у прибывших. — Проезжайте. Здесь цирка нету, и мы не клоуны.
Александр сунул тому под нос «ксиву».
— Руководство надо знать в лицо, — назидательно прокомментировал спич опера об уехавшем цирке и не клоунах.
— Товарищ генерал, — я решил прийти на помощь молодым специалистам, как оказалось, слабо разбиравшимся в высших чинах областного руководства, — следственно-оперативная группа Тракторозаводского райотдела в полном составе находится на месте возможного преступления, ожидает прибытия прокурорского работника.
— Хорошо, что ожидает, — совсем неожиданно ответил генерал, всегда ратовавший за немедленную организацию работ по раскрытию. — Значит, я успел.
И заметив моё удивление, прокомментировал:
— Если бы зашли туда, — кивнул на коттедж, — то обратно уже не вышли, прибавив рук-ног к общей нерадостной картине, а мне — головной бо...
Тут дверь коттеджа хлопнула, и перебив генерала на полуслове, Чекалин заявил с порога:
— Вот это месилово! И верёвки какие-то повсю... — тут он заметил генерала, которого, в отличие от молодёжи, сразу же и признал, — Товарищ генерал?!
— Чекалин?! — удивление в голосе генерала по своему эмоциональному  накалу сравнимо было разве что с возгласом пьяного прозектора, узревшего нежданное пробуждение трупа прямо под брюшистым скальпелем, — Ты как это...
Но стоит отдать должное, генерал мгновенно переменил тон:
— Чекалин, доложите.
— Товарищ генерал, своим ходом прибыл на место преступления. Произвёл визуальный осмотр. Коттедж кирпичный, двухэтажный, принадлежит депутату местного заксобрания Илиеву. По моим сведениям, сдавался в аренду некому гражданину Порфирьеву, не установленного рода деятельности. В настоящее время в коттедже повсюду разбросаны отдельные части человеческих тел — руки, ноги, есть и более крупные фрагменты. Каким инструментом производилось расчленение... Хрен его знает. По-моему, части тел принадлежат различным гражданам — совершеннолетним особям мужского пола. И судя по увиденным наколкам, особям, ранее неоднократно судимым. Никого живых не застал, хотя обошёл весь коттедж. Повсюду натянуты странного вида верёвки, расставлены зеркала... — Чекалин задумался на пару секунд  и закончил доклад, — В общем, ничего не ясно, криминальная жуть какая-то.   
И я сделал вывод, что если такой опытный опер по убийствам, как Чекалин, говорит — жуть-жутью, то в коттедже действительно произошло что-то из ряда вон. Генерал же, пока ЧП докладывал, с нескрываемым интересом разглядывал неслегка подшофе подчинённого, который по мере доклада пытался аккуратно дышать в сторону, видимо, опасаясь разозлить начальника главка своим неуставным «выхлопом».
— Значит так, — генерал окинул взглядом замершую пред ним следственно-оперативную группу, — Чекалин, Иванов — идёте в коттедж со мной...
Александр было дёрнулся вызваться на осмотр тоже, но, зная суровый характер генерала, не терпящего и малейших возражений на свои решения, вовремя одумался. Мне же такой вот расклад показался весьма удивительным — на осмотр выдвигалась группа только из генерала, ЧП и меня. Вот по какому такому принципу она была сформирована? Загадка...
Перед дверью генерал предупредил:
— Идёте за мной след в след. Шаг влево-вправо от моего маршрута — будет хуже расстрела на месте. Понятно?
Мы с Петром кивнули:
— Понятно, товарищ генерал!
— Раз понятно, идём.
И мы пошли...
 
Увиденное в коттедже теперь точно лишит меня спокойного сна минимум на месяц, а то и больше...
За входной дверью из просторной прихожей начинался коридор, разветвлявшийся по сторонам в комнаты первого этажа и прямо на широкую лестницу на второй. Освещение в коттедже полностью отсутствовало, и потому Чекалин подсвечивал скрытые в темноте кошмары большим фонариком, взятым в УАЗике. Что придавало и так пугающей обстановке неясное чувство иного присутствия. Так сказать, инфернальный ужас во всей своей первозданной красе. Если это можно назвать — красой.
Интерьер вполне соответствовал внешнему виду коттеджа, что называется — дорого-богато. Только вот разбросанные повсюду руки-ноги и более значительные фрагменты человеческих тел скорее соответствовали известной картине Пикассо «Герника», чем коттеджу Планового посёлка. Так, ещё повсюду виднелись подозрительного вида бечёвки, протянутые самым замысловатым образом вдоль коридоров, поперёк комнат, где-то крест на крест, где-то параллельно друг другу. И вишенкой на инфернальном торте — тёмные зеркала. То есть тёмные в прямом смысле этого слова — когда Пётр посветил в одно из таких, луч фонаря просто в нём утонул. Безвозвратно. Словно незыблемые законы физики в этом коттедже начисто отменялись. Или это совсем и не зеркала были...
— Пётр, посвети, — попросил я, указывая на одну из подозрительного вида бечёвок.
Наклонился, пытаясь разобраться, что же с ней не так. И когда разобрался, мой хаер зашевелился на голове — шпагат оказался сплетён из длинных чёрных человеческих волос. А когда я попытался проследить, где она заканчивается, оказалось, что конец тонет в одном из зеркал. То есть буквально заканчивается в стекле, в котором вообще отсутствовали любые отражения! Даже моей испуганной физиономии, хотя я стоял аккурат напротив.
— Ничего не понимаю! — Оставалось только расписаться в своём бессилии объяснить, что за чертовщина здесь творится.
— Коллега, от вас и не требуются пояснения, что здесь да каким таким образом это возможно, — неожиданно охладил пыл моих самобичеваний генерал, — Меня интересуют только части тел — причина смерти, телесные повреждения и механизмы их возникновения, давность наступления смерти, прижизненно или посмертно были они причинены. От остального желательно держаться подальше во избежание...
