Зарисовки в метро 42

Зарисовки в метро.

Кто все эти люди? Палестинцы? Сирийцы? Откуда их столько в этом вагоне?
 И почему их взгляды, липкие и неотвязные, упорно ползут в мою сторону?

Один, с тонкими, бескровными губами, непрестанно шмыгает носом.
 Из широких, коричневых ноздрей тянется прозрачная жижа.
 Он втягивает ее обратно с громким, мерзким чмокающим звуком – раз, другой, третий...
Через несколько секунд пальцы сами сжимаются в кулак.
Захотелось ударить.
Или – парадокс! – сунуть ему в руку чистый носовой платок.
У меня их в карманах завалялось штуки две, не меньше.

Второй – в потертых сланцах, с грязными, потрескавшимися пятками, похожими на обожженные кирпичи.
Что-то бормочет безостановочно, губы шевелятся, как у рыбы на воздухе.
 Глаза закатываются под веки, потом внезапно открываются, на миг цепляются за меня – пусто, без выражения, – и снова скрываются.
 Бормочет, бормочет...
Не иначе как шепчет проклятия, исподтишка, на своем гортанном наречии.

И баба с дитём, прижатым к потной кофте, тоже косится.
 Нехорошо так, исподлобья.
Ребёнок, сопливый, уставился не моргая.

Пока еду, пытаюсь заткнуть внутреннего шовиниста, разбавить этот клокочущий антимультикультурализм.
Наступаю на горло собственной гипертрофированной реакции.
Мысленно призываю на помощь образ выдающегося историка современности, Владимира Мединского.
Клин клином вышибают, да?
 Попытка тщетна.
 Мысли скользят, не цепляясь за спасительную риторику о единстве.

Не метрополитен, а Сектор Газа.
Грохот колес – будто разрывы.
 Воздух густой, спёртый, пахнет потом, дешёвой химией и чем-то кисловатым, затхлым.