Кто дал народу образование?

Вот скажи мне, читатель, кто дал народу образование?

Одни считают, что Николай Александрович II Романов.

Другие, что Владимир Ильич Ленин с Надеждой Константиновной Крупской...

А вот мы с Александром Николаевичем Энгельгардтом считаем, что сам народ себе его и дал.

Вот что Александр Николаевич Энгельгардт написал в 1880 году в своем 10-м письме из деревни. (А всего этих писем, написанных им с 1872 по 1887 год, как известно, было ровным счетом двенадцать).

"Заметно также увеличивается стремление к образованию, к грамотности. Когда была мода на разведение грамотности, вскоре после "Положения" (об отмене крепостного права в 1861 году), и у нас была при волости школа, но в ту школу приходилось собирать ребят насильно, отцы не хотели отдавать детей в школу, считали отбывание школы повинностью. Неохотно отдавали отцы детей в школу, неохотно шли и дети, да и до школы ли было, когда ребята зимой ходили в "кусочки" (побираться)? Потом волостная школа, не знаю почему — мода должно быть прошла, — была закрыта. Позднее была открыта школа при селе, но и то для поповского сына (который стал в ней учителем), чтобы ему в солдаты не идти, говорили мужики, учеников же в школе было мало. В последние же годы стремление к грамотности стало сильно развиваться. Не только отцы хотят, чтобы их дети учились, но и сами дети хотят учиться. Ребята зимою сами просят, чтобы их поучили грамоте, да не только ребята, а и взрослые молодцы: день работают, а вечером учатся грамоте. Даже школы свои у крестьян по деревням появились. Подговорят хозяева какого-нибудь грамотея-учителя, наймут у бобылки изобку (избушку) - вот и школа.
Ученье начинается с декабря и продолжается до святой (вероятно имеется в виду праздник Святой Троицы, отмечаемый в начале лета). Учитель из отставных солдат, заштатных дьячков, бывших дворовых и тому подобных грамотеев, получает за каждого ученика по рублю в зиму и содержание.
Относительно содержания учителя родители учеников соблюдают очередь. Во дворе, в котором находится один ученик, учитель живет, например, три дня, там же, где два ученика, - шесть дней и т.д., подобно тому, как деревенский пастух. Изба для школы нанимается родителями сообща, дрова для отопления доставляются по очереди, учебные книги, бумага, грифельные доски покупаются родителями.
Эти мужицкие школы служат примером того, что если является в чем потребность, то народ сумеет устроить то, что ему нужно. Потребовалась грамотность, и вот мужики устроили свои школы, завели своих учителей, подобно тому, как имеют своих коновалов, своих повитух, своих лекарей, своих швецов, шерстобитов, волночесов, трещеточников, живописцев, певцов и т.п.
Плохи, конечно, эти школы, плохи учителя, не скоро в них выучиваются дети даже плохой грамоте, но важно то, что это свои, мужицкие школы. Главное дело, что эта школа близко, что она у себя в деревне, что она своя, что учитель свой человек, не белоручка, не барин, не прихотник, ест то же, что и мужик, спит, как и мужик. Важно, что учитель учит тут в деревне, подобно тому, как для баб важно, что есть в деревне своя повитуха. Положим, в земской школе учат лучше, но где она эта земская школа? — За десять верст где-нибудь!
Положим, что земская акушерка лучше простой повитухи, но где она эта земская акушерка? А тут бабе приспело время родить. Все дело интеллигентных людей состоит в том, чтобы способствовать развитию этих мужицких учреждений, поддерживать, наставлять этих мужицких учителей, повитух, дедов.
Необходима хорошая школа с хорошим учителем, но этот учитель должен знать все мужицкие школы своего участка, помогать им, направлять учителей. Необходима хорошая акушерка, но ее главное дело должно сoстоять в том, чтобы она знала всех повитух своего участка, направляла их, учила и сама являлась для помощи в экстренных случаях. Таково же должно быть отношение ученого врача ко всем фельдшерам, лекарям, знахарям, дедам, костоправам своего участка. Трудно это, конечно, но гуманный, истинно образованный,
дельный, знающий человек не может не иметь здесь успеха. Вот это было бы настоящее дело, и за него мужик сказал бы спасибо.
