Путешествие из Петербурга... 8

А пока всё было ясно и просто, как бывает только в детстве. Антисемитизмом у нас в семье никто не страдал, евреев в Питере было предостаточно. И жили все, как-то - нормально, или мне это просто казалось? Не знаю…

О чём это я? А, ну да. Парочка у окна. В них я сразу признала представителей этого славного племени. И мама и сын улыбались мне прямо-таки до ушей! Надо же - им весело, что они из дома уезжают! Мама, прямо не снимая улыбки с лица, спросила у меня:
-И куда же это такая маленькая девочка едет совсем одна?
-Я не одна. Здравствуйте.
-Ой! Ну, конечно! Извини, здравствуй! Так значит, ты не одна?
- Нет. Мы уезжаем все. Папа, мама, я и сестра.
- А почему ты такая грустная? Куда вы уезжаете?
-Не знаю. Я там никогда не была, в этом городе.
- А мы едем в санаторий, ножки нашему Мише лечить. Говорят, там есть замечательный санаторий для детей и там лечат именно наше заболевание.
- Мы тоже в этот город едем.
-Лечиться? Кто-то болеет?
- Нет. Мы едем туда жить.
-Ой! Как вам повезло! Вы будете жить у моря. Там такой замечательный климат, какие вы счастливые!

Но тут она посмотрела мне в глаза и, видимо, поняла, что никакая я не счастливая. А даже совсем наоборот. И она тихо спросила:
-Ты не хотела уезжать?
-У детей не спрашивают.
-А как тебя зовут?
-Маша.
- Как в сказке - Машенька! Хочешь к нам в гости пойти? Поди, спроси у мамы. А хочешь, я сама лучше пойду и спрошу?

И она пошла в наше купе, быстро познакомилась с мамой, отпросила меня в гости и мы пошли к ним, в соседнее купе.

Купе было точно такое же и совершенно другое. Ну, как будто я попала в другой поезд, что ли… Я даже не могу сейчас точно объяснить, что меня так поразило. Конечно, в первую очередь - никакого перегара, верхние полки подняты и можно было не бояться, что ударишься головой. А нижние были так аккуратно заправлены, как будто на них и не сидел никто никогда. На столике между полками была постелена домашняя салфетка с вышивкой. Конечно домашняя! Я сразу это поняла - мало, что ли мы с бабушкой этих салфеток навышивали, да кружевами пообвязывали? Они лежали в ящике комода, накрахмаленные и разутюженные до последней петелечки. Стопки салфеток занимали целый большой ящик и были переложены пакетиками с лавандой. В пять минут при помощи этих салфеток, можно было красиво накрыть стол.

Где они теперь? Положили ли пакеты с салфетками в контейнер? Или бросили дома, как ненужное тряпьё?
Скорее всего, бросили. Потому что, никогда больше я их не увидела. Никогда больше. И не сидела, перебирая в руках и вспоминая - как именно эту вязала, или вышивала, и что бабушка при этом рассказывала. Ещё один кусочек прежней жизни уходил навсегда.

Но это всё мелочи. На салфетке аккуратно были расставлены тарелочки с колбасой, сыром и жареной курицей. Отдельно стояли тарелки с яблоками и мандаринами. На полке – коробка конфет.

Конечно, не еда меня удивила, дома мы никогда не голодали, и всё это было мне не в диковинку. Но в дорогу-то мы собирались наспех. А тут - тихо спокойно, никакой спешки. Праздник какой-то? Да никакой. Праздник был внутри у этой семьи - они везли лечить своего любимого мальчика, они верили, что его обязательно вылечат - вот вам и праздник.

А, может, они всегда носили с собой какой-нибудь маленький праздник? Может, и такие семьи бывают? Просто, они умеют, наверное, правильно жить и папа у них не пьёт, и маму не обижает. Может, поэтому у них всегда хорошо и весело? И тепло у них в домах, несмотря на любую погоду? Уютно и удобно, как-то, всем, что ли?

Я не могла тогда ещё правильно понять, что в таких семьях особенного. Но ведь видела, и не мало - народу-то у нас прошло - будь здоров! Разные, конечно, люди бывали. Но вот такие, особенные семьи, видишь сразу. Иногда хочется постоять рядом, просто так, как бы, греясь в чужом тепле, у чужого огня…

Но, на то он и чужой - долго у него не погреешься. И надо снова идти домой, и смотреть в мамины несчастные глаза, и слышать отвратительный запах перегара, приползшего с работы папы, и всем телом ощущать постоянную тревогу, ожидание какой-нибудь гадости, которая обязательно случится.

Недаром я любила подолгу бывать в гостях у своей подружки Лидочки Лейкиной. Её папа был завхозом в нашей школе, и их служебная квартирка была прямо там, только вход с другой стороны. Их не очень-то принимали, так сказать, но им было на это совершенно наплевать.

Они любили друг друга - дядя Гриша и тётя Фрося. А больше всего на свете они любили свою единственную доченьку Лидочку. И чувствовалось это сразу. Не то, что бы я была какая-то недокормленная, или недолюбленная девочка - нет. Но в этой семье сам воздух был пропитан любовью и нежностью, безграничным вниманием и заботой друг о друге. Там всегда было тепло, светло и, как-то по особому, уютно. Как в гнёздышке.

Надо было видеть, как они ходили гулять по вечерам, все, втроём. Как катались зимой на финских санях - на сидении тётя Фрося, на коленях у неё Лидочка, а сзади, на полозьях, сильно отталкиваясь ногой, везёт свою любимую семью дядя Гриша. И лицо у него при этом было такое, какого никогда я не видела у папы. Ну разве, на первую рюмку он смотрел так же трепетно и нежно. Для нас у него такого лица просто не было. А зачем? Не генеральские дети.

А потом Лидочке купили коньки «Снегурочка» и мама с папой, поддерживая её с двух сторон, учили её кататься на школьном катке.
Я тоже попросила купить мне такие же коньки, но об этом то ли забыли, то ли посчитали ненужным выполнять глупую просьбу.
Но даже в самом своём фантастическом сне я не могла себе представить, что папа и мама учат меня кататься на коньках, бережно поддерживая с двух сторон.

Может, поэтому и жизнь у меня такая однобокая? Даже, не однобокая, а какая-то неправильная.
Лидочкой родители восхищались всегда и везде, по любому поводу. Они с детства вбили ей в голову, что она самая хорошая, самая красивая и умная девочка. И всё всегда у неё будет хорошо. А уж папа с мамой мир перевернут, чтобы так и было. Я больше, чем уверена, что жизнь у Лидочки сложилась прекрасно. С такой поддержкой и любовью родителей ничего на свете не страшно.
Мне вот только всегда было интересно - если бы Лидочка срифмовала хоть пару строчек, что бы с ними сделали её родители? Наверное в «Пионерскую правду», как минимум отправили. А, может и не отправили бы. Но уж, что точно, так это вот что - дядя Гриша никогда не написал бы, что это "бред сивой кобылы в лунную ночь"