Рождественский дар Баджобо

Метель, подобная обезумевшему левиафану, выла за стенами особняка Джона Доу, накрывая его белым саваном. В кабинете, сокрытом за потайной панелью библиотеки, царила гробовая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием каминных углей. Здесь, среди витрин из черного стекла, покоились его истинные сокровища. Надоевшая жена застряла в аэропорту Осло из-за отмененных рейсов, на что ему было сущностно безразлично.

Он хищным взглядом скользил по экспонатам. Вот он - "Кинжал Иуды" - клинок, потемневший от крови двухтысячелетней давности, чья рукоять, казалось, впитала саму суть предательства. Рядом, в бархатном гнезде, таилась "Кукла Скорби", вырезанная из ребра утопшего ребенка; по слухам, в полнолуние ее пустые глазницы источали соленую росу. Но особую гордость вызывал уголок, посвященный его тщетным поискам на острове Буве – клочке земли, затерянном в ледяном плену южных морей. Там, среди ревущих ветров, он годами рыскал в погоне за наследием чернокожего племени Баджобо. Находки были жалки: "Ожерелье Молчания" - нить из пожелтевших тюленьих клыков и крошечных человеческих зубов, найденная в пещере. И "Копье Голода" - обсидиановый наконечник, сломанный у основания, с темными подтеками на лезвии. Ничего величественного. Ничего, что могло бы затмить конкурентов из клуба "Черная Жемчужина". Джону вспомнилось, как в приступе бессильной ярости он поджег жалкое подобие храма - груду камней на трухлявых бревнах. Под обрушившимися плитами дольмена он нашел лишь горсть истлевших детских косточек да груду глиняных мисок.

Внезапный вой дверного звонка ворвался в тишину. Джон вздрогнул, лицо его исказила гримаса раздражения. Он побрел в мраморный холл, уставился в мерцающий глазок видеопанели. Сквозь снежный хаос проступал сгорбленный силуэт в пронзительно желтой горной парке, лицо скрыто очками и шарфом. В руках он держал некий ящик и электронный планшет.

"Кто там?" – прошипел он в микрофон, не скрывая презрение.

"Посылка… мистеру Джону Р. Доу…" -  из-за двери донесся хрип. - "Лично… в руки..."

Странно, ведь курьера он не ждал - в начале декабря "Черная жемчужина" уже преподнесла свои жалкие подарки, а друзьями Джон не обзавелся. Алчное любопытство зашевелилось в нем, и он приоткрыл дверь, удерживаемую толстой серебряной цепью. Фигура в парке стояла недвижимо, лишь рука в перчатке протянула планшет. Джон схватил устройство. На экране горел развернутый бланк, указанный на его имя. Отправителем значился его новый знакомый, а точнее - новоприбывший в клуб, смазливый юноша Билл Уокер. Мужчина подписал бланк с высокомерием сатрапа, принимающего дань.

"Вносите." - бросил он, отстегивая цепь.

Курьер молча проскользнул внутрь, поставил ящик на паркет с глухим ударом и растворился в снежной круговерти, словно призрак. Джон, пыхтя от нетерпения, втащил ношу в кабинет. Взяв перочинный нож, он стал небрежно разрезать толстый слой упаковочной бумаги.  Перед взором мужчины оказался грубо сколоченный ящик из темных, сырых и потрескавшихся досок - он напоминал ему крошечный гроб. Он вскрыл крышку ритуальным скребком, обнаружив приколотую булавкой записку. Внутри, на побуревшей соломе, лежал предмет, укутанный в черную, истончившуюся вуаль. Дрожащими от волнения пальцами Джон развернул пожелтевший лист.

"Дрожайшему мистеру Джону Р. Доу.
С Рождеством Вас! Пусть Ваша несравненная коллекция обретет новый, истинный блеск с сим даром!
Эту прелестную девицу отыскала моя команда минувшим летом на острове Буве - месте довольно туманном. Помню, как вы говорили о своих поездках туда.
Местный док клялся, что зарыта она была из-за проклятия, которое обрушилось на самих Баджобо! Не находка ли века?
Прилагалась глиняная табличка, но надпись на ней - бред сивой кобылы: "Не оставляйте Ее во тьме!". Ха! Ведь пролежала же века под землей, в кромешной мгле!
Искренне Ваш, Билл У."

