Тихий октябрь

 Тихий октябрь пришёл почти незаметно — крадучись, на мягких лапах, как старый кот, знающий каждый угол в доме. Утро снова настало с серым туманом, в котором растворялись очертания деревьев, домов и самого времени. Казалось, всё замедлилось: и капли росы на паутине, и дыхание леса, и мысли — особенно мысли.
Вера стояла у окна и держала в руках чашку горячего чая. Пар поднимался вверх, словно повторяя путь утреннего тумана. Где-то за садом скрипнула калитка, но она не обернулась — это, наверное, ветер. Или воспоминание.
Клён, что рос напротив её окна, был особенно красив в этом году. Его крона разгоралась золотом и рыжиной, словно кто-то нарочно разлил туда солнечную краску. В солнечные дни листья казались почти огненными, но сегодня, в это серое утро, они искрились сдержанно, почти печально, будто знали — им недолго осталось держаться за ветвях.
— Печаль золотая… — повторила Вера вполголоса строки, которые давно знала наизусть. Когда-то она слышала их от бабушки, потом — от мамы, а теперь сама шептала, будто заклинание.
Октябрь для неё всегда был особенным месяцем. В нём было что-то неизбежное. Что-то прощальное. Даже в детстве она чувствовала, как осень ускользает сквозь пальцы, даже если ещё можно босиком бегать по траве и собирать поздние ягоды прямо в саду.
Теперь, став взрослой, она поняла, что тоска, что приходила в октябре, не исчезала с годами — она менялась. Становилась глубже, тише. Как музыка, которая звучит в старом доме, где уже давно никто не играет.
В тот октябрь Вера ждала письмо. Оно не приходило. Она проверяла ящик каждый день, иногда — по два раза, хотя понимала: если бы он написал, письмо уже было бы здесь.
Он уехал весной — искать себя, как он сказал. А она осталась. И ждала.
Вечерами она садилась на крыльцо, укутывалась в плед, слушала, как листья шепчутся между собой, и представляла, что он идёт по дорожке — высокий, в ветровке, с рюкзаком. Улыбается.
Но шли только тени. И ветер.
Однажды утром туман был особенно плотным. Он заполнил весь двор, стелился по траве, как молчаливое обещание. Вера вышла на крыльцо, вдохнула сырой воздух, и вдруг почувствовала — тоска, та самая, что бередила душу, не пугает больше. Она не острая. Она — как старая фотография: чуть выцветшая, но тёплая.
Клён шевельнул ветвями, и один золотой лист упал ей под ноги. Она подняла его, прижала к груди и, наконец, улыбнулась.
Он не вернулся. Но октябрь всё равно был красивым.