Круговое движение

События вымышлены, совпадения
случайны, образы собирательны


Павел
– Знаешь, а дальнобой – это не профессия. Это образ жизни. По молодости все зашибись, катишь по трассе, поля до горизонта, закат обалденный, в полнеба, Led Zeppelin наигрывает, а ты едешь себе, подпеваешь тихонько. Романтика! Города разные, попутчики, разговоры интересные. Я даже во Владике побывал, прикинь. Океан видел! Это позже начинается – язва, гастриты всякие. Или лоханулся, не проверил движок вовремя – перебирай его потом на морозе голыми руками. А то зимой так заметет, что трое суток на трассе проторчишь. Было такое как-то, под Иркутском.  Сибирская метель – штука страшная. Три дня к нам тягачи и бульдозеры добирались. Ладно, машина большая, бензина много, поспать есть где. А рядом же народ на легковушках!  Так они запаски жгли, чтоб согреться, прикинь. Помогали друг другу, конечно, без этого в дороге никак…

В общем, когда транспортная компания прикрылась в ковидные времена, я не особо-то и расстроился. Сорокет, как никак, пора к оседлой жизни привыкать. Да и вакансия быстро подвернулась – водители требуются в зоотакси. Зоотакси, прикинь! Я о таком и не слыхал даже раньше. Но решил – а почему нет? Чего там сложного – болонок в бантиках к парикмахеру возить. Или как его там? А, грумеру! Ну да, точно, грумер это называется. Ну так вот, я подумал – да какая разница, где баранку крутить. К зверью я всегда хорошо относился. О собаке мечтал, да куда с такой-то работой. На деле оно по-другому оказалось. Вон видишь, сзади отсек такой специальный, с решеткой? Это пуму раз вез в аэропорт, спецрейсом в Токио отправляли, в зоопарк тамошний. Та еще поездочка была! Страху натерпелся – мама, не горюй…  Алло! … Да, зоотакси ...  Какой кот? … Понял, понял…  А поедем куда? ...  Принято!

Андрей
– Значит, папаверин отменяем, а онсиор еще три дня давайте. Диету продолжайте, через месяц контрольный анализ. Ест хорошо этот корм? Стул регулярно? Следите только, чтобы воды пил достаточно, при таком заболевании это важно. И чтобы не переохлаждался… – Андрей прикрыл телефонную трубку ладонью и прошипел: – Тебе чего, Митрофанова?

Митрофанова, приоткрыв дверь кабинета, возбужденно затарахтела:
– Андрей Леонидович, там подарочек снова!  Выхожу, а он под деревом…

Андрей мысленно выругался. «Подарочки» под дверью ветеринарной клиники появлялись регулярно. Не далее, как на прошлой неделе, там обнаружился мешок с только что окотившейся кошкой и тремя крошечными, еще мокрыми комочками. Двое из новорожденных котят уже не дышали. Но измученная перепуганная кошка продолжала вылизывать и согревать всех троих. Главврач Вершинина, тетка модели «коня на скаку остановит», поскандалив для проформы, дала добро на размещение кошки с котенком до вечера в одном из пустующих стационарных боксов и даже выделила для постояльцев пачку пеленок. Фельдшер Арина Митрофанова в промежутках между капельницами и инъекциями названивала каким-то своим знакомым, и к вечеру новоиспеченная мамашка и ее отпрыск уехали на передержку. Но сейчас, судя по испугу, явно прозвучавшем в голосе Арины, заступившей час назад на ночное дежурство, «подарочек» был куда круче.

Андрей вышел на крыльцо. К толстому стволу клена была привязана собака.  Собственно, привязывать смысла никакого не было – вряд ли старый тощий пес смог бы куда-то уйти. Он лежал на грязноватом клетчатом одеяле, опустив морду на вытянутые мосластые лапы, а рядом стояла желтая эмалированная миска с остатками сухого корма, в которую уже успели упасть два кленовых листа, похожих на звездочки. 

На присевшего на корточки Андрея пес никак не отреагировал. Он, похоже, уже не ждал ни от судьбы, ни от людей ничего хорошего. Да и вряд ли он этого хорошего много видел. Беспородный, никому не нужный барбос в истрепанном брезентовом ошейнике. Выпирающие под свалявшейся шерстью ребра, распухшие суставы длинных лап.

– Совсем обнаглели! Подкрался, привязал и удрал! Урод! – Митрофанова растерянно топталась рядом. – Когда уж камеры установим, Вершинина сто раз собиралась!

– А смысл? Ты искать урода будешь? Чтобы что? – Андрей протянул руку и коснулся собачьей макушки: – Привет!

Пес вздрогнул и медленно поднял голову. Его глаза были затянуты голубоватой мутной пленкой катаракты.

