Город детства

В далёком детстве я  любила своё Тушино: с её узкими улицами, с деревнями Захарково, Алешкино,  Петрово с бараками на Новопоселковой улице, с финскими домиками в «немецком» поселке, с летным полем Захарковского аэродрома, с зарослями черемухи в Алешкинском лесу и белоснежными яблонями на берегу Химкинского водохранилища.

 Мне захотелось о старом Тушине рассказать вам, мои читатели.

Когда-то Тушино было областным городом в Московской области. Тогда Москва кончалась районом Сокол, а ресторан «Загородный» действительно был за городом.               
Моя семья переехала в Тушино в 1955 году на улицу Сходненская   в новый, кирпичный светлый дом № 46, еще пахнущий краской.
А в феврале мы с мамой посетили «Марьинский Мосторг».  В магазине мне купили синее пальто. Молоденькая продавщица предложила маме купить мне еще и шляпку. Мама растерялась. В ее планы эта покупка не входила, но ее уговорили.  Продавцы и другие покупатели подобрали мне красную шляпку в виде капора с полями. Я в этой шляпе чувствовала себя сказочной Красной Шапочкой. Такая красивая, я и приехала в новый дом.
Раньше мы жили в общежитии в комнате 9 кв. м. у метро Сокол.      Теперь нам дали комнату в 16 кв. м.  в двухкомнатной коммунальной квартире. В новую комнату мы купили буфет, шкаф с зеркалом и большой стол, который установили в центре. За этим столом я готовила домашние задания.   Новая комната с широким окном казалась такой свободной и большой, а из окна был виден шпиль Северного Речного вокзала.

Во дворе.

Когда мы переехали в новый дом, домоуправ организовал во дворе субботник. Все живущие в доме работали на одном предприятии, и поэтому дружно, быстро поставили беседку, песочницу (конечно с грибком над ней), лавочки, посадили кусты и деревья, сделали газоны.
По дворам ходили точильщики ножей и старьевщики.  У старьевщика всегда были деревянные свистульки, мячики на резинке, корзиночки, бумажные веера и много-много всякой всячины. Я просила маму: «Мама, дай что-нибудь для старьевщика, а я выберу себе игрушку!»   
«Все старое мы оставили в Москве», - отвечала мне мама.
Из деревни Захарково крестьянки ходили по квартирам с бидоном и предлагали купить молоко, сметану и творог, а мужчины из деревни привозили на лошади картошку.
 Деревенские умельцы изготавливали табуреты, кухонные столы и полки. Эта кухонная мебель выполнялась по одним чертежам, так что во всем доме были одинаковые и столики, и полочки. Полочки были без дверец и закрывались ситцевыми занавесками.

Как только организовали двор, молодые мамочки и няньки, нанятые в деревне Захарково, стали на руках прогуливать младенцев в кружевных одеялах. И только у одной женщины из нашего дома была детская коляска. Голубая! Эта молодая мама один раз разрешила мне покатать коляску с ее ребенком во дворе. Я счастливая с усердием и с большим удовольствием возила ее под нашими окнам.
Когда я радостная возвратилась с гулянья домой, мама стала меня укорять: «С чужим ребенком гуляешь, а со своей сестрой нет!»
- Так ведь у моей сестры нет такой голубой коляски! – оправдывалась я.

Сестра моя Лена  подрастала, ей уже исполнилось три года. У соседа Сережи с третьего этажа был трехколесный велосипед. Этот велосипед потом можно было переделать на двухколесный. Часто Сережа разрешал сестре Лене покататься на нем. А иногда он не хотел делиться, и Лена плакала. Его просили дать Лене покататься, тогда он плакал.
Наконец, сестре купили точно такой же велосипед. Каждый раз мама спускала его с четвертого этажа, а потом поднимала. Но самое интересное, что на этом велосипеде сестра покаталась дня три, а потом он сиротливо стоял у стены. Сестра же с подружками играла в песочнице.

Мне тоже купили у кого-то велосипед, с дамской рамой. На заднем колесе была натянута сетка, чтобы платье не попадало в спицы. Я его сама таскала с четвертого этажа вниз и наверх. Мама мне категорически запретила выезжать со двора, но любые запреты нарушаются. Я любила кататься по дороге к деревне Захарково.
Однажды вышла с велосипедом, подруг нет. Я немного покаталась по двору, а малыши все под колеса лезут, ну я и выехала на дорогу. Стала разворачиваться и упала, а прямо на меня ехал автобус № 62. Водитель вовремя притормозил, я поднялась, и хромая отошла с велосипедом в сторону. Всю эту картину наблюдала моя мама, она стояла на остановке автобуса.
После серьезного разговора мне вообще запретили кататься, а велосипед потом отвезли в деревню.

В   нашем доме.

У каждой двери в квартиру, был вмонтирован звонок. Это было так весело-звонить и слышать звук колокольчика!  Старшие ребята подговаривали нас, малышей, звонить во все квартиры. Мы оравой бегали по этажам, звонили в двери, а потом с верху из-за перил смотрели на недовольных соседей.

На кухне стояла плита, которая отапливалась дровами, она была очень большая и занимала половину кухни.  В ванной комнате была печка. Печку тоже топили дровами. Дровяной склад находился за школой №12, сейчас - Милицейский колледж. Наша соседка, мама Люси Малышевой, работала на этом складе и нам говорила, когда привозили хорошие сухие дрова. Дрова хранились в подвале. Даже сейчас трудно себе представить, как я поднималась с охапкой дров на четвертый этаж! 
В подвале на каждую квартиру имелся чуланчик с номером квартиры. Там хранили дрова, картошку, соленья и варенье, а летом хранили лыжи и санки.  В подвал можно было спуститься, не выходя из подъезда. По подвалу можно было пройти в соседний подъезд, а можно было там и заблудиться.

Из подъезда можно было подняться на чердак, а потом - на крышу.
На Тушинский аэродром имени Чкалова мы не ходили, но все воздушные праздники наблюдали с крыши. На ней мы с соседями расстилали одеяла и устраивались поудобнее. Наш дом в то время был одним из самых высоких, и ничто не мешало следить нам за «петлями», «бочками», «штопорами» и парашютистами.

Топить дровами плиту к каждому обеду – дело хлопотное, поэтому все стали приобретать керосинки. У соседки по квартире, тети Вали был керогаз, который часто вспыхивал. Нас, детей посылали за керосином в лавку, которая стояла на месте дома №15 по улице Сходненской.
В новой квартире на кухне под окном в стене был сделана камера. Она служила холодильником   зимой, а летом – камера была просто встроенным шкафом, а чтобы сливочное масло не таяло, в масленку наливали воду из-под крана.  Со временем был куплен холодильник "Север".

Летом мамочки и няньки во дворе под разговоры занимались вышиванием.  Страна залечивала свои раны после войны, а хозяйки, как могли, украшали свои дома. В моду входило «ришелье», когда вышивался гладью рисунок, а потом ткань прорезалась, образуя резную сетку. Но и старые виды вышивки продолжали существовать: гладь, стебельчатый шов, мережка. Узоры и рисунки для вышивок и вязаний передавались от рукодельницы к рукодельнице. Считалось большой удачей найти новый, никому неизвестный, красивый рисунок. У каждой хозяйки была тетрадка, где хранились заветные узоры.

