Жили-выживали - рассказ
Так, не гневя судьбу, не жалуясь на тяжелую работу и жила-поживала, воспитывая единственную дочь - Агнию.
С людьми не теряла никогда спокойствия и выдержки, но больше молчала.
Никогда и никому не навязывала дружбу, но и никого не судила и плохо о ком-либо, не говорила.
Подобное поведение, к сожалению, присуще не всем женщинам.
Работала добросовестно и всегда выполняла задание руководства. Получала за свой труд немного, если не сказать – мало: денег хватало исключительно на скудную еду.
Работала, не жалуясь и не ноя на тяжести жизни, а коль случался разговор на эту тему, отвечала: - Большинство рабочих подобно моему быту живут, а я что лучше других - и отводя взгляд - замолкала.
О своём житие-бытие, однажды, через многие годы жизни, в старости, поведала мне, и замечу - проникся к её словам. Задавая вопросы, получал ответы о быте и жизни женщины и с вами, мои любезные читатели - делюсь…
Сюда, в эти таёжные места, пришла после окончания Великой Отечественной войны, неся с собою на руках ребёнка-грудничка – Агнию.
Прибыв в отдалённый таёжный участок леспромхоза, начальник участка предложил выполнять работу пекаря. Предложению была рада, не рассуждая, не думая, приступила к выполнению новых, ранее неизведанных до тонкостей, технологических обязанностей.
На протяжении жизни, вспоминая, благодарила его и за то, что поселил в отдельную, небольших размеров избушку, но с большой русской печкой внутри. В ней-то и устроила свой быт Прасковья Васильевна. Там и пекла свои хлебы-ватрушки.
Молодая работница радовалась за благоустройство, но и беспокоилась за каждую выпекаемую партию хлеба, так как работа хлопотная и суетливая и с ежедневной тревогой об очередной выпечке: условия-то примитивные и не отвечают технологическим требованиям.
В то же время радовалась: отдельно от остальных работников живших в общих комнатах бараков, а здесь никто не беспокоит и ребёнок постоянно в тепле и на глазах.
Пристроив дочке кроватку-топчан возле русской печки, в закутке, успокоилась и достойно справлялась с работой - жалоб на плохое качество хлеба не поступало. Постоянных жителей лесоповала на участке проживало до 30-35 человек, а при молевом сплаве и проходящей очистке берегов от брёвен, численность увеличивалась.
Магазина с продовольствием, как такового, здесь никогда не было, как и электрического света.
Правда была свободной деревянная, наспех срубленная небольшая изба-избёнка. Её-то и приспособили под магазин с минимальным набором продовольствия: мука, соль, сахар, спички, табак-махорка, хозяйственное мыло, да керосин для освещения в керосиновые лампы и тут же подовый хлеб собственного изготовления.
К весеннему паводку, ежегодного бездорожья, было голодновато: заканчивалось продовольствие, заготовленное с осени в личном хозяйстве: картошка, лук-чеснок и кое-какое квашенье-соленье, то, что сумели вырастить на огороде и собрать кое-что из дикоросов в течение лета-осени.
Запасы-продукты хранили подполом, в подполье.
Молочной продукцией никогда не торговали: общественная ферма колхоза далеко от посёлка – не набегаешься туда.
Отдельные жители, сумевшие запасти сено на суровую зиму, держали корову, или козу, но молоком не торговали: молока еле хватало себе для пропитания – разносолов-то нет.
Магазин же, где есть государственная продукция: молоко-масло-сметана, да иногда и колбасы бывали, располагался в дальнем селе по бездорожью в 25-ти верстах от посёлка.
Там крупный леспромхоз и древесину заготовляют на экспорт, потому и продовольствие есть в магазинах.
Со временем, - обзавелась молодой козочкой и радовалась -- поить-кормить дочку свою козьим молоком, да и самой добавка к столу.
Шло время.
По посёлку распространилось сообщение, что работы на участке прекращаются: «Использована квота на вырубку леса сушняка-сухостоя».
