Путешествие из Петербурга... 9

Ну и ладно. Чего уж теперь-то горевать?
Что это там Мишина мама говорит? А, это она со мной знакомится:
- Можешь называть меня - тётя Фира. А теперь, если ты ещё не завтракала, а я очень надеюсь, что это так, не составишь ли ты Мише компанию? Видишь ли он очень плохо ест один, а ему надо набираться сил перед лечением. Будь добра, садись, не стесняйся. А потом вы можете почитать или поиграть - у нас с собой есть настольные игры и книги.

Господи! Они везли с собой книги и игры, чтобы их мальчику было не скучно три дня в дороге. Я вспомнила, как пыталась засунуть в сумку хоть одну книгу, но она тут же отправлялась в контейнер, в ящики с книгами.
-С собой только самое необходимое! - Назидательно говорил папа и, перед самым отъездом, вручил мне большой свёрток, который потом так меня оконфузил на вокзале.
Тётя Фира подняла одну из нижних полок и вытащила оттуда большую сумку. Из неё на свет появились бумажные салфетки, а потом две большие книги и коробки с настольными играми.

Миша, действительно, за компанию со мной, весело и с аппетитом уплетал всё, что подсовывала ему мама. Я всё время чувствовала на себе её взгляд. Он, как солнышко освещал нашу трапезу. Она, видать, до упаду была рада, что её сынок так развеселился, что даже позабыл, что у него нет аппетита Ест себе и ест за обе щёки, да ещё так весело болтает с этой, непонятно почему, такой грустной девочкой. Я поглядывала на её весёлое, разрумянившееся лицо и тоже, неизвестно от чего, была рада и довольна. Потом я её спросила:
-А вы вдвоём едете?
-Нет! С нами ещё Мишин папа и дедушка. Они в соседнем купе, пошли со знакомыми в шахматы играть. Тут рядышком наши знакомые в Ростов на свадьбу едут. Такие заядлые шахматисты! Вот и играют второй день.
- Нас тоже четверо в купе. Но наш папа в шахматы не играет. Да вы, наверное, слышали вчера…
- Да… Но, деточка, нельзя осуждать взрослых. Тем более - родителей.
- А я и не осуждаю. Я привыкла. Ладно, Миша, давай посмотрим, какие у тебя тут игры. А, может, почитаем лучше?

Мы взяли по книге и я просто чуть с ума не сошла от счастья - у меня в руках был «Царевич Малыш»! Дореволюционного издания. Книжка было не то, чтобы очень уж интересная и захватывающая, просто её иллюстрации, шрифт, толстые большие страницы и сам запах, запах старой, совсем другой жизни, мне очень нравились.
Я читала её давно, лет пять назад у тёти Кати Краузе, бабушкиной подруги. Каждая иллюстрация в книге была переложена тонкой папиросной бумагой, шелковистой на ощупь. И, прежде, чем увидеть яркую картинку, ты видел её, как бы сквозь туман, сквозь какую-то плёночку тайны. Я не утерпела, открыла книгу посередине и, прижав к лицу, глубоко вдохнула.. Глаза сами собой закрылись и я подумала: «Вот сейчас, я открою глаза, а никакого поезда нет, и я сижу на качелях в саду у тёти Кати, и всё ещё лето, и никуда не надо ехать…

Когда я открыла глаза - естественно, никакого сада, никаких качелей не было. А было, что было - купе, стук вагонных колёс и удивлённый взгляд тёти Фиры. Она смотрела на меня очень странно, как будто бы хотела, но не могла что-то про меня понять.
- Что с тобой, деточка? Ты, как будто вспомнила о чём-то очень хорошем?
-Да нет. Я просто люблю запах старых книг. А ведь эта книга очень старая. Я её читала, но если вы разрешите, я возьму её ненадолго. Ведь Мише, наверное, отдыхать надо?
-Да, ему не мешало бы вздремнуть. Этой ночью он спал очень мало. Но ты обещай - когда он поспит, ты снова придёшь к нам. Я зайду за тобой потом. Твоя мама не будет против?
-Да нет, конечно. Это же рядом.

Я пошла к себе, прижимая к груди большую, тяжёлую книгу. Родную, как весточка из дома… Миша не выспался… Да, вряд ли, кто-то, вообще, выспался в соседних купе. Папа буянил почти пол ночи. Но тётя Фира и слова не сказала о том, что ночью было шумно.
Мама и сестра всё также тоскливо смотрели в окно на убегающий лес, пригорки и полянки, засыпанные снегом. Но я заметила, что и лес стал пожиже и пригорки пониже. И снега, как будто стало поменьше. Медленно, но верно мы продвигались на юг. И радости от этого я не испытывала никакой. По-моему - мама тоже. Она ничего у меня не спросила, просто отметила - я пришла. И всё.
Сестра, напротив, очень заинтересовалась моими новыми знакомцами, но узнав, что там всего лишь мальчик 14 лет, да ещё и на костылях, она сразу потеряла всякий интерес. Я не стала её расстраивать описанием шикарного завтрака, а просто молча залезла на верхнюю полку с книгой и отключилась от всего происходящего.

