Красная кнопка

После того, как Пахомыч провалялся три часа посреди кухни, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, он понял, что пора в этой жизни что-то менять.
Нет, тогда он выкарабкался. Сначала он дополз до входной двери и открыл замок, а потом дотянулся и до телефона. Врач со скорой, почти его ровесник, долго цокал языком, меряя ему давление и снимая кардиограмму. Потом ещё дольше что-то писал на бумажке, старательно выводя буквы. Но, что писал, Пахомыч так и не понял, хотя даже без очков строчки видел прекрасно. Он даже, пока вглядывался в строки, вспомнил старый анекдот о том, что студенты мединститута учатся на год дольше, так как на последнем курсе их учат писать неразборчиво. Хотел улыбнуться своим мыслям, но улыбка вышла какой-то кривой.
– Вот что, батенька, – сказал врач, закончив писать. – По-хорошему, я бы должен настоять на госпитализации. Но ведь вы в больницу не поедете?
– Не поеду, – кивнул Пахомыч.
– Я так и думал, – вздохнул врач. – Я бы тоже, если честно, не поехал. Не люблю больницы… Но, – спохватился он, – я бы всё же рекомендовал… Да… Нельзя вам, голубчик, одному. В следующий раз, знаете ли, можете ведь и не дотянуться до телефона…
Пахомыч вздохнул.
– Я всё понимаю, – кивнул он, – но делать-то что? В богадельню не хочу, жена померла давно, а дети… У них свои семьи. И я им в тягость буду, и мне будет некомфортно, если съедемся. Так что, я уж как-нибудь так…
Врач понимающе посмотрел на Пахомыча.
– Есть один вариант, – сказал он. – Сейчас, я слышал, в платной скорой есть такая услуга. «Красная кнопка» называется. Знаете, как в банке на случай налёта. У вас с соседями отношения нормальные?
– Нормальные, – кивнул Пахомыч. – Лет двадцать рядом живём – ни разу не ругались. Правда, и не общались близко…
– Вот и замечательно, – обрадовался врач. – Вы им ключ от своей двери оставьте, а на свою дверь табличку повесьте: «Ключи у соседей». А со скорой помощью договор заключите. Я не знаю, сколько эта услуга стоит, но, думаю, жизнь дороже…
На том и расстались…

Чуть пооклемавшись, Пахомыч выполнил все наказы врача. Договорился с соседями (милейшие оказались люди!), заказал табличку на дверь, чтобы красивой была и понятной, созвонился с платной скорой, договорился о кнопке. Услуга оказалась не из дешёвых, но Пахомыч прикинул: потянет.
– Вы её, главное, всегда при себе держите, – сказала девица, приехавшая заключать договор. – И в душ с собой берите, и в туалет… Только с улицы не вызывайте, а то мы приедем – а вас нет. Да, и каждый вызов оплачивается отдельно…
Пахомыч согласно кивал на каждую фразу девицы, старался ничего не упустить, но всё равно половины не понял.
«Ладно, – думал он, – дочка придёт, разъяснит».

– А нельзя, – спросил Пахомыч, – везде эти кнопки расставить: и на кухне, и в душе, и в спальне, и в туалете… А то, ведь, я по причине склероза могу забыть её с собой взять? Я доплачу…
– Нельзя, – отрезала девица. – Один клиент – одна кнопка.
– А почему? – поинтересовался Пахомыч.
– Не положено! И батарейки менять не забывайте…

Ну, не положено, так не положено.