Девочки должны были уметь не только зашить и заштопать одежду, но и шить, вязать и вышивать. Каждое лето, отправляя меня на каникулы в деревню к тете, мама давала задание по вышивке. В дождливую погоду я старательно вышивала нитками «мулине» крестики на ткани с рисунком, заправленной в пяльцы.
В те времена Дом моды на Кузнецком мосту выпускал бумажные выкройки разных размеров. Оставалось только купить в магазине ткань, наложить выкройку, вырезать по ней ткань и сшить платье. А позднее продавалась уже раскроенная ткань, ее надо только сшить и обновка – готова!

Лето проходило быстро, наступали холода.  В подвале первого подъезда находилась котельная, которая давала тепло нам и домам №44, №48, №50. Она работала на угле. Около дома была площадка с квадратным люком, дверцы которого были на замке. По расписанию приезжал самосвал, люк открывали, и с грохотом уголь сваливался куда-то вниз, в подвал. 
Помню, как-то зимой было холодно, потому что были холодные батареи, и мама послала папу к кочегару.
- Да, он просто заснул – объяснил потом папа, и батареи стали нагреваться.

Под Новый год наша соседка тетя Валя с семьей уезжала к своей маме. В нашем распоряжении оставалась вся квартира.  Мы с родственниками встречали у нас Новый год. Приезжали тети, дяди, двоюродные сестры с женихами. У нас всегда было очень весело.
 Родственники у меня были голосистые, да и встречались не редко, поэтому песни исполняли очень красиво. На все праздники пели «Окрасился месяц багрянцем», «Хаз Булат удалой», и «По Дону гуляет». Самые задорные плясали и пели частушки.
Молодежь крутилась около патефона, хвасталась новыми пластинками. Патефон ставили в коридоре, на старом комоде подальше от стола, потому что звук был очень громким, там же и танцевали.

Все веселились.  Стало жарко. Решили открыть входную дверь. Потом били куранты, потом были тосты, потом были танцы. Под утро все улеглись спать. А утром хватились - нет одной пластинки, другой, третий.  Бесследно пропали восемь пластинок, да не простых, а самых популярных.
Думали, что они найдутся после праздника, но они, так и не нашлись. Потом все решили, что их украли, хотя на вешалке висели пальто, шубы, пуховые платки. Вот такая Новогодняя история.

Потом нам провели газ, и на кухонной стене появился большой газовый счетчик. Дровяную плиту заменили на газовую, а в ванной поставили газовую колонку. В тех домах до сих пор нет проблем с отключением горячей воды.
Во всем нашем доме были паркетные полы.  Их все стали циклевать: кто машиной, кто ножиком, кто стеклышком.  Потом мы всей семьей решали, какой краской лучше покрасить пол.  Все красили бордовой краской, ну и мы покрасили. В комнате сразу стало темно и мрачно, но уже ничего нельзя было изменить.  И только когда в продаже появилась немецкая восковая мастика   желтого цвета, папа заново отциклевал пол. После мытья, пол покрывали этой мастикой и натирали до блеска щеткой.
 Эту нелегкую работу обычно выполнял папа, и ему на юбилей подарили полотер! Жизнь- то налаживалась.

Лет десять назад опубликовали список домов, подлежащих сносу. Наши дома №№ 44, 46, 48, 50 по улице Сходненской сносу не подлежат, как здания, имеющие историческую ценность и характеризующие архитектурный стиль середины XX века. 
Но, сегодня в подвале нашего дома работает магазин «Тысяча мелочей», на первом этаже расположилось множество организаций, но сам дом остался прежним, даже с печными трубами на крыше.


Немецкий поселок.

Около нашего дома в 1955 году за высоким забором в посёлке жили немцы с детьми. В заборе были щели, и мы с немецкими детьми обменивались фантиками и пуговицами. В эти щели нельзя было разглядеть, кто там, за забором. Можно было увидеть только детские ботиночки и туфельки и услышать непонятную речь. Родители говорили, что там живут пленные немцы, которые бомбили наши города и убивали наших людей.

Когда немцы уехали, поселок заселили рабочими, а название так и осталось – «Немецкий поселок».   Поселок был огромным с асфальтированными дорогами. Он состоял из желтых немецких и финских домов.
Немецкие и финские домики от улицы   отделял низкий деревянный забор, над которым свешивались ветви желтой акации.   Весной мы ели желтые цветочки акации, а осенью из стручков вынимали горошинки и делали свистульки.   Около домов росли яблони, которые осенью были усыпаны мелкими-мелкими красными яблочками.  Улицы в поселке назывались 1.2.3-«Новопоселковые».

Клубу, что был у немцев в поселке, дали имя «Дружба» - потом кинотеатр «Полет». Перед кинотеатром   была песочница, а вокруг стояли лавочки.  Нас, первоклашек школы №12 после уроков привели в клуб «Дружба» на прослушивание в школьный хор. На освещенной сцене стоял большой рояль.  Кто-то пел под игру учителя пения, а мы в темном зале играли в прятки.  Время от времени нам делали замечание, мы на минутку затихали, а потом, снова пригнувшись, бегали между рядами.   Конечно, в хор меня не записали.

В день выборов устанавливали громкоговоритель под крышей клуба, и советские песни лились во все прилежащие дворы. Нарядные родители с детьми важно раскланивались со знакомыми.  В фойе продавали детские книжки, в буфете – пиво и конфеты.  В комнате слева от зала показывали мультфильмы. Почему-то тогда выборы были событием?!
В клубе проходили самые веселые Новогодние елки.  Сама елка стояла посередине актового зала, и вокруг нее водили хороводы в три, а то и в четыре круга. Ближе к елке хороводили самые маленькие, а чем старше были дети, тем в бОльшем круге они ходили, а родители стояли вдоль стен.  Сколько же талантов раскрывалось на тех елках: дети рассказывали стихи, пели песни, плясали, побеждали в конкурсах, и получали за выступление подарки. Некоторые дети ходили на елки по 2-3 раза. Они все конкурсы знали наизусть и все ответы на все вопросы.  Однажды моя соседка Галя Тарсова ушла с елки с тремя подарками.    И всегда в новогодних подарках были мандарины.
В здании бывшей немецкой школы разместилась музыкальная школа, а напротив школы был продуктовый магазин.

В 3 классе наше звено решило разводить кроликов. Мой одноклассник Денисенков, или Денисенко жил в немецком поселке, и у его родителей были кролики. Его отец выделил нашему звену двух ушастых. После уроков мы навещали кроликов. В сарае не было освещения, свет проникал через маленькое окошко. Пушистые кролики прыгали, шурша соломой, и всегда что-то жевали. Их так хотелось погладить, но они были в клетке. Полюбовавшись кроликами, мы шли потом к Западному мосту, в овощной магазин.   Там мы у продавцов выпрашивали капустные листья для наших подшефных.  Это хлопотное занятие звену быстро надоело, и   скоро наши   кролики зажили прежней жизнью.

В одном из домов на 3-ей Новопоселковой улице жила учительница французского языка Альбина Федоровна Яблонская.  В то время как-то по-другому относились к учителям, с уважением, с восхищением.  Учителя не были похожи на родителей, они были окутаны загадочными тайнами. 
Однажды Альбина Федоровна пригласила нас, несколько учеников 5-го класса, к себе домой. Учительница показала нам настольные игры, книжки на французском языке, песенники. Занятие было в самом разгаре, когда в комнату вошел ее муж с маленьким ребенком на руках. Он был высоким, стройным и красивым.  Они о чем-то говорили, а мы с восхищением разглядывали другую женщину, не похожую на строгую учительницу Альбину Федоровну. Эта семейная сцена нас покорила, с тех пор мы, хранители тайны, старались учиться только на «пятерки».

