Путешествие из Петербурга... 1

Я не помню свои первые шаги на этой длинной дороге, которая, я так надеюсь, ещё не подошла к своему концу.
А что я помню? Это, конечно, лето. Самое его начало. Белые ночи, когда вечер плавно перетекает в утро.
У нас во дворе было много сосен и их тонкая, как папиросная бумага, верхняя кора имела розовато- бежевый цвет. И вот, когда солнышко опускалось за горизонт, чтобы почти сразу же из-за него и подняться, в эти волшебные минуты стволы сосен были совершенно розовые. Я никогда не забуду этой картины - на фоне прозрачного неба нежно-розовые стволы огромных деревьев… вот эти минуты я, наверное, и вспоминаю всегда, как свои первые шаги.
Между двух, близко растущих сосен, были устроены качели из длинной толстой цепи, с доской вместо сиденья. Самым интересным, конечно, было - встать раньше всех утром и занять место на качелях. Вот только раньше мамы мне никогда не удавалось проснуться - как бы рано я не открыла глаза, в доме уже слышались её шаги, или другие звуки, которые говорили о том, что мама не спит, а трудится на благо нашего немалого семейства. Но зато - все остальные ещё спали и я могла первая занять место на качелях. А уж потом пусть бы кто-нибудь попробовал стащить меня оттуда.
Качели взлетали высоко-высоко и я видела так далеко и широко, так красиво и необъятно! Я могла качаться бесконечно, мне это никогда не надоедало, никогда не кружилась голова… С ужасом представляю, что случилось бы, если бы я сейчас попробовала хоть немного покачаться на тех качелях…. А тогда, тогда только мама могла сманить меня оттуда, показав новую книжку.
Сама большая любительница чтения, она и меня заразила этой любовью. Не устаю благодарить её за это. Сколько раз потом я спасалась, уходя в прекрасный придуманный мир.
Я помню, как я научилась читать. Наверное, лет с трёх или четырёх мама постоянно покупала мне большие, красочные разрезные азбуки. Так и запомнила на всю жизнь эти квадратики -А-арбуз, Б – белка, В – ведро и т.д. Никто и не собирался учить меня читать, это случилось как-то само собой. Просто, находясь постоянно среди множества книг, я и не могла не научиться, зная назубок все буквы. И однажды просто ошарашила маму и её приятельницу, начав читать им вслух особенно понравившийся мне отрывок из книги Койн Ирмгард «Девочка, с которой детям не разрешали водиться.»
Мама и её подружка чуть не поперхнулись чаем. Они смотрели на меня, как на что-то, чего не может быть, но я была, стояла перед ними и читала вслух описания подвигов героини книги.
-Ну и ну… - только и сказала мамина приятельница. Мама не сказала ничего.
Вечером, за семейным ужином, факт моей неожиданно обретённой грамотности, обсуждался более бурно. Подвыпивший папа усадил меня на колени и, покопавшись в кармане, вытащил пару колечек обожаемой мной сырокопчёной колбасы. Старательно обчистив с неё табачные крошки, он торжественно вручил мне приз.
- На, дочка! Заработала!
Мне стало смешно, потому, что колбасу эту, нарезаемую весьма непрозрачными кусками, выдавали на закусь в ближайшем шалмане «Красная Бавария», ежедневным посетителем которой, был мой папа. Ну, просто шалман стоял как раз по дороге от нашего дома, до папиной работы. И уж парочка кусочков для младшей дочки всегда имелись у папы в кармане. Там же лежала пачка папирос «Север», поэтому угощенье приходилось очищать от табака. Но колбаса от этого не становилась менее вкусной. Она была бесподобна. Её тогда делали из настоящего мяса.
Но, как девочка воспитанная, я , конечно, поцеловала папу в колючую щеку и сказала «спасибо».
Вот так состоялось моё вхождение в фантастический, придуманный мир, в коем я благополучно и отсиживалась в самые тяжёлые минуты моей жизни. Наверное, это было неправильно - вот так, дать мне с головой погрузиться в чтение, заходить в прочитанные книги, как домой, отодвигаясь от реальности всё дальше. А на книги новые набрасываться с такой жадностью и страстью, что теперь-то я понимаю, откуда пришли все мои неполадки и несостыковки с миром реальным, с живыми людьми, а не рыцарями и принцами, не с Гаврошами и Жанами Вальжанами, не с Каями и Гердами и далее, далее - бесконечным строем стоят герои, придуманные писателями. Придуманные. И мир, в котором они жили - тоже был придуманным.
Но тогда! О, тогда это было великое счастье! Я так вживалась в описанные ситуации, что и во сне у меня продолжалась сказочная и фантастическая жизнь.
Только, если я читала свои книги днём, то мама, после всей бесконечной работы по дому, садилась читать поздно вечером. Она ставила самовар, заваривала свой любимый чай из жестяной банки, со слоном на крышке, колола специальными щипчиками сахар от большого голубоватого куска и усаживалась на кухне за нашим большущим обеденным столом. Чай у мамы был душистый, тёмно-рубинового цвета и очень терпкий на вкус. Вот так она и просиживала часами за книгой. Не знаю, когда она отдыхала, потому что утром, просыпаясь, я снова слышала её шаги по дому.
Это теперь я понимаю, что ей не особенно хотелось спешить в спальню, где похрапывал нетрезвый папа.
А пил папа столько, сколько я себя помню. Во хмелю бывал буен. Поэтому, если он быстро засыпал, все в доме ходили на цыпочках и разговаривали шёпотом.
Я так до сих пор и не поняла своего отца. Сам не стремившийся хоть сколько-нибудь, к развитию, к чему-то прекрасному, он и нам на все просьбы отвечал:
- Не генеральские дети. Обойдётесь.
Вот так все наши желания и стремления были задушены в зачатке. На корню. И правда, не генеральские дети, чего уж…
Самым любимым папиным занятием, в свободное от работы и пития время, было воспитание детей, а именно - проверка дневников. И если мне, книжной мыши и пожизненной отличнице, это ничем не грозило, то моя сестра, отчаянная хулиганка, спортсменка, заводила, совершенно не желающая учиться, получала двойную порцию родительского внимания и заботы.
Так мы и проживали - я, никому в сущности не нужная, но, якобы, любимая умненькая и послушенькая девочка и моя сестра, периодически меняющая тетради и дневники на новые, ( старые торжественно сжигались на костре), и получающая почти еженедельную порку за это.
В итоге ни одна из нас не получила приличного образования. Но это уже совсем другая история. Жизнь наша повернулась так, как никто из нас и предположить не мог.