Во избежание чего, генерал не озвучил, видимо, посчитав, что местная гнетущая обстановка с таинственными бечёвками из человеческого волоса и зеркалами, которые, как оказалось, и не зеркала сроду, а чёрте знает что, за себя и так говорят лучше всяких слов.
— И на что хочу обратить внимание — складывается впечатление, что граждане, так вольготно пораскинувшие здесь части своих тел, стали жертвами хитроумных и весьма смертельных ловушек. Коих, судя по всему, в этом доме превеликое множество. Поэтому ходить следует точно за мной...
— Товарищ генерал, — нахально встрял в разговор Пётр, видимо, его подпитие слегка размыло «тонкую» грань между званиями лейтенанта и генерала, — Они, сдаётся мне, тут уже все разрядились.
Опер  кивнул на валяющиеся руки-ноги.
— Я тут уже прошвырнулся и ничего такого хитроумного в плане капканов не заметил...
— То, что ты смог спокойно здесь бродить, ещё ни о чём не говорит, — спокойно ответил генерал, — Может, у тебя природная чувствительность к местным фокусам, и ты на интуитивном уровне обошёл все ловушки. Но смею заверить, что они до сих пор взведены и терпеливо ждут очередных жертв. Так что, если хотите сохранить руки-ноги и человеческие жизни при себе, действуйте, как я говорю. Ясно?
Я кивнул, соглашаясь вести себя благоразумно и осторожно, а ходить только вслед за генералом. Мне вот, например, мои руки-ноги дороги как память о счастливом детстве, а потому я бы и вообще не бродил сейчас здесь, как неугомонный ЧП. Но долг обязывал соответствовать и не позволять опускаться высоко поднятому реноме Бюро.
Честно скажу, вид тёмных комнат, таинственных рисунков шпагатом, чёрных   дыр под видом зеркал и разбросанных повсюду частей тел нехорошо на меня влияли. И хоть уже повидал на работе всякого, но этот коттедж давил на психику не хуже промышленного пресса.
— Пойдёмте на второй этаж, — позвал генерал и первым двинул по лестнице наверх.
Мы с Чекалиным пристроились следом. Пока шёл за генералом, неожиданно осознал, что в некоторых местах ощущаю этакие леденящие дуновения, словно там в темноте и не стены, оклеенные модными обоями, а провалы прямиком на улицу. При том, на улицу, где царствует вечная арктическая Зима. И я интуитивно старался держаться от таких мест подальше. Но, как ни странно, большинство отделённых от тел конечностей кучковались именно в таких местах.
На втором этаже ничего не изменилось в плане рук-ног, кровищи и зеркал с бечёвками. Да и гнетущая атмосфера присутствия иного присутствия так же имелась в наличие. В общем, не коттедж в моём любимом плановом Посёлке, а настоящий кусочек самого Ада, странным образом разместившего здесь свой жуткий филиальчик.
— Ну что, доктор, сможете поделиться мыслями после беглого осмотра? Есть соображения?
— Боюсь Вас разочаровывать, но мыслей не так чтобы уж очень много. А  соображений и вовсе почти никаких. Одно можно сказать точно: чтобы с этими гражданами ни произошло, это случилось здесь, на этом самом месте, и пришли они сюда своими ногами, будучи на тот момент счастливыми обладателями всех своих конечностей. Этакими цельными функционирующими организмами.
— Полностью согласен. Но всё-таки, какие аргументы можете предъявить в пользу такого суждения?
— Во-первых, среди следов крови на полу есть явные отпечатки от протектора подошв обуви, а у некоторых из фрагментов тел, сохранивших ногу или обе, подошвы явно в крови.
— У некоторых, но не у всех? — уточнил генерал.
— Нет, не у всех почему-то.
— Так это понятно, — нахально вмешался в диалог слегка в подпитии Чекалин, — Кого первого завалили, у тех и обувка чистая, а кому посчастливилось пожить чуток подольше и увидеть кончину своих корешов, те и смогли по чужой кровушке пробежаться и подошвы свои замарать. И такое впечатление, что первоначально они все тут бродили вполне свободно, но в какой-то миг включилась мясорубка, и все кинулись вон из коттеджа, оставляя по ходу руки-ноги и свои жизни. И вряд ли кто отсюда вышел живой.
— Аргументируй, — попросил генерал.
— Дойти до второго этажа, так жутко теряя корешей вряд ли они бы смогли. А следы паники и прочие вещдоки из рук-ног недвусмысленно ведут к выходу, как оказалось, совсем и не спасительному.
— Вполне здравая мысль... — одобрил умозаключения ЧП генерал.
— Теперь ещё один момент, — продолжил я, подойдя к одному из фрагментов тел, представленном правой рукой с зажатым ТТ-шником и ровно срезанной наискосок верхней частью правой половины грудной клетки, — Смотрите, вот тут на полу следы крови, как будто струйка брызнула. Это следы артериального кровотечения, а оно возможно только при условии работающего сердца, что, в свою очередь, явно указывает на то, что к моменту, когда эту длань с пестиком отчекрыжили, её обладатель, несомненно, был ещё жив. И, по идее, здесь же должна находиться недостающая часть тела, а её нет. Как нет и недостающих фрагментов других тел. Унести их, не оставив ни единого следа, просто невозможно. Все тела разделены на различных уровнях и по различным плоскостям, которые никоим образом не сопоставляются. И на беглый взгляд, пострадавших здесь не меньше десятка! — Поддавшись эмоциям, я было начал энергично жестикулировать руками, но тут же почувствовал жёсткую хватку генерала.
— Рекомендовал бы умерить амплитуду телодвижений. Не надо так размахивать руками, если они тебе, конечно, дороги. Давай спокойней, без лишней эмоциональности.