– Да, я буду искать! Я найду, я… я ему морду набью! Так, чтобы запомнил, чтобы… – кипятилась Митрофанова. Она наклонилась к собаке и охнула: – Он … слепой?

– Ага, набьешь морду, и он сразу все осознает, проникнется, станет добрым, душевным, заберет собаку и будет о ней заботиться… – хмыкнул Андрей, представив, как Митрофанова, метр с кепкой, подпрыгивает и лупит кулачком по чьей-то физиономии.  – Сомневаюсь я в целесообразности и эффективности таких телодвижений. До таких не достучишься кулаками. Тащи-ка ты лучше воды!

Митрофанова унеслась, громыхая кроксами. В окнах домов, окружавших дворик, зажигался свет. Там, за разноцветными шторами, вернувшиеся с работы люди тискали своих соскучившихся за день Барсиков и Рексов, щедро насыпали в их миски лакомые кусочки, а после ужина устраивались перед телевизорами, поглаживая макушки и спинки дремлющих рядом питомцев. Эту душевную картину омрачала огромная вселенская несправедливость. Она заключалась в том, что слепой старичок, для которого теплая рука хозяина на макушке сейчас была важна, как ни для кого другого, лежит здесь один на тонком одеяле в клетку. Вот это замызганное клетчатое одеяло почему-то вызывало особую тоску.

Арина поставила на одеяло миску с водой, и пес, потянувшись к ней мордой, с громким хлюпаньем принялся лакать.

– Что делать будем, Андрей Леонидович? Надо же что-то делать!
 
– Делать? Делать… Делать что-то надо… А эта твоя знакомая, что кошку забрала, она не…

– Да у нее десяток кошаков на передержке, она пошлет меня куда подальше!

– Понятно… – Андрей посмотрел на часы. До конца рабочего дня оставалось полчаса. Пристроить пса в стационар, даже на одну ночь, было рискованно: Вершинина являлась на работу ни свет ни заря и тут же принималась за обход клиники, устраивая разнос за малейшие косяки. Но и бросить беспомощного старичка под деревом было нельзя.

– У нас по записи никого больше?

– Нет. Да и вряд ли появится кто, половина девятого уже.

Пес, напившись, снова опустил тяжелую морду на лапы и закрыл глаза.

– Ладно! – Андрей решительно поднялся на ноги. – Говоришь, что-то делать надо? Значит, будем делать…

– Андрей Леонидович, нас Вершинина прибьет! Она в тот раз так орала, что клинику в проходной двор превратили… А уж если собаку увидит, так все – кранты обоим!
– Не тарахти, Митрофанова. Я его сейчас домой заберу, а там посмотрим. Вопрос только – как? Сам не донесу, а он не дойдет. На такси если только? Кто ж таких пассажиров возьмет?

– Так есть специальное такси, я знаю, позвонить? У меня номер записан. У вас адрес какой? В смысле, поедете куда?  А велик ваш как же, тут оставите? – продолжала сыпать вопросами Митрофанова.

– Да кто на него позарится, на этот велик. Звони. И пеленок мне притащи. Поедем на Московскую, 52.

– Звоню, звоню. А велик я покараулю, буду поглядывать.

– Ты за пациентами поглядывай. Там трое в боксах. Я назначения все сделал. Будет звонить хозяин спаниеля, заполошный этот, он и среди ночи может, – скажи, состояние удовлетворительное, завтра можно домой забирать, но только после десяти. Я приду, распишу все рекомендации. А не так, как он сегодня – в семь утра приперся проведать. И шов глянь у кошки, которая после стерилизации. Ну чего там с твоим такси?

– Через пятнадцать минут будет…

Павел
Ветеринарная клиника «Чеширский кот» – приземистое длинное здание – пряталась среди многоэтажек. Парень в черной футболке сидел на ступеньках бокового крыльца, прижимая к себе угловатый сверток из одеяла. Снизу из свертка торчало колечко собачьего хвоста.

– Добрый вечер! Вы зоотакси вызвали? Вот сюда кладите собаку. Что с ней?

– Спасибо. Не знаю, что с ним, подкидыш. Дома погляжу, что и как. Обезвоживание – факт, с глазами проблемы. Наверняка еще чего-то вылезет, старый совсем. Сейчас приедем, физраствор прокапаю, а там видно будет.
 
– Так вы врач? Я-то думал, своего лечить привозили.

– Ветеринар, травматолог. Три года тут работаю, много видел, а привыкнуть не могу. Стал ненужным – выкинули. Спасибо, не в лес вывезли.

– Как это – в лес?

