Кривой Рог, Дубовец и шведская монета

                Документальный рассказ

Лето 2025 года. Июль, и очень солнечно. Я иду по дамбе, а в канале плещутся дети. Канал обмелел, но вода живая, и прикосновение - как глоток чистого воздуха, шаг в новую среду. Вода из Берещи - насыщена заповедным настоем приберезинских нив и тысячелетним фимиамом древнего мира. Она с Дубовца, где открыт археологический лагерь. Там обнаружен, благодаря изысканиям местного жителя Василя Хацкевича, памятник пятитысячелетней давности – найдены бесценные реликты.

И снова работала экспедиция, организованная белорусской Академией наук, а помогали раскапывать, просеивать землицу и выуживать драгоценные вещи дети - школьники. Нашли новые необычные предметы. Один из них – «первобытный», кремниевый нож. «Можно сказать, «импортный», - делится соображениями Максим Чернявский, руководитель проекта, - кремний завозили из дальних мест...»

Невероятно! Даже трудно представить, насколько «общительной» была античность, которую мы представляем архаичной и «звероподобной». Оказывается, наши предки находили сырье не только в пределах обитания, а и далеко-далече, привозили и обменивались готовыми изделиями. Это подтверждает 40-литровый жбан, обнаруженный там же в виде распавшейся керамики. Фрагменты соберут, выставят на обозрение, и мы увидим образец древнего мастерства.

Моя бывшая одноклассница Люда Азаронок (теперь Мозго) живет ближе всего к месту раскопок, на отроге Пышнянской возвышенности, которую омывала связующая Берещица. Люди шли за течением, и переселились. Если в данных за 1641 год фигурировала слободка Берещица, то в документах за 1775 год уже «весь Веребки». И та, и другая при русле одной и той же реки, а принадлежали Лепельскому поместью богомолок – виленских монахинь-бернардинок.

Покидая Дубовец, благодатная Берещица ширилась, обогащаясь лесными ручьями, и полноводная, выкатывалась к Кривому Рогу, что нависал с плато могучей вершиной. Похоже, гора служила ориентиром еще в кривичские времена. Наткнувшись на "рогатый" венец, река обходила его, отклоняясь в сторону, избегая встречи.

Но царским инженерам ничего не стоило изменить курс, и они прочертили прямой путь, параллельный серпантинно-извилистой Берещице. Пригнали тысячи собранных по имениям крестьян, вручили лопаты: «копайте!». Так появился искусственный водоток – Веребский канал. Теперь Люда живет на нем.

Деньги империя не считала. Берещинский канал был только частью екатерининского замысла. Главная идея заключалась в волоке. С Кривого Рога его не видать, но он рядом. «под боком». Там теперь Волова Гора, соединительный межозерный участок бывшей схемы под названием «Березинская водная система». Императрица «утерла нос» королям, которые не могли осмелиться на столь грандиозную затею - связать южные, днепровско-березинские, и северные, западнодвинские, воды.

Ранее реки растекались в разные стороны, и странники одолевали волок, перетаскивая суденышки и поклажу посуху. Сколько пик было сломано за обладание великим переходом! Столь уникальная природная «композиция» манила неимоверно, и властители теряли рассудок, надеясь распоряжаться единолично.

Я иду к своей однокласснице, чтобы обменяться познаниями. У меня на руках материалы, добытые в архивных запасниках Минска, Риги и Вильнюса, а у нее «вещественные доказательства» - раритеты, найденные сыном на подворье и неподалеку от дома.

Первое упоминание о Берещице – 1563 год. Тогда Василий Низовцов, изучая рубежи Полоцкой земли, заплывал в Берещу и прочерчивал границу разделенного ареала. По одну сторону лежали полоцкие земли, покрытые Великим бором, а по другую – виленские, где доминировали «боленские паны», осваивая лукомльскую Свяду.

Суверен Низовцова – восточный князь и царь Иоанн Васильевич Грозный, посылал бояр и опричников, чтобы отсечь великокняжеский регион с волоком, но Дубовец не покорился. Московцев остановили в Лепеле, на Белом озере, куда стекала Берещица. Наследники «белых» витязей отразили наскок.