После всех этих процедур Пахомыч почувствовал себя спокойнее. Теперь, в случае чего, к нему приедут. Если, конечно, батарейки поменять не забудет. Только вот…
Оно, конечно, спокойствие – это хорошо. Но спокойствие не избавляло от одиночества. Он по-прежнему целыми днями бродил по своей большой квартире: из комнаты – в кухню, из кухни – в лоджию, из лоджии – опять в комнату. Маршрут был выхожен тысячи раз. Он мог с закрытыми глазами найти любую вещь в своей квартире. Всё было на своих местах, всё было… Только поговорить было не с кем. Он, конечно, время от времени, звонил детям, друзьям оставшимся, просто знакомым, которых находил в записной книжке своего телефона. Но всё это было не то. Когда разговор заканчивался и гас экран на трубке, одиночество становилось ещё более гулким и тягостным. Вот, если бы он знал, что рядом, в соседней комнате есть кто-то, с кем можно в любую минуту заговорить. Просто так заговорить. Потому, что есть с кем. И для этого не надо ни набирать номер, ни нажимать на красную кнопку…

Вечерами, лёжа в своей холодной постели, он постоянно думал, как избавиться от этого одиночества.
«Собаку завести, что ли? – размышлял он. – Собаки – они, ведь, умные. Они всё понимают. С ними даже разговаривать можно!»
Думать-то думал, но прекрасно понимал, что собаку он себе позволить не может. С собакой надо гулять, о ней надо заботиться. А у него уже нет сил на это всё. Нет, не будет у него собаки!
И вдруг шальная мысль пришла к нему в голову: а не завести ли ему кота?

Кошек Пахомыч не любил. То есть, как не любил? Как в том анекдоте:
– Гоги, ты помидоры любишь?
– Кушать люблю, а так – нет.
Вот и Пахомыч так же: он, в принципе, довольно хорошо относился к кошкам, но – чужим. Мог в гостях взять кошку к себе на колени, погладить её, почесать за ушком, мог даже на улице приласкать бездомного кота. Но у себя дома?!

Период принятия решения затянулся. Пахомыч то уже совсем готов был приютить нечто усатое-полосатое, то гневно отвергал даже саму мысль об этом. Но теперь у него вошло в привычку теми же вечерами, вместо размышлений об одиночестве, представлять себе, как он беседует с котом. Делится с ним своими мыслями, рассказывает о своих проблемах, жалуется на болячки… С котом беседовать было хорошо: кот, даже воображаемый, не говорил ему фраз, типа «не хнычь», «не вешай носа» и им подобных. Наоборот, он сочувствовал Пахомычу, кивал в нужных местах и, даже, советовал посмотреть в интернете, чего с этим можно сделать. Словом, замечательный был кот. Но – воображаемый.
Конечно, Пахомыч мог бы представить себе, что кот мурлычет у него под боком, прижимается к нему по ночам, согревая его тело своим теплом. Но – только представить. Он простирал руку чуть в сторону от себя и вновь и вновь ощущал холод сбившейся простыни…
«Но оробелая рука покровы хладные хватает…» Алеко, грёбанный!

Наконец Пахомыч почти созрел. Правда, до окончательного «да» предстояло ещё сделать маленький шажок. Во-первых, надо было сообщить детям о том, что он решил завести кота. Потому что корм и всякое прочее предстояло покупать им. Во-вторых, надо было завести такого кота, который бы не рвался на улицу. То бишь – кастрированного. Ну и, желательно, какого-нибудь приличного. Нет, не избалованного «британца» или ему подобного, но воспитанного и ласкового. Чтобы не устраивал сцен, не гадил по углам и всегда готов был улечься Пахомычу под бок. А как найти такого, Пахомыч не представлял.

Как-то раз вечером, в очередной раз предаваясь мечтам, Пахомыч вдруг подумал о том, что со своими кошачьими планами он почти забыл о своих болячках. Нет, красная кнопка по-прежнему почти постоянно была с ним, но – почти. Потому что от своих мыслей он, порой, настолько хорошо себя чувствовал, что забывал о ней.
«Если мне только от мыслей так хорошо, – думал Пахомыч, – то, как же будет хорошо, когда со мной будет жить настоящий кот?»