Прошли годы. Позади школа и институт. Работа на «Молнии» была интересной и увлекательной. Как-то для решения вопроса меня направили в другой отдел, к специалисту. Он в свою очередь посоветовал обратиться к человеку, сидевшему у окна: «Подойдите к Яблонскому!»
- А не тот ли он Яблонский, у которого жена – учительница?
- Тот, тот!
Я пыталась вспомнить того, молодого человека и не смогла. Увы! Но я вспомнила, то ощущение счастья, чужого счастья, которое испытала тогда, в детстве. Как давно это было!

Немцы в городе.

В 2003 году я отослала в районную газету «Октябрьское поле» небольшую заметку «Прогулки по Тушину», где среди прочего рассказывала и об обмене фантиками.  И неожиданно в редакцию пришли письма из Германии от отца и сына Хельмута и Карла Бройнингер.
Вот рассказ бывшего жителя поселка Хельмута Бройнингера:

«В 1946 году я работал инженером на государственном предприятии "Аскания" в Мюнхене. Нужно сказать, что в Германии найти работу квалифицированному специалисту было очень трудно. В Германии к этому времени обеспечение продуктами было очень плохое, многие были безработные.

Поэтому, когда в начале 1946 года под контролем советской администрации было пущено несколько крупных заводов, желающих устроиться туда, оказалось очень много. Мне сразу же повезло: я стал работать на "Аскании" инженером-электриком.
Ранним утром 22 октября 1946 года в дверь моей квартиры позвонили. Лейтенант, сотрудник МВД, сопровождаемый переводчиком и группой солдат, разбудил меня и зачитал приказ об немедленной отправке в СССР для продолжения работы, просил взять с собой членов семьи и любые вещи, которые они хотели вывезти.
Лейтенант сообщил, что мне и моей семье дается шесть часов на сборы для последующей отправки в Советский Союз.  Под охраной вечером того же дня, поезд с техническими специалистами отправился с берлинского вокзала. При погрузке в эшелон я увидел много знакомых лиц. Это были опытные инженеры с нашего предприятия, а также некоторые мои коллеги с заводов "Юнкерс" и "БМВ".
 
Большинство немецких ученых и инженеров согласились работать на СССР, но при одном условии: только не в Сибири.  Эту просьбу, доведенную Лаврентием Берия до Сталина, выполнили.
Через три недели мы приехали в какой-то поселок недалеко от Куйбышева. Специалистов из "Аскании" направили в ОКБ-3, где я и проработал до сентября 1950-го года, после чего вместе с семьей был переведен на один из московских заводов.

Две группы немецких Специалистов были после войны в Тушино:
1.Первая группа из приблизительно 45 специалистов, вместе с семьями всего около 150 человек, жила около Восточного моста. Место работы было близко.
Доставленная на завод №500 в 1946 году группа из Дессау под руководством Манфреда Герлаха должна была продолжить работы по 24-цилиндровому авиадизелю Jumo 224 (М-224) мощностью 4800 л.с.
В те годы с жильем в Тушино было очень тяжело. Заводчане жили в основном в бараках. Силами военнопленных в спешном порядке построили два двухэтажных дома в поселке Комсомольский. В доме №14, по улице 1-ая Комсомольская, в кв.20 жил сам Манфред Герлах.

2. Вторая группа немецких специалистов, к которой принадлежал я, прибыла в Тушино в августе 1951 года.
Нашем местом работы было КБ-1, в Москве около Сокола, дом 4 по Ленинградскому шоссе. Нас разместили, в обнесённом забором посёлке.  Раз в неделю немецкие женщины ездили покупать продукты в Елисеевский магазин на улице Горького. Им это позволялось поскольку у многих мужья занимали серьезные должности.
Платили здесь немецким специалистам щедро, почти как советским учёным: около 3,5-4 тыс. рублей, тогда как средняя зарплата была около 800 рублей.  При этом чёрный хлеб тогда стоил 1,5 рубля, а литр молока — 2,5 рубля. В посёлке в Тушине площадь домика на одну семью была 35 кв. метров, он состоял из двух комнат. Предоставлялся немцам ежегодный отпуск, проводить который можно было только в пределах СССР.

Вот воспоминания Карла, сына Хельмута Бройнигера:
 
 "Я, ребенок немецкого специалиста, жил с 1951 по 1955 год в Тушине в поселке примерно с 240 другими немцами.  В поселке насчитывалось около 100 домов, так называемых "немецких" - для 1 семьи и "финских" - для 2-х семей.
Поселок был окружен высоким забором и хорошо охранялся. Родители могли покидать поселок только в сопровождении надсмотрщика, даже во время прогулок по лесу или купания в канале.
Мне тогда было 7 лет и у меня, например, было задание каждый день покупать поблизости 2 л молока в деревне Захарково. Для этого я должен был проходить около 1 км, также и зимой при 30-градусном морозе. В поселке был клуб, магазин и школа-семилетка и здание комендатуры.
 В 1-м классе у нас были немецкий язык и арифметика. В моём классе было семь учеников. Учителя были русские, некоторые из них очень хорошо говорили по-немецки. В первых 4-х классах преподавание велось на немецком языке. Некоторые из более старших немецких детей учились в русской школе № 12, расположенной вне поселка.
В сентябре 1955 г. мы должны были переехать в Сухуми. Только в феврале 1958 г.  мы смогли вернуться в Федеративную Республику Германию».

О поселке немцев рассказ продолжает подруга  Тамара: «Моя мама работала в этом немецком поселке и иногда брала меня с собой, я была на территории этого поселения. Территория была хорошо ухожена, асфальтовые дорожки. Мне очень нравились их домики, на окнах были красивые занавески. У них убирались уборщицы. Их дети, кто постарше ходили учиться в 12 школу.
После того как немцы уехали, забор сломали, и мы ездили туда кататься на велосипедах, потому что там был асфальт, а наша улица Пионерская (Фабрициуса) была булыжная. А в клубе Дружба работала моя мама, иногда там показывали фильмы, мы ходили бесплатно, и я всегда проводила своих подруг. Зал был всегда полный, многие стояли».
Вот что вспомнила  Галина: «Когда немецкие инженеры уезжали на родину, то некоторые из них свои готовальни, из прекрасной полированной стали,  оставляли нашим конструкторам. Эти готовальни очень ценились среди наших инженеров».
 
Оказывается, были и такие немцы - немецкие специалисты, которые помогали нам во многих отраслях промышленности, в атомной, в оборонной, в авиационной, химической и др.

Игры моего детства.

У меня была игрушечная чайная посуда из дерева. В том наборе крышечка у зеленого чайника не снималась, а мне так хотелось, чтобы было все как у взрослых. Как я была счастлива, когда мне купили настоящий детский сервиз!

В то время девочки играли в целлулоидных голышей. Больших кукол обычно одевали в старые детские распашонки, ползунки и чепчики. Девочки постарше сами шили для кукол платья. Маленьких голышеков заворачивали в носовые платочки, как в одеяла.
На мой пятый день рождения мне подарили фарфоровую куклу. Голубые глазки с густыми ресницами открывались и закрывались. Нитяные волосы были заплетены в косы. Руки гнулись в локтях. Ноги гнулись в коленках. На ней было синее в мелкий горошек платье с длинными рукавами. На ногах, одетых в белые чулки, были маленькие туфельки. О такой кукле я и не мечтала!
Прошла неделя. Я играла в "детский сад", сложила кукол, мишек, зайцев на стул, а сверху положила мою красавицу. Она соскользнула на пол, и ее голова раскололась. Я невольно узнала, как устроены глазки. Стало так страшно, что этот страх я чувствую до сих пор. Трещина прошла через нежное лицо и обезобразило его. Горе мое было безгранично. Папа склеил кукле голову, но играть с такой куклой я больше не могла и положила ее на самое дно коробки, где хранились старые игрушки.