– Да вот так. Бывают и такие уроды. А тут вроде как совесть чиста – в клинику же привезли. Пусть позаботятся добрые айболиты. То котята в коробке, то щенки. Один раз двух канареек в клетке притащили. На подоконник клетку пристроили и тряпочкой накрыли. Приходим на работу – ну ни фига себе, утро в деревне. Сидят, поют.  А сегодня вот. Привязали к дереву и смотались тихой сапой.

–  И как теперь? Всех же домой не увезешь?

– Не увезешь. Но тут реально ситуация патовая. Может до утра и не дожить. У себя точно держать не смогу долго, квартира не моя, снимаю. Так что думать будем, что дальше. Но это все потом. Вот тут, пожалуйста, под арку и налево, второй подъезд.
– Ясно. Давайте до лифта помогу донести. Аккуратненько, аккуратненько, я дверь придержу… А вы телефон-то сохраните, мало ли что… Кстати, меня Павел зовут.

– Андрей. Спасибо, Павел!

Анна
С самого утра все пошло наперекосяк.

В большом пакете с цеолитовым наполнителем кто-то проковырял дырку, и теперь гранулы, негромко шурша, тонкой струйкой сыпались на пол.  По ним топтался Гек и, урча, уписывал наполнитель за обе щеки. За перфомансом мелкого рыжего хулигана внимательно наблюдали Муся, Марта и Соня, на мордах которых явно читалось: «Вчера отжал у Фимы лежанку, сегодня наполнитель жрет! Свалился на наши головы!»
Из ванной доносился звук, напоминающий карканье вороны с хроническим гайморитом. Это Оскар энергично скреб когтям кафель, сообщая миру о том, что самые важные дела на сегодня он успешно переделал и теперь намерен развлекаться по полной: скакать галопом, раскидывая во все стороны мячики и тапки, хватать Марту зубами за пышненькие ляжки и прыгать со шкафа на беспечно посапывающих на диване старичков Персика и Барсика.

По кухонному столу из опрокинутой чашки коричневой лужицей растекался кофе. В луже плавали два размокших крекера. Натюрморт дополняли полосатые братцы Тихон и Тимка. Тимка грыз огурец, а Тихон, успевший потоптаться по кофейной луже, брезгливо тряс мокрой лапой. Черно-белая Шейла, изящная, как фарфоровая статуэтка, сидела на холодильнике, всем своим видом демонстрируя презрение к миру в целом и к пожирателям огурцов в частности. Увидев Анну, Тимка сиганул со стола с огурцом в зубах, задев лежащую на боку чашку. Чашка покатилась, поддав под зад Тихону. Тот, утробно икнув, шмякнулся на пол. Следом свалилась чашка, разбрызгивая по полу остатки кофе.

Где-то в спальне зазвонил телефон.
 
Так, надо собраться… Вдох – выдох… И еще раз вдох – выдох… Спокойно, спокойно… Гека изловить, осколки чашки собрать, наполнитель подмести, стол протереть, ответить на звонок…

Нет, сначала ответить, а потом все остальное. О, звонить перестал. Так что по порядку: Гек, осколки, наполнитель, лужа на столе. Черт, снова звонит! Кто же там такой настырный? Анна посмотрела на часы. До приезда Ирки оставалось минут сорок. За это время нужно было успеть сварить новый кофе, одеться, сложить в рюкзак кошачьи паспорта, запасные пеленки и самодельный буклет с фотографиями готовых к пристрою котов и кошек.

 Три переноски со свежими подстилками стояли в прихожей. Сегодня на выставку уезжали тихоня Агата, нежная, светло-серая, с белой мордочкой, пушистый увалень Семушка и трехцветка Алиска, девица с роскошным хвостом и боевым характером. Вымытые накануне шампунем и тщательно вычесанные, все трое выглядели просто шикарно. Хотя Анна прекрасно понимала, что красота – не гарантия того, что кошку будут любить. Наоборот, чаще любимыми становились диковатые, те, кто сидел, забившись в угол клетки и на попытки погладить отвечал шипением, те, на чьих мордах и душах жизнь успела оставить шрамы. Беспородные, самые обычные внешне, именно они каким-то непостижимым чутьем угадывали в посетителях выставки того самого Своего Человека, о встрече с которым мечтает каждый кот. И подавали никому больше не видимый знак – твой кот я.

Таких никогда не возвращали.
Возвращали других. Обаятельных и милых, но писающих в тапки; красивых, но не дающих себя погладить или еще каким-то образом не соответствующих представлениям об идеальной кошке; котят, которыми просто наигрались. И хорошо, если возвращали. А не выкидывали на улицу.

Но все же Анна всегда старалась представить своих питомцев в наилучшем свете. Она подробно описывала для будущих хозяев кошачьи характеры и привычки. Ее подопечные были такими разными. Но все они – харизматичные бунтари и невозмутимые философы, хитрецы и бесшабашные оторвы, ласковые липучки и гуляющие сами по себе – обязательно должны были встретить того самого Своего Человек. И Анна помогала им в этом как могла.

