Таня на подмостках Вселенной

Иду по городу и понимаю, что мир изменился. Всё вокруг стало каким-то неуютным. Сугробы грязны, воздух какой-то мутный, отвратительно пахнет. Реально чувствую, что мне очень неприятно смотреть по сторонам, страшно переходить дорогу даже на зелёный: кажется, что машинам всё равно, как ехать, куда… Конечно, я понимаю, что мир каким был таким и остался. Это моё восприятие изменилось, потому что вчера умерла моя подруга Танька.  Вместе с ней ушла ещё одна степень моей свободы. Раньше я мог ей позвонить по любому поводу, хотя главной нашей темой всегда была театральная педагогика. Тут наш разговор прерывал лишь естественный лимит связи в полчаса. Мы приходили в себя, понимая, что слишком долго болтаем. А теперь позвонить я ей не могу. Оборвалась ещё одна ниточка моих человеческих связей. Их уже много оборвалось. Когда порвутся все ниточки, тогда и делать на этом свете мне будет нечего.
Я знал Таньку много лет, но последние годы мы были связаны многими незримыми нитями. Вместе выпустили актёрский курс в театральном училище, помогали друг другу в бытовых делах, много говорили об искусстве, преподавании актёрского мастерства в нынешнее скверное время и сошлись во мнении, что мы, похоже, последние романтики театра. И вот теперь я остался один, а Танька отправилась покорять подмостки Вселенной.
Удивительно талантливая актриса, звание Заслуженной артистки России она получила в тридцать с небольшим лет. Я ещё в театр не пришёл, а она уже была звездой.
Впервые вместе мы играли в спектакле «Дурочка» по пьесе Лопе де Вега лет тридцать назад. Она героиню Финею, я – Педро, слугу её жениха Лауренсьё. Она много пела в этом спектакле, танцевала, а я бегал на заднем плане, интриговал, помогая хозяину охмурить героиню, ухлёстывал за её служанкой Кларой и, вообще, придуривался по полной программе. На гастролях умудрился сломать ногу во время футбольного матча на пляже и даже собирался играть роль на костылях, предполагая, что будет весело. Вместо этого получил взбучку от главного режиссёра и отстранение от работы до полного выздоровления. Жизнь летела, Татьяна перешла в труппу другого театра, где и получила звание Заслуженной артистки, и на несколько лет я потерял её из виду. Потом по семейным обстоятельствам она вернулась в наш город и вновь вступила в труппу театра, но звезда её, если и не закатилась, то стала сверкать не так ярко. Не любят у нас «перебежчиков»!
Руководству не объяснишь, что такое семейные обязательства, и что, если муж ушёл в другой театр, да ещё в другом городе, то жене сам Бог велел ехать за ним. У благоверного творческая судьба в новом театре не сложилась, он и вернулся в старый. А жена как верная соратница едет за ним, хотя и в новом театре стала ведущей артисткой. Семья, любовь, ответственность носили её из труппы в труппу. Эти аргументы, к сожалению, у хозяев местного театра не вызвали сочувствия и понимания. Роли Таня получала, но уже не главные. Играла, как всегда, талантливо, но ощущение, что она сделала шаг назад, её не покидало, а местная режиссура порой выводила из себя.
Однажды я услыхал от неё, что режиссёр, с которым она работала, не помню в каком спектакле, вызывал у неё своими фантазиями «токсикоз». А потом и муж сбежал. Уехал далеко искать свой творческий путь, уже без ставшей почему-то не нужной жены. А Таня, к сожалению, принадлежала к тому типу сибирских женщин, про которых говорил писатель В.Г. Распутин, что они любят только один раз в жизни. Помню на каком-то капустнике она сочинила шуточную песню про женщину-актрису, которая ждёт любимого. Там были слова припева, то есть повторялись несколько раз: «Что же я, как звезда, всё жду тебя?». Весьма ироничное отношение к своей судьбе!
Ещё до того, как муж сгинул, случился эпизод, который выявил некую внутреннюю, на первый взгляд, невидимую связь между нами. Я к тому времени жил в деревне, спасаясь от невзгод 90-х. В театре играл мало, так как конфликтовал с руководством. Ну не люблю я начальников! Почему нужно обязательно тратить усилия на выстраивание отношений с директором и его камарильей? А если этого не делать, то будут проблемы в творчестве –
больших ролей не получишь, в работе с интересным режиссёром не займут... Естественно, меньше будут платить, мотивируя низкой занятостью в репертуаре, хотя вообще-то этот «простой» происходит по вине руководства.  Но игра на сцене для меня великое благо до сих пор и, несмотря ни на что. Так вот об эпизоде, после которого Татьяна говорила, что я спас ей жизнь. Как-то поздним вечером я шёл к автовокзалу, надеясь уехать в деревню к семье. Тогда я болтался между городом и деревней, так как зарабатывать актёрской профессией можно было только там, где много народу, то есть в городе. Здесь ходят хоть какие-то деньги. В нашем посёлке зарплату работникам лесхоза не выплачивали совсем, либо экзотическими способами. Однажды выплатили керамической посудой – чашками и тарелками. Очень много посуды получили люди вместо купюр. Один мой знакомый очень возмущался, говорил: «Я что, кружки на ноги детям вместо обуви надену?» Ему начальники отвечали: «А ты продай и купи обувь». Он: «Кому я продам, когда у каждого весь дом посудой завален и сарай, потому что места в сенях не хватило!» Дальше его просто посылали подальше – начальство церемониться с людьми не особенно любит.