Перед каждым Новым годом герои детских телепередач учили малышей делать елочные украшения. У Буратино, Шустрика и Мямлика из скорлупы ореха получался кораблик, из яичной скорлупы - клоун, из куска ваты - зайчик. Детей учили делать гирлянды, цепочки и фонарики.
Мы с младшей сестрой с гордостью вешали свои игрушки на елку. Они висели рядом со стеклянными шарами и бусами. На елку мы обязательно вешали конфеты, печенье, а ближе к стволу - яблоки. Под елкой всегда стоял Дед Мороз.

После Нового года наступали каникулы. Я была дома и часто лакомилась конфетами с елки, а фантик от конфеты вешала обратно. Вечером после детского садика приходила сестренка и просила папу достать конфету, а там оказывался один фантик. Я ни разу не призналась в плутовстве.

Приходила весна, и все дети спешили во двор.   Детей во дворе всегда было много. Собак в то время никто не заводил, заводили детей.
Конечно, любимым занятием девочек было прыганье через веревочку. Две девочки крутили ее, а остальные прыгали через веревку определенное число раз. Если девочка сбивалась, то она становилась «крутящей». Иногда задание усложнялось, и прыгали по две девочки сразу, или надо было «влетать» не под веревкой, а над ней. Во дворе были свои чемпионки по «веревочке», среди них была Таня Филатова.
Другим занятием - были «классики». Здесь тоже были свои правила, которые оговаривались заранее. Например, бить с налета или нет. «Классики» были обыкновенные и фигурные. При этой игре подошвы сандалий снашивались буквально за считанные дни.

Когда надоедало прыгать, мы играли в «вышибалу». Мальчишки в эту игру играли с большим удовольствием. Перед игрой тоже договаривались, брать «свечи» или не брать, сколько мячей надо будет отыгрывать за команду.  Вместе с мальчишками мы играли в «прятки» и «казаки – разбойники».

А еще мы играли в «ножички» или в «города». На земле рисовался круг и делился на число участников. Затем по очереди каждый игрок бросал нож в землю соседа, отрезал ее часть и присоединял к своей. И так до тех пор, пока нож не упадет плашмя. Потом в борьбу вступает следующий игрок. Бороться надо было, стоя на своей земле. А если нога уже не умещалась, то это считалось проигрышем.

Часто мы играли в мяч об стенку, за что получали замечания от жителей первых этажей. Били мячом о стену из-за спины слева, из-за спины справа, спиной к стене, с хлопком, с прыжком, одной рукой, двумя руками. Вариантов было множество. Эту игру привезли дети из пионерского лагеря «Березка».
Младшие дети любили играть в «Съедобное – не съедобное». Малыши выстраивались в шеренгу. Ведущий кидал каждому мяч и называл предмет. Например, говорил – «Яблоко!», и мяч надо было ловить; говорил - «Облако!» и мяч ловить не надо. Правильный ответ давал право сделать шаг вперед. Первый, кто подходил к ведущему, сам становился ведущим.
Когда уже уставали играть в эту игру, ведущий, кидая мяч, говорил: «Стакан с молоком!». Чтобы ни сделал игрок, ответ был проигрышным. Если мяч ловили, он говорил, что стакан есть нельзя. Если мяч не ловили, он спрашивал: «А что, молоко разве не едят?». Все начинали возмущаться, и дети начинали другую игру.

Скажу по секрету, мы девочки еще играли в «секретики». Надо было взять красивый фантик и закопать его под стеклышком в укромном месте. Таких мест могло быть сколько угодно. Потом это место показываешь своим подружкам, а они показывают тебе свои «секреты». Каждый день надо было проверять свои тайнички. С подружками иногда происходили ссоры, и тогда свои «секреты» я находила разоренными. Приходилось делать новые «секреты». Но самый дорогой «секрет» получался из красивых осколков посуды с узорами, потому что он не боялся дождя.

Дом № 50 был последним, за ним тянулся пустырь, поросший травой с маленькими озерками.  Там в озерках жили шустрые тритоны и дафнии. Дафний мальчишки ловили для рыбок, а тритонов, чтобы нас, девчонок, попугать.
Уже начинался июнь, и начали распускаться одуванчики. Я предложила  подружкам  сплести венки из них. В белом платье с голубыми цветочками я присела на берегу одного озерка, а девочки принесли мне целый подол одуванчиков.
Быстро справившись с работой, я раздала всем по венку. Девочки примеряли венки из золотых одуванчиков, и выглядели, как солистки ансамбля «Березка».  Но тут Галя Тарсова вскликнула: «Наташа, что у тебя с платьем?». Все обернулись и стали смотреть на меня: по подолу платья расползались коричневые пятна – это белый, молочный сок из одуванчиков окрашивал юбку.   Как жалко было это платье с голубыми цветочками!

Зимы были снежными. Снег не вывозили за город, дворники сгребали снег на газон. Со временем из снега образовывались во дворе горы, с которых мы катались на санках и на лыжах.
После старого Нового года елки выбрасывали, а дети их вкапывали в снег. Во дворе из елок получался настоящий еловый лес, украшенный "дождем" и серпантином. После школы, после выполнения домашних заданий мы спешили во двор, где новогодние каникулы еще продолжались.

Уже в старших классах мы ходили через Захарковский аэродром кататься на лыжах в Алешкинский лес, на его овраги. В лес мы заходили там, где стройными рядами стояли молодые сосны, посаженные в начале прошлого века.  Иногда ходили через окружную дорогу на большие горы в Куркино. Тогда на МКАД было совсем мало машин, и я переходила её не снимая лыж, потому что были очень тугие крепления.

Когда  1966 году  соседке тете Вале дали квартиру, и мы получили ее комнату. Эту комнату отдали нам с сестрой. Мы были счастливы. Родители купили по такому случаю радиолу "Ригонда" на длинных ножках. К этому времени на Апрелевском заводе грампластинок была организована фирма "Мелодия", выпускающая пластинки на 33 об/мин., уже появились гибкие пластинки, и выходил журнал "Кругозор" с музыкальными страницами.
Это было время расцвета бардовской песни, "Устных журналов", покорения Космоса, строительства новых городов и БАМа. Это было время прощания с детством.

Школа №12

В первый класс я пошла в школу №12. Из нашего подъезда четырехэтажного дома первоклассниками кроме меня стали ещё четверо. Наш первый класс был на первом этаже. Помню, как первого сентября, после линейки мы сели за парты, а родители заглядывали в окна и старались увидеть своих детей.

Парты в то время были деревянные настоящие, покрашенные в черный цвет.  Парты были разные: впереди стояли маленькие, для маленьких детишек, а у стенки стояли парты для высоких детей. Столешница у парты располагалась под уклоном, что не давало сутулиться ученикам. На каждой парте была встроена чернильница. Мальчишки туда клали мух, или маленькие кусочки ваты, отчего на тетради при письме получались кляксы. А писали тогда сначала карандашами, а потом простыми перышками, и они поскрипывали от нашего усердия.