Кровь ударила в виски Джона. Этот выскочка, этот везунчик! Горечь, острая и ядовитая, смешалась с завистью. Он годами топтал тот проклятый остров, а нашел лишь жалкие обломки! А Уокеру – целая кукла в гробу! Его пальцы, сжимая записку, побелели от злобы. Он сорвал вуаль. Вырезанная из древесины детская кукла была покрыта глубокими трещинами. Примитивная и уродливая до отвращения. Грубо вытесанная голова, изъеденная ходами древоточцев, с двумя зияющими провалами вместо глаз и щелью рта застыла в немом крике. Одна нога ниже колена превратилась в труху, обнажив острый сучок. От нее несло сырой землей, тленом и чем-то гнилостно-сладковатым. На туловище был вырезан ряд знаков, похожих на перекрученных змей, и Джон наклонился пониже, чтобы получше рассмотреть их. Вдруг он резко отпрянул, ошарашенный догадкой - теми знаками были письмена самого племени. Жемчужина его коллекции! Подлинный артефакт культа! Но радость уже была отравлена жгучей ревностью к Уокеру. Он едва протянул руку, желая ощутить доказательство его будущего триумфа, как внезапно свет в витрине дрогнул. Лампы погасли, и в комнате загустела тьма. Лишь тлеющие угли камина отбрасывали яркие блики на стены.

"Проклятая стихия!" - вырвалось у Джона, острое разочарование пересилило даже страх перед внезапным мраком. Он повернулся к двери, и его собственная искаженная тень заплясала в отсветах углей. Едва он сделал шаг, как позади раздался глухой звук. Мужчина замер, кровь застыла в жилах, но он все же обернулся. Во мраке, окрашенном зловещим багрянцем, фигурка стояла в своей гробнице на одной ноге. Он тряхнул головой, пытаясь изгнать наваждение. Вероятно, он не запомнил момент, когда вынул болванчика из гроба. Стук повторился, уже четче и настойчивее. Следом зашуршала солома. В красном полумраке Джон видел, как кукла накренилась, словно готовясь к шагу, а ее уродливая, изъеденная червоточинами голова повернулась. Теперь черные глазницы были направлены прямо на него, и в этих провалах шевелилась тьма.

Липкий холодный пот выступил на лбу и висках коллекционера. Азарт и злоба испарились, уступив место ледяному уколу первобытного страха, поразившему самое сердце. Он инстинктивно отступил назад. За спиной что-то с грохотом разбилось - Джон в слепоте опрокинул китайскую вазу эпохи Мин, но не услышал даже звона фарфора сквозь гулкий стук собственной крови в ушах. Раздался скрежет дерева по паркету - темный, корявый силуэт куклы теперь ясно вырисовывался на фоне багрового мерцания углей. Нога с острым сучком вместо стопы твердо уперлась в полированный дуб. Голова с едва уловимым скрипом кренилась, неотрывно следя за ним. Джон Доу, этот надменный властитель проклятых редкостей, собиратель кошмарных легенд, почувствовал, как дрожащие поджилки вот-вот подкосят колени. Дикое, животное желание бежать перехлестнуло все мысли. Он рванулся к двери кабинета, спотыкаясь в слепой темноте, сбивая со столов дорогие безделушки, не чувствуя их ценности. Совсем рядом, за спиной, раздался протяжный скрежет дерева. Он вывалился в коридор, захлопнул тяжелую дубовую дверь кабинета, прислонился к ней спиной, чувствуя, как холодное дерево остужает органы. Дыхание рвалось из горла клубами пара, сбитое паникой. Тишина в холле казалась обманчивой, и холодный ветер истерично завывал в трубах.

Внезапные, дробные перестукивания раздались прямо по деревянной панели. Затем Джон услышал скрежет, будто что-то острое и неумолимое царапает дерево изнутри, пытаясь пробиться наружу. Коллекционер вскрикнул - звук, дикий и нечеловеческий, вырвался из его пересохшего горла. Он рванулся к главному выходу, к призрачному спасению в ледяном аду метели. Его особняк, храм его гордыни и алчности, вмиг превратился в ловушку, наполненную невыразимым ужасом из собственной коллекции. Он выбежал в ревущую снежную мглу, не разбирая пути, чувствуя, как ледяные иглы впиваются в лицо. За спиной, заглушаемый воем ветра, настойчиво звучал неумолимый скрежет деревянной ноги по обледенелому камню двора. Он сливался с бешеным стуком его сердца, отбивающего последние удары перед неминуемым концом. Рождественская ночь вступила в свои права, принеся Джону Р. Доу долгожданный дар от племени Баджобо, который он так отчаянно искал.