 Вот только хорошие, профессионально сделанные фото, увы, были не по карману. Приходилось довольствоваться обычными, сделанными смартфоном, снимками.

Телефон зазвонил снова. Анна поспешила в спальню и вытянула мобильник из-под теплого бока глуховатого толстяка Персика. Персик сладко потянулся и перевернулся на другой бочок. Его приятель Барсик, сидя на хозяйкином джемпере, задумчиво почесывал за ухом задней лапой.

– Ань, привет, звоню, звоню, ты чего, не слышишь, что ли! – затараторила Ирка. – Я тут вот только с дачи прилетела, сейчас снова в больницу, непонятно, когда ее выпишут, я тебе звоню, звоню…

– Ир, погоди! Я не поняла, какая больница? Мы же в девять договорились…

– А я тебе о чем? Я сейчас в больницу, неизвестно, сколько там проторчу, у нее перелом, сегодня оперировать будут…

– Кого?

– Да свекровь! Полезла яблоню обрезать на даче и свалилась со стремянки, увезли на «Скорой», вот чего ее на эту яблоню понесло, а я ездила дом запереть и все такое, а сейчас в больницу вещи ей везу, потом…

– А как же… А на выставку как же?

– Ань, так я же и говорю – не получается тебя с кошаками отвезти, забрать вечером обещаю, к тому времени уже устаканится как-то вся эта канитель, а сейчас ну никак, ты прости, понимаю, что подвела, сломай чего-нибудь я сама – приперлась бы в любом состоянии, ты же знаешь, но Светлана Иннокентьевна – это же другое, а Васька в командировку умотал, на три дня, я ему позвонила, конечно, он недоступен, слушай, ты давай сейчас  собирайся, он уже выехал, я телефон твой дала, а вечером я приеду за вами…

– Ир, я ничего не понимаю, кто выехал? – Анна попыталась прорваться через Иркину скороговорку.

– Чего непонятного, Ань, такой специальный мужик, тьфу, машина такая специальная, ну в смысле мужик на специальной машине, я оплатила уже и телефон твой дала, переноски он погрузит и выгрузит, не переживай…

–  Ир, ты чего? Какая специальная машина? Погоди, вторая линия…

– Ну вот, это он, я ж говорю… Пока, Ань, до вечера!

Павел
Я не сразу понял, чего требует от меня эта заполошная девица: то ли отвезти в больницу свалившуюся с яблони свекровь, то ли срочно отправляться на погрузку каких-то кошачьих переносок. А уж когда в ее сумбурной речи возник уехавший в командировку муж, я даже слегка занервничал. Но все оказалось гораздо проще: нужно было всего-то отвезти на выставку «ЗооМир» ее подругу.

К этому мне было не привыкать. Имел дело, ага. Доводилось. И насмотрелся, и наслушался: кандидат в чемпионы по красоте, чемпион-производитель, лучший юниор породы и даже лучшая сука породы. Смехота! Пачки грамот, тонны медалей, в жюри козлы, моя сладкая пусечка лучше всех. Ой, а давайте по дороге в зоомагазин заедем, нужно купить корм, пусечка кушает только ягненка со спаржей! В общем, я примерно представлял, что увижу сейчас.

На скамейке возле подъезда стояли три простенькие переноски. И моськи за их решетчатыми дверцами были не сказать, что выставочные. Хотя я этом не спец, конечно.

– Доброе утро! Это вы на выставку?

-Да.

Хозяйка переносок явно была не расположена к разговорам. Зато остальные пассажиры скрывать свое недовольство не собирались: из переносок доносились самые разные звуки – от испуганного писка и до грозного ворчанья.

– Волнуются звери ваши. Неужели первый раз участвуете?

– В смысле?

– Ну в смысле, что породистых котов же часто на выставки возят. Ну там титулы всякие, лучший кот Вселенной и окрестностей…

– Породистых? Это история не про нас. Нам не до титулов, нам бы дом найти…

– Как? А вы разве не…

– Передержка. Хвосты все с улицы. Вот этого мелкого, Сему, у собак отбили, всего искусанного, Агату зимой из подвала достали, блохастую, с обморожением, а Алиска на свалке выживала, гоняла там крыс и ворон. Чудом без глаза не осталась.  Если получится сегодня хоть одного пристроить – уже удача. А дома еще десяток…

– Ничего себе! Это сколько деньжищ-то нужно! Корм и все такое… Ой, простите, ляпнул… Но как же вы…?