— Так как же тут без эмоций после всего увиденного? — Я с трудом подавил спонтанное желание пораскинуть широко руками.
— Согласен, непросто. Но надо соответствовать. А то, неровен час, так же отвалятся, и пришить обратно не получится. Кто ж знает, где их потом искать? — насмешливо произнёс генерал. — Извини, перебил. Что ещё хотел сказать?
— Хотел про сами повреждения, — не на шутку смутившись и, чего греха таить, испугавшись неведомой опасности, продолжил я, — Механизм их образования мне абсолютно непонятен, но во всех случаях он идентичен. Ткани на уровне разделения тел ровно рассечены, и не только кожа и внутренние органы, но и довольно мощные костные образования как неведомой острейшей бритвой разрезаны. И кто бы это мог сделать? Так покромсать кучу вооружённых огнестрелом бойцов?! Неужто легендарный Мусаси Миямото здесь поорудовал не менее легендарным клинком? Чем-то вроде меча-кладенца из детской сказки...
Я замолк, прикидывая варианты, затем продолжил гнать экспромт:
— Или не менее фантастическая версия применения боевого лазера по типу гиперболоида инженера Гарина?! Но мои минимальные познания в области физики указывают, что при применении лазера должны быть признаки термического воздействия, а таковых в данном конкретном случае не наблюдается!
И тут на меня снизошло озарение:
— Инопланетяне! А что? Неведомое оружие, таинственные исчезновения, отсутствие следов самого преступника. Всё буквально вопиёт о первом пришествии на Землю инопланетян!
И довольный собой гордо окинул взором собеседников. Чекалин остался индифферентен к моему поразительному открытию. Генерал же в ответ лишь хмыкнул. И я, оставшись при своём инопланетном мнении, переменил тему:
— На что ещё хочется указать — если верёвки и зеркала расположены определённым порядком, то есть имеют чётко видимую структуру, то руки-ноги и прочие части тел разбросаны совершенно хаотично. Ну, разве что тяготеют к определённым местам, да и то не  всегда. Видимо, они не являются частью композиции из верёвок и зеркал. Так сказать, не предусмотренный изначально элемент. И недостающие части тел должны находиться где-то рядом... Но их нет как нет!
— Вот тут верно подмечено, коллега. Вервии и зеркала располагаются таким образом, чтобы получить доступ в иные... — Генерал помолчал пару секунд, подбирая слова, потом продолжил, — Пространства. При этом таки образом, что непосвященный человек легко может пересечь невидимую границу, и как результат, лишиться определённой части тела. Мне вот интересно, кто тут такой умный у нас на территории нарисовался?
— По моим сведениям — некий Парфирьев Санторин Афалиньевич. Нигде не работает. Я его, правда, не видел, только слышал от местных всёзнаек, — бодро доложил Пётр, демонстрируя неплохое знание оперативной обстановки на вверенной территории.
— Теперь придётся вам вплотную заняться этим делом. Руководству райотдела я дам на этот счёт соответствующие указания. Только будьте аккуратны, если что разузнаете, вначале доклад мне. Никаких самостоятельных действий!
Генерал строго посмотрел на опера, и тот, соглашаясь, сдержанно кивнул.
— А теперь выйдете!
Начальственный тон не позволял иного, как только безропотно выйти.
На улице, нетерпеливо переминаясь, ожидал Александр.
— Ну, что там? — сразу набросился на нас с Петром. — И где генерал?
— Генерал попросил оставить его там на пару минут. Зачем, не знаю. А так, какие-то хитрые ловушки, запросто лишающие рук-ног и прочего, чего не жалко...
Подошёл подъехавший в наше отсутствие прокурорский.
— Почему не заходим на место преступления? — деловым тоном спросил он. 
— Следственно-оперативная группа, приступайте! — на крыльце в это время появился генерал, — И можете не опасаться последствий.
И уже обращаясь к Александру:
— Я здесь всё осмотрел. Едем.
Гости из главупра сели в свой шикарный «Мерин» и отбыли восвояси. Мы же приступили к осмотру места массового геноцида ранее судимых...

— Ну, что морячок не весел? — прямо с порога спросил СамСамыч,  поутру входя в кабинет.
— Да не спал всю ночь, — кисло ответил я, — Всяких ужасных ужасов насмотрелся.
— Ужасов? — Заинтересовался СамСамыч. — Поведай.
— В Плановом посёлке осматривал коттедж, где по всем комнатам кто-то разбросал руки-ноги и прочие карбонаты с корейками ранее судимых индивидов.
— О как! А по подробнее? Механизмы возникновения?
— Неясным орудием. Что-то вроде острейшего меча, сиречь бритвы. И даже кости легко рассечены. Так ещё эти вервии и чёрные зеркала... Думаю, без инопланетян не обошлось.
—  Вервии и чёрные зеркала, говоришь, — задумчиво повторил СамСамыч, — Инопланетяне тут, по всей видимости, ни при чём. Пестову уже докладывал?
— Нет ещё. Его на месте пока нет.
Я помолчал и потом добавил:
— Словно дежавю из студенческой жизни.
СамСамыч внимательно посмотрел поверх очков:
— Рассказывай. И запомни — в нашем деле дежа вю это всегда очень серьёзно.
— Подрабатывал я тогда в приёмном покое. И поступил к нам гражданин, весь в многочисленных наколках, способных посоревноваться с любой заштатной  галерей изобразительного искусства, без правой руки по локоть. Он сам себе наложил жгут и своим ходом добрался до больницы. Так по его рассказу выходило, что они с корешами повздорили в магазине с одним фраером. Ну, как повздорили — огребли по самое нехочу. Понимаете? Обычный гражданин навалял пятерым с богатым криминальным прошлым. И даже ножик не помог. Только руку с тем ножом поломал. И решили те ребята поквитаться за такой позор. Позвали ещё корешей, прихватили пару огнестрелов и следующей же ночью забрались к тому гражданину в частный дом. Обратно вышел только один и рассказал мне эту занятную историю. А рука, как впрочем и все его кореша, со  слов рассказчика, просто исчезали в зеркалах. Там тоже были и зеркала, и верёвки повсюду. Мужик всё про вуду повторял и проклятого колдуна. А когда я к нему в палату зашёл, чтобы забытое в приёмном покое портмоне вернуть, и расспросить по подробнее, он уже откинулся.