Итак, значит иду я к автовокзалу мимо дома, где жила Таня. Она высовывается из окна первого этажа и кричит, чтобы я зашёл. Я зашёл, раз просят. И тут выясняется, что, в доме находятся врачи скорой помощи и хотят Татьяну срочно госпитализировать с подозрением на какой-то «ложный менингит». Мужа дома нет, он на рыбалке уже несколько суток, сыну Егорке пять лет, родственников в округе не наблюдается. Выходит, что единственным взрослым, который может присмотреть за ребёнком до приезда отца, случайно оказался я. Она ехать в больницу не хочет, боится за свою кровиночку, медработники орут, что срочная госпитализация необходима, оставаться дома опасно для жизни. В общем, я убедил Татьяну, что останусь до приезда её мужа и присмотрю за малым, накормлю, напою и спать уложу. Её погрузили в карету скорой помощи, та выехала со двора, и я глазом не успел моргнуть, как пятилетний сын выскочил из квартиры и побежал за машиной. Я догнал его только на следующем перекрёстке и, извивающегося, что-то кричащего, схватил в охапку и отнёс домой. Полночи он плакал, не соглашался лечь в постель, рвался к маме. Мне и соседским девочкам – подружкам мальчика – большого труда стоило его успокоить и убедить поспать. Отец приехал назавтра, начал гундеть, почему ему не сообщили? Он бы приехал вчера. Каким образом сообщить, он не указал. В те времена мобильные телефоны были большой редкостью. Кажется, он не испытал ко мне благодарности, хотя вместо того, чтобы ехать к своим детям, я остался с его сыном...
Шли годы, общались мы с Таней нечасто. Я пришёл преподавать в театральное училище. Тут выяснилось, что Татьяна Владимировна работает там педагогом уже несколько лет, и руководство решило поручить ей набрать курс. Она согласилась и пригласила меня в свою команду в качестве педагога по актёрскому мастерству. Так у нас возник уникальный дуэт преподавателей – постановщиков дипломных спектаклей. Крайне редко случается, что два режиссёра могут успешно работать над одним спектаклем в тандеме, не мешая друг другу. Татьяна до тонкостей могла прорабатывать со студентами актёрскую партитуру роли, вскрывать глубинные мотивы поведения персонажей и находить яркую художественную форму для воплощения образа. Я же занимался тем, что придумывал решения сцен с точки зрения художественных задач, никогда не вмешиваясь в преподавательскую кухню Татьяны. Основные пункты постановки определяли вместе. Она всегда принимала мои предложения. Каждый знал сильные стороны партнёра и уважал их. Бывало так, что мы ставили дипломные спектакли независимо друг от друга, но главным нашим преподавательским достижением, я думаю, можно считать именно совместную творческую работу.
За последние десятилетия в училище ни на одном курсе не было столько дипломных спектаклей сразу – восемь! Три спектакля поставили приглашённые режиссёры, каждый из нас с Татьяной поставил по одному самостоятельному и три мы выпустили совместно. Это не считая музыкальных, движенческих и литературных программ, которые создавались с преподавателями специальных дисциплин. Что касается разнообразных программ, главное в таких работах было придумать историю, объединяющую разрозненные номера. Мы брали репертуар, например, вокальной программы курса, садились вдвоём и ломали голову, как из этого можно сделать спектакль. Порой получалось очень забавно. Зрители хохотали, преподаватели по вокалу радовались.
Последней постановкой, которую мы выпустили вдвоём, были «Провинциальные анекдоты» по ранним пьесам Александра Вампилова. Действительно, последней в этой жизни. Один из педагогов после просмотра сказал, что горд, что в нашем училище создают такие профессиональные спектакли. Это случилось за пару месяцев до выпуска нашего совместного, как выяснилось позже, первого и последнего курса. Что-то не понравилось руководителю училища в нашей педагогической деятельности. После этого некоторое время Таня не работала в училище, а мне мастерство больше не доверяли. Я вернулся к своему привычному делу – художественному слову. Время летело. Через несколько лет Татьяне предложили должность преподавателя актёрского мастерства на курсе, который набрал главный режиссёр Драмтеатр. Она приняла предложение, а я тоже преподавал худ. слово на этом курсе, и у нас снова появилась возможность обсуждать достижения и сложности обучения, возникающие у наших общих студентов.