Сообщение встревожило жителей, но кто-то даже и радовался: появилась принудительная возможность выехать отсюда навсегда в более цивилизованное место...
Горюй или радуйся -делу не поможет…
Собирая скромные пожитки для переезда, беспокоились: как отсюда выбраться. Дороги проезжей никакой нет, даже на телеге никуда не выехать, так как во всех направлениях овраги, лога, и таёжные топи-болота и территория местности не позволяет двинуться кроме как по реке в лодке.
Главное же богатство некоторых рабочих, составляла живность: корова, коза, овца и кое у кого и курочки водились.
Дёшево продать не хотелось, да и нет покупателя, отдалённость таёжная и с собой не забрать.
Деревянные избы-бараки, в которых проживали работники с семьями, были собственность леспромхоза.
«А дома нет и, проблем нет», - шутя, считали некоторые, готовясь к отъезду-переезду и покидали слабо обжитое таёжное место.
Так, потихоньку, уменьшалась численность рабочих жителей посёлка…
Позднее, примерно через полгода, руководство леспромхоза опомнилось и стало оставшимся предлагать переезд, работать на соседнем лесоучастке «Лесная Артель», расположенного в полторы версты по - нижнему течению реки и таким же жильём барачного типа.
Прасковья Васильевна, считала себя безродной сиротой со всех сторон и решилась, перебраться в предложенный администрацией посёлок и обустроиться жить и работать.
Прибыв на новое место, огорчилась: койко-место досталось в комнате огромного деревянного барака, где уже проживают две женщины-одиночки и более удобные углы комнаты заняты, остался угол при входе.
В свободном углу поставила койку, а при входе у окна, столик, сколоченный наспех.
Шестилетняя дочь без своего угла и отдельной кроватки.
Смирившись, прошептала: «Что бог дал».
Такие слова произносили, но не громко, чтобы кто-либо не поднял на смех: упоминание о боге не приветствовалось политической идеологией строителя коммунизма страны...
Устроивши мало-мальски свой быт, успокоилась и включилась в новый, но схожий с прежним быт, на новом участке.
Работу уже, выполняла другую: сучкорубом была, была и банщицей, а порою и работала на плотбище вместе с мужиками ворочая брёвна металлическими крючками накатывая шестиметровые брёвна и укладывая в плоты-глухари-ярусы.
Дни летели как недели…
Постепенно посёлок «Лесная Артель» расширялся насколько позволяет территория и в длину и чуть-чуть в ширину: построили несколько новых изб и срубили маленький магазин: большой не нужен – торговать нечем, нет продовольствия.
Постоянным «продуктом» на полке его всегда стояла только водка «злодейка с голубоватой наклейкой» с ценою в 21-20 рублях и копейках, да табак-махорка со спичками.
Работы на всех хватало и государственные планы по заготовке древесины выполнялись.
Жители не прихотливы к быту: электричества нет, нет в домах-бараках и водопроводной воды, как и туалетов.
Электрический свет заменили настольные керосиновые лампы.
Водопровода, как и колодца, нет и не было – воду носили на коромысле из реки.
К осени, для родителей наступала беспокойная пора: собирать и провожать детей в школу.
Школы в посёлке никогда не было.
Ближайшая начальная школа далеко в деревне по бездорожью и в десять верст не уберётся. Десятилетка общеобразовательная в селе, в 25верстах от посёлка и тропка-тропинка-дорожка бежит-убегает от посёлка сначала по берегу речных заливных лугов, забегая в таёжный лес, приводит к реке-речке, к броду-переправе другой реки-речки.
Лодки своей нет и приходилось принимать решение: как бы перебраться на противоположный берег – там школа.
Как-то, в конце лета, проходя по единственноcй улице посёлка, Прасковья Васильевна встретила женщину-соседку, Маню, с таким же беспокойством о детях, У Мани трое малых детей без отца.
Такие семьи называли неполными, а женщину, почему-то – одиночкой. Маню, как и Прасковью Васильевну, больше других тревожила отправка детей на учёбу в деревню.