Когда я училась в первом классе, елку в школе устанавливали на втором этаже, в зале. С нашими вожатыми мы подготовили новогоднюю сказку. Я была - Метелицей.  Мама мне сшила из марли красивое длинное платье с нижней юбкой. К платью она пришила много звездочек из чайной обертки, а к воротнику пришила "дождик". Папа помогал делать корону. Сначала ее обклеили ватой, а потом украсили мелкими осколками елочной игрушки. По тому времени - костюм был очень хорошим.

В первом классе после Нового года нас повели в  детскую библиотеку, что на улице Сходненская, дом №13.  Я выбрала книжку с очень красивой обложкой. Сама обложка – желтая, а на картинке – под большой яблоней с красными яблоками сидит на ослике мальчик. Пришла домой, открыла книжку, а там буквы мелкие-мелкие, и ни одной картинки. Я даже не дочитала ее до конца.  В назначенный день, я не пошла в библиотеку. А когда пришла, то строгая библиотекарша в очках, меня отругала за то, что поздно вернула книгу. Тогда я вообще перестала ходить в библиотеку и читать книги.


Однажды на уроке меня пересадили к Свете Усковой.  На парте лежали ее тетради.  Буквы имени и фамилии были написаны разными цветными карандашами. Я почему-то подумала, что ее фамилия Гускова, а буква «Г» написана желтым карандашом, поэтому ее и не видно. Я взяла ручку и на всех ее тетрадях во время урока   дописала букву «Г».

Света стала возмущаться, я ей стала объяснять, что первую букву не видно.  Все стали на нас оглядываться. Тогда учитель вызвал меня к доске и поставил в угол, чтобы не мешала ребятам учиться. В углу я простояла до конца урока.
 

В младших классах я была санитаркой. У меня белая повязка с крестом и белая сумка с крестом. В сумке - бинты и вата. Мама каждую неделю стирала повязку и сумку, потом синила и крахмалила.
Как-то на уроке Лиле Волковой стало плохо, и ее отпустили домой. Я, как санитарка, провожала ее до барака на Новопоселковой улице. Деревянный барак по самые окна врос в землю. Я даже побоялась войти внутрь. Потом, когда она переехала в новый дом на улицу Нелидовская, мы взяли тимуровское шефство над ее дедушкой.
Однажды мы пришли его проведать, и он угостил наше звено жареной картошкой. Мы сидели за круглым столом и вилками ели хрустящие ломтики прямо со сковороды. Такой вкусной картошки я больше никогда не ела.

Напротив нашей школы находился детский сад-санаторий.  Оказывается, что детей там  в дневной сон укладывали спать на открытой террасе в спальных мешках, даже зимой. Нам иногда доверяли дежурство во время сна. К праздникам мы устраивали шефские концерты в этом садике.
Мне было 8 лет. Однажды мама на кухне стирала белье. На стене висел радиоприёмник и что-то бормотал. Вдруг объявили передачу «Запомните песню». Мама бросила стирку и срочно стала искать бумагу и карандаш. Сначала по радио продиктовали слова, потом стали проигрывать мелодию разными инструментами. Мама записала слова и стала пробовать петь:
                Не забывай, что после вьюги
                Опять в дома приходит май.
                Не забывай, не забывай своей подруги,
                Своих друзей, своих друзей не забывай!

Такие же передачи были и для детей. Помню, как разучивали песню:

                Скворечник во дворике школы
                Приладил с товарищем я.
                Летите к нам стайкой веселой
                Крылатые наши друзья…

В то время мы на уроке пения разучивали песню: «Жили у бабуси». Мне она не нравилась. На перемене я подошла к Николаю Емельяновичу и предложила разучивать услышанную мной песню. Он попросил песню спеть.
 Я спела, я очень старалась. Учитель меня внимательно выслушал и сказал, что эта песня очень сложная для класса. На уроке мы снова пели: «Жили у бабуси два веселых гуся».

Наш класс собирал семечки от яблок и груш. Наш учитель Николай Емельянович рассказал о песчаных ветрах в пустынях, о жаре и нехватке воды.  Мы отчаянно верили, что семечки от фруктов превратят пустыню в цветущий сад.

Когда мы переехали, моей сестренке был один год. Она подросла, и мама должна выходить на работу. Стали устраивать сестру Лену в садик, но места в садике не было. Мама рассказала об этом моему учителю Николаю Емельяновичу. Они разработали план. По этому плану мама должна была выходить на работу, а с сестрой должна была сидеть я. Так и сделали. Я стала пропускать школу. Николай Емельянович доложил в РОНО  о причине отсутствия ученицы, и через две недели маме вручили путевку в садик. Я была прилежной и старательной, поэтому быстро догнала по программе класс… 

В 5-м классе нас водили в аэроклуб на экскурсию.  Я помню, нам показывали учебные макеты кабин самолетов, и мальчишкам разрешили там посидеть и потрогать разные ручки и кнопки. Нам девочкам почему-то этого не предложили, а мне тоже хотелось почувствовать себя отважной летчицей.

В шестом классе мы помогали 363 Отделению связи в разноске газеты "Вечерняя Москва". В назначенный день и час мне вручили газеты на дома №20 и №21 по Нелидовской улице. Я быстро разложила газеты по ящикам в доме №21. Рядом был второй дом. Бросив последнюю газету, я даже себя похвалила: «Как быстро я управилась!» и уже собралась идти домой, но тут заметила на доме цифры 23.  Мне же надо было положить газеты в почтовые ящики дома №20. Только теперь я вспомнила, что на одной стороне улицы стоят дома с четными номерами, а на другой – с нечетными.
Ужас охватил меня. Мне бы убежать домой, но я пошла к почтальону, доверившему мне газеты, но его не было. Я стояла у двери и не знала к кому обратиться. «Девочка, что тебе надо?» – спросила меня пожилая женщина. Люди на почте оказались добрыми, подсказали, что надо делать. Я пошла по квартирам дома №23, в чьи ящики положила газеты, собрала их почти  все, а потом разнесла по дому №20.
 Домой я вернулась очень поздно.

Детей  в школе было так много, что учились в две смены.  А Тушино разрасталось, детей становилось все больше, и пришлось достраивать левое крыло школы. Был у нас стадион и спортивные площадки. 
На пришкольном участке у нас был и сад, и огород. В саду росли яблони, крыжовник, черная и красная смородина. На огороде сажали рожь, овес, пшеницу, морковь, свеклу и другие культуры.   Каждую весну у нас была производственная практика – наш класс вскапывал клумбы и сажал цветы вокруг школы. Рассаду мы брали на базе Зеленхоза, что находилась на Цветочном поезде. Все лето и осень школа утопала в цветах. Осенью, на уроки биологии мы приносили цветы с газонов и изучали пестики с тычинками.
Наша школа всегда участвовала в сентябре в районной сельскохозяйственной выставке. Одна из выставок проходила в неоткрытом еще магазине на улице Свобода. Помню, как на трамвае мы везли туда букеты цветов, корзины с овощами, снопы пшеницы и ржи. На месте сада, огорода и кустов смородины теперь стоит новый корпус Милицейского колледжа.
 
Однажды в школе организовывали выставку детских работ. Все приносили свои поделки. Володя Дубов  принес вышитое панно: на черном фоне - яркий букет цветов. Панно было такое красивое, что я не запомнила не только другие работы, но и свою. А жил Володя в одном из трех розовых двухэтажных домов по улице Сходненской. Сейчас на месте тех домов стоит дом с магазином "Перекрёсток" и множеством других магазинчиков.