А между тем эти мужицкие школы составляют предмет опасения. Как только проведает начальство, что в деревне завелась школа, так ее разгоняют, гонят учителя, запрещают учить. Конечно, пока-то еще начальство узнает о школе, пока еще волостной (начальник) соберется вызвать учителя и заказать ему, чтоб он не держал школы, учитель все учит да учит, а там, смотришь, святая близко, все равно ученье кончается. На следующую зиму опять "ученье грамоте" заводится, тот же или другой учитель учит, иную зиму так и сойдет, начальство не узнает, а запретит, так опять кое-как до святой дотянется, а там осенью опять заводится школа, и так без конца. Запрещения начальства школы окончательно не уничтожают — так или иначе ребята грамоте учатся, — но, само собою, они служат помехой мужицкой школе. Если бы не запрещали эту свободную мужицкую школу, если бы не запрещали учить кому вздумается, то это принесло бы большую пользу народному образованию.
Мне как-то случилось разговориться об этих мужицких школах с одним умным мужиком - это был швец, который у меня в доме шил на меня и детей полушубки. Мужик спрашивал, почему разгоняют школы и запрещают каждому желающему учить ребят грамоте. Я объяснил, что это потому, вероятно, что если будет дозволено учить кому угодно, то может попасться такой учитель, который будет научать ребят чему-нибудь дурному.
— Чему же дурному может он научить?
Я затруднился объяснить. Сказать мужику, что в учителя может попасть злонамеренный человек, который будет "потрясать", будет говорить, что крестьяне обижены наделами и т.д. Но как же отвечать таким образом мужику, который и без того надеется, что царь прибавит мужикам землицы и уж прибавил бы, если бы не помешали паны, студенты и злонамеренные люди, которые бунтуют против царя за то, что он освободил крестьян? Обо всех этих вопросах мужик свободно говорит у себя дома при детях, на сельских сходках, и никакой злонамеренный человек ничего нового по этим вопросам ребятам не скажет.
— Может, против бога будет что говорить ребятам, — наконец сказал я.
Мужик посмотрел на меня с недоумением.
— Против царя, может...
— Как это возможно! Да если же учитель начнет учить моего детенка чему-нибудь пустому, разве я этого не увижу, разве я потерплю! Нет, не то, должно быть! Я думаю, что оттого запрещают грамоте учиться, что боятся, как научатся, дескать, мужики грамоте, так права свои узнают, права, какие им царь дает — вот что!
А какое бы громадное значение имело предоставление полной свободы всем и каждому учить ребят грамоте и заводить школы! Как бы подвинулось в народе образование, в котором оно так нуждается!
Для того, чтобы конкурировать с американцами, нужно не пути сообщения
устроить, а дать народу образование, знание, а для этого нужно только не мешать ему устраивать свои школы, учиться свободно, чему он хочет, у кого хочет. Только люди, совершенно не знающие мужика, могут опасаться каких-то злонамеренных людей, а между тем именно эти опасения и высказываются по поводу нелегальных мужицких школ.
Народу нужны образованные учителя, лекаря, ветеринары, акушерки, знающие сельские хозяева, механики, инженеры, но только не казенные. Дела для образованных, интеллигентных людей в народе много. Ступайте в деревню, и если вы будете учить попросту, без казенных затей, у себя в доме или у мужика в избе, то у вас не будет отбою от ребят, желающих научиться грамоте, просветиться светом науки. Если вы доктор или акушерка — у вас не будет недостатка в практике, страждущих много, помощи искать не у кого. Если вы хозяин, знающий и толковый и работаете землю сами, то и к вам придут за советом. Садитесь на землю и не опасайтесь, что вам нечего будет делать среди мужиков. Дела не оберетесь, дела пропасть".

Александр Николаевич Энгельгардт, конечно, перегибает палку, заявляя, например, что дорог в России строит не надо, потому что мужики и без них догонят и перегонят Америку. Но то, что сами мужики многое могут сделать самостоятельно, без руководящей и направляющей роли властной вертикали, доказать не могу, но сердцем чувствую.