Попытку захвата повторил спустя 150 лет властелин с севера - шведский король Карл XII. А полоцкий регион подчинялся в то время Августу II Сильному (по-белорусски «Моцному»), союзнику Петра I.

Шведы усилили позиции, обретя Лифляндию – соседа Великого княжества Литовского. Рига стала вторым по величине городом северного государства. Как это часто бывает, добыча распалила аппетит, и показалось королю, что все земли у его ног. Мощь толкнула на силовые действия, на войну. Из Риги Карл направил войска по Двине вверх с целью овладеть всей магистральной полосой от Балтийского моря до Черного.


Первым делом шведы рассчитали взять междуречье - волок. Исполнить это поручалось Адаму Людвигу Левенгаупту, дальнему родственнику Карла. В 1706—1709 годах он занимал пост генерал-губернатора Ливонии, и был повязан двинско-днепровской темой. Он и двинул корпус на Борисов, по маршруту сплава на юг. Как долго он пребывал в наших краях, мы не знаем, но одна из старых карт зафиксировала наш Лепель как Lewen. Не в честь ли Левенгаупта? А еще необъяснимым до сих пор явлением смотрится на старых картах топоним Lepel spal (сожженный Лепель). Не из тех ли драматических противоборств?

Люда говорит о найденных достопримечательностях, уводящих в описываемые времена. Это монета шведского образца – трехсотлетней давности, и деталь тех же времен, предположительно, часть ружейного ствола, кремниевого. Две вещи – как два посоха, что нес человек, идя по ухабистой тропе жизни.

И всплывают события, непосредственно затрагивающие наш край. Северная война длилась двадцать лет, и натворила несть числа бед. 

Мне довелось познакомиться с реестром поместья, что охватывало территорию волока на начало XVIII века. Теми землями владела тогда княжна Соколинская. В ее распоряжении была лукомльская Свяда, а граница имения простиралась к Пышнянской возвышенности, к берегам Берещицы, где обозначался ее застенок Веребки. По сути, это первое письменное упоминание топонима. Что было тогда «за границей», на противоположном берегу, пока неизвестно. Но переход через реку, ясное дело, существовал, и по нему переправлялся тот самый граф Левенгаупт со своим войском. Оброненная монета – возможное свидетельство пребывания шведов на берегу. А оружейная деталь говорит о потенциальной стычке на переправе.

Конечно, это слабые доводы допустимой версии. Однако архивные документы наполняют ее существенным содержанием, неопровержимыми фактами.

В 1720 году княжна продавала Свяду, и была составлена подробная опись ее владений. Назывались также крестьянские селения, откуда люди «разошлись» (так в тексте), то есть, покинули свои жилища. Причина не указывалась, однако налицо война, что грабительски пронеслась по территории и затронула окрестные селения. Покинутыми назывались Салек, Велимбор, Вирембля. Если Салек можно адаптировать с более поздним Стайском, то Велимбор и Вирембля исчезли вовсе – пропали окончательно, навсегда. Можно не сомневаться, что они сопутствовали поволочным «трактам», которые становились рокадными, воинскими - объектами раздора. На карте Борисовского повета за 1800 год шлях через Берещицу обозначен «Для прохода войск». А предшественником Соколинских в Свяде указывался хорунжий из Ковно.

Шведы не добрались до черноморских берегов, были остановлены и разбиты под Полтавой. Бегство оттуда могло напоминать бесславный поход Наполеона. В детстве мы примечали «следы» завоевателей - курганы вдоль дорог типа могильников, их именовали «французскими». А может, то были последствия шведского нашествия?

Таким входил наш край в XVIII век прошлого тысячелетия. А конец его – уже мирный, екатерининский. Русская императрица осуществила передел бескровно, и транспортная водная сеть объединила бывшие великокняжеские края, насытив сырьем, в основном, древесиной, строящиеся города. У Екатерины был второй вариант инициативной поступи - в Америку, через Аляску, но она выбрала Европу.