Мы ходили в школу со стороны поселка. Вдоль дороги были вырыты дренажные канавы. Они всегда были полны воды. С первыми заморозками вода замерзала. Эти канавы всю зиму были покрыты льдом, и мы катились по льду до школы за считанные минуты.
Справа от входа школы находилась библиотека, а слева - медкабинет, напротив - пионерская комната, где хранились знамя, барабан и горн. В этой комнате мы готовились к первомайской демонстрации: к веточкам привязывали цветы, которые делали из цветной бумаги.

С цветами и флагами колонна нашей школы шла сначала по Сходненской улице, потом по берегу деривационного канала, а затем по  Вишневой, а потом шла по центральной улице города, по улице Свободы,  мимо трибуны перед клумбой на улице Мещерякова. Играла музыка, с трибуны руководители города кричали лозунги, светило солнце и к небу летели воздушные шары!
Нас водили в музеи и театры.  Несколько раз наш класс был в «Большом» театре. Конечно, наши места были на балконах, из-за колонн многое не увидеть, ну, сидели на ступеньках, но зато слушали настоящий оркестр и великих певцов.

Все мы старались хорошо учиться, чтобы нас приняли в пионеры.
После болезни я пришла в школу.  Все обрадовались, а учитель и говорит: «Хорошо, что ты пришла, а то мы собирались тебя навестить, и купить один килограмм сливочного масла. Оно слабым детям очень полезно», - а потом добавил: «Завтра тебя будут принимать в пионеры. Не забудь обещание выучить, надеть белый фартук и взять галстук!»
 Фартук надо было только погладить, торжественное обещание я давно уже выучила. До сих пор помню слова Торжественного обещания пионеров. Да и как можно забыть, когда его печатали на последней обложки каждой тетради в линейку. А на тетради в клетку печатали таблицу умножения, и всегда ее можно было подсмотреть. Где же взять галстук?
Мама пришла с работы, я ей все рассказала.  Она решила сама сшить галстук из красного сатина.
  - Нет!  Надо галстук из магазина!  -  заплакала я.
 А магазинов таких, близко не было.  Надо было ехать в Центральный детский мир, а уже поздно. Помню, как ходила по подъезду и просила у старших школьников  галстук на один день. Кто одолжил, сейчас уже не помню.
Мне повязали галстук в Торжественном зале Музея Ленина.

                Вот на груди алый галстук расцвел.
                Юность бушует, как вешние воды.
                Скоро мы будем вступать в комсомол –
                Так продолжаются школьные годы.

 
В школе не было актового зала, поэтому все слеты проходили в холле второго этажа. У окна, рядом с кабинетом директора стоял старый рояль. Иногда, учась во вторую смену, мы слушали в классе объяснения учителей под звуки песен. Это репетировал в холле школьный хор.
 Одно время, по вечерам в холле проходили уроки бальных танцев. Разучивали падеспань, падекатр, польку и еще какую-то чушь. На занятия ходили одни девочки, было очень скучно, и все это быстро закончилось.

На праздники вся пионерская дружина выстраивалась в холле второго этажа на торжественную линейку. Председатели совета отряда по очереди четко отдавали рапорт председателю совета дружины, он в свою очередь отдавал рапорт директору школы. Директор говорил свои правильные и нужные слова.
 Здесь проходили наши встречи с героями войны, с писателями, поэтами и студентами из африканских стран, которые только что "сбросили оковы империализма». На одной из встреч мне даже поручили повязать красный галстук студенту из Нигерии.

В слесарных мастерских мы старательно выпиливали крючки, петли, номерки для гардероба, и даже напильником обтачивали заготовки, чтобы получились молотки. Мы весело всей школой собирали металлолом и макулатуру, увеличивая объемы стали в стране и сохраняя гектары леса.
 Домоводство в нашем классе вела Тамара Ипполитовна.  Если бы не ее уроки, я бы не научилась шить, и не просто шить, а получать от шитья удовольствие. На уроках она учила делать выкройки, правильно кроить материал, выбирать последовательность шитья. Мы на уроках сшили сначала фартук, потом юбку, блузу, платье. Я сшила голубое в белую полоску платье, как у Людмилы Гурченко в фильме «Укрощение велосипедов». У девочек при шитье были разные фасоны, разные материалы, разные способности, но к концу четверти у всех были готовые работы. Это заслуга Тамары Ипполитовны.

Юлия Филипповна у нас преподавала географию. Она часто говорила:
 - Все смотрите на меня! Не отвлекайтесь! Смотрим на меня!
 Она вела урок. Потом внезапно останавливалась и спрашивала нас:
 - Что вы так на меня смотрите? Что, что-нибудь не так? Прическа? Одежда?
- Нет! Нет!  Все хорошо! Просто мы внимательно Вас слушаем!

С большой нежностью я вспоминаю учительницу по математике Валентину Ефимовну. Это она привила мне любовь к точным наукам. Она жила где-то в доме на Сходненском проезде.

Учительница по биологии, с которой мы возили наш школьный урожай на выставку (к сожалению, не помню ее имени) нам говорила, что учиться надо не для оценок, а для знаний.  Ведь оценка очень субъективна. Очень часто отличники сдают вступительные экзамены в институты с тройками, а троечники становятся крупными учеными и директорами предприятий.

 Учительница по истории Нина Ивановна старалась делать все, чтобы мы полюбили ее предмет. Я помню, как она объясняла образование городов. На доске она приклеивала пластилином человечков, у которых были излишки чего-нибудь. Потом она рисовала от них дорожки, которые шли в одно место. В этом месте можно было обменяться излишками. Это место и становилось городом. В последствии Нина Ивановна дала мне рекомендацию для вступления в ВЛКСМ.

Нас принимают в комсомол. Прежде надо выучить Устав Коммунистического Союза Молодежи и получить две рекомендации: от совета дружины и от члена КПСС. Самое тяжелое – это пройти совет дружины.
Здесь тебя могли спросить все: устав, ордена комсомола, за что они получены, международное положение, съезды и пленумы партии, лидеров международных компартий, программу компартии СССР,  твои общественные нагрузки  и т.д.
 
Итак, нас приняли в комсомол!  Сегодня мы едем получать комсомольские билеты в райком комсомола на Красной Пресне. Нас проводят в большой зал и усаживают вдоль стены. У другой стены за большим столом сидят члены бюро ВЛКСМ. Они всем по очереди задают вопросы: «Как учишься? Как помогаешь дома? Почему вступаешь в ряды ВЛКСМ?  Кем хочешь быть?»  Все по очереди встают, отвечают на вопросы, и им вручают комсомольские билеты.   
Один билет остался лежать на столе. Чей это билет?  Члены бюро открывают билет и читают. 
  - Почему Тани нет? Разве могут быть дела важнее получения билета ВЛКСМ?
 Возникла пауза, все растерялись.  Кто-то сказал нерешительно: «Да она заболела». И сразу все подхватили: «Заболела, заболела! Она лежит в постели! У нее высокая температура! Это наша самая лучшая ученица!»

Члены бюро стали совещаться. Встал пожилой мужчина, почетный член ВЛКСМ и сказал: «Такой замечательной девушке надо обязательно вручить билет. Пусть и у нее сегодня будет праздник. Проводите меня к вашей Тане!»

Такого поворота событий мы не ожидали. Что делать?  Решаем разбиться на две группы: одна поедет быстрее и предупредит Таню, а другая группа поедет с дедушкой, с почетным членом ВЛКСМ.