— Никого рядом не видел?
— Там только сосед по палате был. Исчез, правда, когда менты понаехали.
— Хм-м-м... Сосед говоришь? Тебе что говорил?
— Да. Когда я обнаружил труп, сказал, мол, молодой человек, не дёргайся. Тебе ничто не угрожает...
— Хм-м, занятный случай. А когда это было?
— На третьем курсе, аккурат после службы.
— О как! — удивившись воскликнул СамСамыч и уже тихо продолжил, — И мой тебе совет, оставь это дежа вю при себе и никому не рассказывай. Пестов очень не любит такие вот совпадения. Что бы человек два раза в своей короткой жизни столкнулся с самим Наблюдателем... Есть от чего глубоко задуматься...
И СамСамыч, сев за стол, начал перебирать скопившиеся за неделю бумаги. Я же остался в недоумении — кто такой Наблюдатель, с коим не ведая столкнулся уже два раза в жизни, почему это надо оставить в тайне, и что Пестов может заподозрить? Страшные тайны по своему обыкновению вольготно витали по кабинетам нашего Бюро. Эх, не к добру это всё, совсем не к добру!

— Олег, быстро к Пестову! — В кабинет мимоходом заглянул Терёха и тут же скрылся, выполнив непростую роль вестника непреклонной воли руководства.
— Про дежа вю молчок, — напутствовал вслед СамСамыч.
Дверь в кабинет Пестова оказалась приветственно распахнута, и только я появился в приёмной, как голос шефа воззвал:
— Олег Евгеньевич, зайдите!
Судя по официальному обращению, Люциус в кабинете был не один. Это такая давняя традиция суд-э — при посторонних между собой только по имени отчеству.
Посторонним в кабинете оказался генерал, стоявший у окна перед бутылью с ацефалом. И со стороны казалось, что они заняты важным разговором. При том, ацефал что-то настойчиво втолковывал, а генерал смиренно внимал. Не нравился мне этот мёртворождённый ацефал, ох, не нравился!
— Олег Евгеньевич, доложите по преступлению. — Люциус отложил папку светлой кожи в сторону и внимательно посмотрел на меня.
Но по мере доклада, я всё более и более убеждался, что вызвали отнюдь не для путанного описания, как выразился участковый — жути такой жуткой. Люциус слушал как-то совсем не заинтересованно, а генерал отрешённо наблюдал течение жизни за окном. Видимо, до моего здесь появления высокопоставленный  представитель правоохранительных органов и так всё толково с подробностями рассказал. И как опытный шахматист, я теперь ожидал следующий ход от руководства.
— Подскажи, — из присутствующих ход конём сделал Люциус, — ты же с Чекалиным уже работал ранее?
Я кивнул:
— Приходилось...
— И как он?
— В смысле? Толковый опер Тракторного по убийствам. Только...
— Только... Что? — Заинтересовался шеф.
— Вечно встревает во всякие истории... Нехорошие... Конкретно для него...
— В истории встревает... — задумчиво повторил Люциус, — Хм-м-м... Интересно.
— Да... У него дома стеклянная бутыль браги стоит литров на пятьдесят, так он её за место телевизора использует.
— Не понял... Как это?
— Сидит вечерами перед ней... Ха! И часами смотрит, как идёт там процесс брожения, — захихикал я.
Люциус с генералом, который, как только разговор перешёл на личность Чекалина, бросил рассматривать унылый двор Бюро и заинтересованно внимал, переглянулись. Словно медитация на процессе брожения о многом им поведала.
— А вы что-нибудь необычное в нём замечали? — в свою очередь спросил генерал.
— Нет. Разве что... Пьёт как не в себя. Но как я слышал, начальник СКМ Тракторного официально разрешил уголовке питиё. Чтобы крыша не поехала от адовой работы.
Генерал соглашаясь кивнул, видимо, это не стало для него откровением:
— Он и сам по этой части не дурак. В обеденный перерыв в ОБЭПе по пол-литра конфиската засаживает. Да пил бы чего стоящего, так нет — палёнку. Но работник отличный. Уголовка Тракторного всегда на хорошем счету была. Преемственность...
Люциус едва заметно усмехнулся, видимо проведя параллель с вверенным подразделением.
— Так что есть на кого равняться, — как-то двусмысленно закончил генерал спич о питие на рабочем месте и организации работы.
— Возможно ли, что Чекалин и есть Наблюдатель? — обратился непосредственно к высокопоставленному гостю Люциус.
Генерал пожал плечами:
— Нет ничего невозможного, но вряд ли. Хотя навыки в коттедже он проявил удивительные. Свободно бродить средь открытых порталов...
— Что будем делать? Неприятно осознавать, что Наблюдатель появился вновь.
— Предлагаю убить сразу двух зайцев — раскрытие сего преступления я поручил Чекалину. И теперь или сам раскроется как Наблюдатель, или осложнит тому житиё его. И будем посмотреть.
— А вам, Олег Евгеньевич, — соглашаясь с дорожной картой, расчерченной правоохранителем, Люциус обратился ко мне, — поручаю оказывать всяческую посильную помощь сему сотруднику УРа и поглядывать за развитием событий. Если что необычное, сразу же мне доклад.
На том представительное совещание высоких особ и закончилось. Во всяком случае для меня — шеф вежливо препроводил восвояси.

— Как прошло совещание с Пестовым? — Встретил меня вопросом СамСамыч.