– Пожертвования. Есть и постоянные помощники – кто-то лекарства нужные быстро найти умеет, кто-то мешки наполнителя привезти. На выставках, вот как эта, собираем понемногу. Деньги, корм, пеленки, даже игрушки.  В общем, справляемся как-то… В одиночку никак, но нас ведь много. Вы вон туда, поближе к главному входу, можете подъехать?

– Хорошо. Мне какие переноски взять? И рюкзак свой сюда давайте.

– Спасибо, вы Сему и Алиску берите, Агата трусишка у нас, я лучше ее сама понесу…

Марк
Огромная фура, притормозив, остановилась у обочины, и Марк забрался в кабину:
– Спасибо!

– На здоровье! Откуда и куда? До Белогоровки подкину, идет? – водитель протянул руку: – Егор!

– Марк. Сейчас из Карелии, в сторону дома двигаю.

– Ничего себе. И все автостопом? Вон туда рюкзак бросай. И кофр туда можно.

В окна врывался ветер. По обеим сторонам дороги высились сосны. Стройные стволы сливались в янтарное панно, подсвеченное солнечными лучами. Перед лобовым стеклом болтался блестящий кругляшок компакт-диска.

– И как оно там, в Карелии, Марк?

– Красиво. Озера, леса, Долина Водопадов, Вуокса, Ахвенкоски. Много снимков сделал хороших, вернусь, обработаю и на сток. 

–  Фотограф? То-то я смотрю, камеру возишь…

– Прогер. Программист, в смысле. А фотография – это с детства увлекаюсь, как в тринадцать первую камеру подарили, Canon, так все. Щелкал все, что видел – друганов, бабушкиного кота, улицы. Что вижу, то пою, в общем. Теперь подсел на пейзажную съемку. Мечта – выставку сделать, да понимаю, не дорос еще.

– Да ладно, какие наши годы. А как ты сказал-то – Акос… чего там?  Язык сломаешь, блин!

– Ахвенкоски, водопады такие. А называния непривычные, да. Там финны издавна жили, карелы, они названия и давали.

– Сколько езжу, а в Карелию как-то не довелось попасть. Любопытно было бы глянуть.

– Да те места все видели. Там «А зори здесь тихие» снимали.  Помнишь эпизод, где Женя Комелькова немцев отвлекает? Вроде как лесорубы лес валят на берегу?

– Ну так!

– Вот там и снимали, на Рускеальских водопадах. Река Тохмайоки называется, бурная такая, порожистая, русло в том месте вроде как раздваивается, получается озерко небольшое между двумя водопадами. Вот там они и устроили для немцев преставление со старшиной Васковым.  Сейчас, конечно, по-другому все выглядит, туристов много, лесенки, тропинки. А все равно – смотришь и мурашки.

– Понимаю. А фильм, конечно, потрясный. Сколько раз видел – а все слезы на глазах, когда старшина к фрицам в избушку врывается. «Пять девочек было, а не прошли вы!» Я как узнал, что сняли новый, подумал сперва – а чего не глянуть. Посмотрел на баннер, а там девки силиконовые. Только пирсинга в носу не хватает. И главное, все на одно лицо.  Ну его на фиг, думаю, впечатление портить.

– Это точно. Сам давно уже ничего из новоделов о войне не смотрю. Порой такую лажу слепят, не знаешь – то ли ржать в голос, то ли плакать, что тему испоганили.

– Не говори. Ляп на ляпе. Форма, оружие, сюжеты идиотские…  – Егор сунул левую руку в карман куртки, вытащил пустой пакет из-под печенья, пошуршал. – А ты как насчет пожрать? Через часок кафешка будет неплохая, может, перекусим? Я в машине не готовлю, а дошираки всякие терпеть не могу, лучше уж всухомятку.

– А чего ждать целый час? Давай тормознемся где-нибудь да поедим. Кашу сварганим гречневую, с тушенкой. Есть отличный чай, с травами, купил в деревушке одной. Я угощаю, Егор! Твой бензин – мой обед.  Все чин-чинарем соорудим, и кашу, и чаек заварим! Ароматный! Воды только надо.

– Каша с тушенкой, говоришь? Заманчиво, эх! А воды у меня всегда полно – привычка такая, запас иметь. Лады, как карман будет, встанем.

Чай дымился в кружках. Его аромат плыл среди сосен, смешиваясь с запахами нагретой хвои. Егор, привалившись к теплому стволу и закрыв от удовольствия глаза, прихлебывал пахнущий земляникой и зверобоем напиток.

–  Чтоб я так жил! Вот это чаек!

– Ну так! А ты – кафе, кафе… Чего там тебе подадут – кофе три в одном, пыль бразильских дорог?  –  Марк вспорол банку тушенки и вывалил её содержимое в котелок с пыхтящей гречкой. – А чаю я тебе этого отсыплю половину… Чайник-то есть?

