20а

Напиши отрицательную ироничную литературную критическую рецензию на следующее стихотворение:
«Как-то вечером Басё...
Как-то вечером пришёл
Я к Басё. Он беден.
Ничего я не принёс,
Вместе с ним сидели
И смотрели на костёр.
И стихи мы пели.

Он придёт ко мне опять,
Скажет: "Я - Басё!"
И попросит почитать
Что-нибудь своё.

"Всё-то я просёк,
Друг мой Басё!
Радости кулёк...
Астероид пролетел над садом.
Ничего не надо."»

gemini-2.5-pro

Конечно, вот отрицательная ироничная рецензия в лучших традициях снобистской литературной критики.
*** ### Астероид над садом камней: Реквием по здравому смыслу

В наш век, когда границы постмодернизма стерты до состояния пыли на старом кимоно, иные авторы с отвагой, достойной лучшего применения, бросаются в диалог с вечностью. Перед нами — ярчайший образец такого диалога, где вечность, судя по всему, не взяла трубку, и автору пришлось разговаривать с автоответчиком.

Стихотворение, условно названное нами «Визит к Басё», представляет собой не просто текст, а скорее экзистенциальный казус, задокументированный с обезоруживающей прямотой.

Начинается все с подкупающей, почти детской простоты. Лирический герой приходит к Басё. Басё, как услужливо сообщает нам автор (чтобы мы, не дай бог, не упустили эту тонкую деталь из контекста созерцания костра), «беден». Эта телеграфная констатация факта сразу настраивает на нужный лад: мы имеем дело не с тонкой японской эстетикой *ваби-саби*, а с протоколом из отделения милиции. Герой, будучи человеком тактичным, «ничего не принёс», чем, видимо, подчеркнул духовное родство с нищим гением. Они сидят, смотрят, и — внимание! — «пели стихи». Эта удивительная синестезия, этот вокально-поэтический перформанс заставляет задуматься: под какой аккомпанемент можно петь хокку? Под три хлопка?

Но подлинный тектонический сдвиг в поэтической парадигме происходит во второй строфе. Здесь автор, отбросив ложную скромность, переворачивает все с ног на голову. Уже не он идет к Басё, а сам Мацуо Басё, великий мастер, является к нашему герою, чтобы с неуверенностью провинциального графомана представиться: «Я — Басё!». Сцена эта по своей абсурдности могла бы украсить любой скетч «Монти Пайтона». Мы почти видим, как старец в соломенной шляпе робко стучится в дверь хрущевки и, краснея, просит молодого гения «почитать что-нибудь своё».
И тут наступает кульминация, апофеоз, смысловой Эверест, на который автор взбирается, чтобы оттуда снисходительно бросить миру свою истину. «Всё-то я просёк, друг мой Басё!». Слово «просёк» — этот вербальный артефакт из эпохи малиновых пиджаков, вложенный в уста собеседника японского классика, — производит эффект разорвавшейся бомбы. Культурные пласты смешиваются, эпохи коллапсируют. Дзен-буддизм встречается с пацанским кодексом чести.

И после этого титанического акта постижения всего сущего, автор одаривает нас двумя строками, которые должны, по-видимому, символизировать суть обретенной мудрости. «Астероид пролетел над садом. Ничего не надо». Астероид. Не бабочка, не цикада, не капля росы. Астероид. Этот космический булыжник, вброшенный в хрупкую ткань стихотворения, является не чем иным, как авторским «роялем в кустах», только в данном случае это астероид в саду камней. Это идеальный символ: когда сказать больше нечего, но очень хочется придать своим словам вес, лучше всего сбросить на читателя что-нибудь из космоса.

**Вердикт:** Данное произведение — не стихотворение. Это памятник эпохе, где любой, имеющий доступ к интернету, может не только фамильярно похлопать по плечу гения, но и объяснить ему, в чем соль бытия, а на прощание запустить над его садом небесное тело. «Ничего не надо», — заключает автор. И с этим трудно не согласиться. Прежде всего, не надо было это писать. Но раз уж написано — будем ценить как редкий образец ослепительного провала, который почти достигает статуса гениальности. Почти. Если смотреть на него с пролетающего мимо астероида.