Наша вторая группа медленно идет по парку, беседуя с ветераном комсомола. 
Подъезжаем к метро Сокол, чтобы сделать пересадку на наш трамвай № 6, и видим, что вся первая группа покупает мороженое. Мы им машем руками, чтобы они уезжали быстрее. Как назло, нет трамвая. Наконец, они уехали.  Мы, чтобы потянуть время, тоже идем покупать мороженое и булочки.

Вот мы  приехали на Новопоселковую улицу, выходим из трамвая и замечаем Сашу, который выглядывает из-за угла. Поднимаемся на этаж, звоним в дверь. 
В квартире пахнет мылом и содой, значит, здесь день большой стирки.    Таня бледная лежит в кровати.   Дедушка присел около нее, стал расспрашивать, а мы боялись, что одеяло сползет, и все увидят ее фартук или тапочки.

Потом почетный член ВЛКСМ вручил Тане комсомольский билет и уехал в свой райком.

Так началась моя комсомольская юность. Этот поступок тяжелым камнем лежит на моей совести, мне за него очень стыдно.




Школу №114 построили позднее в 1962 году, и часть детей из школ №6 и №12 перевели в новую школу. Но строители не успели сдать ее к первому сентября, и поэтому наш 8 класс школы №12 почти два месяца учился в помещении школы №6 на улице Фабрициуса в третью смену с 15:00 до 18:00 часов. Хорошее это было время. Родители приходили с работы, а мы только шли в школу.
 И хотя выпускала в жизнь меня школа №114, я никогда не забуду первые уроки дружбы, поддержки, первых друзей и учителей моей любимой школы №12!

Тушинские магазины

 Наш дом № 46 по Сходненской улице был такой же красивый, как и соседние дома.  Дом №44 по Сходненской улице уже тогда имел во дворе подземный гараж, а на первом этаже размещались почтовое отделение № 363 с телеграфом, переговорный пункт и аптека.
Аптека была удивительная: двойные резные двери, прилавки, кассы и аптекарские шкафы сделаны были из дерева темно-вишневого цвета, покрытого лаком. Старые кассовые аппараты издавали какую-то мелодию, когда пробивался чек.  Не хватало только перезвона колокольчика на входной двери.
 А рядом стояла палатка «Мороженое» с большим ассортиментом сладостей. Было и «Эскимо» по11 копеек, и «Ленинградское» по 22 копейки, и «Крем-брюле», брикетик с вафлями с двух сторон по 15 копеек, но мы любили «Фруктовое» в бумажном стаканчике по 7 копеек.

В доме №48 размещались детские ясли и садик.  Раньше, часть нашего двора занимали площадки для прогулок детей этого садика. Потом построили дом №50.  Этот дом был последним на улице. За  этим домом стояли дома  деревни Захарково. В деревню я ходила к крестьянке за молоком для сестры.

 Но когда немецкие специалисты уехали работать в Сухуми, и забор снесли, то оказалось, что в поселке был клуб, школа и магазин, который мы стали называть «немецким магазином». Там продавали продукты. Помню кондитерский отдел со стеклянными шарами на ножках, с белой пастилой, с розовой пастилой, с бело-розовым зефиром, с конфетами «цветной горошек, и «подушечками» разных сортов. А молоко стали привозить в больших бидонах, и покупателям разливали его большой кружкой с длинной ручкой.

Был ещё магазин, он располагался в доме №24 на Сходненской улице, среди двухэтажных желтых красивых домов. Он был «дежурным», и работал до 22 часов. Напротив магазина стояла овощная палатка, а справа и слева стояли бочки с молоком и квасом.
Там в хлебном отделе хлеб продавали на вес: продавец мог тебе предложить большой кусок и еще пару маленьких.  Когда покупали хлеб у старых и опытных продавцов, то довесков не было. Однажды, мама покупала хлеб, думая о чем-то своем, она подошла к прилавку и попросила: «Одним куском, пожалуйста». А когда ей отрезали хлеб одним куском, она попросила: «Порежьте, пожалуйста!»   
Мы же дети любили, чтобы были довески (в то время и белый и черный хлеб был очень вкусный с тоненькой хрустящей корочкой), потому что в дороге домой можно было их съесть.
На второй этаж магазина вела лестница с широкими перилами. Многие дети любили ходить в этот магазин с родителями, потому что им разрешали прокатиться на перилах, как с горки.    
В мои детские годы пирожные продавали только в центральных магазинах Москвы. Торт покупать к праздникам надо было заранее. В канун праздника за тортами выстраивались большие очереди. А тортов всего и было то: Бисквитный, Абрикотин, Слоеный и Ленинградский.  "Сюрпризом" назывался первый вафельный торт. Продавался он в коробке желтого цвета, весил - один килограмм и стоил 2 рубля 20 копеек.

Позднее на первом этаже дома №50 по Сходненской улице открыли «Гастроном». В магазине в то время на молоко и яйца были зимние и летние цены. Например, зимой разливное молоко стоило 28 копеек за литр, а летом – 22 копейки. Колбаса вареная стоила от 2.20 (столовая) до 2.90 (любительская). Самым дешевым был «Хлебец» по 1. 90 за килограмм. Селедка была по цене 1.40, а котлеты – 6 копеек штука.  Однажды на витрине рядом со сливочным маслом я увидела банку с черной икрой по цене 19.00.  рублей за килограмм.
В магазине   продукты размещались по отделам, в каждом отделе – свой продавец. Сначала надо было пробить чек в кассе, а потом уже с чеком стоять в очереди к продавцу. Иногда бывало и наоборот: сначала тебе взвешивали, например, курицу, говорили цену, и потом ты шла к кассе, произнося заветные цифры, а потом уже без очереди подходила за курицей.
 Да, и самое главное, у всех магазинов был обеденный перерыв с 13:00, до 14:00.
 Тогда сметана была только развесная, и её взвешивали в принесенную тару, например в пол-литровую стеклянную банку. Однажды меня послали за ней в магазин, да ещё попросили купить хлеб. Прихожу домой, а дверь никто не открывает, никого нет дома. Тогда я уселась на подоконник между этажами, оторвала кусочек булки с гребешком за 7 копеек, открыла банку и стала есть сметану.  Такой вкусной сметаны я не ела в последующей жизни!

Ещё помню, как ходила за квашеной капустой и солёными огурцами. Капуста была разных сортов: простая с морковью, с клюквой, с виноградом, с яблоками.  А солёные огурцы клала в бидон, и я просила налить в него рассол.
Колбасу, сосиски и масло вешали в бумагу. Рассказывают, что в каком-то магазине на улице Горького в год уходило 1,5 тонны бумаги по цене продуктов.
Рядом с железнодорожной веткой   стоит дом №36 – на углу улицы Фабрициуса. В этом доме на первом этаже   был магазин промышленных товаров. Отдел «Игрушек» был прямо у входа, отдел «Верхней одежды» - в торце здания.
 
Хорошо помню, что зимой 1962/1963 года были модными пальто с воротниками из белого искусственного меха и женские белые чешские ботиночки. А в школу мы ходили не с портфелями, а с папками.
Весной появились первые плащи «Болонья».  Плащ достать было очень трудно. Его доставали через магазин «Березка», или дежурили сутками в ГУМе,  или покупали  у спекулянтов   с большой переплатой.  Таня Кирова гордо, с высоко поднятой головой ходила в плаще до самой зимы.  Ей завидовал весь класс.
Это будет потом, а сейчас – я продолжаю свой рассказ.