Прошёл месяц. Потом – ещё один. За это время Пахомыч ни разу не воспользовался красной кнопкой. Но батарейку в ней менял регулярно: на всякий случай.
Постепенно он пришёл к мысли, что эта красная кнопка – развод чистой воды. Можно было просто провести звонок соседям, а они бы, в случае чего, вызвали бы скорую. Но, что сделано – то сделано!
Иногда, как минимум – раз в неделю, Пахомыч покидал пределы своей квартиры. Не потому, что ему чего-то не хватало: дети приносили и лекарства, и продукты – всё, чего он желал, а для того, чтобы убедиться, что мир вокруг ещё существует. Он шаркающей походкой доходил до большого магазина напротив, бродил между рядами с продуктами и прикидывал, чего бы такого ему купить.
«Возьму ка я... – говорил он себе, – нет… этого мне нельзя! Тогда… а этого я не хочу. Ну, разве что…» – и покупал какую-нибудь чепуху, ради которой и из дома-то не следовало выходить. Потому что, во-первых, она была ему не нужна, а, во-вторых, если бы и потребовалась, то дети бы её сразу же принесли.

Однажды после подобного вояжа, возвращаясь домой, Пахомыч увидел около двери подъезда кота. Конечно, это был не такой кот, о котором мечтал Пахомыч. Грязный, с изорванным ухом, наглой мордой и закрученным хвостом. Он явно был обитателем домового подвала, причём – не первый год.
Кот сидел чуть поодаль от Пахомыча и не убегал.
– Что? – спросил у него Пахомыч. – Хочешь чего-нибудь вкусненького? А у меня нет. Я же не знал, что встречу тебя. Вот, купил только пельменей. Ты сырые пельмени ешь?
Пахомыч полез в пакет, достал пачку пельменей и, надорвав упаковку, положил одну пельменину на бетонный приступок. Кот осторожно подошёл к ней, понюхал и вдруг с остервенением начал разгрызать замёрзшее тесто.
– Господи! – ахнул Пахомыч, – до чего же ты голодный! Что же с тобой делать? Ладно, хотя это не в моих правилах… нет, хотя ты не в моём вкусе… Да, чёрт с ним, пошли!
Пахомыч открыл дверь подъезда и сделал приглашающий жест рукой…

В квартиру кот вошёл, как к себе домой.
– Стоп! – сказал Пахомыч. – Сначала в ванну!
Кот попятился.
– Значит, так, – повторил Пахомыч. – Или – в ванну, или – обратно на улицу!
Кот посмотрел на Пахомыча испепеляющим взглядом… и вдруг, опустив голову, поплёлся в ванну…

Пахомыч отмывал кота почти целый час. Он поливал его шампунем, тёр, расчёсывал, вновь поливал и вновь тёр. Он мыл ему лапы и закрученный хвост. Он намыливал коту живот и спину, а потом смывал всё струёй тёплой воды из душа. Кот фыркал, отплёвывался, недовольно рычал, но не делал никаких попыток вырваться. По всей видимости, он смирился со своей судьбой: окончательно и бесповоротно. В конце процедуры Пахомыч хотел чем-нибудь обработать разодранное ухо, но тут кот воспротивился.
– Ну, как хочешь, – сказал Пахомыч. – Твоё ухо, тебе решать.

Вытерев кота большим махровым полотенцем, Пахомыч поставил его на пол в прихожей. Кот отряхнулся и стал выглядеть куда более прилично, чем при первом знакомстве. Он посмотрел на Пахомыча и неторопливо отправился осматривать квартиру…

Минут через двадцать он вновь вышел в прихожую.
– Ну, и? – спросил Пахомыч.
Кот посмотрел на Пахомыча, ещё раз огляделся и плюхнулся на половичок у вешалки.
– Понятно, – сказал Пахомыч. – Место ты себе облюбовал. Кушать будешь?
– Мяу! – сказал кот и, поднявшись, прошествовал на кухню…