 – Есть, есть… Ну в кафе тоже ничего! Знакомых встретить, новости узнать, кто где, с новичками познакомиться опять же… Рация есть, конечно, потрындеть всегда можно, но вживую-то всяко лучше.  Но такой обед – оно, конечно… Пикник под соснами, блин!

По дороге со звучным «вжуууух…» пролетали шустрые легковушки. Неторопливо полз желтый рейсовый автобус. Впритирку к нему пронеслась белая иномарка. Окно машины приоткрылось, из него вылетел черный целлофановый пакет и, прокатившись по обочине, застрял в высокой траве.

– Вот же марамои! На ходу напакостить ухитряются. Неужели тяжело до баков довезти? Тачка крутая, а сами свинтусы… – Егор, поставив на землю кружку с чаем, поднялся. – Пойду заберу, потом вместе с нашим мусором выкинем…

– Ага, давай.  – Марк помешал в котелке. – Во, готово! Сейчас как рубанем! Егор! Ты чего застрял там?

– Марк…
– А?
– Гляди, чего тут…

Марк воткнул ложку в густую кашу и поднял голову. Егор держал в руках завязанный пакет. Пакет шевелился.

Узел был затянут на совесть. Марк резанул его ножом, и на коврик выкатились два лоснящихся коричневых тельца. Котята-подростки… Один, густо-шоколадный, лежал неподвижно, оглушенный падением. Второй, посветлее, с темными ушками и круглыми желтыми глазами, попытался подняться на лапы.

Егор присвистнул.

–  Что это?

– Коты… – Марк, стоя на коленях, протянул котенку руку, и тот ткнулся в ладонь крупной лобастой головой.

– Да вижу, что коты… Но почему… Как… Как они в пакете-то…?

Второй котенок пошевелился и открыл глаза, такие же ярко-желтые, как у товарища по несчастью.

– Гляди-ка, живой! Крепкие, чертяки! Может, их покормить надо?

– Чем? Думаешь, они гречку будут?

– А мы из нее тушенку повыковыриваем…
 
Котята неуверенно приблизились к плоской пластиковой тарелке. Егор выкладывал на нее кусочки мяса, а Марк, лежа на животе, дул на них, чтобы остудить.

– О, глянь, лопают вроде…

 – Слушай, а куда мы их теперь-то?

– Есть одна идейка… У меня кореш один, сто лет по одним трассам колесили, уволился с полгода где-то, сейчас в каком-то такси работает, типа перевозка животных, что ли… Звякну, может, подскажет чего… Давай, доедаем, чего от нашего обеда осталось, да будем собираться.

– Коробку бы какую, не в пакет же снова…

– Сейчас пошурую в своем хозяйстве, должна быть коробка… Ты им водички пока плесни… И подстелить бы чего…

– Свитер мой постелим, мягко будет и не замерзнут, если что.
 
– А сам как?

– Да обойдусь…

Павел
Коробку с двумя желтоглазыми пассажирами мне передал совсем молодой пацан в татуировках, едущий с грузом в Архангельск. Я постоял на развилке, глядя, как удаляется по дороге его Scania, и поехал к дому Анны.

На коробке карандашом были нацарапаны имена – Финик и Пряник. Там же, засунутый под толстый свитер с оленями, лежал конверт с деньгами. Коты ехали трое суток и, судя по тому, как распух конверт, передавались из рук в руки не раз.  Звонок старого дружка Егора, если честно, застал меня врасплох: что делать с котятами, которых какая-то мразь выбросила на трассе в завязанном пакете, я не имел ни малейшего понятия, и Анна была единственным человеком, кто мог сказать что-то дельное.

Тогда, после той выставки, я сам отвез ее домой. Просто приехал за час до закрытия и дождался, когда она выйдет со своими переносками. Все три переноски были пусты – и Агата, и Алиска, и отбитый у собак Сема в тот день разъехались по своим новым домам.

Ну вот я ей и позвонил. Посоветоваться. А кому еще? И фотки удивительных коричневых котов переслал. Чтобы понимать ситуацию.  Бурма! Надо же! Я о такой породе даже не слышал. Впрочем, я о кошачьих породах вообще ничего не слышал. Знал, что есть сибирские, пушистые такие, и на этом мои познания и заканчивались.
А причина, по которой потомки кошек из древнего государства Бирма оказались выброшенными в придорожную канаву, словно мусор, была гнусной: котята, вероятно, каким-то образом не соответствовали стандартам породы, поэтому и были выкинуты черными разведенцами. Хвост, к примеру, не такой или морда – и все, продать котенка задорого и навариться не выйдет.  Все это не укладывалось у меня в голове. Впрочем, там много чего в последнее время не укладывалось. Например, как можно отвезти в лес старую больную собаку или запихнуть в коробку крошечных котят от домашней любимицы, надеясь, что о них позаботятся «добрые руки». Да, они, эти «добрые руки», существовали, но были полны такими зверями – брошенными, преданными, искалеченными. И чтобы спасти их, одной доброты тут было недостаточно – нужны были деньги, силы, время. В общем, много чего нужно было.