Из первоклассников, только дочь Прасковьи Васильевны - Агния, остальные, со второго класса и старше.
Агния - будущая ученица, не знает ни одной буквы алфавита и цифр счёта. С ребёнком никто не вёл разговоров на тему учёбы и не читались на ночь сказки-рассказики. На вопрос: «Сколько тебе девочка лет», - молча показывала левую ладонь с растопыренными пальцами.
И сама-то мать, письменной грамоте не была обучена и чтением не интересовалась, в том числе и газеты не интересовали, хотя их в каждом доме вороха.
Все ребятишки посёлка, в том числе и Агния, целыми днями бегали-носились по посёлку и предоставлены самим себе и обучением, или разговором о школе их никто и никогда из взрослых не интересовался.
Яслей-садиков, как и нянек, тут не бывало: никто из жителей и понятия не имел об этом.
С наступлением лета, ребятишек не выгнать из воды: посёлок-то расположен на самом живописном речном крутояре-косогоре.
Таёжная река-речка течёт с чистейшей водой и ребятишек всё лето из воды не выгнать.
Купались на мелководном перекате в течение всего лета: вода прогревалась хорошо.
Ребятишки старшего возраста бегали по берегам с удочкой и ловили водившуюся в реке рыбу: тут и щуки с окунями, и ерши с голавлями.
В предпоследние дни уходящего лета, на поселковой тропе, собрались женщины на совет, чтобы решить сопровождение детей в школу.
Родители с раннего утра поспешили посовещаться и принять решение по сопровождению школьников в школу – путь-то не простой, в 10 вёрст не уложить, да ещё и вторая река на пути.
Школьного общежития в колхозной деревне нет, хотя основная численность учащихся из деревень и посёлков по округе.
Каждый родитель предварительно подыскивал и договаривался о найме жилья у бабушек-дедушек в избах колхозников школьной деревни.
Прасковья Васильевна изъявила желание сопроводить ребятишек и помочь им решить квартирный вопрос в деревне, в том числе и Агнию-дочку надёжнее пристроить в частном секторе, но среди мамаш нашлись те, которые с недоверием относились к ней и выбрали другую сопровождающую - Зою Берёзкину.
Зою идеализировали, как многодетную мать и полноценная семья с отцом, да и к тому же он начальник участка.
Она, имела и маломальскую грамотность и умела вести нормальный домашний быть-порядок, а значит и сможет благополучно устроить-пристроить ребятишек, считали некоторые родители.
На утренней сходке присутствовал и начальник участка – её муж, предложивший дать в сопровождение лошадь для переправы детей через другую встречающуюся таёжную речку на пути следования, но осенью на телеге не проехать, а верхом – хлопот больше, да и опасно верхом на лошадь пускать в переправу реки.
Летом и в тёплое время года, переходили бродом на мелководье, но вот подмерзающая вода и забереги льда – опасно.
Такая обстановка опаснее и вызывала и страх и, ужас и требовалось присутствие взрослых.
31 августа детей-школьников в посёлке набралось с десяток.
В сопровождении Зои и, её старшего совершеннолетнего сына Саши, перед обедом отправились в путь-дорогу...
К вечеру Зоя с сыном вернулись домой и женщины-матери поспешили к ней с расспросами.
Конечно же, предварительно договаривались родители о проживании детей-учеников на учебный год.
Оплата за проживание была символической и равнялась десяти рублям в месяц: деньги в тот период были после реформы 1947года.
Приведу пример:
на эти деньги можно было купить в магазине килограмм сахарного песка.
- А сына, Сашу, я ведь не случайно пригласила в путь дорогу-то: требовалось сходить в дальнее село: вёрст 10 ещё прошагать и получить на почте посылку с радиоприёмником «Родина»: было же письменное сообщение от профсоюзной организации леспромхоза, - поясняла Зоя.
В письме говорилось:
«Вам на участок «Лесная Артель» выделен радиоприёмник и требуется получить его на центральной почте села-сельсовета».