У Западного моста стояло одноэтажное здание. Ближе к каналу находился там овощной магазин.  Рядом с овощным магазином, в центре находилось «Ателье», а   справа был вход в книжный магазин. Там продавали учебники, с которыми никаких проблем не было. Проблемы были с контурными картами – приходилось ими делиться. А когда родители их   доставали, в школе проходили другие темы, и карты были уже не нужны.
 А сейчас в доме у Западного моста стала работать обычная химчистка, химчистка - самообслуживания и прачечная - самообслуживания.
Был ещё один магазин, который назывался «У летчиков», но туда родители нас одних не пускали. Он и сейчас там стоит, на пересечении улицы Свободы и Лодочной.

Городской транспорт

Когда мы переехали в Тушино, добраться из Москвы до дома можно было только на автобусе №62. Это самый старый маршрут. Этот автобус ходил от Управления аэродрома Полярной авиации, по Сходненской улице, дальше между двумя территориями завода №500, через железнодорожный переезд, по Волоколамскому шоссе до метро Сокол.
Если вы пройдете по Химкинскому бульвару, то заметите, что его пересекает проезд, украшенный  высокими тополями, – это остаток дороги, что вела к Управлению аэродрома.
На автобусе №62 мама ездила в заводскую поликлинику.   А   папа на автобусе ездил на работу к метро Сокол. Правда, папа все время жаловался, что приходилось долго стоять на железнодорожном переезде.
Трамвай №6 ходил только до Восточного моста, а дальше до Гражданской улицы (теперь Нелидовская), ходили пешком. Поэтому, когда трамвайные пути пролегли по Сходненской улице, папа стал пользоваться трамваем.
 
Трамваи в то время были деревянными, темно-вишневого цвета, с прицепом. Тогда у задней двери сидела кондукторша. Через заднюю дверь все входили, а выходили через переднюю. Это было правило для всех. Через переднюю дверь входили только инвалиды и женщины с малыми детьми. Поэтому кондукторша не металась по вагону, а чинно сидела на своем месте, грозно покрикивая; «Кто не передал за проезд?» Конечная остановка была у метро Сокол, у церкви. Интересно было наблюдать, как ветхие старушки еле ползли со службы, но увидев трамвай, засовывали свои клюшки подмышки и наперегонки бежали к вагону и старались занять сидячие места.
Над стеклом водителя (вагоновожатого, как тогда говорили) крепились три лампочки: одна наверху, и две внизу. У разных маршрутов была разная комбинация цветов этих лампочек. У маршрута № 6 правая нижняя лампочка была красной, остальные – желтые. У маршрута № 23 красная лампочка горела сверху, а нижние лампочки – были желтыми.  В любую погоду, издалека можно было определить бежать ли на остановку, или можно идти не спеша. 
На поворотах трамвая колеса страшно грохотали. Зимой, в большие морозы за полчаса, а то за сорок минут, (время проезда от метро Сокол до Нелидовской улицы), можно было отморозить нос и щеки. Окна были покрыты толстым слоем инея, и чтобы увидеть улицу, надо было подышать на стекло.  Дети прикладывали ладошки к стеклу, и они отпечатывались четко. Как только услышишь, что трамвай переезжает железнодорожные пути – остановка «улица Фабрициуса» - значит, скоро твой дом.
У остановки трамвая «улица Фабрициуса»  стоял до недавнего времени  зеленый домик, где раньше находился путейский рабочий и перекрывал шлагбаумом дорогу, когда по ветке проходил состав к Тушинскому Машиностроительному Заводу. Потом установили светофор.  А вот сегодня нет ни светофора, ни рельсов, ни самого завода, а теперь и зеленого домика.

Потом трамвайные пути маршрута № 6 продлили до Братцева.  Только в 1968 году появились теплые чешские трамваи.  В зиму 1978 года стояли сильные мороза, и краска на чешских трамваях слезала словно стружка. Тогда уже кондукторов не было. Чтобы оплатить проезд надо было опустить монетку в ящик и самому оторвать билет.
На билете пропечатывался номер из шести цифр, и если сумма первых трёх равнялась сумме последних трёх, то этот был счастливый билет, и чтобы счастье произошло надо билет съесть.

Когда в 1965 – 1968 годах стали застраивать аэродром Полярной авиации, то пустили два новых автобусных маршрута №102 и №160 до метро «Аэропорт». А с Речного вокзала стал ходить автобус №199. Их конечная остановка была на пересечении проезда Донелайтиса и улицы Фабрициуса.  Туда же перенесли и конечную остановку маршрута №62. 
В часы «пик»  в автобусы,  в трамвай на остановке «Нелидовская» было трудно войти.  Двери автобусов часто даже не открывались. Наверное, поэтому рабочие с ТМЗ и с «Красного Октября» были вынуждены ходить на работу пешком. Бывали дни, когда по улице Сходненской на работу шло столько людей, что шествие напоминало праздничную демонстрацию.
Огромным счастьем для жителей Тушина было открытие в 1975 году станции метро «Сходненская», присутствие которой в наши дни мы считаем делом обыденным.

Тушино растет, прирастает новыми районами, вводятся новые автобусные маршруты, но, старый трамвайный маршрут  №6 и старый автобус № 62, кажется, будут существовать вечно, хотя трассы маршрутов постоянно меняются.

Дом, в котором мы жили, был построен рядом с деревней Захарково. Что сейчас осталось от этой деревни? Название пристани - «Захарково», остановка «Захарково». То же случилось с деревнями Алёшкино и Петрово.

Аэродром Полярной авиации застроен, постепенно «хрущёвки» сносят и строят дома по новым проектам. Ах, как над летным полем пели жаворонки! 
От аэродрома сохранилась дубовая роща на Аэродромной улице, в которой размещался радиомаяк. С радиомаяка на аэродром можно было пройти через проходную. Около нее рос дуб. Аэродрома уже давно нет, проходной тоже нет, а дуб и сейчас растет на бульваре Яна Райниса напротив двухэтажного здания, где находится «Пятёрочка».
               
В дни моего детства по летному полю аэродрома Полярной авиации  зимой  на лыжах мы ходили в Алешкинский лес. Однажды идем на лыжах с папой по аэродрому. Тут самолет стал взлетать, а может и садиться, не знаю. Самолет летел низко-низко. Я от страха упала в снег. Папа оглянулся: «Ну что ж ты на ровном месте падаешь?». Я отряхнулась и поспешила за ним.
А каждой весной в мае мы ходили по лётному полю в лес за черемухой. Алешкинским лес называется по имени деревни Алешкино.  Деревня располагалась на двух берегах Бутаковского залива. Их соединяла лодочная переправа. От деревни Алешкино до деревни Захарково вдоль водохранилища тянулся яблоневый сад. На месте сада сейчас располагается парк «Северное Тушино». Там можно увидеть реликтовые яблони, которые еще плодоносят.   


Сегодня Тушино самый красивый район. В нашем районе   даже улицы названы ласково и трогательно: Вишнёвая, Планерная, Аэродромная. Так как наш район находится на берегу Химкинского водохранилища, то многие названия улиц связаны с водой: Химкинский бульвар, Парусный проезд, Штурвальная и Лодочная улицы, проезд Досфлота, Малая и Большая набережные.  Нам повезло с реками, лесами и лугами. Даже названия улиц зовут на прогулку, на природу: Походный проезд, Туристская улица, Светлогорский проезд.
Парк «Северное Тушино», дубовая роща «Маяк», бульвары, множество скверов, газонов с клумбами, широкие улицы, красивые дома, и замечательные люди.

                Моё Тушино молодеет, я этому очень рада!