Царский крест
В тех условиях, узнав о печальной новости избранный Патриарх Московский и всея России Тихон с амвона Казанского собора сразу обличил новые социалистические власти: «...мы, к скорби и стыду нашему, дожили до такого времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но оправдывается как нечто законное. Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович, по постановлению Уральского областного Совета рабочих и солдатских депутатов, и высшее наше правительство – Исполнительный комитет – одобрил это и признал законным. Но наша христианская совесть, руководствуясь Словом Божиим, не может согласиться с этим. Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас».
О последних днях в Екатеринбурге императорской семьи можно судить по свидетельствам протоиерея Иоанна Сторожева, совершившего последнее Богослужение в доме инженера-путейца Ипатьева, в котором содержалась и в подвале которого приняла мученическую смерть эта семья: «Диакон говорил прошения ектений, а я пел. Мне подпевали два женских голоса, думается, Татьяна Николаевна и еще кто-то из них, порой низким басом и Николай Александрович... Молились очень усердно… Николай Александрович был одет в гимнастерку защитного цвета, таких же брюках, при высоких сапогах. На груди у него офицерский Георгиевский крест. Погон не было... Он произвел на меня впечатление своей твердой походкой, своим спокойствием и особенно своей манерой пристально и твердо смотреть в глаза», – вспоминал впоследствии отец Иоанн. (Московские епархиальные ведомости. 2000 г. № 10-11. www.pravmir.ru).
В журнале «Известия науки» (7 ноября 2007 г.), в статье журналиста Эллы Максимовой «Останки Алексея и Марии нашли не случайно. Знали где искать...» приводится объяснительная записка комиссара по делам юстиции, члена губернской коллегии ВЧК назначенного комендантом Дома особого назначения Екатеринбурга Юровского: «...Стрельба, продолжалась 2-3 минуты... Алексей, три из его сестер… были еще живы. Их пришлось пристреливать...Удивительно было и то, что пули отскакивали от чего-то рикошетом и как град прыгали по комнате. Когда одну из девиц пытались доколоть штыком, то штык не мог пробить корсаж... Тут начались кражи, пришлось поставить 3 надежных товарищей для охраны трупов...».
«В страданиях, перенесенных Царской Семьей в заточении с кротостью, терпением и смирением, в их мученической кончине в Екатеринбурге в ночь на 17 июля 1918 г. был явлен побеждающий зло свет Христовой веры подобно тому, как он воссиял в жизни и смерти миллионов православных христиан, претерпевших гонение за Христа в XX веке», – писал в своем в докладе Архиерейскому Собору председатель Синодальной Комиссии по канонизации святых митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, и теперь память святым страстотерпцам Императору Николаю, Императрице Александре и их детям теперь совершается повсеместно на всех континентах в день их гибели 17 июля и в день соборной памяти новомучеников и исповедников российских 7 февраля.
В книге генерала М. К. Дитерихса «Убийство царской семьи и членов дома Романовых на Урале», где собран и обобщен обширный фактический материал по расследованию этого преступления следователем Н. К. Соколовым, констатируется: «Вдохновителей и руководителей убийства Царской Семьи вел на совершение этого исключительного злодеяния вовсе не «народный приговор – уничтожить коронованного палача... Нужно было этим убийством создать действительно какую-то пустоту, пропасть в сердце, в основе идеологии русского народа, которая могла бы обеспечить этим временным властелинам народной физической массы полную победу в будущем… Убийство было совершено не над бывшим российским правителем, а над религиозной идеологией русского народа, видевшего в своем правителе царя Божьей Милостью».
Николай II стал последним российским императором, удостоившим наш город своим присутствием. Он посетил Вильну в связи с боевыми действиями во время Первой мировой войны и оставил запись в личном дневнике: «25-го сентября. Четверг. Утро было холодное, но солнечное. Встретил огромный обоз 11-й Сибирской стрелковой дивизии, шедший вперёд к границе. В 11 ч. поехал в Вильну. По всему пути встречал воинские поезда. Приехал в Вильну в 3 часа; большая встреча на вокзале, и по улицам стояли войска шпалерами – запасные батальоны, ополчения, и к моей радости спешенные эскадроны 2-й гв. кав. див. и конных батарей. Заехал в собор и в военный госпиталь. Оттуда в здание жен. гимн., где был устроен лазарет Красного Креста. В обоих заведениях обошёл всех раненых офицеров и нижних чинов. Заехал поклониться иконе Остробрамской Божьей Матери. На вокзале представилось Виленское военное училище. Уехал очень довольный виденным и приемом населением, вместо 6 ч. – в 8 час.». (цит. по книге О. Платонова «Терновый венец России»).
Во время одной из поездок на фронт уже в должности главнокомандующего армией, пренебрегая опасностью обстрела из близко расположенных германских частей, Николай Александрвич спустился в передовые окопы солдат пехоты, что послужило основанием для представления Думой Юго-Западного фронта его Величества к ордену Святого Георгия 4-й степени, которым он очень гордился. После ареста Николай II по требованию революционных конвоиров снял с себя погоны полковника русской императорской армии, но белый Георгиевский крест с его полевой гимнастерки палачи сорвали только после убийства.
С обретением икон страстотерпцев нашими приходами, Божественную Благодать на нас несет теперь и «эта малая Церковь» – Святые Николай и Александра и их дети Ольга, Татиана, Мария, Анастасия и Алексей, как наши духовные покровители, ведь к ним можно обратиться с молитвой об укреплении семьи, за помощью в воспитании детей в вере и благочестии, о сохранении их в целомудрии, потому что во время гонений Императорская семья стала особенно сплоченной и пронесла Веру через все скорби и страдания.
Страстотерпцы стали еще ближе и для нашей семьи, ведь икона царской семьи хранилась и у нас в доме как память о встречах с Николаем II нашей родственницы Нины Яковлевны Топорниной. Летом 1918 года в Тобольске, в городском парке примыкавшем к губернаторскому дому, её, девушку-гимназистку подозвал военный по другую сторону ажурной чугунной ограды и попросил купить свежих газет. Она быстро сбегала к «орущему новости» разносчику газет и выполнила просьбу господина со «странно-таки знакомым лицом», а он с улыбкой, офицерским кивком поблагодарил и вынув скрутку ассигнаций из галифе расплатился.
«Я сделала ему реверанс и отошла от ограды сразу попав в окружение обступивших со всех сторон взволнованных людей которые наперебой спрашивали: «Что он тебе сказал!?», «Знаю ли, с кем только что разговаривала и кому оказала услугу?..», «Государю-императору!»
В середине «застоя семидесятых», когда Нина Яковлевна рассказала мне эту историю, я был молод и по-советски готов строить «светлое будущее коммунизма», и только удивился, что еще могу общаться с «современником царя», и стыдно вспомнить, но спросил «почему со знакомым лицом», «потому что его портреты во весь рост висели во всех присутственных местах..» - и попросил показать, как тогда делали глубокий книксет и протянул руку: «Вы и мне газету, пожалуйста, передайте, я сохраню...».
Владимир Кольцов-Навроцкий
Свидетельство о публикации №225081100420