- Саша сходил за ним пока я ребятишек пристраивала в деревне: теперь надо устанавливать и слушать голос из Москвы.
Колька Водников придёт из леса с работы, попросим подключить: батареи-то аккумуляторные вроде как у него оставили», - продолжала пояснение женщина.
Отчитавшись перед жителями за проделанную работу, Зоя убежала выполнять домашние дела.
К вечеру на тропе посёлка, группами стали собираться женщины-матери и обсуждать отправку учеников в школу и установку радиоприёмника «Родина».
Эти два события в посёлке сегодня были главными.
Подключение приёмника к батареям питания явилось большим события в жизни жителей посёлка. Всем хотелось знать московские сплетни-новости не только из газет недельной и, более, давности (так поступала корреспонденция в посёлок), да и песни с московских подмостков услышать, да и время на часах-ходиках поправить как надо.
Сегодня Колька Водников с работы явился раньше и поужинав, приступил к подключению приёмника.
Отдельную, небольшую комнату в общем бараке называли «ленинской комнатой». В ней стояли два самодельных стола.
В ней и проводили изредка собрания по выполнению задания-плана и раз-два в месяц собирались члены партий - коммунисты.
Состав партийной ячейки составлял четыре человека. Там поставлены два стола: один для подшивки газет, второй, негласно, использовали для игры в карты и домино, а иногда и распить «злодейку с наклейкой».
За этой комнатой, негласно наблюдая, следил секретарь партбюро коммунистической ячейки посёлка, выбранный членами партии посёлка. Он частенько делал присутствующим замечания и делал вид своей значимости и «власти».
С ним никогда не ссорились и не возражали при разногласиях на замечания.
Чаще отмалчивались, так как знали – «заложит» в любое время более высокому начальству.
Он не играл в карты и играющим всегда делал замечание-упрёк: «Карточные игры у нас в стране – запрещены», но иногда рабочие в его присутствие, прячась,
потихоньку вытаскивали, из-под полы карту и били карту соседа-игрока.
Подходя до стола с подшивками газет, перекладывал газеты с одного места на другое – делал вид важной значимости и с пристрастием вглядывался в портреты вождей и членов политбюро.
Сегодня здесь народу собралось много - расселись на самодельные лавки-скамейки.
Колька, показывая жест поднятых рук, включил громкость и по комнате разнесся задорный голос певицы…
«От деревни от избы и до избы, заиграли торопливые столбы:
загудели, заиграли провода, мы такого невидали - никогда» …
К концу сентября, отпросившись у начальника участка, Прасковья Васильевна, вновь побежала проведать дочь: душа-то матери - не на месте…
В очередной раз испытав путь-маршрут с переправой через реку, забеспокоилась: трудно будет первоклашке каждую неделю проходить не детский маршрут…
Прибыв в деревню после обеда, застала дочь одну в избе: сидела на лавке у окна.
Обнимая, спросила: - Где же хозяйка? - Я спала на русской печке и не слышала её ухода, думала, что приду из школы и застану хозяйку дома, - ответила дочь.
– Что же ты ела-то сегодня? – Ничего, - и повторила, - бабушка с работы приходит поздно вечером и ужиная, никогда за стол меня не зовёт. – И не обязана звать-то тебя за стол - чужая ты ей, - пояснила мать.
– Мама, забери меня отсюда домой, плохо мне здесь, - рыдая, запричитала ученица.
Я не хочу учиться и скучаю по тебе и по посёлку.
Мать присев рядом на скамью, внимательно посмотрев на дочь, готова была унести ребенка домой на руках…
Достав из котомки кое-какие принесённые с собою продукты, предложила дочке пообедать-перекусить.
Через некоторое время скрипнула входная дверь. На пороге появилась хозяйка избы.
Прасковья Васильевна, вскочив с лавки, подошла и приветливо поздоровалась. На её приветствие, тётя Поля отозвалась с глубоким пониманием ситуации и улыбнувшись обеим, погладила ребёнка по голове.