— Тогда уж с Пестовым и начальником ГУВД, — усмехнулся я в ответ и добавил, — Поручили Чекалину раскрытие сего жуткого преступления.
— Это любителю залить брагой ниже проживающего политработника?
— Того самого. А ещё любителя наблюдать за процессом брожения браги. У него дома пятидесяти литровая бутыль постоянно настаивается, и он её вместо телевизора использует. А ещё, как выразился генерал, способен средь открытых порталов свободно шастать. Что бы это ни значило.
— Хм-м-м... Средь открытых? Ничего себе. Что упорная медитация на активной жизни Saccharomyces cerevisiae с человеком делает.
— А я ему в помощь приписан.
— Помощь правоохранителям, это хорошо. Только ты по аккуратней с этой самой помощью. Особо не усердствуй. Здесь властвуют силы, неподвластные обычному человеческому разумению.
— Это вы про таинственного Наблюдателя? — Заинтересовался я.
— Про того самого. Как-нибудь расскажу. А пока давай поработаем на благо Родины.
И мы приступили к творению блага. Тем более, у меня уже скопилась изрядная стопка прошлых неоконченных экспертиз. А тут ещё и новая подоспела. Где одних только отделённых конечностей на небольшой грузовичок наберётся.

На следующий день заявился сумрачный Чекалин. Видимо, трудовой энтузиазм, подогреваемый отходами жизнедеятельности Saccharomyces cerevisiae, в очередной раз сменился нерадостным созерцанием серой ущербности бытия.
— Выпить есть что? — панибратски бухнувшись на дежурный диванчик, спросил у меня.
Я усмехнулся. Теперь, пока живая вода вновь не побежит по его венам, о работе говорить смысла нет.
— Шило будешь?
— Чего?
— На флоте так неразбавленный спирт называют.
— Неразбавленный, говоришь? Буду!
Тяпнув пару стаканчиков и некоторое время оценивая работу своего взбодрённого шилом органокомплекса, опер перешёл к деловой части визита:
— Про орудия убийств можешь что рассказать?
— Официально — ничего хорошего. То есть, вообще ничего. Ни следов металла, ни какого иного материала на останках не обнаружено. Словно резали неким высокоэнергетическим лучом.
— Может сжатым воздухом?
— То же мимо. Следов деструкции тканей нет.
Чекалин подумал.
— А не официально?
— Про иные измерения слышал?
— Это какие? Ад и Рай? Или какое четвёртое?
— Ну, типа. Так вот, лишались они своих частей тела, пересекая границу измерений. Для того там и зеркала, и вервии.
— Чёрт! И как я должен объективную сторону тогда доказывать? Орудие преступления искать? Не положу же я перед прокурором чёрные зеркала и те же вервии твои! А следственный эксперимент?
Чекалин схватился за голову, словно похмельная головная боль сменилась ещё более сильной — экзистенциональной. Но тут помочь я не в силах. Смысл бытия он такой — неидентифицируемый.
И накатив ещё стопку шила, расстроенный Чекалин ретировался искать объективную сторону сего страшного преступления.

— Итак, морячок, желаешь задать тему сегодняшнего диспута? — спросил СамСамыч после первого стакана пива.
Жозев с Разеным, по традиции в конце рабочего дня заглянувшие на попить пивка и поговорить об умных вещах, насмешливо посмотрели на меня. Я же задумался, прикидывая, каким каверзным вопросом мироздания возможно загнать этих деятелей в тупик...
— Что есть счастие человеческое... И как его достигнуть отдельно взятому индивиду...
Жозев, который в этот момент отпивал из стакана, поперхнулся и закашлялся. Разен же, было замахнувшийся на левую пятку для очередного удара диагностическим молоточком, замер.
— Ну, ты даёшь! — искренне удивился вопросу СамСамыч и задумчиво повторил, — Как его достичь?
Всё-таки стукнувший по пятке Разен и прокашлявшийся Жозев обратили на него вопросительные взоры, уступая право отвечать местному  аксакалу, бывшему по праву самым умным из присутствующих.
— Хочу тебя разочаровать. Счастие для простого человека недостижимо.
— Это почему это? Я, например, видел полностью счастливых людей, — смело возразил я.
— И где?
— В дурке на Кузнецова, где мы проходили практику после третьего курса.
— А-а-а, ни удивительно. Хороший пример, но растолкую я его позже. Тебе развёрнуто дать ответ или тезисно?
— Хотелось бы развёрнуто.
— Тогда так... Помнишь наш давний диспут о множественных личностях?
— Ага.
— Так вот... В психике каждого ищущего простого человеческого счастья индивида присутствуют ранее постулируемые мною множественные личности. И дело в том, что у каждой этой отдельно взятой личности имеется своё представление о, как ты выразился, счастии человеческом, и потому, утрированно конечно, индивид, испытывая счастие одной из множественных личностей от поедания свиного хрящика, в тоже самое время испытывает неудовлетворение другой своей множественной личностью, что нету у него в сей момент спелого арбуза. И это противоречие между имеющимся хрящиком и отсутствующим арбузом в индивиде неустранимо.
— Хм-м, — я попытался возразить, — Как бы и концепция множественных личностей не имеет научной базы,  и уважаемый Андрей Адольфович с вами тогда не был полностью согласен. Да и в себе я как-то не наблюдаю этих самых множественных...
— Нет научной базы, говоришь? А интеллект тебе зачем? Поскольку в собственном глазу, как известно, сложно заметить бревно, то возьмём пример с прочих. Ты замечал, что порой хорошо знакомый тебе человек ведёт себя как-то странно? И тогда так и подмывает воскликнуть — Никогда бы на него не подумал! 
Я же про себя подумал и кивнул:
— Бывало.