В области моей деревни образовались два русла – восточный и западный, природный и искусственный, с кордоном посредине в виде узкого острова, растянутого на несколько километров. Еще долгое время кордон хранил разделенность – левый берег стал казенным, а правый сохранял приверженность частнособственническим интересам. Так продолжалось до послереволюционного военного строительства, когда Сталин диктаторски распорядился Страной Советов, опутав окраины воинскими базами, аэродромами и офицерскими учреждениями. Что в ту пору происходило на канале, хорошо помнят земляки, но это тема другого повествования.

…Пьем с Людой чай и вспоминаем наших предков. Ее родители смотрят со стен, из портретов, и добавляют накала нашим рассуждениям.

Канал действовал полтора столетия, до начала войны с гитлеровской Германией. Сколько грузов было перемещено, не сосчитать! И даже пассажирские борта ходили.

А потом водное сообщение устарело, в обиход вошли стальные рельсы, и по ним покатились железнодорожные составы. А бывшие путные шляхи заполонили автомобильные фургоны разных мастей. Мимо бывшего волока пролегли автотрассы – сначала на Борисов, а потом на юг, по прямой на Минск.

Шлюзовые камеры и плотины захирели, пока их не разобрали насовсем. Еще оставались березы, что украшали дамбы, но и они состарились, и их «завитушки» - серёжки, выглядели кисточками на шляпках царских барышень. А Берещица еще порадовала наше поколение. Мы сплавлялись по реке к устью и проплывали вверх к истоку, ловили рыбу, а дед Люды - Микола умудрялся привозить с Дубовца копны пахучего сена. Делал он это заправски, несмотря на миниатюрность суденышка. Он построил «дубицу» - челн, наподобие викинго-варяжского, выдолбленный из древесного ствола. Однажды мы, детвора, попытались, подражая ему, «прокатиться» - проплыть хотя бы несколько метров, но тут же перевернулись.

Все это осталось в прошлом, как и часть реки, что «уклонилась» при встрече с Кривым Рогом. Течение чрез плато принял канал, да и он уже не тот, что был в период хождения пароходов, не бурлит, как в шлюзовых отсеках ранее. Природное, памятное, ответвление, радовавшее крестьян неизбывностью, пересохло, и только «бучки» (криничные омуты) еще держат некоторую влагу.

В истоке Берещица еще теплится, омывая Дубовец. Как только приезжаю в деревню, бегу, продираясь сквозь густые заросли, на встречу с древней рекой. Под ногами и поваленные сгнившие стволы сосен, и сплетенные мохнатые корневища, и проутюженные телами зверей водопойные тропы, и цепью протянутые нескончаемые веретеи, и, наконец, она, тихая и покорная, знакомо блеснувшая в проеме чащ - Берещица! Она по-прежнему величественная и значимая, несмотря на усеченный контур - обмелевшая:  обескровленная нашим стремлением обогатиться вопреки природе и здравому смыслу - мы все одинаковы на единственной нашей Земле. А берега все такие же - в прорехах-дуплах, что нарыли извечные речные попутчики: бобры. И далее - все то же озеро с бывшим волоком, сейчас в зоне Березинского заповедника. Что еще принесет Берещица, какие тайны раскроет?

…Мы расстаемся, выйдя на улицу. Люда распахивает калитку, чтобы проводить по тропинке к дамбе. С крыльца видна школа, куда мы ходили в советское время. Она уже «некоммуникабельная» - закрыта на замок и, говорят, продана - детей не набирается.

Люда верна своему жилищу, как и ее родители, деды. И соседи у нее, как говорится, осевшие, не потерявшие связи с землей, не отягощенные городскими проблемами. Она ступает по траве босыми ногами. И это символично. В детстве мы бегали босыми с началом первых проталин.

А сбоку приткнулся, притулился ее огородик – открытый, неогороженный.

- Люда, - шучу я, - а ты не боишься, что выращенное тобою соберут и унесут чужие? Вспоминаются годы, когда мы ватагами совершали набеги на сельские грядки, выискивая ранний огурчик, за что получали от родителей незабываемую взбучку.

- Уже некому, - отвечает она. – Люди накормлены, и не нужны большие плантации и заборы. А вот жизнь предков, история кровной среды захватывает, и мы стремимся узнать побольше.

Да, раритеты, открытия - дарственная земли: чтобы почитать родные края.


10.08/25