О святых и святости

                Понятие «святости» – краеугольный камень в учении Церкви и ее стяжание является целью христианина. К сожалению, что это слово означает в деле Божественного Домостроительства, смутное представление имеют не только миряне, но и многие из духовенства. Не разбираясь в вопросе святости и не зная, кто такие святые на самом деле, а не в профанных представлениях прихожан и клира, невозможно понять смысл не только Православия, но и Церкви Христовой. А ведь из «святости» вытекает понятие «священство», без которого она невозможна. Поэтому нашу беседу мы начнем с разбора понятия «святость», ибо она ключ к сотерилогическому и эсхатологическому богословию Церкви, то есть к учению о спасении и загробной участи души. На тему святости написано множество статей, книг и диссертаций, и подробно мы вдаваться в ее изучение не будем. Нам важно общее понимание этого явления и его роли в деле спасения.
                Первое упоминание о святости встречается в Пятикнижие Моисея: «Объяви всему обществу сынов Израилевых и скажи им: святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш». (Лев.19:2). На иврите слово «кдуша» означает святость, то есть нечто обособленное, выделенное для Бога. Святой – значит, принадлежащий Богу, несущий в неповрежденном виде Его божественную природу, отделенный от нечистого и не имеющий ничего общего с грехом. Однако святость в понимании ортодоксального иудаизма и православия кардинально отличаются друг от друга. Ветхий Завет рассматривает ее как результат исполнения Закона и ритуального очищения. Святость для иудея означает неосквернение тела, запрещенным действием или пищей: не кошерная рыба (с чешуей), не кошерные животные (свинина) и так далее; или, например, прикосновение к покойнику или женское кровотечение и извержение мужского семени.
                Согласно иудаизму, через точное соблюдение Закона исполняется воля Божия, а значит человек приближается к Божеству насколько это возможно его природе; и, таким образом, проявляется его богоизбранность. Если рассматривать это в упрощенном виде, то строгим соблюдением правил, как принесенной жертвой,  обретается милость Бога. Своего рода это сделка с Богом. С другой стороны, – святость означает все то, что предназначено Всевышнему или Ему принадлежит: жертвы всесожжения, Святая Святых Скинии Завета, хранение Субботы и так далее.  Вот, вкратце, понимание святости у древнего Израиля. Правда, некоторые современные богословы считают, что  святость иудаизма – это не только удаление от нечистого, но и уподобление Богу, по Его свойствам: милосердие, благость, любовь и так далее. Так, например, священник Михаил Юров пишет: «Таким образом, участник Завета, ищущий освящения и желающий принадлежать реальности (Царству) Бога (Исх.19:6), должен проявить в себе две основные черты. Во-первых, некую обособленность и отделенность от реальности профанной, обыденной, а также от всего нечистого, противоестественного, мерзкого и скверного. Во-вторых, благость, доброту и высоту собственного нравственного облика по примеру своего Создателя».
                Однако это не совсем так, и Закон Моисея о. Михаил смешивает с Евангельским учением Христа, Который сказал: «Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд» и: «будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Лк.6:36; Мф.5:48). Поэтому в Книге Левит Бог не побуждает потомков Авраама к уподоблению Себе, а скорее предупреждает: «Ибо свят Я Господь, Бог ваш», а «ибо» и «будьте», –  явно не одно и тоже. Поэтому Яхве и говорит народу, что если он не исправится и не отвернется от греха, то не будет иметь ничего общего с Ним, ибо Святой Бог не имеет общения с беззаконием. То есть, Господь предупреждает, что отторгнет Израиль от лица Своего в случае неповиновения. Христос же наоборот, призывает Своих учеников уподобится Отцу, обретя через исполнение заповедей, его Божественные свойства. Он предлагает путь к святости, а не угрожает карой за грех.
                У Православия совершенно иная концепция святости, берущая свое начало в учении Христа. Вот что говорит апостол Петр: «Но вы – род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет» (1Пет.2:9).  Здесь речь идет не только о священстве, но и о святости. Более того, условием святости и священства Петр ставит добродетель в виде апостольского призвания, то есть проповеди веры. Следовательно, святость неразрывно связана со служением Христу, а значит проявляется только в действии. Вне добродетели, она пребывает в латентном состоянии как часть образа Божия. Из выше сказанного неизбежно следует, что состояние святости – это не удел почивших в Бозе отцов, а отличительное свойство христианина, проповедующего Христа и словом, и делом. При этом, святость нужно отделять от освященности, поскольку первая заложена в каждом от рождения, то есть является природным свойством, а вторая – приобретается благочестием, или усилиями самого человека, и частью его природы не является.