— Так это потому, что в моменты там действовали совершенно иные личности. Как известно, для лучшей выживаемости желательно в различных ситуациях действовать различно. Например, при непосредственной опасности подавить естественно присутствующее чувство страха и выкрутить на максимум обычно спящую агрессию. А чтобы каждый раз не заморачиваться с данным процессом, всего-то и надо, что создать некий шаблон — без чувства страха, зато с дикой агрессией. И сохранить данный шаблон в виде одной из множественных личностей. Тогда при наступлении нужного момента ничего не надо изобретать — доставай из рукава эту самую личность. Но бывают, конечно, и сбои, вызываемые стрессом, алкоголем либо прочими семейными неурядицами. И тогда заготовленный для иного шаблон оказывается не в своей тарелке. Доступно излагаю, морячок?
Я кивнул.
— Продолжаем разговор. Рассмотрим твой пример полностью счастливого человека в дурдоме. Он потому и помещён в дурдом, что в силу жизненных обстоятельств либо из-за неудачно сложившегося расклада генома растерял все свои множественные личности и остался один на один с одной единственной. И потому, когда эта единственно оставшаяся из когда-то множественных личностей замирает от счастья, получая, например, в задницу порцию магнезии или принимая бодрящий душ Шарко, индивиду ничего не остаётся, как тоже замирать от простого счастия человеческого. Испытывать неудовлетворённости у индивида в сей момент просто некому. Тебе, к счастью, это недоступно. Во всяком случае, пока.
Участники диспута чокнулись и выпили за здравие.
— Кто желает возразить? Выдвинуть контраргументы? — обратился к присутствующим СамСамыч.
— Унылую картину рисуете, Самаэль Самаэльевич. Безрадостную какую-то. — Вступил в дискуссию Жозев. — Я, конечно, и ранее не любил свинину, а теперь, после вашего доклада, и смотреть на все эти хрящики не смогу. А арбуза, как вы выразились, нет!
— Арбуз есть, только его ещё надо поискать. Ведь у большинства прямоходящих и в голову кушающих, множественные личности, что те же лебедь, рак и щука, тянущие ментальное одеяло каждый под себя. А в крайних случаях рвущие свою упряжь в телеге единой личности вхлам и разбегающиеся затем по долам да весям. Тогда-то индивида препровождают на Кузнецова, где он и обретает своё маленькое человеческое счастие в виде ежедневной порции магнезии в жопу и душа Шарко на разгорячённую лысину.
— И что делать? Как быть? И есть ли божественный  свет в конце мрачного жизненного тоннеля? — Вслух задался я вечными вопросами бытия.
— Свет-то, он, конечно, есть... Только не в конце тоннеля, а непосредственно на всём его протяжении. Но не всем доступно его зрить. — И все участники диспута дружно посмотрели на меня.
— А я что? Я ничего, — неожиданно для самого себя начал оправдываться я, — Я просто спросил...
— Работать надо над собой, молодой человек, неустанно, вседневно и всенощно работать, — назидательно посоветовал Разен.
— А я работаю. — На секунду оторвался от ваяемой в данный момент экспертизы. — Вот сегодня двух субъектов вскрыл, а сейчас оформляю.
— Объекта. — поправил СамСамыч, — Два объекта. Субъектами они были, к сожалению, уже в прошлой жизни. А Майкл Романович иную работу имел в виду.
— Иную... Это какую? — Уточнил я.
— Внутреннюю. По гармонизации множественных личностей. Вот когда они у тебя смогут объединиться... Не потеряться, как у полностью счастливых человеков в дурдоме, а слиться в одно целое... Ты обретёшь тогда счастье своё. Только уже не человеческое...
Жозев с Разеном кивнули, подтверждая правду слов моего наставника.


На следующий день на пороге кабинета возник ЧП.
— Здорово! Пробегал мимо, думаю, дай загляну.
— Заходи, рассказывай, что там нового по преступлению в Плановке? — Обрадовался неожиданному визиту Чекалина я.
— Работаем, — плюхнувшись на дежурный диванчик, довольно изрёк ЧП. — Все свои источники ориентировал. Жду информацию. Занятная личность, этот наш «джедай».
— А почему джедай?
— Так ловко покрошить местную братву. Мне тут нашептали, что до того конфликт с ним возник на ровном месте. Знаешь продуктовый в конце Северо-Востока?
— На конечной?
— Ну да. Так за два дня до того, наш клиент там затеял ссору с местной братвой. И как мне поведали, инициатором конфликта был именно он. И голыми руками положил пятерых, только лишь один смог добраться до больнички...
Мне стало нехорошо. Это было уже не дежа вю, которое и так всегда очень серьёзно, а что-то более конкретное. Словно Вселенная на миг приоткрыла непроницаемую завесу над своей истинной личиной и панибратски подмигнула левым глазом.
— И те дурни решили поквитаться да наказать обидчика. Наказали... — Продолжал тем временем ЧП. — Сколько там трупов?
— Одиннадцать... — машинально ответил я и поправился, — Фрагменты одиннадцати тел.
— Каков перевес, а? — довольно прокомментировал ЧП.
— И что, есть намётки, как его повязать?
— Ни сегодня-завтра мне должны шепнуть, и тогда натравлю на него ОБГРП. Там ребята серьёзные, не чета братве. Повяжут в лучшем виде.
ЧП деловито соскочил с дивана:
— Ладно, я побежал. 
— Удачи. — Напутствовал его я. — Расскажешь потом, как получилось...
А встретились мы ни сегодня, ни завтра и даже ни послезавтра.


Когда милицейский УАЗик выгрузил меня на адресе, там уже дежурным опером присутствовал ЧП, а рядом стоял Александр, являя собой само Главное Управление. Я подошёл к ним. А вызов по непостижимой воле кармических сил привёл всё в тот же Плановый посёлок. Частный дом, ныне ставший местом преступления, был древний, как и сам Плановый посёлок, притом что прошедшие лета его здорово так перекосили, а хозяева не утруждали себя даже косметическим ремонтом. 