Хозяйка, присев рядом, пояснила: - Условия-то у меня больно плохи. Я постоянно нахожусь на ферме - нет времени готовить «разносолы-то». Печку топлю раным-рано, ребёнок ещё спит. Да и правду надо сказать, не из чего готовить-то. В магазинчик, соседней деревни, продукты-то не завозят, кроме как хлеб домашней выпечки.
Его печёт на дому крестьянка и сдаёт в колхозный магазинчик - обязали от колхоза.
Правда, магазином-то назвать избушку 4х4метра нельзя.
Там съестного-то только подовый хлеб, да какие-то консервы без срока давности, да карамельки-подушечки.
Да видела, как продавщица парню молодому тройной одеколон отпускала, а он его перелив в гранёный стакан, добавил воды и выпил: водка-то постоянно там есть, но стоит дорого - 21-20 в рублях.
А где колхознику взять-то такие деньги, чтобы водку-то покупать. У нас только трудодни у бригадира, записанные карандашиком в тетради как выход колхозника на работу и выполняемую им работу.
Денег не даёт нам колхоз с названьем «Заре навстречу».
И школа-то у нас деревянная, маленькая, деревенская, хоть и двухэтажная, но по одной комнате на этаже.
В комнате на первом этаже 1-ый и 3-тий классы по 6-8 человек на класс. Класс состоит из ряда парт, разделённых проходом, а на втором этаже 2-ой и 4-ый классы и тоже, примерно, по 6-8 учеников на класс.
Учитель, он же и директор примитивной этой школы и учит все четыре класса один и в одну смену, уделяя 10 -15 минут классу.
Люди-то рассуждают по – разному: за год-то научит какой-никакой грамотке-то, да по арифметике два-три десятка сосчитать-сложить, - так рассуждают некоторые колхозники при вечерних сходах-посиделках.
Выслушав до конца, Прасковья Васильевна решилась забрать дочь домой:
пусть ещё годок побудет дома – повзрослеет, до следующего учебного года, а там видно будет...
Возвратившись с дочкой домой, не успокоилась и долгое время не находила себе места волнуясь за ребёнка: за дальнейшее её обучение. Даже приезжал на коне верхом председатель сельсовета с требование продолжать обучение ребёнка.
Женщины посёлка, старались разузнать всё, но немногословная мать не хотела ничего сообщать и, держа оборону, отмалчиваясь, твердила, что ничего не видела и ни с кем не общалась, а коль кого интересует, идите и сами слушайте и задавайте свои вопросы.
Прошли-прошагали, а возможно и пролетели быстротечные годы…
Дети - бывшие ученики, повзрослели и даже некоторые, сумели определиться по-настоящему.
Кто-то уехал работать или искать счастье своё в городах, а кто-то поступил в учебное заведение, а кто-то остался по-прежнему на выбранном когда-то и кем-то - месте.
Агния же, к 18-летнему возрасту за плечами не имела ни образования, ни специальности и никого кроме матери.
Жалела ли она о чём-либо: нас, в её жизнь и душу никто не приглашал и не приглашает, а коль нет, на нет и суда нет, говаривали некоторые…
Не надо, заглядывая, любопытничать, осуждать человека за то, что у него не получилось так, как вам хотелось.
Это его жизнь…
Существующая фраза: «Человек сам себе счастья кузнец», конечно же, ведёт к размышлению и кое-кому и кое о чем может напомнить: философствуя, рассуждай, а не суди.
Человек сам несёт ответственность за свои грехи-поступки.
А вот то, что поведала сама Прасковья Васильевна – делюсь с вами.
Но обвинять мать, родившую дочь Агнию в 16-летнем возрасте мы и не собирались, но скажем:
Агния повторила судьбу матери и в 16-ти летнем возрасте «потеряв» ребёнка, пошла по «наклонной» и «сгорела» от лишнего употребления «злодейки с наклейкой».
Не испытав, по-настоящему прелести семейной жизни и настоящей Любви материнства…
28.02.2025г.
Свидетельство о публикации №225081100142