                Добродетельная жизнь освящает подвижника, чем призывает скрытую в душе святость. Эта освященность не имеет никакого отношения к освящению, как к православному обряду, поскольку касается духовной природы, а не чинопоследования. Она может привести к святости, а может и нет. Чтобы освященность перешла в святость нужны не разовые благочестивые поступки, а соответствующий образ жизни.               
                С другой стороны, не все, что свято обязательно освящено. Апостол Павел пишет: «Посему закон свят, и заповедь свята и праведна, и добра» (Рим.7:12). Заповедь и Закон – установления Божии. Поэтому то, что исходит непосредственно от Бога в освящении не нуждается, ибо свято по своей Первопричине, Которая наделяет каждую приведенную в бытие вещь Божественными свойствами. В "Амбигвах" преподобного Максима Исповедника сказано: «Согласно Ареопагитик, Бог может именоваться в соответствии с именами всего сотворенного Им сущего как Его Творец, то есть эти имена творений – суть Божественные имена, но ни одно из них не выражает сущности Бога», то есть все сущее свято как свято имя Божие. В понимании этого важно отделять вещь от  отношения разума к этой вещи.  Все сущее – свято как творение Божие; но если эту вещь используют во зло, то не она становится плохой, а человек через нее согрешивший.
                В том, что не требует усилий святость проявляется как природное свойство и остается им навсегда, поскольку не нарушается свободным произволением разумной твари. Например, восхищение прекрасным и божественным. В Ветхозаветной традиции святым является все, что принадлежит или жертвуется Богу. В духовном смысле посвящение себя Богу тоже является сакральной жертвой, поскольку: «Жертва Богу дух сокрушен: сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс.50:19), – говорит псалмопевец Давид. Итак, мы выяснили, что святость – часть образа Божия и естественное свойство первозданной человеческой природы. Она пребывает в каждом в виде «можения», как говорит преподобный Максим,  и проявляется в зависимости от произволения ко благу.  И в своем послании апостол Петр указывает путь, следуя которому, обретается святость, то есть служение Христу. Теперь нужно понять, что такое «святыня», кто такие святые, и чем они отличаются от остальных.
                Когда мы прикладываемся к иконе или святым мощам, то хотим приобщиться благодати и исповедуем, что образ на иконе освящается его первообразом, а мощи – Святым Духом, через почившего в Бозе святого. Для нас краски, деревянная доска и кости скелета являются святынями по наитию Духа, дарующего благодать через прикосновения к ним. Я уже говорил, что все сущее – сотворено Богом и освящено самим актом творения. Как писал святитель Василий Великий: «Бог в каждой твари и каждая тварь в Боге». Поэтому в строго богословском смысле между алтарем Храма Христа Спасителя и камнем на дороге разницы нет, поскольку и то, и другое – творения Божии. Непреодолимое отличие между ними заключается в разном отношении разума к камню и алтарю. Преподобный Максим Исповедник замечает: «Добродетель и порок - орудия произволения, являющие скрытое устремление нашего ума». Говоря проще, какой мы хотим видеть вещь, таковой она и становится, но не по своей природе, а  в нашем сознании.
                Для православного Крест Христов – святыня, а в иудаизме, например, он символ позора и нечестия. «Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1Кор.1:23), – благовествует Павел. Поэтому отношение верующего делает для него вещь святыней, о чем и пишет Василий Великий.  Если мы освящаемся через прикосновение к ней, то тем  более освящено все, что сотворено Духом. Поэтому свят всякий человек, ибо тело и душа – сотворены Господом . Но не все свято, что принадлежит его сердцу, ибо: «из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф.15:19), – говорит Христос. Поэтому, хотя любой свят по происхождению, но грешен по произволению. Тем не менее, к каждому человеку нужно относится как к созданию Божьему. И хула на ближнего есть хула на Бога как Творца всяческих.
                Таким образом, святыня – это освященная Святым Духом вещь, отражающая наше устремление к Богу. Святость – состояние, как плод добродетельной жизни, свидетельствующее о движении ко Христу. Со святыней и святостью мы разобрались. Теперь настало время поговорить о святых угодниках Божиих.
                В Писании сказано: «Всяк человек ложь…Не оправдится пред Тобою всяк живый…Кто есть человек, который жив будет и не согрешит» (Пс.115:2; 142:2. Мф.9:11).  Это означает, что никто при жизни не свят, поскольку, во-первых, заражен первородным грехом, а во-вторых, не жить и не грешить не может. Это качество, хотя и заложено в нашей природе, но проявляется только через усилие воли и добродетели. Другими словами, быть святым или нет зависит исключительно от человека. Святость условно можно определить как относительную и абсолютную.  О первой учит Петр, и она достигается самим человеком через добродетельную жизнь, а вторая – принадлежит прославленным святым и праведникам Царствия Божьего как дар свыше.
