Случайные мы

Они сидели напротив друг друга в поезде. Два незнакомца. Два случайных попутчика. Она — с усталым лицом, пятном кофе на джинсах, с глазами, в которых ещё не высохли слёзы. Телефон в её руках вспыхивал уведомлениями, и каждое она гасила почти с испугом, будто не хотела больше ни капли новой информации впускать в свою жизнь.
Он — с обветренным лицом, грубыми руками и рюкзаком, на котором пыль северной вахты легла незаметным слоем. Смотрел в окно, словно надеялся, что лес, мимо которого мчался поезд, скажет ему что-то важное.
— Извините... у вас не найдётся зарядки? — вдруг спросила она.
— Конечно, — он протянул пауэрбанк.
Она подключила телефон и выдохнула с хрипотцой в голосе:
— Странный день. Всё внутри как будто разорвано.
Он кивнул:
— Понимаю.
Прошло ещё несколько минут. Потом она повернулась к нему и, не глядя в глаза, спросила:
— С вами бывало... что делаете что-то вроде бы незначительное — слово, взгляд, молчание — а потом вдруг понимаете: это кого-то сломало?
Он ответил не сразу. Лицо стало закрытым, голос — глухим:
— Было. Только я предпочёл бы не знать.
— А я знаю, — сказала она. — Мама умерла. Инфаркт. Я ехала к ней — поздно. За день до этого… я написала ей письмо. Всё вылила. Что устала быть сильной. Что детство с ней было адом. Что ухожу. Вылила и отключила телефон. А через сутки её не стало.
Она замолчала на миг. Потом добавила, тише:
— Мама давно болела. Только скрывала это от всех. Даже от меня. Я узнала уже потом. И всё равно — это чувство… будто я… как будто это я нажала рубильник.
Он опустил взгляд:
— У нас в классе был один парень, Лёха. Тихий, замкнутый. Над ним частенько издевались. Я не бил, не буллил. Я просто молчал. Знал, что плохо, но ничего не делал. Помню, как он упал на физре. Он лежал на полу без сознания, а тело так жалко и беспомощно билось в судорогах. Я просто прошёл мимо. Кто-то другой, не я, скорую ему вызвал. Лёху увезли в реанимацию. Потом он вернулся в школу. Но я ни разу не подошёл, не спросил, как он.
Поезд стучал колёсами, будто поддакивал:
Случайные. Случайные.
— Мы же не хотели зла, правда? — шепнула она.
— Никто не хотел, — сказал он. — Но и никто не был рядом в нужный момент.
Вот в этом, наверное, и есть беда. Не в зле — в равнодушии.
— Значит, мы виноваты?
Он покачал головой:
— Вина не помогает. Она как ржавчина — разъедает, но ничего не исправляет.
Меняет что-то только поступок. Даже если прошли годы.
Они вышли на одной станции. Он молча взял её сумку.
— Куда вы теперь? — спросила она.
— Может, найду его, ну, то есть Лёху. Скажу: прости. А вы?
— Похороню маму. А потом… посмотрим.
Они разошлись. Всё ещё случайные. Но уже не такие чужие.
На кладбище к ней подошла пожилая женщина:
— Вы Аня? Дочь Тамары?
— Да... А вы?..
— Мы общались с ней в тот вечер. Она держала в руках ваше письмо. Плакала. А потом сказала: «Значит, я была не совсем плохой. Хоть кто-то сказал мне правду. Значит, она выросла сильной. Значит, я старалась не зря». Она даже улыбнулась. А потом... ей стало плохо.
Аня замерла, и, не в силах пошевелиться и в тоже время ожидая ответа, как приговора, спросила:
— Она злилась?
— Нет. Она понимала и прощала.
Он стоял у старого подъезда. Смотрел на облупленную дверь, как на границу времени. Долго не решался нажать. Потом всё же позвонил.
Открыл мужчина с тростью. Лёха, всё такой же, только взрослее. Глаза — те же.
— Привет, — сказал он. — Я Дима. Мы учились вместе. Я тогда... не помог тебе. Я как последний гад прошёл мимо. Если можешь, прости меня.
Лёха помолчал. Потом сказал спокойно:
— Прошло много времени. Говорить об этом уже нет смысла. Тогда у меня было обострение болезни, ты не знал. И вряд ли мог помочь.
— Всё равно... я должен был хотя бы попытаться.
Лёха кивнул. Не отвергая, не прощая — просто признавая, что это было. И что теперь может быть иначе.
Случайные мы. Иногда всё, что соединяет нас — это одно мгновение. Мы встречаемся мимолетно. И снова жизнь разносит нас по разные стороны Вселенной. Но даже в это мгновение мы делаем выбор: уйти или остаться, помочь или пройти мимо… Подняться или упасть... И сами несем за это ответственность.