— Привет! — поздоровался я с операми.
— А-а-а, Олег, здорово! — Обрадовался Александр. — Ты сегодня представляешь неподвластные простому человеческому разумению силы?
— Ну-у, какие-то силы представляю. Сам, правда, не знаю какие. — Усмехнулся на шутку я. — Чего тут?
— Да вон он лежит, болезный. — ЧП кивнул на картинно лежавший посреди заросшего травой двора труп.
— Пьянка? — уточнил я.
— Пока не понятно, — ответил ЧП, — Там следы волочения со следами крови, ведущие в дом. Но дверь закрыта на замок. Ждём прокурорского и будем ломать.
— Что, без санкции суда пойдём? — уточнил я.
— В крайних, не терпящих отлагательства случаях Закон позволяет. А пока глянь, что там с трупом.
Я быстро осмотрел лежащего.
— Что могу сказать при поверхностном осмотре. Смерть наступила часа четыре-пять назад от множественных колото-резаных ран. Одна точно смертельная в область сердца. Весьма похоже на пьяные застольные разборки. Надо, конечно, глянуть на место нанесения ранений.
Пока ожидали прокурорского, ЧП рассказал про свои поиски «джедая». Как оказалось, проявив недюжинную смекалку, Чекалин два раза устанавливал его место обитания, натравливал туда ОБГРП, и каждый раз там ничего не находили. Точнее, находили, но не «джедая», а огромное чёрное зеркало в рост человека посреди пустых комнат.
— А инфа-то у меня была стопроцентная, — горячился опер, — И куда этот чёрт мог подеваться из взятого в кольцо дома, ума не приложу!
В это время из подъехавшей легковой автомашины выбрался знакомый прокурорский следователь Илья, фамилию которого я если и знал, то давно забыл.
— А-а-а, вижу бригада в полном составе! Здорово, парни, — легко поздоровался тот. — Что имеем в условии нонешной задачи?
— Труп неизвестного мужчины примерно сорока лет, — начал докладывать ЧП, — Смерть наступила, со слов эксперта, часа четыре-пять назад в результате смертельной колотой раны в область сердца. По информации зонального опера не местный. Дом принадлежит Стефанову Игорю Андреевичу, не работающему, ведущему асоциальный образ жизни. Следы от волочения трупа ведут в дом. Дверь закрыта на замок. На стук никто не отвечает. И есть ли кто дома живой, не понятно...
— Ясно, — быстро сориентировался Илья, — Мне двух понятых и ломайте.
— Понятые вон стоят, — кивнул опытный в таких делах ЧП, — подготовили заранее.
— Молодцы. Чего тогда ждём? Вперёд.
Дверь оказалась ещё той преградой — чисто на подуть. Первый же существенный толчок плечом сорвал её с петель. И мы осторожно шагнули в образовавшийся тёмный провал домика местного Ниф-Нифа....
Обстановочка внутри ничем существенным не отличалась от наружной запущенности — повсюду идентичные мусор и грязь. Разве что ещё и обветшалая от древности мебель с оторванными дверцами, надломанными ножками и порванной обивкой. И среди всего этого уныния, посреди большой комнаты возвышалось в рост человека огромное чёрное зеркало.
— Вот же... — ЧП запнулся.
Что-то странное происходило вокруг. До того хорошо слышимый голос Ильи, осматривавшего соседнюю комнату, таинственно заглох, а дверной проём, через который мы втроём вошли в комнату с зеркалом затянула чернильная мгла.
— Э-э, двери... — Попытался обратить внимание оперов на бывшую входную дверь я.
Но те смотрели на зеркало...

По гладкой зеркальной поверхности шла мелкая рябь, напоминавшая дрожание водной глади от звука мощного динамика. Завораживающее зрелище. И вот из этой ряби вначале появилась рука, затем плечо и через миг перед нами стоял мужчина... Невысокого роста, плотный как тот по жизни гиревик, в длинном плаще и старомодной шляпе тайного агента КГБ. По виду никак не старше сорока лет. Серые ничего не выражающие глаза из-под шляпы не мигая смотрели на меня. Хотя... Возможно, одновременно на нас троих.
— Уголовный розыск, прошу представиться. — Первым сбросил гипнотическое влияние серых глаз ЧП.
Видимо, он с утра уже принял на грудь своей браги, и теперь был неподвластен влиянию неведомых психических сил.
Теперь незнакомец смотрел только на него и, как мне показалось, с некоторым изумлением.
— Я что сказал!? Представьтесь! — Не унимался тем временем Петро, чувствуя за своими плечами всю мощь репрессивного аппарата государства Российского.
Мужчина слегка повёл плечом, и я почувствовал странную тяжесть, словно привычная тяжесть всей атмосферы Земли перестала быть привычной. А услышав резкий выдох от обоих оперов, понял, что и их коснулось это.
— Вот же... — сдавленно выдавил ЧП и рукой полез за пистолетом.
Но незнакомец опередил его, метнувшись навстречу, локтем засадил по грудине. И ЧП, охнув, тут же присел отдохнуть. Всё произошло настолько стремительно, что мы с Александром только то и смогли, что сопроводить сиё действо взглядами. Но, видимо, переключив внимание на Петра, незнакомец отвлёкся, и тяжесть, только что сковывавшая нас, исчезла.
— Стой, стрелять буду! — крикнул Александр, не в пример ЧП успевший достать ствол.