                Наше естество, доставшееся от прародителей, непрестанно порождает грех по закону его природы. Мы выяснили, что вещь становится святой в зависимости от отношения к ней человека, поскольку он, как глава видимого мира, созданный по образу и подобию Божьему, своим произволением освящает или оскверняет все с чем соприкасается. В свою очередь, Бог признает человека святым, исходя из Промысла Домостроительства. В нашем мире это проявляется через канонизацию почившего. Без воли Господа прославление невозможно, в силу многих причин. Ее изучением занимается специальная синодальная комиссия, которая руководствуется целым набором критериев, позволяющих признать человека святым. Это отдельная тема и касаться мы ее сейчас не будем.  Для нас важно следующее. «Святость», «святыня» и «святой» – три совершенно разных понятия, хотя и онтологически связанных между собой.
                Первые два таковыми становятся в зависимости от отношения к ним, а последнее – зависит от воли Божьей и устремления человека. Как известно, Православие знает две Церкви Христовой – Воинствующую или земную и Торжествующую или небесную. Члены первой называются «верными», а второй – святыми. Поэтому святые – это, образно говоря, прихожане Торжествующей Церкви в Царствии Небесном, принесшие себя в жертву Богу благочестивой жизнью. Однако таковыми они становятся лишь после смерти, оставаясь на земле грешниками, ибо по природе ничем от остальных людей не отличаются. Это очень важное замечание, поскольку, не зная или забывая об этом можно легко скатиться в ересь или принять глупость за святость.
                Дело в том, что дела и поучения святых при жизни несут в себе зараженность грехом, а это исключает божественную святость. Подвижникам также свойственно ошибаться, как и любому человеку. Тем не менее, среди верующих бытует расхожее мнение, что, если какой-то отец был святым, то и всем им сказанное – истина от Бога исходящая; непогрешима и является непререкаемым авторитетом, на который можно ссылаться. Это порождает многочисленные спекуляции далеких от истинного богословия клириков и самочинных «знатоков» Писания. Многие из них, в обоснование собственного мнения, ссылаются на поучения святых отцов. Причем, каждый разумеет их по своему. Однако, еще Спиноза сказал, что ссылка на авторитет ничего не доказывает. Применительно к богословию это означает, что, если  частное высказывание святого не подтверждается Писанием и Преданием отцов Церкви, то оно является теологуменом, то есть личным мнением и может быть ошибочным. 
                Я уже говорил, что при жизни все святые были грешниками, а значит могли ошибаться, хотя бы потому, что слово «грех» означает, в том числе, и ошибку. Например, брат Василия Великого святитель Григорий Нисский был согласен с ересью Оригена о всеобщем спасении; святитель Феофан Затворник ошибочно учил о нематериальности душ, хотя уже доказано богословской наукой, что души тварны, а значит и материальны, поскольку приведены в бытие; святитель Димитрий Ростовский соглашался с хлебопоклонной ересью и латинским учением о непорочном зачатии Девы Марии; преподобные Макарий и Лев Оптинские считали залогом спасения соблюдения норм монастырской и церковной дисциплины, которые ставили выше духовного ведения; преподобный Паисий Святогорец видел в ИНН и цифровых документах скрытого беса и так далее. Все эти примеры свидетельствуют о том, что не ошибаться человек не может, а святыми угодники Божии становятся не за их учение, а за любовь к Богу и благочестивый образ жизни, сопряженный с подвигами и аскезой. Всякое богословское мнение следует пропускать через сито рассудительности, оградившись помощью свыше. Только в этом случае оно может стать непогрешимым. Христос прямо требует подтверждения истины двумя и более свидетелями (Ин.8:17), каковыми для нас являются Отцы и Писание. Принимающие все сказанное кем-то на веру, не прибегая к рассудительности – первого из даров Святого Духа (1Кор.12:8), обречены впасть в ересь или оказаться вне Божественной правды.
                Лики святых и прославление угодников Божиих установлены Церковью не для следования их поучениям при жизни, а ради подражания их образу жизни, с одной стороны, а с другой – они, как наследники Горнего Иерусалима, ходатайствуют за нас пред престолом Всевышнего Судии, сохраняя вечной живой и неразрывной связь между земной и небесной Церквями.