Но бурмы оказались счастливчиками. У них уже были имена – Финик и Пряник, надо же! – и даже спонсоры: Егор и еще какой-то Марк, чей телефон тоже был нацарапан на коробке. Да и не они одни, судя по толстому конверту. Парни все правильно поняли.

Борис Михайлович
«И крыши опустевших дач под затяжным дождем…» Тоскливо, но похоже на стихи. Борис Михайлович горько усмехнулся. Вот уж чем-чем, а поэзией профессор Рукавишников, доктор физико-математических наук, никогда не интересовался.

Ну все, это был последний дачный сезон. Больше его здесь ничего не держит. Кроме одного, пожалуй, – небольшого, уже заросшего травой холмика в ближайшем лесу, в густом молодом сосняке. Но к нему можно просто приезжать на электричке. Пока холмик не затеряется среди сосен, и останется лишь стоящая на комоде фотография в рамке – они с Диком на крыльце этой самой дачи, а рядом на ступеньках корзина с маслятами. Их последняя осенняя прогулка в лес. Весной, в апреле, Дика не стало.  Восемнадцать лет – солидный собачий возраст. И это, наверное, правильно, что Дик ушел первым. Что стало бы со старой собакой, если бы первым ушел он? Кто был бы рядом с Диком в его последний час, кто шептал бы, прижавшись лицом к такой родной макушке: «Я здесь, я с тобой…»,  холодея от того, что затихают удары сердца – верного собачьего сердца, которое было предано хозяину всю недолгую жизнь…

Что становится со старыми осиротевшими животными?

Нет, это правильно, что Дик ушел первым. Но лето на даче без него было безрадостным. Мяч на веранде, миски, изгрызенный резиновый сапог – все напоминало о безвозвратной утрате. Тоска наваливалась с новой силой. Борис Михайлович уходил в лес и долго сидел возле холмика под соснами, поглаживая его ладонью. Ему казалось, что он чувствует такое знакомое тепло Дика.

Надо собрать вещи. А потом дать объявление – «Продается дача». Ее купят, конечно. Добротный деревянный дом с верандой и сад. Да, запущенный, без альпийских горок и прочих новомодных дачных наворотов, но такой уютный и родной. Станет ли он родным для новых хозяев? Впрочем, это уже не его дело.

Ладно, не раскисаем. Надо просто собрать вещи, книги – и когда только он успел столько сюда навезти! – снять с вешалки у дверей старую куртку… А вот эти миски – большую для воды, поменьше – для каши с мясом, плед, еще хранящий такой знакомый запах, как быть с ними? И мяч, любимый мяч Дика… Однажды во время прогулки по лесу Дик забросил мяч в бурелом и обиженно скулил, пытаясь достать игрушку. Борису Михайловичу показалось, что он как наяву слышит, как…

 Нет, мерещится…

 Звук повторился. Он доносился с соседнего участка.

Борис Михайлович пошел вдоль забора. Да, там, за забором, кто-то жалобно скулил, словно звал на помощь.

Выломать пару досок в самом углу было делом двух минут. Он протиснулся в дыру и полез напролом сквозь кусты смородины, не думая о том, как будет объясняться с соседом.

Перед самым домом, на лужайке, стоял волчий капкан. Его дуги зажимали лапу щенка – беспородного, лопоухого, с черными крапинами на морде, которого летом подкармливали всем поселком. Похоже, пес провел здесь уже не один день и теперь, обессилев, лежал тряпочкой, но продолжал скулить, негромко и безнадежно.
Борис Михайлович сам не понимал, откуда у него взялись силы и откуда он, интеллигентный человек, знает столько крепких слов, которые он выкрикивал в адрес идиота-соседа, обдирая в кровь пальцы и разгибая стальные дуги капкана. Осторожно высвободив распухшую кровоточащую лапу, он подхватил щенка и понес его в дом, окончательно разворотив по дороге смородинник соседа. Ну и поделом недоумку.

Уложив пса на диван, он принялся искать аптечку. Где-то она должна быть, пластиковая икеевская коробка с бинтами, перекисью водорода, мазью для заживления ранок, пластырем – всем тем, без чего не обойтись за городом летом, если проводишь его в компании собаки, всюду сующей любопытный нос.
Коробка, как всегда, стояла в кухонном шкафчике, но была пуста – пополнять ее этим летом он не стал. Зачем?