Я снова была в саду у тёти Кати, медленно покачиваясь на качелях, я читала книжку «Царевич Малыш». На столе закипал большой самовар, облетали лепестки какого-то позднецветущего дерева, никогда не дающего никаких плодов. Пахло дымком, потом в этот запах вплёлся аромат свежезаваренного чая. Бабушка позвала меня к столу и я так и пошла с книжкой в руках.
На столе стояли вазочки со всевозможными вареньями, но я сразу углядела своё любимое, крыжовенное и положила себе в розеточку. Чаепитие у тёти Кати - это вам не просто поглощение чая в большом количестве. Это целая чайная церемония. Долгая и интересная беседа, с бесконечными уговорами - ещё чашечку и вот это, вот это - из айвы, очень удалось в этот раз. Замечательную айву привезли прошлой осенью… А земляничное? Как же! Непременно!

Тонюсенькие чашечки, сквозь которые просвечивало солнце, страшно было брать в руки, и я всё просила, дать мне чашку покрепче. Но тётя Катя всегда отвечала:
-Учись, девочка, пить из приличной посуды. А из стаканов всегда успеешь.
Как в воду смотрела старушка - из всего я успела - и из стакана, и из облупившейся, пожелтевшей от времени, эмалированной кружки…. А вот из таких, скорлупочных, тончайших чашечек - больше не довелось.

Вот так мы и сидели в саду за чаем, неспешно беседовала моя бабушка со своей единственной подружкой, тете Катей Краузе. Дочь ещё тех немцев, потомков привезённых Петром I. Я так и не узнала, кем она была раньше, но в те годы она была отменной портнихой и обшивала очень высокопоставленную клиентуру. Наверное, и во время войны её никуда не выслали, потому что жёны начальников просто головы бы им поотрывали за «их дорогую Катюшу.»

Эти молодые, и не очень, зажравшиеся тётки, так и называли её - Катюша. И, уж на что я была мала, и то видела, как менялось её лицо, когда она отворачивалась от очередной заказчицы.
Но это всё в дали, в необозримой дали…. И думать об этом надо поменьше.

Во дворе у тети Кати стояли забавные гномы из чугуна, а ещё - совершенно необыкновенные серебристые шары на деревянных шестах. Похожи они были на большие ёлочные игрушки. Я спрашивала, что это такое, но тётя Катя сказала только, что это память об её отце. Или дедушке.
Сколько же лет было тем шарам? А гномам?

Сад был огромен и сумеречен. Ухаживать за ним было некому, поэтому он рос, как хотел и куда хотел. И надо сказать, что получилось неплохо.
Очень похоже было на сказку и, принимая во внимание наличие семи гномов, всё время казалось, что где-то рядом Белоснежка. Я спросила об этом тётю Катю, но она улыбнулась и ответила:
-Белоснежка выросла. И даже постарела. Так что, не ищи её здесь, она теперь редко гуляет по саду, Не хочет, чтобы её старой видели.
И хотя она ничего мне больше не сказала, я поняла тогда, что она и есть эта постаревшая Белоснежка. Её белые волосы, густыми волнами уложенные в старинную причёску и нежно-румяное лицо, говорили сами за себя. Тем более, несмотря на то, что она была замечательной портнихой, фасон её платьев никогда не менялся. И они никогда не были выше щиколотки. И то она говорила:
- Ну вот, вырядилась, как девчонка! Ну что же делать, в длинном-то по дому не управишься.

Бабушке тоже шила она. И тоже одним и тем же фасоном. Но если себе она позволяла разные расцветки, то бабушка моя носила только чёрное. Однажды надев траур по своему, рано умершему мужу, она так и не сняла его до самой смерти.
А тетя Катя любила нежные пастельные тона. Изящные воротнички и манжеты, украшенные кружевами, оборочки и воланчики, превращали её простенькие платьица в наряды какой-то, немного странной девочки из старинной книжки. Да ещё и фарфоровые куколки, во множестве стоявшие на полке в старом стеклянном шкафу, укрепляли во мне эти мысли.

Однажды, когда мы возвращались домой, я спросила у бабушки:
- Бабушка, а ведь правда, что тётя Катя - это постаревшая Белоснежка?
Бабушка посмотрела на меня очень серьёзно и сказала:
-Да. Конечно, правда. Только ты об этом никому не говори. Ни одной живой душе.
И я пообещала. Я успокоилась, потому что я угадала. Давно уже нет ни бабушки, ни тёти Кати и теперь я могу смело сказать - я видела в детстве Белоснежку и семь гномов. Ведь их было ровно семь.