Одной из проблем, встречающейся практически у всех студентов, является показ творческой работы в виде результата домашней подготовки. То есть во вне учебное время учащийся всё очень хорошо придумал, отработал, выучил слова, мизансцены и жесты, потом показал преподавателям на занятии.  Живого существования «здесь и сейчас», конечно, нет. Всё, что мы видим, невыразимо скучно.  Почему?  Да потому что студент не даёт себе возможности ошибиться. Ему очень важно, чтобы всё, что он делает на сцене, было абсолютно точным и отрепетированным. Он хочет получить похвалу. Он боится показаться некрасивым, неправильным, неловким. Этот страх особенно ярко выражен у отличников. Такой перфекционизм убивает возможность ошибки, то есть возможность живой жизни на сцене! Но ведь жизнь сама по себе – это в некотором роде тоже ошибка мироздания, говоря научным языком, флуктуация. То есть то, что выходит за рамки стандартного существования Вселенной, выбивается из линейного движения времени и пространства. Обсуждая этот аспект в рамках театральной педагогики, мы соглашались с Татьяной, что студенты, имеющие комплекс отличника, очевидно, плохо относятся к себе, себя не любят и даже порой ненавидят. Конечно, корни этого явления зарыты в прошлой жизни учащегося. Властные родители, жестокие учителя или агрессивные одноклассники – всё может быть причиной негативного отношения к себе. Разобраться в истоках проблемы мы не всегда имеем возможность, но направить педагогические усилия на то, чтобы помочь нашим подопечным полюбить себя, нам необходимо. Поощряя свободное, радостное существование на сцене, объясняя, что ошибка – это нормально для живого человека, что казнить за это не будут, но помогут найти правильное решение, преподаватели имеют шанс открыть в будущих актерах новые творческие возможности.
Для реализации подобных задач нам необходимо доверие со стороны учеников. Доверие же достигается честностью в отношениях с ними и высоким профессионализмом. Татьяну ученики любили, потому что видели её блистательную работу на сцене театра, а в педагогической деятельности сталкивались с тем, что она абсолютно честна и бескорыстна во всех вопросах жизни и творчества. Спектакли мы вместе уже не ставили, но когда я создал речевую постановку на курсе, она меня горячо поддержала, так что теперь в репертуаре этого коллектива есть и моя работа.
А Татьяны теперь нет – сгорела, как свеча. Казалось, что после операции всё будет хорошо, чувствовала она себя неплохо, с удовольствием ела, ответственно проходила лечение, сдаваться не собиралась. Так пролетело несколько месяцев, но буквально три недели назад вдруг наступило резкое ухудшение – сильнейшая слабость: такая, что беседовать мы с ней по телефону могли не более нескольких минут, при этом она жаловалась, что мобильник держать тяжело. Я волновался, понимая, что идут какие-то необратимые процессы, звонить часто боялся – не хотел мучить разговорами. Сейчас человек готовится к самой главной встрече в своей жизни – встрече с вечностью. Таня же в это время думала о сыне, о сёстрах. Не желая обременять близких проблемами с погребением, всё сама продумала, организовала и оплатила через погребальную страховую компанию. Она и жила так, не желая быть кому-то в тягость. Если ходила в гости, всегда приносила угощения и подарки. Дома у меня осталось много необходимых в хозяйстве вещей, которые презентовала мне Татьяна. Во время прощания в театре зал был наполнен зрителями, восхищавшимися её игрой на сцене, коллегами, учениками. В последний путь артистку проводили аплодисментами. Так под овации она и уехала в те края, где у неё начинается новая жизнь – жизнь после смерти.
Зная её талант, ни на мгновение не сомневаюсь, что где-то во Вселенной её примут в лучшую актёрскую труппу. Дух захватывает, когда представляю, что вместе с ней на подмостки космического театра будут выходить такие партнёры,как Адриенна Лекуврёр, Сара Бернар, Варвара Асенкова, Мария Ермолова или Вера Комиссаржевская, играть в спектаклях вместе с ней будут Пол Скофилд, Лоуренс Оливье, Жан-Луи Барро, Михаил Чехов, Иннокентий Смоктуновский или Евгений Леонов. Все великие актёры, ушедшие от нас, в том мире – современники. Ставить спектакли будут и Шиллер, и Гёте, и Рейнхард, и Антуан, и Вахтангов, и Мейерхольд, и конечно же, Константин Сергеевич Станиславский. Поговорить о проблемах театральной драматургии завсегда можно будет с Софоклом, Антоном Чеховым, Мольером или Шекспиром. Это ведь фамилии только землян, но ведь, наверное, и на других планетах жили и выступали великие актёры своих цивилизаций. Верю, что и в межпланетных постановках Таня найдёт свои роли и своих поклонников...