Значит, надо везти щенка к врачу. Но как? Нести через лес до станции? Долго, долго… Такси? Какой таксист поедет к черту на кулички, в затерянный среди леса поселок Конаково? Позвонить кому-то из друзей? Точно, позвонить…  Что-то мелькнуло в памяти. Ну, конечно, кто-то из аспирантов на кафедре рассказывал, как вез в соседний городок купленного в подарок отцу щенка ротвейлера. Так, сейчас все выясним. Ты, пес, только держись...

 Сосредоточиться на поставленной задаче профессор Рукавишников всегда умел. Даже в самой критической ситуации.

Павел
Классический дедок-дачник в камуфляже и резиновых сапогах поджидал меня на въезде в поселок. Это он правильно сделал – без него я бы точно заплутал среди разнокалиберных дачек, хаотично раскиданных среди пригорков и перелесков. Но старик оказался отличным штурманом. Через двести метров поворот налево. Вдоль синего забора и снова налево. А теперь по прямой триста метров, у дома с зеленой крышей направо, стоп, приехали.

Калитка была распахнута. Через несколько минут он вынес из дома завернутого в куртку щенка. Пес попал в волчий капкан, зачем-то установленный соседом-параноиком.

Ну что ж, адрес клиники «Чеширский кот» я прекрасно помнил.


***

– Нет, дача не продается. Кто вам сказал? Ах, соседка!  Напутала она что-то, ваша соседка… – Борис Михайлович отложил мобильник. – Ну что ты будешь делать, звонят и звонят! А зачем нам продавать? Самим нужна! Давай-ка, Шарик, сейчас мы с тобой капли закапаем в глазки и пойдем, посмотрим, чего у нас там в саду делается… Понимаю, дружище, что неприятно, но Андрей велел капать – значит, будем капать, я обещал. И гулять понемногу надо. Давай доктора слушаться… Вот так, молодец, старина! Пойдем потихоньку, нам с тобой спешить некуда… Только уговор – на кошек не рычать!

Вдвоем они зашагали по вымощенной камнем дорожке. Старый полуслепой пес медленно переставлял длинные мосластые лапы и поводил мордой, стараясь держаться поближе к своему спутнику.

В саду, под большой липой, Марк щелкал камерой.
Анна, сидя на расстеленном пледе, просматривала сообщения. Белоснежная Соня, изящно обернувшись хвостом, дремала рядом.

– Фото Агаты из дома прислали. Пишут, привыкает красавица, не дичится уже. О, Фиником интересуются! Анкету заполнили. Я, конечно, еще поговорю с претендентами, но, по-моему, тут должно сойтись. Только далековато – Тверь.

– Да ладно, Егор устроит все. Как он тогда лихо организовал доставку Оскара в Мурманск, к тому капитану, помнишь?

– Который стихи про корабельных котов пишет?

В судьбах их смешались мир с войною,
Пораженье и беда – с   удачей.
Каждый кот – немного корабельный
В глубине души своей кошачьей…

– Ага, он на Оскара тогда внимание и обратил, что имя, как у корабельного кота. И по характеру оказался один в один. Кстати, во сколько Павел приедет, мы успеем еще Соню отфоткать?

– Успеем, он сегодня своего песеля на осмотр к Андрею везет, а потом уже за нами. Ты знаешь, как он его назвал? Диком! Говорит, уже бегает вовсю, прихрамывает совсем немного.

– Андрей молодец, конечно, лапу он тогда собрал из кусочков просто.  А Соню будем фотографировать на веранде. Кресло с пледом, раскрытая книга, чашка на столе… Она у нас девица домашняя, интеллигентная, ей такой интерьер подойдет.  Вот Гек – тут другое. Ты видела, как он крался среди зарослей? На мордахе столько эмоций! Охотник, сразу характер виден.

– Ага, а потом с дерева его полчаса снимали!

– Ничего! На дереве тоже отлично получилось. Спасибо Борису Михайловичу, что пригласил и терпит нас тут. Дача супер, любой уголок – просто готовая фотозона. Под любой кошачий характер! Слушай, я спросить все собирался…

– Спроси…

– А ты почему позвонила тогда?

– Ты же номер свой написал для чего-то на коробке. Значит, хотел, чтобы я позвонила. Вот я и позвонила. Сказать, что коты доехали и чувствуют себя хорошо. А вот ты потом названивать каждый день стал…

– Ну положим, не каждый!

– Ну почти каждый.

– Ну даже если так! Все, лови Гека, закончили! В следующий раз Тимку с Тишкой снимать будем, я уже все придумал...

Борис Михайлович потрепал пса по макушке.

– Пойдем-ка в дом, Шарик! Чай на всех приготовим, варенье достанем, грушевое, морс облепиховый в кувшин нальем... Вот у нас дел сколько, скучать некогда… Пойдем, Шарик...