Байка от дедушки Парамона

    Искать тёплыми днями в нашей деревне “деда Щукаря” розлива местного, дело совсем плёвое. Достаточно только прислушаться тебе, откуда, из какой сторонушки разносится хохот мужицкий. Вот туда, на это веселье, и держи путь прямиком. Не ошибёшься. И в этот раз, окруженный толпой мужиков и парней, на завалинке сельповского магазина восседал виновник этого веселого сборища. Дед с интересным именем Парамон. Тщедушный старикашка с реденькой бородёнкой клинышком на маленьком сморщенном своём личике. А вот глаза! Он их, как сам частенько утверждал, что бог весть когда еще, одолжил напрокат у одного молодого парня. Всего лишь на минутку. А обратно вернуть забыл. Вот и ходит с той поры с ними. Живые, озорные, с хитрым прищуром глаза. Они с детским любопытством всегда выглядывают из-под козырька замызганной “восьмиклинки” с пуговкой на темечке. Наверняка прошедшую вместе с дедом и “Крым, и Рым,” и медные трубы в придачу.

   Пиджачишко серенький, по всей видимости, совсем чуток помоложе своего хозяина будет Портки такого же цвета. Видать, этот костюм на выход был когда-то у молодого Парамошки. А может он в нем еще и свадьбу свою справлял с Акулиной Никандровной. Усопшей уж как много лет назад. Штиблеты на ногах явно с чужой ноги, причем ноги эти были размера на три больше дедовых. Эка беда! А веревочки на что существуют тогда на свете. Подвязал и: – “Пошел плясать по прямой доске. Ты не трогай меня, мама, Я опять и так в тоске”. Ну а как же. И рубаха какая-никакая присутствовала на стариковом теле. Всё чин-чинарем, как говорится, чтобы всегда  достойно показать себя перед благодарными слушателями.

    А коли пора сенокосная вот-вот начнется в деревне, то и очередную свою  байку дедушка Парамон решил на этот раз именно сенокосу  и приурочить. Надо признать, что ни одна его история не обходилась, чтобы дед в ней хоть чуточку, да не приврал бы. Да какое там – чуточку! Но врал с выдумкой, причем так виртуозно, что зрители уже вскоре перестают реально соображать, в каком месте правда у него кончается, а где само враньё начинается. Так будут увлечены его очередной байкой:

    - Вот вы, касатики мои, думаете, когда я стал на покос ездить? Во сколько примерно годков от роду? Ни в жисть не угадаете. Ну? Какие там пять лет, об чём ты говоришь, милок. Какие десять! Годик мне еще не минул, когда меня снарядили в первый раз на энто самое мероприятие! А как ты себе мыслишь? Конечно, снарядили. Достали из сарая корзину большую,плетеную, с коей за грибами всегда ходили, сенца постелили вместо перины, чтобы помягче мне было трястись, когда на телеге повезут.

   - В тот день, как счас помню, мой дед Ипат Порфильич приказ озвучил домочадцам своим.  Как же, знамо дело, приказ энтот и меня касался в перву голову. Потому и слухал я его оченно даже внимательно, титьку материнскую посасывая. Так из дедова приказа следовало, что бабку мою, то бишь супружницу свою, он, ввиду ее немощи, дома оставляет. На хозяйстве. А двух сыновей своих, из которых один был тятей моим, и невестку, то есть матушку мою со мною в корзине в придачу – на покос. Ясное море под его дедовым руководством.

   - По прибытию значится в лог, где сенокос намечается, дед Ипат роздал кажному работнику по литовке. Бруски для заточки не забыл строго под личную ответственность вручить кажному. Мне литовочки не досталось, потому как для меня другая работа нашлась. Ответственная. Надо было мне опустошить мамкины титьки от молока, чтобы дольше спал и не вянгал, не мешал матушке работать. Ну, такая работёнка мне знакома была. А тут еще протрясло меня на телеге изрядно, оголодал малость. Выдоил я всё молочко до капельки последней и спать завалился.

    - А матушка моя незабвенная Улита Спиридоновна, опять же по указке деда отнесла меня в густой березничек, поставила там корзину в тенёк. Обвязала ее со всех сторон марлей или серпянкой, чтобы никакая букашка-сикарашка не заползла ко мне. И от мухоты и паутов защитила бы. Ну а я убедился, что у моих работников “всё на мази”, со спокойной совестью улёгся баиньки.

   - Проснулся я ближе к вечеру. Глядь скрозь марлю, а работники мои весь лог как есть выпластали. Скосили всю травушку-муравушку подчистую. Оно и немудрено, зараз четыре прокоса остаётся позади них. А ширина прокоса у каждого – дай боже! Одна матушка моя чего стоила. Не забуду, как дед мой Ипат отцу моему Терентию, не раз говорил: - “ Ох, и хорошую я жену тебе, сынок, подыскал. А работящая то какая! Любо-дорого посмотреть, как всё спорится у неё в руках. За что бы не взялась. К чему бы не прикоснулась.”

   - Так я, ребятки, в сторону убежал, аднака. На чём остановился? Ага. Лог весь выпластали. Стали довольные домой сбираться. Матушка моя первым делом кинулась меня из березняка вызволять. Хвать, а меня нигде и нету-ка. Ни меня, ни корзинки. Она в голос на весь лог: - “Ахти мнеченки! Горюшко горькое! Парамошка пропал! Парамончика моего родненького, кажись, украли!” Тут все кинулись разом искать меня. А я лежу спокойненько и диву сам себе даюсь, вот он я, а они то чего все всполошились. Бегают мимо меня, криком все кричат, зовут меня в четыре голоса. Чудно. А я лежу и улыбаюсь.

    - Потом слышу, кто-то из них сказал, что видел с косогора, как будто телега с конем проезжала мимо. Мобудь цыгане это были. И кинулись все мои родичи коня быстренько ловить, да в телегу запрягать, погоню за цыганами устраивать. И ведь чуть было не умчались. А я, как только допёр своим умишком, что дело запахло керосином, как зинул орать во всё горло, что даже коняга бедный от страха всхрапывать принялся, ушами прясть. Тут матушка со всех ног и кинулась ко мне на крик. А ведь чуть было не уехали догонять цыган, которых в помине не было. А меня ночью кто-нибудь, точно бы, съел.

    - Ну и ладно, ребятушки мои. Рассказал вам байку, что на ум пришла. И буде на сегодня. Вам робить надо иттить, а я на седало своё покандыляю. Ноги чего-то мозжить стали Уж не к ненастью ли. Не нужон бы дождик то сейчас. Ну, покедова. Не поминайте лихом старика.

           *** фото из интернета, взято в свободном доступе ***