Уже через пару дней Пахомычу казалось, что именно о таком коте он и мечтал. Чуть отъевшись, Василий – не мудрствуя, Пахомыч назвал кота Василием, приобрёл некий внешний лоск и – или это были следы давно имевшего место воспитания – всё больше походил на кота из грёз Пахомыча. Он аккуратно ел из своей миски. Пил воду из пиалы. Ходил в лоток, сооружённый Пахомычем из старой фотованночки. Словом, соблюдал дресс-код, если подобный был у котов. А потом приходил к Пахомычу и ложился в кресло перед кроватью. А Пахомыч, устроившись перед ним на постели, говорил, говорил и говорил. Рассказывал ему о своих болячках, делился своими проблемами, сообщал о планах на будущее. Словом, именно так, как мечтал. А вечерами Василий приходил к нему под бочок, мурлыкал свои песни и грел Пахомыча своим телом. И Пахомыч больше не сравнивал себя с Алеко…

Красная кнопка куда-то затерялась. Пахомыч как-то вспомнил о ней – хотел поменять батарейку, но никак не мог её найти. Наконец, кнопка обнаружилась в ванной комнате. Вероятно, он оставил её там, когда мыл кота. И ведь ни разу за это время о ней не вспомнил!
Пахомыч поменял батарейку и бросил кнопку в кресло.
– Вот, – сказал он Василию, – это моя скорая помощь. Если вдруг прихватит, нажму, и приедет доктор. Но, думаю, с тобой мне никакой доктор не нужен. Как ты думаешь?
Кот посмотрел на кнопку, обнюхал её и улёгся рядом. Пахомычу даже показалось, что при этом Василий пожал плечами.
– Вот и я думаю, – засмеялся Пахомыч…

…Боль сдавливала грудь, переливаясь с места на место. Пахомыч попытался приподняться и дотянуться до кнопки, но сил не было.
«Ну, вот и всё, – с тоской подумал он. – Жаль, конечно. Только жизнь начала налаживаться…»
Он откинулся на подушку, и скупые слёзы покатились по его щекам. И вдруг он почувствовал тепло, согревающее ему грудь. И маленький горячий язычок, слизывающий слёзы…

Пробуждение было внезапным. Пахомыч вдруг почувствовал, что у него ничего больше не болит.
«Помер, что ли? – подумал Пахомыч, – как-то странно это. То грудь разрывало, а то – вообще всё прошло».
Он приподнял голову. В кресле напротив сидел Василий, держа лапу на красной кнопке.
– Привет, доктор, – ласково сказал Пахомыч, глядя на Василия. – Это ты меня с того света вытащил?
– Мяу, – ответил кот и, перепрыгнув к Пахомычу на кровать, прижался к его груди.
И в этот момент Пахомыч услышал звук отпираемого замка…

– Это хорошо, это хорошо, голубчик, что вы вовремя позвонили, – сказал маленький, лысый, чуть пьяненький фельдшер, устремляясь к Петровичу. – Сейчас мы померяем давление, снимем кардиограмму, возьмём анализы…
– Я не звонил, – сказал Пахомыч.
– Ну, как же? – заволновался фельдшер. – Вот, у меня зафиксировано: четырнадцать двадцать восемь. Звонок от пациента. Договор номер тридцать дробь восемнадцать…
Но я не звонил, – повторил Пахомыч.
– Не знаю, не знаю, – замахал руками фельдшер. – Вызов был. У меня зафиксировано. Не хотите кардиограмму – не надо. Но вызов придётся оплатить…
Пахомыч растерянно посмотрел по сторонам. Неожиданно он увидел Василия. Тот сидел вкресле, а у его передней лапы лежала красная кнопка.
«Что, хозяин, – говорил его взгляд, – подвёл я тебя? Вызвал этого пьяного дядьку, а он тебе и не нужен? Ну, извини. Я хотел, как лучше…»

Пахомыч вдруг почувствовал, как по его телу разливается тепло. То самое тепло, которое ему отдавал кот, когда приступ только начинался.
– Не надо кардиограмму, – сказал он. – И давление мерить не надо. А вызов… Вызов я оплачу. Сколько с меня?