Правда, на этом всё и кончилось — незнакомец стоять не захотел, и пистолет опера полетел в одну сторону, а сам он в противоположную. Тут настала моя очередь показать, чего стоят эксперты по трупам на ковре единоборств, и интуитивно поняв, что в стойке противостоять настолько стремительно двигающемуся противнику практически невозможно, я кинулся тому в ноги и ловко перевёл противостояние в партер. Только вот этот битюг, падая, извернулся, и грохнулся на меня сверху, выколотив и те жалкие остатки воздуха, что ещё пребывали в лёгких. В глазах почернело, и пока я лёжа отходил от чувствительного удара, воспринимать текущую обстановку мог только в весьма смазанном виде, но которая, как и в любом пехотном рукопашном бою, развивалась очень стремительно. Пока Александр пытался вернуть табельное оружие, ЧП взял незнакомца со спины в борцовский захват, и некоторое время  они топтались на месте, без значимого преимущества для одной из сторон. Пётр оказался весьма крепким орешком. Но и с его силищей надолго совладать с гиревиком не получилось — получив удар в пах, опер самостоятельно слился в партер. Но тут уже подоспел Александр и огрел врага рукоятью пистолета по голове в шляпе.
Когда пелена наконец спала с глаз, и мне удалось продышаться, пришло озарение:
— Зеркало! Надо разбить зеркало!
Правда исполнять задуманное было уже некому — оба опера снова лежали на полу. А незнакомец, хотя и получил чувствительный удар по голове, чувствовал себя прекрасно. Надеяться оставалось только на свои силы, и давние занятия айкидо с чёрным поясом были мне в помощь. Но куда с большим удовольствием имел бы сейчас самый завалящий стрелковый разряд и ствол под рукой. Да даже и без разряда, один ствол. И словно мои молитвы услышали бессмертные боги Олимпа, пятясь назад я наступил на тот самый ствол, владение которым только что возжелал. Пока оба потенциальных хозяина отдыхали, табельное оружие волей богов досталось мне, и не долго думая, я выстрелил в зеркало. Правда, это было последнее, что удалось запомнить — незнакомец добрался и до меня...

От госпитализации я отказался. Тем более, посланная шефом София лишь наложением своих прелестных рук запросто сняла и головную боль, и, наверное, само сотрясение мозга. Во всяком случае, мне за глаза хватило бы и одного взгляда её зелёных глазищ, чтобы воскреснуть даже из мёртвых.
— Ты как себя чувствуешь? — спросила посланница шефа после процедуры исцеления.
— Прекрасно, как никогда, — ни единым словом не соврал я, и тут же спохватившись, попросил, — А ты бы не могла убрать и боль за грудиной?
— Где? — Забеспокоилась целительница. — Покажи рукой.
— Тут. — Я ткнул пальцем в своё беспокойное сердце.
— Хм-м... — с сомнением произнесла София, внимательно глядя мне в глаза, — Жжение за грудиной? Я что-то ничего не чувствую...
— Да-да, именно жжение, — легко согласился я и уточнил, — Сердце что-то заныло... Или душа? Такое впечатление, что твои прикосновения ещё с прошлого раза разожгли во мне костёр, который никак не затухнет... 
— Да ладно, — засмеялась София, — Вставай, давай. Я давно уже не юная файер, чтобы пионерские костры разжигать в коллегах.
— Тебе виднее. — Пожал я плечами. — Но если в моём некрологе напишут: «Ещё один сгорел на работе», мы оба будем знать, кто в этом виновен...
— Если в твоём некрологе такое напишут, знать буду только я одна. — Улыбнулась София.
— А я? А как же я?
— «А ты, а как же ты» будешь в лучшем случае перемещаться на индивидуальное облачко в Рай...
— А в худшем? — Заинтересовался перспективой, и хотелось, чтобы весьма отдалённой, возможного развития событий.
— А в вероятнее всего на коллективную раскалённую сковородку, как и вся  честная братия суд-э нашего Бюро...
И оценив вытянутость моего растерянного лица, схватила за руку и хихикая повела за собой... Нет, ни в Рай, а всего лишь в лично Люциусом направленную за мной его служебную машину. 

— А-а, наш герой! — Люциус даже встал из-за стола, чтобы пожать мне руку. — Как самочувствие?
— Вашими молитвами...
— Но-но, не надо богохульствовать. — Шеф довольно ухмыльнулся. — Присаживайся. Рассказывай...
— А что рассказывать? — спросил я, с облегчением плюхнувшись на стул.
Хотя головную боль София и сняла, но слабость в ногах ощущалась до сих пор.
— Кто додумался в зеркало выстрелить? Да не простой пулей, а с неким ядом. Поделись-ка ноу-хау.
— Ядом? — Я почесал затылок. — Стрелял я... Из пистолета кого-то из оперов... А-а-а! Вот же... Это же ствол ЧП был! Он патроны в своей браге освящает.
— В браге? — Шеф не смог сдержать изумления.
— Ну, да. А брагу он на святой воде ставит. Его один поп научил. Что-то там про небесное воинство...
— Небесное воинство, говоришь? — Люциус задумался. Затем что-то коротко чиркнул в своей записной книжечке.
— А что Чекалин и Александр? — в свою очередь спросил я, — Они как?
— Отделались лёгким испугом и незначительными травмами. Удачно ты в зеркало попал. Иначе...
Что  «иначе», шеф договаривать не стал, видимо посчитав, что и так всё понятно.
— А что с Наблюдателем? — воспользовавшись хорошим настроением шефа, поинтересовался я, — Достали мы его?
— Достать-то достали, — хмыкнул тот, — только не в том смысле, который вкладываешь в это слово ты.  Отбыл...
— Куда отбыл?
— В места, о которых тебе пока лучше и не знать.
— Ушёл, значит... — повторил вполголоса я, — Вот же...
— И зря ты расстраиваешься, — приободрил меня шеф,— Это наилучший исход.
— А кто он?
— Наблюдатель-то?  Представитель высших сил.
— Что? — Я кивнул на потолок. — Тех?
— Ну, не совсем тех, бери чуток по ниже.
— А-а-а... — Я посмотрел себе под ноги. — Этих...
— Ну, что ты. — Довольно засмеялся Люциус. — Совсем даже ни этих. Есть много, друг Горацио, такого...